Весло Харона

ГЛАВА 7

Хильда была девочкой впечатлительной и эмоциональной. Пожалуй, это мешало ей дружить со сверстниками. Вспылив из-за какой-то ерунды, она могла наговорить столько гадкого и обидного, сколько некоторым не слишком дружным семьям с лихвой хватило бы на годы. Столь же быстро остыв, Хильда страшно переживала, извинялась и предлагала дружить по-прежнему, но что-то надламывалось в отношениях с окружавшими ее людьми. Почему-то сказанное в запале грубое слово без труда перевешивает сотни извинений и заверений в любви и дружбе, сказанных вдогонку. Так и получалось. Все знали, что Хильда — добрая, отзывчивая, честная, все относились к ней хорошо. Но никто не хотел с ней дружить. Никто, кроме Инги.

Но, по правде говоря, дружбой с Ингой гордиться не стоило. Не стоило, потому что свойственные ей патологические сострадание и любовь к ближнему формировали круг ее лучших друзей исключительно из тех, кто по разным причинам был обделен общим вниманием. Инга жалела все живое, начиная от раздавленного велосипедной шиной дождевого червя и заканчивая Отто Брозаускасом, который во втором классе сломал на горке позвоночник. Инга навещала Отто каждый день, приносила яблоки и помогала делать уроки. Но как только Отто поправился, интерес Инги к нему заметно остыл, дружба их вскоре сошла на нет и они ограничивались обычными «привет — пока», принятыми среди одноклассников.

Хильда привлекла внимание Инги именно тем, что была всегда либо одна, либо со всеми. Промежуточное состояние отсутствовало, ибо никто не возражал против участия Хильды в общих мероприятиях, но никто и не горел желанием побродить с ней вдвоем, поделиться чем-то или выслушать ее.

Или этот русский мальчик, Толик Быков. Он вообще был вне игры. Уже потому, что русский, тем более — сын советских военных. В последнее время Хильда начала даже ревновать к нему Ингу, поскольку та все больше времени проводила с этим тихоней. Интересно ей было с ним или просто он казался Инге более обделенным, ущербным, а значит, нуждающимся в ее внимании? Хильда даже всерьез подумывала, не сломать ли ей что-нибудь, чтобы перетянуть Ингу на свою сторону, и только расцветавшее лето удерживало ее от этого отчаянного шага.

Уже тогда, когда Инга сама вызвалась поздравлять русского с Двадцать третьим февраля, Хильда поняла, что дело неладно, и с каждым новым днем весны все больше и больше убеждалась в том, что их дружба с Ингой заканчивается, уступая натиску дружбы с этим уродом Толиком.

А потом Инга исчезла. Она не попала под машину, не утонула в море, не убежала в Африку, не была, наконец, убита…

Сначала этим занимался участковый, затем приехала следственная бригада из Риги. Через трое суток на уши была поставлена воинская часть. Искали тело. Солдаты прочесывали побережье вдоль и поперек. Милиционеры в форме и в штатском опрашивали всех, кто мог хоть что-то знать. Все было тщетно. Инга словно растворилась в воздухе.

Одни считали, что она утонула и тело ее унесло в море. Другие предполагали, что Инга отправилась путешествовать, как поступали тогда многие подростки, и в дороге с ней случилось несчастье. Третьи думали, что она стала жертвой изворотливого маньяка.

В Лиепае остались только два человека, которые не верили ни в одну из принятых к рассмотрению версий.

Одним из них была мать Инги, считавшая, что ее дочь достаточно разумна, чтобы не отправиться самостоятельно путешествовать, слишком теплолюбива и прихотлива, чтобы полезть в еще холодную балтийскую воду, и слишком общительна, чтобы бродить в одиночестве на радость маньякам и прочей мрази. Своей версии женщина выдвинуть не могла. А подобные доводы, как сказал следователь, к делу не приложишь.

Вторым человеком была сама Хильда. У нее как раз была своя версия. Странная и диковатая, по мнению взрослых, и, несмотря на уверенность Хильды в собственной правоте, еще менее интересная для профессионалов, занимавшихся этим делом.

Хильда не знала наверняка, но была уверена, что исчезновение подруги как-то связано с этим русским, Толиком Быковым.

Доводы, которые она приводила, не вызывали ничего, кроме грустной усмешки.

В последние несколько недель Инга и Толик много времени проводили вместе. Почти каждый день. С началом каникул Хильда вообще потеряла их из виду. В тот день, когда Инга исчезла, она тоже, скорее всего, встречалась с ним. Проверить это было невозможно, поскольку их действительно видели вместе, но Инга, целая и невредимая, приходила домой обедать. Родители же русского мальчика были в то время в части. После исчезновения Инги Толик не проявил к этому событию никакого интереса. Он даже не прислушивался к разговорам сверстников о том, как идут поиски. Это казалось более чем странным, если учесть, что Инга была единственным его другом и ее исчезновение не могло парня не беспокоить.

С этими аргументами Хильда и явилась к следователю. Женщина-капитан МВД республики выслушала ее, сделала какие-то пометки в блокноте, поблагодарила за помощь и пообещала разобраться. Она действительно честно отработала версию, хотя и была уверена, что это ничего не даст. Толик Быков — тихий, скромный мальчик — показал, что в тот день действительно встречался с Ингой. До обеда. Вторую половину дня он провел дома за книгой Джека Лондона. Объяснение тому, что он не проявлял видимого интереса к новостям и слухам, лежало на поверхности: русский, сын военных. Кроме того, многие местные предпочитали родной язык, которого Быков почти не знал. Так что какой смысл ему прислушиваться к их разговорам?

Хильда тоже прекрасно понимала, что ее умозаключения не помогут вывести Толика на чистую воду. И она готова была завыть от бессилия, ибо не просто чувствовала, но именно знала, что русский врет. Это знание складывалось из каких-то штрихов, почти неуловимых, но Хильда не могла выразить свое знание словами, чтобы объяснить этим взрослым, донести до них то, что видела и понимала сама.

Отчаявшись, Хильда рассказала все отцу. Тот пожалел дочь, вытер ее слезы, погладил по голове и, когда та успокоилась, дал ей почитать книгу — «Записки о Шерлоке Холмсе».

Сначала Хильда не поняла, почему именно эту книгу дал ей отец, но постепенно, шаг за шагом, страница за страницей, ей открывался сложный и увлекательный мир логики. Открывался способ мышления, позволявший связать воедино мельчайшие, незначительнейшие детали, чтобы по ним осмыслить и воссоздать целое, постичь его смысл, найти единственно возможное объяснение вещам вроде бы необъяснимым.

Хильда поняла, что существует оружие, способное вытащить на свет и покарать зло, оружие, недосягаемое для большинства людей, и она, Хильда, тоже может этим оружием овладеть.

И были новые книги, и детективы сменились литературой по математике, психологии, криминалистике. Хильда словно шла по волшебной стране, где каждый поворот, каждый подъем открывал все новые горизонты, все новые непознанные пажити, звавшие и манившие. Она росла, время зарубцевало рану от потери Инги. Хильда научилась управлять своими эмоциями, у нее появились друзья и подруги. Годы шли, и увлечение Хильды психоанализом выросло в нечто большее.

Она получила в руки вожделенное некогда оружие и теперь совершенствовалась в обращении с ним.

Обретенное знание имело лишь один недостаток. Самая стройная логическая цепочка не являлась для суда аргументом, если не было доказательств. Но этот недостаток распространялся лишь на суд человеческий.

— Подписывай, дура! — Лейтенант перешел на доверительный шепот: — Оформим явку с повинной, получишь три вместо пяти.

Валя сидела неподвижно, подсунув под себя руки. Да, она дура. Дура, что пошла к Константину, дура, что пошла к нему одна, дура, что поверила в его искренность. Дура, ох, какая дура, что взяла нож! И вот результат: она сидит на табуретке в дежурке, и этот молокосос вешает ей лапшу на уши, думая, очевидно, что перед ним совсем безнадежная идиотка. Какая явка с повинной, если ее взяли на месте «преступления»!

— Слушай, мы ведь передадим тебя в РУОП, а там тебе припаяют вымогательство в особо крупных… — продолжал свои фокусы лейтенант.

Бессонная ночь в клетке отделения милиции с двумя бомжами, пьяной в дым проституткой и кавказцем со свежесломанным носом подорвала Валины силы, но не лишила еще способности соображать. А соображения ее сводились к тому, что действия ментов незаконны и, скорее всего, она до сих пор торчит в отделении именно потому, что без ее «чистосердечного признания» дело не стоит выеденного яйца. Вот лейтенанту и поручили выжать признание.

Лейтенант порядком устал трепать языком. Он поднялся из-за стола, подошел к шкафчику, достал бутылку минералки, отхлебнул и убрал обратно.

— Не хочешь попить? — повернувшись к Вале, спросил он, словно спохватившись.

Та кивнула. На всякий случай кивнула, хотя знала и этот фокус.

Лейтенант вытащил из шкафа бутылку и стакан. Наливая воду, медленно двинулся к столу.

— Ну ладно, — заговорил он примирительным тоном, — давай эту бодягу заканчивать. Подписывай протокол и можешь отправляться спать. В клетке сейчас нет никого…

Он уже почти обошел стол и был в двух шагах от Вали. Вода смачно булькала, низвергаясь из пластиковой бутылки. Сотни пузырьков, отрываясь от стенок стакана, радостно устремлялись к поверхности. Запах минералки дразняще щекотал ноздри.

— Давай. — Милиционер остановился возле Вали со стаканом в руке. — Подмахни по-быстрому и…

— Пошел ты! — угрюмо выдохнула Валя, ощутив, насколько запеклись губы.

— Как знаешь. — Лейтенант пожал плечами и стал пить воду сам. Не торопясь, смакуя, звонкими глотками. Острый кадык его плавно гулял по шее, сопровождая каждую новую порцию живительной влаги, которая лилась в милицейскую пасть.

Валя отвернулась.

Лейтенант допил воду и поставил стакан на стол.

— Ну-с, продолжим разговоры. — Он снова уселся за стол и взял ручку.

— Борщов! — Дверь распахнулась, и в дежурку ввалился майор.

Лейтенант вскочил и вытянулся в струнку. Майор смерил Валю раздраженным взглядом и снова обратился к коллеге:

— Борщов, она подписала что-нибудь? — Взгляд его упал на протокол.

— Никак нет, — понуро вздохнул лейтенант.

— Плохо, Борщов. Очень плохо. — Майор взял со стола протокол и, быстро сложив пополам, убрал во внутренний карман. — Все. Забирают ее, уже приехали.

Борщов вздохнул и взял со стола фуражку.

— Ладно, — махнул рукой майор. — Я сам проведу. Мне еще с ними потереть надо. Пошли! — кивнул он Вале.

Девушка медленно поднялась.

— Ну, давай маршируй бодрее! Что ж ты как вареная!

Валя неторопливо вышла из комнаты. Куда ей теперь торопиться? Все равно предварительное заключение учитывается, а сидеть в КПЗ все веселей, чем батрачить в зоне,

Выйдя на улицу, Валя с удивлением обнаружила, что встречают ее не облаченные в форму грозные оперативники, а два человека в штатском, похожие скорее не на родных сыскарей, а на детективов из американских сериалов.

Майор слегка подтолкнул Валю к этой парочке.

— Во, забирайте свою красотку. И не забудьте!

Майор сделал какой-то непонятный жест и, развернувшись, скрылся за дверью.

Валя недоуменно смотрела на приехавших за ней людей. Один пожилой, довольно полный, — очевидно, был главным. Другой — молодой крепкий мужик — состоял, как говорится, при хозяине.

— Давайте сядем в машину, — предложил пожилой, показывая на серебристо-синий «ситроен». — А то торчим тут на глазах у всего честного и лихого люда…

— А вы, собственно, кто? — Валя машинально сделала шаг, но остановилась, подозрительно глядя на этих двоих.

— Мы, собственно… — Пожилой потеребил кончик носа. — Думаю, что если мы подойдем к машине, то многие вопросы тут же отпадут.

— Мы люди хорошие, — вставил, усмехнувшись, молодой.

Терять Вале было особенно нечего. А странность происходящего заинтриговала ее. Она пошла к машине. Когда до блестящей дверцы «ситроена» оставалось метров пять, тонированное стекло плавно опустилось и Валя увидела Ольгу. Подруга не улыбалась, но выглядела довольной и никак не походила на человека, которого запихнули в машину насильно.

Борис включил компьютер и набрал пароль. Как только программа загрузилась, он щелкнул «мышью» и включил заставку. Девицы из «Плейбоя» замелькали во всем своем великолепии. Коллекция фотографий закончилась и пошла по новой. Кадра со злополучным снимком не было.

Борис щелкнул «пробелом». Заставка исчезла, иконки программ услужливо выстроились на голубом фоне.

— Вот и все, — произнес Борис вслух. — Мы победили.

Наверное, он был вправе сказать это. Вчерашний вечер он провел на высшем уровне, черт бы его побрал! И в доказательство того, что Боря вернул себе прежние позиции в семье и в этой жизни, проклятая фотография из заставки исчезла. Кстати, теперь-то можно не сомневаться, что это была Лялькина работа. Вот актриса! Вот сучка…

Все хорошо, все по-прежнему. Только с этим чертовым ребенком… Как же быть? Конечно, это случится не завтра и даже не через месяц. Минимум до конца года можно жить припеваючи и припиваючи, ни в чем себе не отказывая. И потом, после Лялькиного выкидыша врач сказал, что вероятность новой беременности крайне мала, примерно процентов пять. Боря очень надеялся на оставшиеся девяносто пять процентов.

С другой стороны, может, получив ребенка, Лялька утешится и прекратит свою шпионско-террористическую деятельность? Будет нянчиться с дитем. А что? Какая бы она ни была продвинутая интриганка, но природу не обманешь: деревенская баба должна иметь ребенка, вытирать ему сопли, шлепать по заднице, штопать ползунки. Ляльке даже не придется штопать. Чем-чем, а ползунками-то Борис ее обеспечит.

Телефонный звонок прервал его раздумья. Звонил один из сбытовиков.

— Белый, есть солидный заказ на водонагреватели.

— А конкретно?

Сбытовик этот был, пожалуй, самым толковым парнем из всех, кто работал в «Белтехе». Если он обращался напрямую к генеральному и с порога выдавал такой текст, то дело, скорее всего, было стоящим. Но узнать детали, само собой, необходимо.

— Если конкретно, то человек готов взять три контейнера «Арок».

— Сколько?!

— Три контейнера.

— Зайди-ка. — Борис положил трубку. Такие заказы не стоило обсуждать по телефону, даже (тем более) по внутреннему. Три контейнера водонагревателей «Арок»! Бешеные бабки! По меньшей мере половина актива «Белтеха». Зачем кому-то понадобилась такая уйма этих машинок?

— Можно? — Сбытовик заглянул в кабинет.

— Давай заходи. — Борис указал парню на стул. — Что там интересного?

— Пришел человек. Региональщик из Ставрополья, из администрации. Они строят гостиничный комплекс. По госзаказу. В общем, все нормально, с контрактами никаких проблем, готовы платить…

— А почему они не могут просто связаться с Италией, напрямую с «Ароком», и заказать что нужно? — Борис не сомневался, что этот вопрос парень уже проработал. Если нет, то Борис его сильно переоценивает.

— Я уже спрашивал, — с довольным видом кивнул сбытовик. — Во-первых, процесс распределения денег на контроле у мэра. Никаких авансов, тем более за бугор, он не подпишет. Но что касается России, они готовы подписать любой договор, предоставить любые гарантии, даже загнать деньги на счет. Понимаешь? Как только транспорт приходит в Новороссийск, они сразу платят.

— Понятно. А во-вторых? — Борис железной рукой удерживал в себе гейзер эйфории. Госзаказ на такой объем! Чума! А за ним наверняка последуют другие.

— Что? А, во-вторых… Во-вторых, они хотят, чтобы мы гарантировали качество продукции. То есть поставили на гарантийное обслуживание… — На лице сбытовика проступило легкое беспокойство, когда он начал перечислять требования чиновника из Ставрополья.

Бориса этот пункт не особенно волновал. За два года работы с итальянцами Борису не попалось ни одного дефектного обогревателя. И при наценке в тридцать процентов, которые «Белтех» накручивал на импортное оборудование, можно было и починить то, что вдруг окажется неисправным. Этот аргумент, видимо, оказался для ставропольцев гораздо более важным, чем вопросы оплаты. Дело в том, что на импортируемое оптом оборудование итальянцы, как и любая другая фирма, гарантии не давали. Заплатить побольше чужих денег и иметь поменьше головной боли было для чиновников оптимальным вариантом.

Борис принял решение:

— Где он сейчас?

— Сидит внизу, Кэт его кофейком поит.

— Пошли. — Борис встал, но тут же опустился обратно в кресло. — Хотя что это я? Давай тащи его сюда. И пусть Катька метнется, купит чего-нибудь покрепче кофе.

— Ну, наверное, для начала я представлюсь. — Пожилой мужчина попытался, насколько это позволял салон машины, галантно поклониться. — Сразу предупрежу, что названное имя будет иметь одно преимущество и один недостаток. Преимущество состоит в том, что легко запомнить. Меня зовут Александр Сергеевич, как Пушкина. А недостаток и вовсе пустяковый: имя это вымышленное.

Валя встрепенулась и посмотрела на Ольгу — та ободряюще улыбнулась в ответ.

— Понимаю, что подобное инкогнито будет воспринято как признак недоверия, — продолжал мнимый тезка солнца русской поэзии. — В какой-то мере так оно и есть. Но с другой стороны, я делаю это и для вашей безопасности. Нельзя выдать или выболтать то, чего не знаешь. Вдруг жизнь так повернется, что мы начнем друг другу мешать? Если я останусь темной лошадкой, мне не придется… м-м… заметать следы,^-убирая свидетелей. Ясно?

Вступление Вале не понравилось, но Ольга осторожно взяла ее за руку, давая таким образом понять, что все в порядке.

Подруги продолжали молча слушать. Телохранитель Александра Сергеевича тем временем завел двигатель, и машина плавно тронулась с места.

— Ну, некоторое ваше доверие я уже заслужил, так как вытащил вас из цепких лап правосудия… Теперь, сказав все самое неприятное, я хотел бы перейти к делу. — Александр Сергеевич выдержал небольшую паузу, чтобы поправить ремень безопасности и, видимо, перевести дух. — Наш интерес к вам, девушки, вызван тем, что у нас общий враг.

Валя вздрогнула, и мужчина заметил это.

— Не волнуйтесь. — Он успокаивающе поднял руку. — Пока я не собираюсь идти дальше простого разговора. Если мы не найдем общего языка на данном этапе, то сможем расстаться и забыть друг о друге. При этом продолжать искать пути достижения заветной цели. Я уже кое-что объяснил Ольге, и она в ответ рассказала мне некоторые подробности ваших планов относительно господина Боброва…

Валя снова посмотрела на подругу, на сей раз с укором.

— Итак, я подхожу к сути. — Александр Сергеевич подбадривающе улыбнулся. — Валентина, я знаю, что вы не виновны в покушении на Бобра… господина Боброва. Знаю я также, что убийство его все же входило в ваши планы. Не дергайтесь! Открываю несколько своих карт. Я тоже мечтаю увидеть Костю Бобра в гробу в белых тапочках, а еще лучше — в печи крематория. Не курите такие? — без всякого перехода спросил он, открыл портсигар и продемонстрировал притянутые стильной резинкой папиросы.

— Я курю все, что дымит. — Валя вытащила одну папиросу.

— Ах да, — махнул рукой Александр Сергеевич, — я и забыл…

Он тоже вытащил папиросу. Ольга отказалась: она так и не стала настоящим курильщиком. Она курила изредка, чтобы привести в порядок нервы. Валя и Александр Сергеевич задымили.

— Проблема, созданная братьями, не оставляет иного решения. Поэтому я и несколько моих… друзей хотели бы избавиться от старшего брата. У вас проблема совершенно иного рода. Я бы сказал, у вас совершенно иной счет к Бобру. Это меня и заинтересовало.

— Что вы хотите? — Валя выпустила струйку густого дыма себе под ноги.

— Я вижу, вы предпочитаете сразу брать быка за рога. — Александр Сергеевич сделался серьезным. — Что ж, к делу. Вы действительно хотите убить Боброва?

— Допустим.

— Нет, дорогая моя, это слово меня в качестве ответа никак не устраивает. Да или нет?

— Да.

— Хорошо. Почему вы решили искать киллера?

— То есть?

— Вы боитесь крови, не уверены в своих силах, не хотите попасться? Почему киллер? Ведь можно сделать это самой.

— А почему Бобров до сих пор жив?

— Теперь я, извините, не понял вопроса. — Александр Сергеевич загасил папиросу и снова поднял глаза на собеседницу.

— Ну, вы ведь хотите его убить. У вас есть возможность, время и деньги, а Бобров до сих пор жив.

— Ясно. Но дело в том, что у меня нет такой возможности. Я ищу ее, и вы можете оказаться мне полезны. Вы полтора месяца как откинулись и уже готовите убийство. Значит, других важных дел у вас на воле нет? Что вы собирались делать после убийства?

— Не знаю. Сначала я хочу увидеть его мертвым.

— Объяснимое желание. Кстати, наняв киллера, вы можете и не увидеть труп.

— Куда вы клоните? Нельзя ли конкретнее? — Валю начинало злить, что Александр Сергеевич никак не доберется до сути.

— Можно и конкретнее. Я хочу, чтобы вы убили Бобра.

— Что?!

— Я хочу, чтобы именно вы убили Константина Боброва, вашего бывшего мужа, главу фирмы «Братья Бобровы».

— Я?!

— Именно вы.

— Почему именно я?

— Вот почему. Ситуация такова, что любое покушение на эту мразь будет расценено определенными людьми как выпад с нашей стороны. Бобров при поддержке этих людей решил подмять нас. Если те люди начнут на нас охоту, мы не выстоим. А не будет Боброва, и процесс несколько замедлится. Так что ни в какое случайное покушение, ни в какое убийство по ошибке в пьяной драке и тому подобное никто не поверит. Ваш случай особенный. Вы — обманутая жена, и если вы застрелите его прилюдно, то…

— Ты что, псих? — Валя попыталась на ходу открыть дверцу, но ничего не вышло. Двери были заблокированы, но Валя о таких технических изысках не слышала, поэтому продолжала дергать ручку. — Выпустите меня!

— Да подождите, Валя. Давайте поговорим еще пять минут, а там будет ясно.

Валя откинулась на спинку сиденья и скрестила руки на груди, давая понять, что позволяет Александру Сергеевичу договорить.

— Я предлагаю вам вот что. Вы получаете от меня оружие и деньги. Скажем, десять тысяч. Это ставка профессионального убийцы. Мои люди научат вас стрелять и все подготовят. Вы убьете Боброва и скроетесь. Растворитесь. Милиция вас искать не будет, поскольку никто из сопровождающих Бобра не даст показаний. Его людям мы сообщим о причинах убийства. Им вас искать тоже не будет интереса. Таким образом, вы убираете Константина Боброва, получаете свободу и деньги. Приличные деньги, особенно для провинции, где вам предстоит прожить хотя бы несколько лет…

— Я все же не понимаю, почему именно я?

— Я же объясняю вам, что вы — идеальный вариант, при котором мы… мы с вами сможем убить сразу нескольких зайцев, извините за каламбур. Устраняется Бобров, я и мои друзья остаемся чистыми…

— Но почему я?! Я не умею стрелять, я даже в школе… — Валя всплеснула руками, демонстрируя, что это предложение кажется ей абсурдом.

— Стрелять мы вас научим. А выбрали мы именно вас, — терпеливо начал объяснять Александр Сергеевич снова, — потому что тогда…

— …на вас не подумают! Я поняла. Но неужели нельзя сделать все так, чтобы это выглядело как несчастный случай, самоубийство… ну, я не знаю…

— Это непросто. — Александр Сергеевич покачал головой. — Говоря по совести, и киллера хорошего непросто найти. Сейчас народ пошел сволочной. Ни стыда, ни совести. Ему заказываешь клиента, а он прется к нему и продает тебя со всеми потрохами. Каково? А есть идиоты малохольные, что шагают на Петровку или в храм и каются там, что возжелали смерти ближнего своего. Апофеоз мерзости!

— Сочувствую. Но с вашими возможностями… — Валя выразительно покрутила головой, осматривая салон «ситроена».

— Девочка моя, — перехватив ее взгляд, грустно улыбнулся Александр Сергеевич, — иномарка была символом власти в те годы, когда вы еще бегали на воле. Сейчас это — ничто.

— Но если вы платите мне, то, наверное, можете найти… — Валя сделала такой жест, словно втыкала вилку в розетку.

— Так ведь сразу поймут, что… — Александр Сергеевич приложил указательный палец к груди.

— Но если вы наймете профессионала, то он все сделает, как будто это самоубийство!

— Ха! Такие, как наш Бобр, самоубийством не кончают. Да и речь тут идет уже не просто о профессионале, нужен такой класс, что… ух!

— И что же, нет таких?

Александр Сергеевич задумался.

— Если честно, то я знаю только одного такого. Правда, этот парень не просто киллер. Он может заставить человека убить себя.

— Как это?

— Никто не знает как. Это мастер высочайшего класса. Дьявол во плоти.

— Но ведь известно, что он убивает?

— Известно, что люди, которых ему заказывают, довольно скоро или погибают при странных обстоятельствах, или кончают жизнь самоубийством, или сходят с ума.

— А это не байки? Уж очень похоже на Дюма-праправнука…

— Да нет, не байки. Фамилия Кирьянов вам говорит о чем-нибудь?

— Кирьянов? — Валя наморщила лоб. — Это…

— Да, именно. Так вот, он заключил с этим виртуозом нечто вроде контракта. Два года он шел вверх со скоростью воздушного пузырька. Все, кто мешал ему и не желал отойти в сторону, быстро и плохо кончили. Есть еще несколько примеров. В общем, это не легенда. Однажды и мой компаньон обращался к нему за помощью. Так что это правда. Но он такой один. Один на всех на сто лет вперед и на сто лет назад.

— Так почему же вы не обратитесь к нему? — Валя слушала Александра Сергеевича, широко открыв глаза.

— Он положил свое весло.

— Что? Какое весло?

— Свое весло. Так он последний раз сообщил по Интернету. Прозвище у него было Харон. Никто его никогда не видел, а связь держали сначала через пейджер, потом через компьютер. Шесть лет назад Харон сообщил, что кладет свое весло. Больше он не отвечал на обращения.

— А… — прохрипела Валя: от волнения у нее пересохло в горле.

— А кто такой Харон? — поспешил ей на помощь Александр Сергеевич.

— Нет. Что такое Интернет?

— Интернет? — Брови у Александра Сергеевича встали домиком, даже шалашиком от удивления. — Вы не знаете, что такое Интернет?

Он перевел изумленный взгляд на Ольгу. Но ту больше интересовал совсем другой вопрос, и, как только Александр Сергеевич взглянул на нее, она спросила:

— А Кирьянов… Как его звали?

— Кирьянова? Не помню. Алексей… Нет, не помню. Таких редко называют по имени, еще реже — по имени-отчеству.

— Алексей Владимирович? Невысокий, нос клювиком, бородавки на левой руке?

— Да, нос у него того… — согласился Александр Сергеевич. — Про бородавки не знаю, но это такое дело… Половина народа не знает, что у президента пальцев на руке не хватает! А тут бородавки…

— А где он сейчас?

— Кто?

— Кирьянов.

— О-о! Его, пожалуй, найти не легче, чем Харона, хотя фотографий его масса. Особенно после похорон.

— Так он умер?

— Да, погиб. Случайно.

— Тоже Харон?

— Харон? — На секунду Александр Сергеевич задумался. — Нет. Тут — нет. Кирьянов попал под обстрел где-то в Осетии. Хотя кто знает…