Верность джиннии

Свиток восемнадцатый

Наконец слуга проводил гостей в их покои. Шагая по тихим темным коридорам, Мехмет понял, что почти все в доме уже спят. В его комнате сидел Сантос Ферра, делавший вид, что явился на зов хозяина. Аякс, заглянув в свою комнату, вернулся к ним.

— Дверь в дальней стене, — прошептал Ферра, — ведет во внешний двор.

Мехмет и Странник, кивнув, вышли. Нужно было оценить высоту стен и проверить, насколько легко можно перебраться на другую сторону. Когда же они вернулись, Марджана уже ждала их.

Глаза девушки сияли. Без слов было ясно, что она видела Кариму. И что новости — лучше некуда. Ферра расплылся в широкой улыбке.

— Сеньора здорова?

— Да, — улыбнулась Марджана. — Ей не терпится поскорее вернуться домой.

Понизив голос, чтобы ничьи любопытные уши их не подслушали, Марджана рассказала о встрече.

— Тогда все идет по плану, — кивнул Мехмет. — Сантос, в конюшнях все готово?

— Да. Порох ждет тебя, Аякс. А я буду спать вместе с лошадьми, пока не настанет время их кормить…

— Кажется, Кемал нас не подозревает, — проговорил Аякс. — Хозяин так увлечен своим новым приобретением, что забыл об осторожности.

— Ну что ж, в этот раз мушкеты будут на нашей стороне. За дело.

Когда за «стражами» закрылась дверь, Мехмет шагнул к Марджане. Они впервые остались наедине с той ночи, когда так жестоко поссорились. Должно быть, девушка ничуть не смягчилась — лицо мгновенно стало холодным и замкнутым.

— Я счастлив, что ханым Карима здорова, — пробормотал шейх в наставшей тишине.

— Я тоже. Скорее бы закончилась эта ночь.

И, словно ей не терпелось поскорее избавиться от Мехмета, девушка шагнула к выходу.

— Тебе пока нельзя уходить.

Марджана замерла, но не обернулась.

— Почему это?

— Потому что это может возбудить подозрения Кемала. Если мы хотим довести игру до конца, ты должна пробыть со мной несколько часов. Он считает, что я пожелал насладиться своей наложницей, а на это нужно время.

Марджана расправила плечи, выпрямилась и сухо уронила:

— Хорошо. Я остаюсь.

Не глядя на Мехмета, она принялась мерить комнату шагами. Время от времени до него доносился звон изысканных украшений на ее шее и запястьях.

Мехмет подошел к низкому столику и налил себе чашу инжирной водки.

— Я хотел бы также, чтобы ты держалась поближе ко мне… Не ради меня, ради тебя же самой, — небрежно добавил он. — Слишком похотливо поглядывал на тебя Кемал. Я боюсь, что он вполне может воспользоваться правом хозяина и потребовать наложницу к себе.

Марджана остановилась и бросила на него подозрительный взгляд.

— Нужно отдать должное Кемалу, он отлично разбирается в женщинах и у него прекрасный вкус, — добавил Мехмет.

— Мне ни к чему твои пустые похвалы.

— О нет, они вовсе не пустые, моя прелестная ведьмочка. Твою таинственную притягательность способен по достоинству оценить любой здоровый мужчина с горячей кровью. Поверь мне, Кемал хочет тебя.

Марджана презрительно качнула головой. Но Мехмет хорошо помнил, какие взгляды бросал на девушку глава племени. Жажда обладания терзала его: первобытный мужской инстинкт, побуждающий самца драться за самку, безумная потребность поставить на ней свое тавро.

— Я еще не успел извиниться за прошлую ночь, — выдавил он наконец.

Она уничтожила его взглядом.

— Значит, ты признаешь, что был не прав, когда просил меня предать свою подругу?

— Вряд ли такой уж грех — волноваться за тебя.

— Грех, когда при этом приходится жертвовать своими принципами, — заявила Марджана.

Мехмет сдержал невольную улыбку.

— Верно. Чем же я могу загладить свою вину? Как до биться, чтобы ты меня простила?

— Я дождусь, когда Кара будет свободной, — отрезала она. — И когда ты раскаешься.

На самом деле он раскаивался, а вот она вовсе не собиралась сменить гнев на милость.

— Ты будешь всю ночь бегать по комнате?

— Да. Вряд ли я смогу уснуть.

— Кто говорит о сне? Я знаю куда более приятный способ провести время, — заверил он, многозначительно поглядывая на низкое ложе, накрытое шелковыми покрывалами и яркими подушками.

— Ты это серьезно? — язвительно осведомилась Марджана.

— Конечно. Ждать придется долго. А мои ласки отвлекут тебя.

— Уверяю, я не нуждаюсь в развлечениях.

— Возможно, нуждаюсь я.

— В данный момент твои желания меня совершенно не интересуют.

Мехмет ответил дразнящей улыбкой.

— Но я твой господин и повелитель. Или ты забыла? Тебя привели сюда, чтобы ублажать меня. Думаю, прежде всего ты должна меня раздеть.

Марджана ответила презрительным взглядом.

— Ты вполне способен раздеться сам.

— Но это будет далеко не так приятно.

В ее глазах полыхнуло пламя. Мехмет вспомнил, как Кемал сказал, что предпочитает пылких любовниц. Теперь, когда ее глаза буквально метали искры, он ощутил, как растет его желание и тяжелеют чресла. Однако Марджана, отказываясь поддаться на его уловки, подошла к окну, открыла ставню и выглянула в темный двор.

Ее пренебрежение было откровенным вызовом. Теперь не желание, а настоящее вожделение охватило Мехмета. Он хотел ее. Хотел затеряться в ее неистовой сладости, во вкусе и запахе, в ощущении ее кожи. Хотел ласкать, вонзаться, соединяться с ней… Хотел удостовериться, что она жива и в безопасности. Надеялся, их слияние позволит ему ненадолго забыть, что эта ночь может стать последней.

Мехмет спокойно обошел комнату, гася масляные светильники, пока не остался один, отбрасывавший приглушенный золотистый свет. Сел на ложе, чтобы снять сапоги, тут же встал и сбросил одежду. Судя по напрягшейся спине девушки, та отлично знала, что он делает.

Он подошел к ней. Марджана не шевелилась, пока он закрывал ставни. Теперь они одни. Совсем одни. И никто им не помешает. И когда он прижался губами к ее волосам, она оцепенела.

— Мы так давно не были вместе, мой ангел, — хрипло пробормотал он.

Марджана вздрогнула, и он понял, что она испытывает то же исступленное желание, которое уже давно терзало его.

— Тосковала ли ты по мне так же сильно, как я — по тебе?

— Н-нет, вовсе нет, — не слишком убедительно выдавила она.

— Почему же ты так тяжело дышишь?

Она не ответила.

— Думаю, ты хочешь этого не меньше меня.

— Мехмет…

— Я знаю твое тело, Марджана. Знаю, как свести тебя с ума.

Он продолжал говорить, тихо, гортанно, все теснее прижимаясь к ее телу.

— Позволь свести тебя с ума, милая. Позволь ласкать тебя языком, руками, моим жаром. Я покрою поцелуями твою прелестную шелковистую кожу, заставлю тебя гореть от одного прикосновения…

Искры раскаленного желания пролетели между ними, когда Мехмет стал гладить шелковистую кожу живота, заставляя девушку инстинктивно выгнуться и положить голову ему на плечо. Она искренне пыталась сопротивляться соблазну, но тихий стон говорил яснее всяких слов, что она уступит.

Голод, неутоленный и примитивный, терзал обоих. Шейх чувствовал, что должен, нет, обязан подарить ей наслаждение, доставить радость. Так, чтобы она извивалась под ним, страстно моля о том, что ему не терпелось ей дать.

И Мехмета обуяло такое желание, что он боялся взорваться от одного прикосновения к ней. И все же вынудил себя не торопиться. Заставил ладони скользить медленно и плавно, заставил пальцы касаться едва заметно. Стон Марджаны стал для него лучшей похвалой.

— Ты вся горишь, верно? — шептал Мехмет. — Но я могу сделать так, что ты запылаешь.

Она уже пылала. Умопомрачительное возбуждение овладело ею, заставляя таять, слабеть, шататься на подгибающихся ногах.

— Не бойся, я не брошу тебя сейчас…

Мехмет подался вперед, и жар его дыхания опалил ее. Марджана дрожала от дерзкой близости. С бесконечной нежностью он провел языком по набухшей изюминке ее желания.

Пытка была поистине сладостной. Медленное скольжение пальцев по влажной чувствительной плоти. Ласки его губ, вбирающих набухший бутон. Неторопливое поглаживание языком. Ощущение было ошеломляющим.

Еще секунда — и она окончательно потеряла разум. Слишком слабая, чтобы устоять на ногах, Марджана беспомощно схватилась за плечи Мехмета, продолжавшего ласкать ее губами и языком. Девушка что-то бормотала, запустив пальцы в волнистую густоту его черных волос.

В голове не осталось ни единой мысли. Он играл на ней, как на музыкальном инструменте, точно зная, где коснуться, где надавить, чтобы заставить ее жаждать большего, умирать от желания. Язык продолжал обводить крошечный бугорок, а пальцы все порхали, порхали…

Теряя сознание от накатывающего наслаждения, Марджана выгнула шею.

— Ты готова взлететь в небеса, верно?

Она была готова. И больше не могла вынести кинжальных ударов наслаждения. Фонтаны огня, рожденные его губами, обжигали ее плоть и вызывали жалобные стоны. Она взорвалась мгновение спустя, содрогаясь и извиваясь под его бурными ласками, и, окончательно ослабев, обмякла.

Но Мехмет и не думал ее отпускать. Он по-прежнему посасывал бугорок, где сосредоточились все ее желания, хотя она тряслась, как в лихорадке, едва не ударяясь о стену. И в этот момент новая волна экстаза сотрясла ее, настолько бурная и мощная, настолько долгая, что Марджана закричала. И целую вечность не могла отдышаться. Не могла прийти в себя.

Все еще тяжело дыша, она взглянула на Мехмета. Его глаза свирепо сверкали, влажные губы изогнулись в довольной улыбке.

Он в последний раз прижался поцелуем к ее трепещущей плоти, прежде чем подняться. И к ее невероятному изумлению, он повернулся и спокойно опустился на ложе.

Все еще ошеломленная, Марджана наблюдала игру мускулов на его голой загорелой спине, размеренные движения упругих ягодиц…

— Теперь твоя очередь меня ублажать, — свысока объявил он. — Раздевайся. Я хочу видеть тебя.

Марджану возмутил его надменный тон. Даже если он намеренно дразнит ее игрой в хозяина и невольницу, чтобы отвлечь, она не собирается изображать его рабыню.

— Я не стану повиноваться тебе.

— Еще как станешь!

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что ты хочешь меня так же, как я жажду тебя.

Ничего не скажешь, тут он прав. Но Марджана все же не двинулась с места. Синие глаза зловеще потемнели.

— Я жду.

Марджана мигом ослабела. И совершенно неважно, что она все еще не простила Мехмета. Что он прекрасно сознает, какую власть заполучил над ней. Что сознает свое смертоносное обаяние, которым, как оружием, может легко разрушить ее оборону. Одного такого взгляда было достаточно, чтобы ее сопротивление дрогнуло. Недаром его глаза так жарко горели, словно сжигая плоть, все еще прикрытую одеждой.

— Неужто это и есть покорность? — требовательно спросил он. — Ты — моя рабыня. И твой долг — исполнять прихоти господина.

Его высокомерие донельзя раздражало ее, и Марджана едва не велела ему проваливать. Но в крови уже растекалось томительное желание и сопротивляться не было сил. Откровенно говоря, Марджана и не желала встретить рассвет, не познав напоследок страсти Мехмета. Хотя бы ненадолго притвориться, будто опасности не существует… Заставить его забыть все кошмары. Отринуть собственный страх неудачи.

Когда она стала медленно раздеваться, его губы искривились в довольной усмешке. Рад, что она побеждена? Марджана стиснула зубы, молча клянясь отомстить. И ее движения стали еще медленнее.

Одеяния упали на пол, но она оставила все многочисленные украшения, понимая, как чувственно выглядят золото и серебро на ее обнаженной груди. Глаза Мехмета блеснули, но лицо оставалось бесстрастным.

— Подойди, — приказал он.

Она встала перед ним, многозначительно глядя вниз, на его восставшую плоть.

— Ты хочешь меня, — спокойно, чуть насмешливо констатировал Мехмет.

Марджана вздрогнула от ненасытного желания.

— Да.

— Что «да», рабыня?

— Да… хозяин.

— Прекрасно. Ты быстро учишься. А теперь коснись меня.

Его вкрадчивый голос ласкал ее и лишал желания мстить. Но, упорно сопротивляясь желанию, она позволила своим пальцам скользить по этому великолепному телу, намеренно избегая низа живота и бедер.

Мехмет невольно выгнул спину, застонал, не в силах дольше ждать.

— Сейчас, — выдавил он. — Стань моей сей же миг.

Несмотря на твердое желание помучить его, у нее не было сил отказаться. Под этим взглядом она чувствовала себя восхитительно желанной. Пойманная в сеть блестящих восторженных глаз, она перекинула ногу через узкие бедра и опустилась на него, с наслаждением ощутив, как сладок миг соединения. После столь долгих мук удовольствие казалось ослепительным. Какое это счастье — чувствовать его в себе, чувствовать, как соединены их тела и жизни. Марджана сжала запястья Мехмета и подняла его руки над головой, прижав к подушке, а сама распласталась на нем. Украшения, ложась на его грудь, слабо позванивали.

Мехмет дал ей полную волю, и она наслаждалась своей властью. Прошло всего несколько минут, прежде чем он осознал перемену в девушке. Она больше не сопротивлялась ни ему, ни своим желаниям. Больше не терзала его. Ее прелестное лицо было сосредоточенным и грустным. И с каждым вздохом, каждым движением бедер ее страсть становилась все более лихорадочной. Она двигалась все быстрее, с большим напряжением, в почти безумном ритме.

Подавшись вперед, она стала исступленно целовать его, и каким-то уголком затуманенного сознания Мехмет понял причину ее неистовства. Опасность, ожидавшая впереди, словно высвободила в ней все темное и примитивное, что таилось в душе, и теперь она говорила телом то, что никогда не позволила бы себе сказать вслух.

Всхлипнув, Марджана откинула голову, и ее крик пронзил его душу. Уносимый штормом, Мехмет отчаянно цеплялся за нее, и его стоны вторили ее крикам, выражая смятение, владевшее телом и сердцем.

Наконец Марджана устало обмякла на нем, окутав облаком волос. Мехмет лежал не шевелясь, ощущая судороги ее страсти и возбуждения, и разрядки, смешанные с чем-то более глубоким. Страхом.

Пусть она не желает или не может признать это, но она боялась потерять его, возможно, так же сильно, как боялся он. Придя наконец в себя, она крепче сжала руки и зарылась лицом в изгиб его шеи в безмолвной мольбе, ища утешения.

Мехмета терзали недобрые предчувствия. Он мечтал лишь об одном: чтобы ночь продолжалась бесконечно. Чтобы рассвет никогда не наступил и они сумели избежать опасности, которую несет завтрашний день. И все же оба помнили о безжалостной обязанности, выполнить которую их призывали честь и долг.