Девяносто минут. Он сунул в огонь полено — обрубок толстой сухой ветки — и добавил несколько охапок сушняка, чтобы разжечь большое пламя. Оно должно отпугивать ягуара и хорошо освещать пещеру в его отсутствие. А он будет отсутствовать полтора часа — девяносто минут. Придется идти прямо сейчас. Если ей станет хуже ночью, он должен быть с ней. А если ей станет совсем худо, он должен будет попытаться помочь ей — отнести ее к людям, в деревню. Несмотря на ягуара. Он должен будет это сделать. А сейчас — сорок минут туда, сорок назад, десять минут в хижине. С ней ничего не случится за девяносто минут. Он проверил ее пульс. Пульс, казалось, был в норме, может быть, чуть замедлен. Но зато ее дрожь прекратилась, и она дышала ровно, глубоко.
Девяносто минут. Он взял нож и фонарик и задержал дыхание, выходя опять в темноту. Опять ему предстоял путь через реку и блуждание между деревьями в ожидании смертельного нападения в каждую секунду. Раньше на той же самой тропе он чувствовал себя в безопасности. И вот, проклятье, теперь, зная, что в окрестностях бродит ягуар, он шарахался каждого куста. Надо было выйти во что бы то ни стало на проезжую дорогу.
Через тридцать минут, в течение которых он шел, почти не дыша, он проскользнул, наконец, в дверь пустой хижины, где обнаружил холодную золу в очаге, нетронутую с тех пор, как он впервые побывал здесь. Старик давно ушел. В полутемном помещении Зекери зажег фонарь. Козлиная туша все еще висела, накрытая мешковиной, несколько полусонных мух, жужжа, исчезли в темноте. Не теряя времени, Зекери взял тонкий шест и, подняв его до уровня потолочных балок, поискал тыкву, в которых старик держал куриные яйца. На его удачу две разбуженные молодые курочки нервно и потревоженно выглянули со своего высокого насеста вниз на Зекери, моргая от слепящего света фонарика. Зекери удовлетворенно улыбнулся. Привет, ужин!
Он открыл самое большое лезвие ножа и воткнул в дверной косяк. Все еще тяжело дыша, Зекери взобрался наверх и схватил ближайшую курочку за лапки. Он стянул ее вниз с насеста, квохчущую и бьющую крыльями. Крепко ухватив ее одной рукой, он выдернул другой нож из косяка и резанул птицу по горлу.
— Прости, цыпа, — пробормотал он, — на этот раз, пожалуй, тебе не повезло.
Точно так же он управился со вторым цыпленком. Правда, с большим проворством и с меньшим шумом.
Он снял одну из тыкв и нашел в ней пару яиц. Проклятье, этого мало. Зекери полез в свой карман за деньгами, взятыми из рюкзака Элисон, отсчитал 10 долларов — вполне достаточно, чтобы возместить старику его убытки. Зекери уложил цыплят и яйца в небольшой глиняный горшок и поставил его у двери. Он опять полез наверх, на этот раз за вторым одеялом, когда человек с лицом, похожим на мордочку крысы, переступил порог хижины. В тусклом лунном свете блеснул ствол его большого револьвера старой марки Смит-и-Вессон. Даже со своим коротким стволом это оружие было надежно на 90 %. Вчера Зекери уже видел его в деле.
— Привет, — услышал он жесткий голос, приветствующий его по-испански. — Как дела?
Зекери, чей живот в данной ситуации служил прекрасной мишенью для пушки бандита, медленно опустил руки с потолочной балки и, взглянув на парня, удостоверился, что это действительно один из тех двоих, потерпевших вчера фиаско.
— Но я не говорю по… ну да, но абло эспаньоль, — выговорил он, злясь на самого себя.
Парень был шести футов росту и вряд ли весил больше ста двадцати фунтов, с него градом катился пот — он явно пользовался и злоупотреблял снадобьем, хорошо знакомым Зекери. На нем была та же одежда, что и вчера, в руках — та же пушка. Проклятая вещица вмиг проделает в вас дыру, так, что грудная клетка взорвется и брызнет, как арбуз. Вот сукин сын!
— Прекрасно, зато я говорю по-английски, — пистолет был все еще уставлен прямо в живот Зекери. — Я знал, что ты вернешься, я говорил Паоло, что кроме как здесь, вам негде достать еды, — парень посмотрел на зарезанных цыплят, лежащих в горшке у его ног, и, осклабившись крысиной улыбкой, спросил:
— Это для нее?
— Это для меня!
Зекери заставил себя расслабиться и одновременно быть начеку, чтобы суметь провести одну из своих лучших игр.
— Послушай, старик говорил, что вы, ребята, ищете женщину по имени Луизита. Она сбежала от меня на руинах. Я не знаю, где она, и, говоря по правде, меня это мало заботит…
— Я не верю тебе, — крысиная мордочка явно не купилась на это.
Зекери постарался изо всех сил изобразить из себя оскорбленного американского туриста.
— Но это же так! Она проколола мой бак и убежала, бросив меня в незнакомом месте. Зачем я стану лгать тебе? Я от души надеюсь, что вы отыщите эту бабу.
Парень недоверчиво ухмылялся, показывая свои крысиные зубки.
— Нет, это мы прокололи бак. И украли твою машину тоже мы, — его лицо растянулось в мрачной улыбке. — Где она? Говори!
— Я же говорю: я не знаю. Не знаю! — Зекери мешал правду с ложью. — Я даже не знаю, где другая женщина. Они обе исчезли.
Парень перестал улыбаться, а его глазки, жесткие и блеклые, превратились в щелочки. Зекери снова начал свою игру.
— Послушай, я пришел сюда за едой. Я знал, что у старика есть цыплята, а я голодный.
Он оценил расстояние между своим животом и пистолетом. Слишком близко, чтобы парень промахнулся, и слишком далеко, чтобы суметь что-нибудь предпринять. Нарочно говоря быстро и оживленно, Зекери постарался подойти поближе к бандиту.
— Посмотри, у меня есть деньги. Я заплачу, сколько ты скажешь, если ты раздобудешь мне машину до Белиза. Или отвези меня к автобусной остановке. Я же плачу!
— Заткнись! — бандит явно не владел английским языком свободно, и все, что ему говорил Зекери, он старательно переводил про себя на испанский, чтобы уразуметь смысл его слов.
Сосредоточившись на этом, он бессознательно опустил немного тяжелый пистолет, и Зекери воспользовался моментом, рванувшись с места. Он швырнул фонарик в лицо парню и сильным ударом по запястью выбил пистолет из его руки.
Зекери вымещал охватившую его злость, нанося удары в полной темноте по телу обезоруженного противника, и приговаривал с выражением:
— Послушай ты, сукин сын! Я сыт по горло наставленными на меня пушками! Мне глубоко плевать на твои проблемы. Ты понял?
Хилый парень рухнул на пол, хватая воздух открытым ртом.
Зекери подобрал фонарик и пистолет. Наконец-то, долгожданное чувство силы и уверенности! Он ощущал в своем теле новые жизненные токи — чистые и прозрачные, как струи горной ледяной воды. Зекери проверил магазин. Три патрона! Всего три. Он отыскал карман бандита, но ничего не нашел кроме нескольких песо. Какой идиот заряжает такую пушку тремя патронами! Этот ленивый сукин сын не позаботился перезарядить пистолет после пальбы по козам. Он выволок парня во двор, расстегнул его ремень и в ярости сдернул его с бандита.
— А теперь, дерьмо, я скажу тебе правду, я действительно не знаю, где та женщина, — цедя это сквозь зубы, Зекери ударом ноги сбил его на землю. — Лицом вниз! — скомандовал он. — Я не знаю, кто она, и я не знаю, где она!
Парень слабо сопротивлялся, когда Зекери связывал ремнем сначала его ноги у лодыжек, а потом, другим концом, руки на спине, затем Зекери стянул оба конца и застегнул ремень.
— Как тебя зовут? — и поскольку тот не отвечал, Зекери сунул ему дуло в лицо. — Эй, ты, падаль, твое имя!
— Альберто! — взвизгнул парень, ему, по-видимому, было больно.
— Повтори, что я сказал, Альберто!
— Ты не знаешь, где она.
— Правильно. И поверь мне, это так, — он наставил пистолет на парня.
— Где машина?
Альберто упорно молчал.
— Не играй со мной сучьих игр. Если я сейчас отправлюсь на ее поиски, то когда вернусь, непременно размозжу тебе голову, только для того, чтобы почувствовать себя немного лучше!
— У меня нет машины. Я пришел сюда пешком.
— Дерьмо собачье! — Зекери в досаде ударил лежащего парня ногой в живот, он все же рассчитывал добиться своего. — Ты врешь мне, я сейчас изуродую твою мордашку!
— Это правда! Паоло поехал на машине в Сан-Руис. Он вернется завтра.
Зекери посмотрел на часы. Боже, прошло уже больше часа. Он не мог оставлять ее дольше одну. Выбор был невелик. Или он выбьет из Альберто правду, что естественно займет еще какое-то время; или он прикончит негодяя, чего, впрочем, Зекери не собирался делать; или он бросит его здесь, сказав пару слов на прощанье. Минут десять парень, пожалуй, провозится с ремнем прежде, чем освободиться. Зекери выбрал последний вариант.
— Альберто, ты передашь своему дружку Паоло, что если я хоть раз еще встречу кого-нибудь из вас, то непременно убью. Компренде?
Парень взглянул на него с ненавистью и ничего не сказал. Зекери засунул пистолет за пояс. На дороге он осмотрелся в поисках оставленной машины. Но нет, он действительно не слышал звука мотора, когда находился в хижине. Впрочем, он был тогда слишком утомлен дорогой, да еще эта неприятная необходимость резать цыплят своими руками! Он мог просто не услышать звук подъезжающего автомобиля. Зекери еще раз огляделся, никаких признаков джипа. Если парень все-таки приехал, а не пришел, то машина скорее всего спрятана где-нибудь поблизости, но искать ее по кустам в этой темноте у Зекери не было времени. Когда он осматривал карманы этого негодяя, он не нашел ключей, может быть, бандит действительно говорил правду?
Зекери знал, что ему необходимо срочно вернуться в пещеру. Он взял горшок под мышку и торопливо зашагал по дороге, все еще радуясь, что, наконец, раздобыл оружие. По крайней мере, он не будет испытывать больше позорного чувства беспомощности. Конечно, три патрона по меркам западного мира — не преимущество, но все-таки это хоть что-то! И ему не понадобится теперь ползать на брюхе и прятаться по зарослям, как вчера. Переходя на еще более быстрый шаг, Зекери слушал какофонию звуков, издаваемых лягушками и сверчками в ночи.
Держись, детка! Будь умницей, пока я не вернусь! — сказал он и еще немного ускорил шаг.
Чем ближе он подходил к пещере, тем неспокойнее у него становилось на душе. Если в его отсутствие опять что-то стряслось, у него не оставалось больше сил на дальнейшие действия.
— Потерпи еще две минуты, детка.
Держа наготове свою тяжелую пушку, Зекери чувствовал себя теперь у реки намного спокойнее, хотя он и не был уверен, что выстрел остановит ягуара, если тот надумает атаковать его. Остановить его мог только прицельный выстрел с близкого расстояния.
С порога пещеры Зекери сразу же увидел Элисон, она бесцельно бродила вокруг костра, ступая по песку босыми ногами. Он с облегчением удостоверился, что она в состоянии стоять — это уже сам по себе хороший признак, но он изумился, заметив, что она опирается при ходьбе на поврежденную ногу.
Зекери осторожно поставил на пол горшок с цыплятами и положил одеяло.
— Эй, Чикаго! — негромко окликнул он.
При звуке его голоса она крутанулась в его сторону, почти потеряв равновесие. Ему было приятно опять видеть ее.
— Я рад, что ты проснулась, — продолжал он тихо, терзаясь от сознания своей вины при виде черно-синего огромного синяка на ее подбородке.
Она смотрела на него глазами полными слез.
— Ты ушел! — в ее голосе слышался укор. — Я ищу тебя, а ты, оказывается, ушел!
Слава Богу, она была в сознании! Он накинул на ее плечи свою куртку и снова усадил Элисон на спальный мешок, собираясь осмотреть ее ногу.
— Как ты себя чувствуешь?
— Больно, — отозвалась она, когда он взял в руки ее ступню. Опухоль немного спала, но надрез не затягивался, и из него слегка сочилась кровь.
— Ты давно проснулась? — он омыл ногу водой и обработал рану спиртом.
Дрова в костре прогорели, и огонь медленно умирал на углях. Ее кожа была холодной, липкой на ощупь, и Элисон дрожала всем телом.
Промозглый воздух пещеры начал пробирать и Зекери. Он подоткнул края спальника поплотнее вокруг ее тела и сверху набросил два одеяла и свою куртку.
— Я искала тебя, — повторила она и закрыла глаза. — Я думала, что ты не вернешься, — она говорила так тихо, что он вынужден был наклониться, чтобы разобрать ее слова.
— Я ходил за едой, — объяснил он. — А теперь поспи, пока я буду готовить нам что-нибудь на ужин. Я разбужу тебя, когда управлюсь. Честное слово.
Все еще дрожа и не открывая глаз, она промолчала в ответ. Он занялся костром. С ней будет все хорошо. Эта уверенность придавала ему сил, и он энергично принялся готовить ужин.
Зекери нашел три средней величины камня в груде булыжников у входа в пещеру. Он расположил их среди углей костра точно так же, как это было в очаге хижины старого крестьянина. Когда огонь запылал веселее, Зекери сполоснул горшок, налил в него воды и установил горшок на камнях. Вздохнув, он взял одного из уже закоченевших цыплят и попытался ощипать его, клянясь, что никогда впредь не будет покупать в супермаркете пакеты выпотрошенных аккуратно запакованных кур. Перья упорно не хотели подчиняться его усилиям. Зекери поймал на себе взгляд Элисон.
— Цыпленок, — сказала она в полусне.
— Я знаю, детка.
Она продолжала тупо смотреть на него.
— Что ты делаешь с цыпленком? — ее взгляд скользнул по его рукам.
— Мы поужинаем им, если мне удастся расправиться с его перьями. Она еще раз взглянула на жалкую птицу.
— Ты должен обварить его, — сказала она.
— Что?
— Обварить его. Окуни в кипяток. Тогда легче будет ощипывать, — ее опять била дрожь.
Зекери взглянул на взъерошенного цыпленка.
— А что дальше, как ты думаешь?
Она отвела глаза в сторону.
— Я искала тебя, а ты ушел, — она снова впала в полубессознательное состояние. Ей было очень холодно.
Он не стал обваривать цыплят, а поступил по-своему. Ощипал, как умел, отрезал головы, лапки, крылья, выпотрошил, как рыбу. А потом выбросил потроха в воду, и сполоснул тушки в реке. Вернувшись к костру, Зекери уложил цыплят в горшок, залил водой и опустил туда же два яйца. Горшок он поставил на огонь.
Поколебавшись немного, Зекери распахнул спальник и лег рядом с Элисон внутрь мешка. Он замерз, а надо было еще следить за варевом. Усталость совсем одолела его, но тело чувствовало жесткую землю, на которой был расстелен спальный мешок, и Зекери было неуютно. Он крепко обнял Элисон, с беспокойством ощущая ледяной холод ее тела под тонкой футболкой. Она казалась такой маленькой рядом с ним, и он чувствовал себя защитником, наслаждаясь этой ролью.
Приятная тяжесть револьвера в заднем кармане придавала Зекери уверенность в своих силах. И какое это было блаженство вот так прилечь с ней рядом, позволить себе расслабиться на несколько минут — лишь на несколько минут! Он ослабил объятья, и она заворочалась, устраиваясь поудобнее, и, наконец, повернулась к нему спиной, прижавшись к его груди, как маленькая девочка. Согревшись теплом его тела, она перестала дрожать и крепко уснула. Зекери был на седьмом небе, наслаждаясь ее невинной близостью, в голове вертелась одна и та же мысль: он обнимает знаменитую девушку Галле, фотомодель с рекламы духов — нет, он не мог в это поверить, несмотря на очевидность. Всего несколько минут, — обещал он себе, прикрывая усталые глаза. И моментально отключился.
Проснулся он через несколько часов.
Не соображая, где он находится, Зекери в полусонном состоянии ощутил рядом с собой теплое женское тело. Мягкая нежность этого тела мгновенно наэлектризовало Зекери, так что каждой клеточкой он ощущал все уголки его.
Он нежно прикоснулся пальцами к выпуклости бедра и ощутил горячую шелковистость гладкой кожи. Он нащупал на ее бедре узкую полоску тонкой материи, которая, как он знал, была бледно-розового цвета. Затем его пальцы нырнули в мягкую выемку, ощутив нежную кожу ее гладкого плоского живота. Он хотел ее, хотел заниматься с ней любовью. Медленно. Изощренно. Он хотел, чтобы она хотела того же.
Он никогда не брал женщин силой, без их согласия, и, конечно, не собирался делать этого сейчас. Поэтому он медленно провел рукой вверх по ее ребрам и наткнулся на мягкую теплую грудь под тонкой футболкой. Он разрешил своей руке пробраться под трикотажную ткань и поласкать упругие груди, а пальцам — поиграть персиково-коричневыми сосками, которые он видел однажды в душевой. Он пережил несколько бесконечно восхитительных минут, испытывая подлинное желание обладать именно этой женщиной — чувство, давно забытое им.
Через несколько минут он заставил свое напряженное, не желающее ему подчиняться, тело отодвинуться от Элисон, и Зекери сменил уют спального мешка на холод каменной пещеры. Встав, он инстинктивно проверил, на месте ли оружие, пистолет был при нем. Огонь почти потух, и часы показывали четыре часа утра. Цыпленок почти остыл, но был хорошо проварен. Боясь тех чувств, которые она возбуждала в нем, Зекери все же не мог удержаться — он долго смотрел в ее умиротворенное спящее лицо, с аппетитом поедая цыпленка и подбрасывая ветки, чтобы поддержать огонь. Когда костер ожил, он вышел из пещеры, собрал дрова в предрассветных сумерках и подтащил их поближе к огню.
— Эй, — он потряс ее за плечо достаточно сильно, чтобы она пришла в себя, и протянул кружку с бульоном, удивляясь, что даже мимолетное прикосновение волос Элисон к его руке возбуждало его так, как не возбуждала ни одна женщина на протяжении последних лет. Зекери чувствовал себя выше, сильнее и моложе.
— Выпей это, — сказал он спокойно. И она покорно выпила.
Когда он с удовлетворением увидел, что все идет хорошо, и она снова уснула, он опять нырнул под одеяло, радуясь, как школьник, с наслаждением ощущая прикосновения ее кожи к своей обнаженной груди. Он прижал Элисон к себе, пытаясь не давать воли своим рукам, и почувствовал, что она нежится в его объятиях. И прежде чем уснуть, Зекери поцеловал грубый шрам на ее плече.
Несмотря на обложенное тучами небо, забрезжил серый рассвет. А вместе с ним посыпал мелкий дождик. Капли влаги покрыли листву на деревьях каньона и медленно стекали на землю. Дождь стучал по камням у входа в пещеру, как стучал он по этим же скалам и булыжникам сотни лет, изнашивая их и меняя их облик. Высоко на гребне каньона сидел иссиня-черный ягуар и смотрел, не мигая, желтыми глазами, на вход в пещеру, подкарауливая непрошенных гостей, занявших его жилище.