Верь мне!

29

После сезона дождей быстро поднялись злаки на индейских полях, их свежие зеленые ростки, достигавшие уже колена, клонились и покачивались на легком ветерке. После обеда опять прошел грозовой ливень, а Роза Чайя, укрытая в своей теплой сухой хижине под крышей из пальмовых листьев, молола золотистое зерно на ужин и радовалась своей тайне — она была беременна.

В деревне старейшины Жорже Каюма шел мелкий дождик, его впитывала земля на могилах Сары и Луизиты Чан, а также свеженасыпанный холмик, под которым лежало маленькое тельце грудного Оча. Внутри его могилки вырезанная из кости собачка несла свою службу, оберегая последнего внука старейшины и провожая его в подземный мир.

Жорже Каюм с Маленьким Болом, устроившимся у его ног, сидел, покуривая сигару, в своей хижине и прислушивался к шуму дождя.

— Могут ли чужаки, белые люди стать Верным Народом? — спросил мальчик.

— Белые люди умеют жить в лесах, они умеют расчищать поля и сеять злаки точно так же, как и Верный Народ, они даже могут приносить жертвы Хечекуму, чтобы умилостивить его и получить от него благодеяние, но чужаки есть чужаки, они никогда не станут Верным Народом. Они — не сыновья Хечекума, каким был мой отец и отец моего отца и все наши предки, какими являемся мы с тобой, — старик был опечален.

— Чужаки не понимают, что все живое имеет единые корни. Когда падает дерево в лесу, то падает и звезда в небе. Поэтому чужаки не спрашивают разрешения у Юм-Какса или хранителя звезд, прежде чем срубить дерево. Они не знают, что все деревья и звезды сотворил Хечекум.

— Без деревьев не будет дождей, пересохнут реки, исчезнет плодородная почва, все умрет — здесь на земле, там — в небе, и даже там — в глубине неба. Так карает Хечекум. Скоро мы все умрем. Я не боюсь этого. Но мне тяжело, очень тяжело наблюдать гибель деревьев и смерть лесов. Все животные умрут, и нашу землю заполонят змеи, которые одни уцелеют.

— Это случится еще при моей жизни?

— Возможно, — глаза старца наполнились печалью.

В нескольких милях к западу высоко в горах, в одной из дальних камер известковой пещеры самка ягуара разрешилась от бремени: щенки появлялись на свет один за другим. Нежная мать облизывала каждого своим шершавым языком, пробуждая в детенышах жизненные силы, она делала это, повинуясь древнему инстинкту, спокойно, ритмично, основательно.

Их было трое, скулящих, торкающихся слепыми мордочками в поисках материнского молока маленьких созданий. Две самочки, желтовато-коричневые с черными пятнами, которые проявятся позже в полную силу, и самец — черные пятна на черном фоне.

В Майями стоял чертовски знойный день, типичная июльская погода. Повышенная влажность, от которой упало бы в обморок и огородное пугало, обещала такую душную ночь, в которую не поможет кондиционер: слабые струи его чуть прохладного воздуха не смогут остудить разгоряченную потную кожу. После игры со Стеффи в гольф Зекери решил поплавать в бассейне. По крайней мере его хлорированная вода сулила хоть какую-то прохладу. Всю вторую половину дня он провел с дочерью и теперь ему недоставало ее солнечного присутствия.

Три последних бесконечных месяца он сосредоточил свои усилия на то, чтобы уладить отношения с женой, и ему это удалось. Их отношения стабилизировались, перешли в спокойное русло.

Она так и не вышла замуж за своего пекаря. О причинах этого Сью предпочитала молчать, но с некоторых пор с ней стало намного проще вести дела. Возможно, она смиряла себя из-за Стеффи.

Беспокоясь о дочери, Зекери взглянул на ее фотографию, стоящую на каминной полке, и спросил сам себя: звонить ему или еще рановато. Сью забрала Стеффи пятнадцать минут назад. — Не сейчас, — кивнул он по-приятельски коту. Он знал, что не уснет, пока не убедится, что они благополучно добрались домой, от Стеффи же звонка не дождешься. Сидя на узком подоконнике по ту сторону окна, иссиня-черный кот внимательно наблюдал за ним своими хищными желтыми глазами. Он появился в тот же день два месяца назад, когда Зекери переехал сюда.

Зекери выдержал еще пару часов в душной комнате, а потом сел в свой камаро и съездил в супермаркет специально за парой пачек кошачьего корма. У них с котом было своего рода соглашение. Кот категорически отказывался заходить в дом, даже чтобы поесть, предпочитая терпеливо ждать каждый вечер свежего кошачьего корма у своего блюдца рядом с бассейном.

— Рано или поздно ты придешь ко мне, — заверил Зекери недоверчивое животное. — Рано или поздно ты поверишь мне.

Он назвал кота Балумом.

Зекери снова взглянул на фотографию, с нее улыбалась девочка, которой скоро исполнится девять лет. После своего возвращения из Белиза он проводил с дочерью каждую свободную минуту, и она расцветала на глазах.

На пасхальных каникулах он повез ее в пустыню Колорадо, потому что знал — только там можно хорошо наблюдать звездное небо. Стеффи была очарована. С высокой отвесной скалы в милю высотой они рассматривали созвездья, следили за падающими звездами, считали мигающие спутники в ясном величественном небе Колорадо. Видя воодушевленное лицо дочери, Зекери делил с ней ее восторг.

И тосковал по ней.

В марте он освободил квартиру Джерри; все, что можно, продал и отдал вырученные деньги местной наркологической клинике.

На следующее утро Зекери обнаружил местопребывание некоего Мартина Бейтмана.

Согласно данным компьютера Бейтман был образцовым заключенным и мог рассчитывать на досрочное освобождение. Зекери, чувствуя полное удовлетворение от содеянного, изменил это положение вещей, внеся коррективы в характеристику Бейтмана. Для чего обратился к своему знакомому охраннику, попросив его об услуге — об очень большой услуге! В результате, в течение следующей недели у Бейтмана неожиданно возникли серьезные проблемы с дисциплиной. Правда, охраннику пришлось после этого подлечить в госпитале сломанную кисть руки, но и Бейтману досталось: две недели он просидел в карцере и получил к своему сроку еще 8 месяцев. По этому поводу Зекери не испытывал ни малейших угрызений совести.

Пленки, которые он забрал из номера Элисон, были его собственные. С них получились невероятно удачные фото руин и портреты Элисон. В феврале он выбрал один снимок, который ему особенно нравился и послал его в Чикаго, приложив ее дневник и короткое письмо с пожеланиями всего наилучшего.

Он получил ответ от нее, написанный красивым почерком — и даже ее собственной рукой! Она благодарила его и сообщала, что работает, ребенок чувствует себя прекрасно, и она скоро позвонит ему в Майями. Она вложила в конверт моментальный снимок улыбающегося очаровательного трехмесячного Адама. О Джейке не было ни слова.

Он перечитывал письмо тысячу раз и жил надеждой в течение 93 дней. Но обещанного звонка не последовало. В мае, готовясь к переезду, он засунул куда-то письмо вместе со всеми ее фотографиями, а когда распаковывал вещи на новом месте, не стал их искать. Фото Адама, правда, Зекери поставил рядом с портретом дочери на ночной столик в своей комнате.

Он тосковал по ней.

Телефон звонил довольно долго, пока Стеффи сняла, наконец, трубку.

— Привет, папа!

Он не собирался ее разыгрывать, а звонил просто, чтобы убедиться: она дома.

— Я так и знала, что ты позвонишь.

— Угадала — это я! Сдаюсь!

Он засмеялся над ее ясно выраженным недовольством тем, что он попусту беспокоится. В девять лет тебе кажется, что с тобой ничего не может случиться.

— Я звоню просто, чтобы напомнить — в следующую субботу в девять мы опять сразимся в гольф. И на этот раз я уж не проиграю, — подкалывал он дочку, — я вызвал пожарников, чтобы они гасили все твои свечи.

— Ну, па-ап!..

— Спокойной ночи, золотко. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, папа.

Трубка онемела, и он повесил ее на рычаг. Ему предстояло коротать длинный субботний вечер. Он поразмыслил: съездить ли ему за покупками или нет. И решил не делать этого. Он съездит завтра. Он предпочитал утолять голод готовой магазинной едой. Они со Стеффи хорошо заправились бутербродами по дороге домой с корта.

У Зекери было почему-то неспокойно на душе, он испытывал необъяснимую тревогу.

Сидящий на подоконнике кот слегка подвинулся, чтобы ему было удобнее наблюдать за Зекери, подошедшем к телевизору. Потом кот положил голову на лапы, продолжая наблюдать за движениями хозяина дома.

Часом позже Зекери смотрел спортивные соревнования по ТВ. Твинс обошли Янки, и те вынуждены были сойти с дистанции. Первым на финиш пришел Гидри. Тут внимание Зекери отвлек звонок в дверь.

Недовольный этим, он решил, что не в состоянии сейчас вежливо отказать рьяным свидетелям Иеговы отведать их шоколадного печенья, или чем они там сегодня угощают. Гидри вызвали для награждения. Зекери посмотрел четыре видеоповтора финиша, снятого с разных точек. А канал Эй-Би-Си запустил длинный блок коммерческой информации. В дверь больше не звонили.

Оставшись лицом к лицу с четырнадцатью торговцами машинами и электробритвами, Зекери не выдержал, встал и легким шагом пошел к двери. Кто бы это ни звонил в дверь, он не успел еще далеко отойти, и Зекери спросит, что ему надо. В закатных отблесках солнца он увидел шляпу с огромными полями, кремовое льняное платье и длиннющие ноги. Черт возьми! Он прекрасно помнил эти ноги. Чикаго! Она уже собиралась садиться в поджидавшее ее такси.

Он стрелой выскочил за дверь, пробежал, как был босиком, по дорожке и вовремя перехватил ее руку, которая уже взялась за ручку дверцы такси. Когда она обернулась, чтобы взглянуть на него из-под полей своей шляпы, он замер на месте. Этого просто не могло быть, однако, все это было наяву. Он уже забыл, какая она поразительно красивая. Она поправилась на пару фунтов, круги под призрачными ореховыми глазами исчезли, и она выглядела просто классно!

— Эй, Чикаго! Подожди секунду. Тебе бы следовало позвонить подольше, — запинаясь, он пытался справиться с голосом. — Прости, но я ожидал увидеть за дверью кого угодно, но только… Входи! — пригласил он и нырнул головой в окно такси, чтобы посмотреть показания счетчика. Двадцать три доллара. Молча порадовавшись сегодняшнему выбору Стеффи дешевых развлечений, он сунул тридцать долларов в кулак подозрительно взглянувшего на него таксиста. И тут же впился глазами в узкое обручальное колечко на ее левой руке. Проклятье!

Он выпрямился и поймал на себе взгляд маленького крепыша с ямочками на щеках.

— Это — Адам, — сказала Элисон. Зекери окинул взглядом малыша. Это был здоровый, с ясными лучистыми глазами ребенок.

Замужем. Он полез в багажник, достал и разложил складную детскую коляску, вынул все вещи, не слушая шофера, повторявшего, что он готов подождать своих пассажиров.

Чтобы водитель такси, наконец, заткнулся, Зекери дал ему еще двадцатку.

— Мы не можем задерживаться у тебя — наш самолет отправляется через час с небольшим, — нервно сказала Элисон.

— Я сам вас отвезу.

Вопрос был улажен. Он ни за что не позволит ей ездить на такси вне зависимости от того, замужем она или нет.

— Мы бы чуть раньше добрались сюда, но сначала мы поехали на твою прежнюю квартиру. И там нам дали этот адрес, — она объясняла, пока он вел ее назад по дорожке к дому. Господи, благослови его прежнюю квартирную хозяйку. И все-таки Зекери был расстроен. Время, которое он мог бы провести с ней, было безвозвратно упущено. Проклятье!

Войдя в дом, он вырубил телевизор, чтобы тот не мешал ему наслаждаться ее присутствием. Так Зекери и не узнал, одержали ли неистовые Янки неожиданную победу или проиграли.

— Ты выглядишь потрясающе! — отважился он, наконец, сказать, решив не принимать во внимание ее статус замужней женщины. — Материнство определенно пошло тебе на пользу.

Материнство, но не замужество.

Элисон слегка покраснела и улыбнулась, довольная его восхищением своей красотой, когда она, сняв шляпу, рассыпала по плечам белокурые волосы. Она была вознаграждена за два часа пытки в самолете долгожданной встречей с ним. Адам издал тревожный крик и уставился на мать, хмуря свое личико.

— Он должен был поесть двадцать минут назад. И проявил завидное терпение, но теперь надо срочно покормить его.

Она торопливо вынула банки с детским питанием и ложечку из специальной сумки. Зекери взял все это и поместил на шесть секунд в свою микроволновую печь. Следующие десять минут он держал мальчика на коленях, а Элисон кормила его с ложечки сливками с кукурузными хлопьями и персиковым пюре, которое малыш поглощал с серьезным видом.

— Как у тебя дела? — тихо спросила она, оторвав взгляд от пюреобразной желтой кашицы, которую Адам, по всей видимости, очень любил.

Зекери было не по себе от ее ясных ореховых глаз, каждая клеточка его организма трепетала от этого взгляда.

— Неплохо. Вот переехал сюда пару месяцев назад, чтобы иметь бассейн для Стеффи. Теперь я провожу с ней много времени. Я стал примерным отцом после возвращения из Белиза шесть месяцев назад, — он говорил это искренне, наслаждаясь ее присутствием и все еще ревнуя ее.

— А я стала примерной матерью после возвращения из Белиза шесть месяцев назад, — засмеялась Элисон.

Он тоже засмеялся вместе с ней, и напряжение его слегка ослабло.

— Не сомневаюсь. Это заметно, малыш выглядит просто превосходно.

Сонный Адам зашевелил головкой, глядя то на нее, то на него, как бы показывая, что его интересует в жизни не только персиковое пюре. Элисон вытерла ему ротик и достала из сумки бутылочку с молоком.

Когда она, забирая у него малыша, чуть коснулась его руки, Зекери почувствовал сильный электрический разряд, пробежавший по его коже.

Посадив Адама на руку, Элисон дала ему бутылочку.

— Вуди сказала, что ты пытался догнать меня, — произнесла она, опять взглянув на него.

Пытался и потерпел поражение. Он молчал. О чем здесь говорить? Воспоминания были слишком мучительны. Если бы он не видел выражения ее лица, когда она встретилась с Джейком… Он ждал молча, желая послушать, что еще она ему скажет, опять и опять изумляясь ее появлению здесь, у него на кухне. Наконец, чтобы отвлечь свои мысли от неприятных воспоминании, он спросил:

— Как дела с усыновлением?

— Юридическая сторона дела улажена. Власти Гватемалы пришли к заключению, что они не могут найти отца ребенка, и что у мальчика больше нет родственников, которые могли бы воспрепятствовать усыновлению. Мой адвокат говорит, что все идет прекрасно. Даже если отыщется отец, мы можем опротестовать его претензии, сославшись на его несомненную принадлежность к наркомафии. Джейк уверен, что этот парень никогда не даст о себе знать.

Возникла неловкая пауза. Зекери чувствовал на себе ее пристальный взгляд и ему было неуютно от мысли, что она проверяет его реакцию на свои последние слова. Он отвел глаза, не желая пугать ее своей бешеной ревностью, он хотел, чтобы она никогда не покидала его. Ребенок крепко заснул, и Зекери проводил Элисон в комнату Стеффи, украшенную плакатами с кумирами восьмилетней девочки и коллекцией плюшевых медведей. Он увидел, что при виде игрушек Элисон улыбнулась и внимательно осмотрелась в комнате. Зекери тем временем пододвинул диван-кровать поплотнее к стене. После того, как она уложила спящего Адама на кровать, он осторожно поставил три стула, огородив их спинками внешнюю сторону импровизированной колыбели.

Замужем. Вот незадача! Наверняка она ощущает ту напряженную грозовую атмосферу в комнате, которую чувствует и он сам. Зачем, черт возьми, ей надо было выходить замуж? И она так спешит вернуться к нему, к мужу, или, может быть, она отложит свой отъезд? Ведь самолеты на Чикаго отправляются каждые два часа.

Он это отлично знает, потому что однажды в пятницу, еще в апреле месяце, он летал в Чикаго и в соответствии с адресом, прочитанным на ее конверте, отыскал богатый район города. Он долго — наверное с час — бродил вдоль Мичиганского озера под противным моросящим дождем, прежде чем решил, что будет последним трусом и недотепой, если не отважится в конце концов хотя бы поздороваться с ней. Он подошел к дому как раз в тот момент, когда они оба садились в лимузин: высокий красавчик Джейк вел ее к машине бережно, по-хозяйски.

Она смеялась и была великолепна в чудесном шелковом плаще нараспашку, который распахнулся под легким порывом ветра, демонстрируя головокружительное вечернее платье с глубоким вырезом, из ткани цвета океанской волны, такие волны он видел в Вейлер Бич на рассвете. Они подшучивали друг над другом по поводу их очередного опоздания на коктейль. Зекери видел, как ее невероятно стройные ноги, затянутые в черные чулки, исчезают в автомобиле. Джейк, назвав ее «любимая», сел рядом с ней. Они умчались в дождливую мглу, и Зекери возненавидел этого парня лютой ненавистью.

Привратник, гордый своими постояльцами, сообщил ему, что это мистер и миссис Джейк Олстон, а их новорожденный ребенок находится в квартире наверху с няней. После этого его ждал бесконечно длинный унылый уик-энд.

Видя, что Адам крепко спит, они вышли в гостиную.

Элисон смущенно остановилась у камина, устремив взгляд на портреты, стоящие на каминной полке.

— Это, должно быть, Стеффи.

Она повернулась к портрету Джерри.

— А это — твой брат, — произнесла она осторожно, взвешенно, опасаясь… чего? Он не мог понять.

Он подошел к ней вплотную и взял ее левую руку, разглядывая обручальное кольцо. Зекери почувствовал, как она задрожала, когда он начал медленно вращать колечко вокруг ее пальца, теряя контроль над собой.

— Давно ты замужем?

— Мы с Джейком поженились, когда я вернулась в Чикаго. Так было легче усыновить ребенка.

Ей было явно не по себе, когда она говорила об этом. Но Зекери не обращал внимания на ее смущение. Пусть она чувствует себя не в своей тарелке. Пусть. Никто ведь и не говорит, что жизнь — справедливая штука. Он сам не отважился бы это утверждать. Итак, этот «С любовью, Джейк» оказался счастливчиком. Сукин сын. А почему бы и нет? Она выбрала то, что получше. Парень великолепно смотрится и наверняка богат.

Он стоял молча, не зная, что делать, ему не хотелось отпускать ее пальцы. Он мог думать только об ее ореховых глазах и о том, как он хочет ее. Но бешеная, холодно-злая часть его души, которую мучила неистовая ревность, хотела другого — прогнать ее, ударить. Зачем она здесь, черт бы ее побрал!

Ее ответ почти лишил Зекери присутствия духа, а когда она провела ладонью по его руке, он почувствовал, как судорога свела загоревшуюся огнем от ее прикосновения кожу.

— Меня послал к тебе Джейк. Он сказал, чтобы я не возвращалась, пока не повидаюсь с тобой.

И тут — невероятно! — она встала на цыпочки и поцеловала его, и поцелуй этот был смелым и многообещающим.

У ног Зекери разверзлась пропасть. Так ее прислал муж?! Но зов в ее глазах лишил его всякой осторожности, и он отогнал беспокойные мысли. Его больше не занимал вопрос, почему она пришла; главное — она была здесь.

— О Боже, Чикаго! — выдохнул он. — Ты уверена в том, что говоришь?

— Верь мне! — ее дыхание обожгло его губы.

Казалось, сердце Зекери выпрыгнет из груди. Каким-то образом они очутились в спальне, и он поцеловал ее страстно, настойчиво, глубоко и начал раздевать. А она отвечала ему таким же открытым, полным, принимающим его поцелуем. Его пальцы справились уже со всеми пуговицами, и льняное платье с легким шелестом соскользнуло на пол, а за ним туда же упало персико-розовое нижнее белье, обнажая гладкую шелковистую кожу.

— Боже, я мечтал об этом тысячу раз, — шептал он, прижимаясь ртом к ароматной коже. Память не подвела его — ее губы были мягки и податливы, ее пальцы запутались в его волосах. Обнимая ее, ощущая ее так близко, рядом с собой, Зекери пил глубокое живительное дыхание, вдыхал запах ее кожи, невероятно мягкой и нежной, а потом опять начал целовать ее губы долгими, глубокими поцелуями, боясь остановиться.

Он рывком сорвал со своей мятой постели легкое одеяло и уложил Элисон на вылинявшие голубые простыни, впиваясь губами в белую душистую кожу. Он лег рядом, с наслаждением позволяя своим рукам ласкать ее теплое нагое тело, в то время как его язык исследовал влажную, маслянистую пещеру ее рта, пробуя на вкус горячую ароматную слюну. Наконец он мог прижать к себе все ее мягкое нежное тело.

Это происходило наяву, и ему было хорошо, как никогда. Тихие вздохи и стоны, запахи разгоряченных тел, острые ощущения дерзких пальцев, отважного языка, влажного, скользящего, чуть касаясь кожи, рта, шепчущих в забытьи губ — весь этот древний интимный язык любящей пары, затерянной в вечности, язык таинства, которое происходит столь редко, может быть, только однажды, когда боги особенно добры и снисходительны к двум людям, предавшимся радостному любовному сумасшествию впервые друг с другом.

В неясных сумерках их тела слились в одно, но Зекери и этого было мало. Он жадно хотел, чтобы она была еще ближе, хотел задушить ее в своих объятиях, охватить ее всю руками, коснуться разом всех уголков ее тела. Боже, она была невероятно хороша! Еще в Белизе, худая после болезни, она выглядела великолепно. А теперь, поправившаяся и внутренне раскованная, она была во много крат роднее и желанней.

Он совсем потерял голову и отдался на волю чувств. Тогда она, решив действовать самостоятельно, нарочно медленно, заставляя его ждать, начала расстегивать тугие, не поддающиеся ее пальцам пуговицы — одну за другой, целуя его; ее раздевающие руки сводили Зекери с ума.

Наконец он освободился от одежды и мог ощутить прикосновение всего ее тела. Боже! Окружающий мир исчез, и Зекери, нырнув в запретные воды любовного океана, поплыл в полном забытьи по его ритмично вздымающимся волнам. Единственную реальность для него составляла она, которой он владел и которая владела им. Он больше ничего не хотел в своей жизни, потому что жизнь не могла дать ему ничего более прекрасного.

В Чикаго Джейк Олстон задумчиво сидел на кровати, устремив зеленые глаза в пространство. Погруженный в свои размышления, он поглаживал подлокотник любимого кресла тонкими красивыми пальцами. Кресло было округлой формы из позолоченного дуба с гладкими ножками, на которые опиралась резная спинка. Авторская работа известного мебельщика, случайно спасенная от забвения двенадцать лет назад, когда это кресло попало в частный дом чикагского предместья на выставку мод, где служило просто фоном для показа моделей.

Элисон первой заметила его, и Джейк купил, поддавшись прихоти, это кресло для своей спальни. Теперь оно будет жить вечно. Джейк внес пункт в завещание, по которому оно достанется Чикагскому Институту Искусств. Не имея детей, Джейк решил найти свой путь, чтобы остаться в истории — когда исчезнут его фотографии и он сам.

Он взглянул на часы и наконец улыбнулся, довольный, что был прав, отсылая ее к нему.

Из ванной комнаты вышла Джесс; в каплях на ее влажной коже играли отблески закатного солнца.

— С тобой все в порядке?

Джейк не ответил.

— Она вернется?

— Не думаю.

Нагая Джесс подошла к окну и распахнула его настежь, впуская в комнату вечерний ветерок с Мичиганского озера.

— Прекрасно, — сказал Джейк.

Казалось, прошли века. Разомлевшая, приятно утомленная, она все еще не хотела отодвигаться от него, электрические разряды все еще пробегали по ее телу, и она радовалась его близости, удивляясь этому человеку, который возродил ее к новой жизни. Она чувствовала, как он склонился над ней и взял губами ее влажный персиковый сосок, она ощущала, как он пробует на вкус соленую влагу ее кожи. Она позволяла ему все. Когда он крепко прижал ее к себе и приблизил свое лицо к ее лицу, она начала жадно целовать его, страстно обнимая и удивляясь, как хорошо, что он рядом, как это правильно и справедливо.

Он рассмеялся, поднявшись, и иронично взглянул на нее сверху вниз — в ее чистые ясные ореховые глаза.

— Я предпочел бы сам добиться этого, а не ждать его милости, — неожиданно трезво и сурово произнес он.

То, что муж посылает свою жену к другому мужчине, не укладывалось у него в голове.

Элисон вопросительно взглянула на Зекери. О чем это он?

Но на этот раз он намеренно шел до конца, напролом.

— А что ты мне скажешь насчет Джейка? — настало время, когда он должен все понять. — Он действительно послал тебя ко мне? Я спрашиваю, потому что я знаю, что ты любишь его. Я видел тебя с ним, это было написано у тебя на лице, — он провел пальцем по ее ладони и коснулся обручального кольца.

— Где ты мог видеть Джейка? — разомлевшая, счастливая, она начала вновь возвращаться к реальности.

— В Чикаго.

Она была поражена.

— Ты был в Чикаго?!

— Я опоздал на две минуты. Нет, скорее на 30 секунд, не больше.

Это было невероятно.

— Ты был там и ты не…

Ее замешательство постепенно переходило в понимание — понимание всей цепи последующих событий. Он видел их теплую встречу с Джейком в аэропорту! Вуди говорила, что Зекери бросился вслед за ней в Белиз-Сити, но Элисон не знала, что он проделал весь ее путь до Чикаго.

Ореховые глаза Элисон искрились радостью, потом они вдруг посерьезнели. Она обдумывала свой ответ, чувствуя, как он вращает колечко на ее пальце.

— Да, я люблю его, он — часть моей жизни. Он — член моей семьи и мой лучший друг, и каждый, кто вступает в мою жизнь, должен считаться с этим.

Она стремилась, чтобы он понял и поверил ей.

— Мы стали любовниками, когда нам было по семнадцать лет. С тех пор много воды утекло. Мы поженились, чтобы легче было оформить усыновление Адама. С юридической стороны супружеской паре сделать это намного проще. Мы разведемся, как только все бумаги будут в полном порядке. Я уже усыновила Адама.

— Я не понимаю, он же любит тебя, я видел это своими глазами.

— Да, он любит меня. Это то, чего я не могу тебе объяснить. Ты просто должен верить мне! — она слегка изменила позу и обняла его, стараясь убедить в своей искренности. — Я боялась встречи с тобой — я ужасно боялась!

Она взяла в свои руки его лицо, стремясь, чтобы он до конца понял ее.

— Я боялась, что ты больше не испытываешь ко мне тех чувств, которые испытывал там, в Белизе. Что твои чувства не выдержали испытания временем и разлукой. Мы с Джейком договорились, что я заеду к тебе по пути домой, чтобы показать ребенка и… — она судорожно вздохнула, — и посмотреть, хочешь ли ты меня все так же сильно.

Она поцеловала его и легонько пробежала языком по нижней губе, ощущая вкус его плоти.

Он ответил ей поцелуем на поцелуй, понимая, наконец, что именно в ней кардинально переменилось. В Элисон больше не было ни тени страха.

— Но больше всего я боялась заниматься с тобой любовью, — продолжала она, затаив от волнения дыхание. — Я была просто в ужасе от этой мысли, — ее голос вновь обрел силу и уверенность, — я думала, если дойдет дело до этого, то как мне быть? Каждый раз, когда я буду закрывать глаза, передо мной будет вставать лицо насильника, а не твое лицо. Но ничего подобного не произошло!

Она улыбнулась широко, радостно, освобожденно.

— Я должна была сделать это наяву. Я должна была убедиться, что способна заниматься любовью с тобой так, как хочу и что между нами при этом никто не встанет.

Ее радость была заразительна.

— Ты сможешь когда-нибудь… — начал он и, наклонившись, поцеловал ее.

— Никто не распоряжается моей жизнью, только я сама, — в ее глазах прыгали веселые чертики, — ну, может быть, еще и ты отчасти…

Она поддразнивала его. О Боже, это невозможно! Неужели она когда-нибудь будет полностью принадлежать ему?

— Ты говорила о разводе.

— Он состоится, как только я вернусь в Чикаго. Я была в Санто-Крусе. Считай, что ты находишься в постели с разведенной женщиной.

Она притянула к себе его лицо и поцеловала долгим глубоким поцелуем, обретая наконец полную уверенность в своем сердце. Элисон скорее ощутила, чем увидела его радостную ухмылку, когда он, сняв с ее пальца обручальное кольцо Джейка, швырнул его через плечо на пол.

Притворно внимательно глянув на будильник, стоящий на столике у кровати, Элисон повернулась к Зекери, широко открыв смеющиеся проказливые глаза.

— О, — прошептала она, легонько шевелясь под тяжестью его тела. — Я опоздала на самолет.

Он успел еще раз поцеловать ее, прежде чем ответить:

— И главное, следующий самолет вылетает только через три дня. Верь мне!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.