Весна отверженных

Глава 5

В ночь ухода Соланн и Виэри леди Одиль Де Верлей не могла сомкнуть глаз. Ее терзали нехорошие предчувствия. Возможно, всему виной была дуэль между послами Марссонта и Эвермира, которая все-таки состоялась на следующий день после скандала на балу, несмотря на королевский запрет. Стража и шпионы Максимиллиана Третьего неотступно следили за поссорившимися посланниками, но им каким-то чудом удалось улизнуть и все-таки устроить поединок на мечах. Если бы баронесса не была уверена в том, что никаких магов ни в свите лорда Эода, ни среди сопровождающих графа Лайонхолла нет, она бы подумала, что этим двоим помогли скрыться именно чародейским путем.

Поединок не только стоил жизни престарелому лорду Эоду, послу Марссонта. Из-за его смерти Его Величеству пришлось объявить официальный траур на целый месяц, чтобы успокоить возмущенного марссонтского правителя. Потеря своего старого боевого товарища в мирное время, да еще и сам факт его гибели от рук ненавистного эвермирца — для гордого и вспыльчивого герцога Эйндриса это было слишком.

Из этого следовало, что выбор невесты для короля тоже откладывается. Скорее всего, даже не на месяц, а на полтора — до празднования королевского Дня Рождения. Промедление в этом вопросе день за днем ухудшало политическую ситуацию для Максимиллиана и давало партии его врагов возможность поднять голову.

При дворе уже ходили слухи о том, что Его Величество совершенно не контролирует ситуацию, и посол дружественного государства был буквально зарезан с молчаливого королевского попустительства. А партия войны, которая жаждала взять реванш в противостоянии с Эвермиром восьмидесятилетней давности, вновь стала набирать популярность не только среди горячих юнцов, но и среди их весьма рассудительных папаш.

Все это, конечно же, было устроено не просто так, и леди Одиль прекрасно все понимала. Дама догадывалась, кто тот игрок, что за этим стоит, но до конца не хотела верить. Герцог до сих пор не представлялся ей достойным противником в придворной игре. Чтобы не получать больше таких неприятных сюрпризов, леди Одиль решила побольше разузнать о замыслах Великого герцога Гильома. Для этого надо было сделать вид, что она ни о чем не догадывается, и заодно предпринять определенные шаги, чтобы обезопасить себя. Только так она могла помочь королю.

Именно поэтому леди Де Верлей избавилась от старшей сестры сразу же, как только она вновь появилась в ее жизни. Именно поэтому не предоставила Соланн никакой активной помощи, и именно поэтому настояла на том, что сестре надо самостоятельно искать выход из своих неприятностей и не впутывать ни во что Одиль.

Что до Эссы, то старшая дочь сестры виделась ей вполне готовой к службе аферисткой. Разумеется, Одиль выполнит свое обещание насчет замужества. Но это будет когда-нибудь потом, когда Эсса достаточно послужит ее собственным интересам. В конце концов, Соланн должна была хоть как-то возместить ей свое весьма рискованное пребывание в Пале-Де-Тан.

Баронесса встала с кресла и прошлась по кабинету. Жермон уже час назад должен был привезти Эссу, но их до сих пор не было. Леди Одиль позвонила в колокольчик. На зов тотчас же явилась ее новая горничная, незаконная дочь Жермона — рыжая тощая девица, имени которой Одиль никак не могла запомнить.

— Чем могу служить, госпожа? — горничная присела в глубоком реверансе.

— Скажи, Жермон еще не привез леди Эссу домой? — уточнила леди Одиль.

— Нет, госпожа, — служанка отрицательно покачала головой.

Баронесса раздраженно вздохнула и сделала девушке знак удалиться:

— Как явится, пусть поднимется ко мне.

— Всенепременно, госпожа, — еще один глубокий реверанс, и девушка исчезла.

За дверью кабинета послышался испуганный вскрик, и она снова широко распахнулась.

— Возможно, я смогу скрасить твое ожидание, моя леди баронесса? — послышался низкий и властный мужской голос.

В кабинет не спеша, хозяйской походкой вошел герцог Гильом. Леди Одиль выпрямилась:

— Что вы делаете в моем доме без приглашения, да еще в такой час, герцог?

Гильом издевательски раскланялся:

— Прошу меня простить за грубое нарушение этикета, леди Одиль. Но у меня к тебе очень важный разговор, и он не терпит отлагательств.

— Прошу тебя покинуть мой дом, герцог, — произнесла баронесса тоном, не терпящим возражений, и резким нетерпеливым жестом указала Гильому Де Тайеру на дверь. — Или тебя вышвырнет моя охрана.

— Вышвыривать меня некому, моя леди баронесса, — усмехнулся Великий герцог, скрестив на груди руки. — Потому что теперь твой дом охраняют мои люди.

Руки баронессы похолодели от страха, но сдаваться она не собиралась:

— Ты решил захватить меня в плен? Очень безрассудно и глупо. А главное — бессмысленно.

— Отнюдь, — Гильом сделал приглашающий жест, указывая Одиль на кресло. — Садись, моя леди. Разговор будет долгим.

Леди Де Верлей насмешливо приподняла левую бровь:

— У тебя полчаса, мой герцог. Я не намерена жертвовать своим сном красоты даже ради двоюродного брата Его Величества.

— Ну, что ж… — развел руками герцог Де Тайер. — Тогда я перейду сразу к делу. Несмотря на отсутствие в твоем роду королевской крови, ты имеешь гораздо большее влияние при дворе, чем я, моя леди баронесса.

— Возможно, потому что я храню верность правящему монарху? — в голосе Одиль послышался легкий сарказм.

— Возможно, — с наигранным простодушием согласился Великий герцог. — А возможно, и потому, что никто не знает, что в семье мудрейшей королевской советницы очень некстати затесались маги. И где — прямо среди ближайших родственников!

На мгновение баронесса замешкалась. Блефует? Или каким-то образом узнал о Соланн?

— Кажется, перед тем как явиться ко мне, кое-кто по старой солдатской привычке опустошил мой винный погреб, — презрительно усмехнулась леди Де Верлей. — Иначе, чем объяснить эти безумные речи и поступки?

— К черту болтовню. Будешь отрицать, что твоя старшая сестра родилась с магическими способностями, и что ее дочь, твоя племянница, их унаследовала?! — герцогу надоели пустые речи, и он навис над женщиной со злобной гримасой.

— Моя единственная сестра погибла на охоте в возрасте пятнадцати лет, — холодно возразила баронесса. — И я до сих пор скорблю по этой утрате.

— А я — Верховный жрец Церкви Единого, наместник Пророка на Каэроне, — рассмеялся Великий герцог. — У меня есть доказательства, что твоя сестра гостила у тебя не далее как вчера. Вместе с дочерьми, одна из которых тоже чародейка. Ночью они покинули Пале-Де-Тан в твоей собственной карете.

— Где они? — только и смогла выдохнуть ошеломленная Одиль.

— К сожалению, твоя сестра мертва. Она сама виновата, пыталась сопротивляться, — холодно ответил герцог. — А ее дочери в безопасном месте. Одно неверное движение, моя леди баронесса, и я представлю брату доказательства того, что твои родители, а затем и ты не только скрыли факт наличия живых магов в вашей семье, но и что совсем недавно ты принимала их у себя. То есть, укрывала. И свидетели у меня найдутся. Хотя бы твои слуги. Или старшая племянница, что, согласись, гораздо весомее. Понимаешь, чем это тебе грозит? Все то, что ты так тщательно выстраивала, твои связи, репутация, — будет перечеркнуто одним этим досадным фактом. Но что хуже всего — мой любезный брат будет разочарован, и ты наверняка окажешься в тюрьме за укрывательство магов и тайную помощь им…

Великий герцог хотел было продолжить, но леди Одиль совершенно не собиралась позволять ему и дальше наслаждаться триумфом. Баронесса нетерпеливым жестом отмахнулась от Гильома:

— К делу, мой лорд герцог. Времени у тебя все меньше.

— Хорошая мина при плохой игре, — усмехнулся Гильом Де Тайер. — Изволь, моя леди баронесса. Как ты понимаешь, я имею вполне законные притязания на трон, и в ближайшее время намерен их предъявить. У твоего ума, талантов и красоты огромное количество поклонников. Столько же — из-за репутации твоего покойного мужа, мудрого и уважаемого человека. Поддержи меня. Приведи ко мне своих почитателей, а они обязательно пойдут за мной, если это сделаешь ты. В обмен на такую малость я обещаю, что с головы твоей племянницы не упадет ни один волосок. А когда я приду к власти, я обещаю освободить ее и найти ей достойного патрона. А ты и при мне не потеряешь свой статус королевской советницы, все останется, как было. Просто король у тебя будет другой. Что скажешь, моя леди?

Соланн тонко улыбнулась. Значит, все-таки заговор. В пылу беседы, когда герцога опьянила близость и доступность желаемого, он совершенно неожиданно и для себя, и для нее выдал кое-что, что обнадежило баронессу. Что ни говори, а Великий герцог Гильом никогда не был силен в Игре.

Одиль покачала головой:

— Мой лорд герцог, твой путь — путь войны. Я знаю, что ты давно и трепетно лелеешь идею взять реванш над Эвермиром. Почему ты не успокоишься, ведь дело было восемьдесят лет назад? Почему ты думаешь, что я, женщина и мать, поддержу и одобрю твое бряцание оружием?

— Да потому что мой брат и его отец превратили наших рыцарей в слюнтяев, которым только и остается, что вздыхать о былой славе трезеньельского оружия! Когда-то у нас была самая мощная армия на Каэроне!

— Она и сейчас не уступает ничьей, мой лорд герцог.

— Но ей негде себя проявить. Это первое. А второе — трон был обманом забран у моего отца. И доказательства этому у меня тоже скоро будут на руках.

— Не знала, что ты собираешь сплетни и глупые легенды, мой лорд герцог, — покачала головой Одиль. — Но мне действительно пора спать. Ты позволишь мне подумать над твоим предложением хотя бы до утра?

Великий герцог Гильом Де Тайер усмехнулся. Похоже, ему действительно удалось заставить вдову принять его сторону. Выхода у нее не было, это факт.

— Разумеется, моя леди баронесса. Желание женщины для меня закон, хоть она и моя пленница. А пока мои люди будут тебя охранять. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Баронесса величественно проследовала из кабинета мимо герцога Гильома. Согласно этикету, она должна была бы пригласить так поздно оказавшегося вдали от дома герцога переночевать в Пале-Де-Тан, но она не доставит захватчику такого удовольствия. Пусть выпутывается из этой неловкости сам. А уж как быть с его предложением, леди Одиль Де Верлей подумает утром.

Герцог Де Тайер проводил глазами баронессу и улыбнулся. Женщина сколько угодно может демонстрировать, что она хозяйка в этом доме. Они оба знают истинное положение дел. Завтра вдова Де Верлей даст согласие на его предложение. Без ее лояльности этот слизняк Максимиллиан потеряет почву под ногами. Добрая половина двора решит, что раз уж леди Одиль, которая прекрасно понимает, куда ветер дует, предпочла публично поддержать его, Гильома, то им определенно стоит поступить так же.

Великий герцог усмехнулся: теперь у него в рукаве было целых две дамы-интриганки, каждая с опытом политической подковерной борьбы и с впечатляющим штатом шпионов. Возможно, стоит выбрать из них какую-то одну? Гильом представил, как заставляет Маделин и леди Одиль сражаться на шпагах за его благосклонность, и усмехнулся.

Борясь с искушением покопаться в бумагах, Гильом закрыл дверь в кабинет леди Одиль и спустился в фойе. Он был уверен, что наружу не просочился ни один даже самый жалкий слуга. Его люди отработали отлично: не было ни окна, ни двери, возле которой не дежурила бы охрана, предусмотрительно переодетая в ливреи цветов Де Верлей. Снаружи все выглядело, как обычно. Просто теперь герцог и его люди будут контролировать все контакты баронессы и то, как и с кем она будет себя вести. То, что такая женщина полностью оказалась во власти Гильома, опьяняло его. Вот за этим он и стремится к короне.

***

Эсса пришла в себя от боли. Ломило все тело, но сильнее всего болели левое предплечье и правая голень. Но хуже всего ощущалась правая сторона спины. Девушка лежала лицом вверх на чем-то похожем на не слишком удобную кровать, укрытая чем-то мягким и теплым.

Эсса открыла глаза. Она находилась в просторном помещении. Рядом с ее кроватью стоял небольшой деревянный столик, на котором разместились оловянная кружка, ложка и несколько склянок темного стекла с бумажными наклейками, надписи на которых Эсса разобрать не могла. Около стола стоял грубый табурет, на котором были сложены какие-то вещи. Девушка присмотрелась и узнала свою одежду. Поверх лежали пояс с ножнами, охотничий нож в чехле, который девушка привыкла прятать за голенище, и набор отмычек — предмет ее гордости. Под стулом стояли сапоги.

Повернув голову, Эсса обнаружила, что слева и справа ее кровать отгорожена ширмами. Они ничуть не напоминали изысканные легкие перегородки из расписного шелка, которые украшали будуар тетушки Одиль. Здесь обычная парусина была набита на грубо сколоченные, но прочные деревянные рамы.

Несмотря на то что помещение, в котором находилась Эсса, было освещено всего лишь дешевыми масляными лампами, свет в нем был теплый и яркий. Девушка присмотрелась к той, что стояла на высокой подставке рядом с ее кроватью.

Хозяин этого места был чародеем. Эсса прекрасно знала такой свет. Мама дома точно так же прятала яркий магический огонек в той масляной лампе, под которой Эсса и Виэри готовили свои школьные задания. Мама… На глаза девушки навернулись слезы.

— Ну вот, теперь все в полном порядке, — послышался молодой мужской голос откуда-то издалека. — А если хозяин тебе еще раз прикажет делать что-то такое, скажи ему, что ты не умеешь, пусть сам сперва покажет, как надо.

В ответ послышался детский смех:

— Спасибо, мэтр!

Стукнула дверь, закрывшись за посетителем, и вслед за этим раздались приближающиеся шаги. Вскоре из-за ширмы осторожно показалось бледное, осунувшееся мужское лицо с острыми чертами, трагической складкой между бровей и встревоженными темно-карими глазами. Несмотря на темный цвет глаз, спаситель Эссы был светловолос. Его длинные волосы были собраны с висков и лба на затылок, делая лицо еще более открытым и искренним. Впрочем, когда мужчина увидел, что Эсса пришла в сознание и с любопытством смотрит на него, вся тревожность и трагизм сразу исчезли с его лица.

— Здравствуй, — улыбнулся парень. Эсса заметила, что он совсем ненамного старше. — Ну, как ты?

— Здравствуй, — глядя в это лицо, невозможно было не улыбнуться в ответ, — Как я сюда попала?

— Ты лежала под стенами замка, — торжественно провозгласил мужчина и вышел из-за ширмы.

Теперь девушка могла рассмотреть его всего. Несмотря на некоторую худобу, ее спаситель был отлично сложен. Незнакомец был высоким и широкоплечим. В противоположность многим высоким людям, он не сутулился, чтобы скрыть свой рост. На парне была светлая туника, темные штаны из прочной ткани, которые предпочитают не гоняющиеся за модой бедные горожане, грубые башмаки и почему-то белый полотняный фартук, на котором сейчас красовалось несколько разноцветных пятен. Длинные рукава туники были завернуты до локтей, и девушка обратила внимание на руки своего спасителя. Мускулистые, с широкими ладонями и длинными пальцами, эти руки даже на вид выглядели сильными, но очень чуткими.

— И как же называется твой замок, сэр рыцарь? — весело спросила Эсса.

Мужчина задумался:

— Ммм… Вот тут ты застала меня врасплох. Как тебе, скажем, Шато-Муа?

Девушка улыбнулась:

— «Мой Замок»? Все так просто?

— А зачем усложнять? — пожал плечами ее спаситель. — Хотя, судя по одежде, ты из тех, кто именно этим и занимается. А судя по выговору, еще и иноземка.

— Да ты тоже, если послушать, не коренной тресс, — в тон парню ответила Эсса. — Я бы поставила на Марссонт.

— А я бы на Эвермир, — отозвался мужчина. — Ну, что, откроем карты? Я Андри Мак Глейс.

— Эсса Ларк, — просто сказала Эсса. — Спасибо, что спас меня, Андри Мак Глейс.

— Еще не совсем, — покачал головой парень. — Ты ведь аферистка, так? Следовательно, мне нечего и надеяться, что я услышу честный ответ на вопрос о том, как ты получила эти раны. А значит, придется лечить тебя вслепую. Это будет дольше.

— Я вовсе не аферистка, — Эссе стало даже немного обидно. — Кто из дворян в здравом уме возьмет на службу аферистку с таким чудовищным акцентом? Сколько времени я уже здесь?

— Я нашел тебя глубокой ночью. Сейчас почти полдень.

Эсса тяжело вздохнула и прикусила губу, чтобы не заплакать:

— Ну вот, можешь сам проверить. Вчера ночью на Пляс-Де-Курсэль были убиты барон Д’Ориж и четверо его охранников. Кроме убитого аристократа и его слуг на площади нашли тело женщины, судя по всему, чародейки. Наверняка дело будут представлять так, что она-то и напала на барона. Хотя травмы говорят об обратном, оба были убиты арбалетными выстрелами. Но правда ведь никому не нужна, верно?

— Постой, — Андри сделал останавливающий жест. — Я слышал, как об этом с утра судачили соседи. Так тебя там ранили?

— Погибшая женщина, — моя мать, бродячая магесса Соланн. Она должна была передать Д’Орижу мою младшую сестру Виэри, ей всего пятнадцать. Барон обещал, что с ним Виэри будет в безопасности. Я провожала их, хотела попрощаться. Нашу семью кто-то преследует, и мама решила, что нам надо на время разделиться. Но нас выдали. Я пыталась спасти хоть кого-то, но не смогла. Нападавшие кричали, что мы с Виэри обе нужны им живыми, но я убежала. Теперь маму и барона убили, сестру похитили, а я даже не знаю, кто это сделал.

— Святая кровь Пророка… — пробормотал Андри, сжав ладонями виски и усаживаясь на кровать, где лежала девушка. — Вот оно что… И что же ты теперь собираешься делать, Эсса?

— Пока не знаю, — Эсса покачала головой. — Одно совершенно точно: я должна найти сестру и освободить ее. Виэри — добрая и доверчивая, ее очень легко обмануть или запугать. Пятнадцать ей исполнилось всего месяц назад, это развязывает похитителям руки.

Чародей задумался, потирая ладонями виски. Наконец, он произнес:

— Орбийяр — огромный котел, где постоянно кипят интриги. У тебя нет никого, кто мог бы помочь?

— Мы остановились у тети, баронессы Одиль Де Верлей. Но когда я прибежала туда после нападения, оказалось, что ее дом захвачен и меня там тоже ждали.

Целитель задумчиво потер указательным пальцем вертикальную морщинку между бровями:

— Быть магом и приехать прятаться в Трезеньель — это надо было специально придумать.

— Мама решила, что тетя Одиль сможет нам помочь. И захочет, — вздохнула Эсса. — К тому же, ты-то здесь прячешься!

Пару мгновений Андри смотрел на Эссу взглядом, в котором читалось безмерное удивление, а потом вдруг от души расхохотался:

— Ловко ты меня раскусила. Кстати, я опасный преступник и все таверны Орбийяра украшены моими портретами. Побежишь доносить?

— А ты на меня, Андри? — испытующе посмотрела на него Эсса. — Меня ведь наверняка тоже ищут. Наперегонки помчимся?

Целитель перестал смеяться и серьезно посмотрел на свою случайную пациентку:

— Знаешь, Эсса, а я ведь и сам в таком же положении. Здесь, в приорате Вечного Ордена в Шато-Де-Солиммар держат моего учителя, бродячего магистра Руфуса. Мы никогда не были особо близки, но он всегда был добр ко мне, научил всему, что знает сам. Я прячусь здесь второй год и все надеюсь его вытащить. И уже второй год я слышу, что это совершенно безнадежное дело и что из застенков Ордена выходят только на кладбище. Но, знаешь, я сам бывал в орденских тюрьмах — в Калагуррисе и здесь… Никто не заслужил таких мучений, поверь.

— Совсем нет надежды? — тихо спросила Эсса. — Или просто нет никого, кто захотел бы тебе ее дать?

— Надежда есть, — твердо ответил Андри. — Я несколько раз бежал из этих тюрем. А если удалось одному, значит, получится и у других, — на несколько мгновений целитель умолк, словно решая что-то для себя, и, наконец, кивнул своим мыслям. — Вот что, Эсса. Я готов спрятать тебя здесь и свести с людьми, которые смогут раздобыть хоть какие-то сведения о твоей сестре. Но в обмен я прошу, чтобы ты помогла мне освободить мэтра Руфуса. И если ты пообещаешь мне это, считай, что мы с тобой заключили сделку.

— Я готова тебе помочь и без всякой сделки, Андри, — ответила Эсса.

Маг внимательно посмотрел на девушку и хотел было что-то сказать, но только улыбнулся:

— Все это — не раньше, чем затянутся твои раны. Есть хочешь? Сейчас я принесу. А потом сделаю тебе перевязку, и отдыхай.

— Я думала, что ты лечишь магией, — удивилась девушка.

— Нужно немного времени, — объяснил чародей. — Организм должен начать восстанавливаться сам, так исцеление пройдет лучше. А через пару дней устрою тебе сеанс магии духа. Кто видел, остался доволен.

Андри подмигнул девушке и отправился за едой.

***

«И обрушит Единый ледяной дождь на головы всем, кто сомневался в могуществе Моем…»

Обжигающе-холодные струи воды полились на лицо. Преподобный отец Беренгарий дернулся и открыл глаза. Открыл лишь для того, чтобы вновь, застонав, зажмурить их: слишком уж страшная и невероятная картина представилась его взору. Над жрецом склонился человек в черном колпаке палача, держащий в руке ярко горящий факел. В прорезях маски блестели смеющиеся темные глаза.

— Ну что же, вы, святой отец! — ласково и сочувственно произнес мягкий мужской голос над его головой. Кожаная перчатка потрепала жреца по щеке. — Смелее!

Отец Беренгарий задрожал всем телом. В свои преклонные восемьдесят четыре года он никак не думал, что когда-нибудь окажется в такой ситуации. Жрец прислушался к своим ощущениям. Он лежал на чем-то жестком, его руки были раскинуты в стороны и закреплены ремнями за запястья. Точно так же пристегнуты были его ноги. Голова была зафиксирована в двух местах: отец Беренгарий ощущал жесткий ремень на шее и твердые деревянные колодки, не дающие голове поворачиваться. Последний ремень туго обхватывал талию и больно впивался в обнаженное тело. Жрец был раздет.

Отец Беренгарий и понятия не имел, где оказался. Последнее, что он помнил, это путешествие с учеником, братом Эрасмусом, в Трезеньель по личному приглашению Его величества короля Максимиллиана на торжество по случаю королевской помолвки. Мальчик очень хотел видеть на празднике святого брата — восприемника его отца. Для Беренгария это была большая честь.

К сожалению, на пути их подстерегла неудача. Когда до Орбийяра оставалось совсем немного, кучер, который вез отца Беренгария и его помощника Эрасмуса, объявил, что у кареты сломалась ось. Кучер отправился в ближайшую деревню за помощью, а Беренгарий и Эрасмус вышли из кареты, чтобы, как сказал преподобный отец, размять затекшие от путешествия тела. Это и стало их ошибкой.

На них напали. Сначала, когда двое вооруженных людей схватили его за руки, отец Беренгарий подумал, что это разбойники. Жрец даже хотел закричать Эрасмусу, чтобы тот отдал несчастным все, что у них было, но увидев, как жестоко они избивали не сопротивляющегося мальчишку, Беренгарий пришел в ужас и понял, что дело в другом. Он попытался остановить кровопролитие, но получил удар в затылок и потерял сознание.

Старый жрец осторожно открыл глаза. Ни факел, ни человек в маске палача никуда не исчезли.

— Чего вы от меня хотите? — спросил жрец жалким, осипшим от страха голосом.

— Поговорить, ваше преподобие, — так же участливо ответил палач. — Пока — просто поговорить. А то, как пойдет наша беседа, целиком и полностью зависит от вас.

— Хо… жрец сглотнул от страха. — Хорошо. Только скажите, мой ученик, мальчик, что был со мной, что с ним?

— С ним все в порядке, преподобный отец, — заверил его палач. — Он тут, с вами. Когда мы побеседуем, мы отпустим вас обоих.

— Хорошо, — Беренгарий овладел собой.

— Мой лорд герцог, преподобный отец готов к беседе! — насмешливо крикнул человек в маске палача куда-то в темноту.

Послышались гулкие шаги, и над жрецом наклонилось еще одно лицо — гладко выбритое, с пересеченными шрамами лбом и левой щекой. Жрец прекрасно знал этого человека, они неоднократно встречались при дворе. Это был Великий герцог Гильом Де Тайер, двоюродный брат правящего короля Максимиллиана. Отец Беренгарий, хоть и знал его с весьма юного возраста, всегда чувствовал в нем что-то недоброе. Но сейчас служителю Единого стало по-настоящему страшно.

— Мое почтение, отче Беренгарий, — учтиво произнес герцог и слегка поклонился. — Я бы испросил у тебя благословения, но, боюсь, что тебе не слишком удобно будет мне его дать.

— П-приветствую тебя, сын мой, — заплетающимся от страха языком ответил жрец. — Н-ничего, я б-благословлю тебя как-нибудь в другой раз.

— Ты ведь не догадываешься, почему ты здесь? — продолжил герцог, расхаживая вокруг стола, на котором был закреплен жрец. Помощник Гильома в палаческом капюшоне куда-то бесшумно исчез.

— Д-даже предположить не могу, — пролепетал Беренгарий, в глубине души ругая себя за малодушие.

— Мне хотелось бы побеседовать с тобой о событиях давно прошедших лет, участником которых был ты сам, преподобный отец. Как учили меня наставники, живым свидетелям минувшего нет цены…

Гильом сделал акцент на слове «живым», и старого жреца снова накрыла волна страха. Отец Беренгарий хотел промолчать, но Гильом испытующе смотрел ему в лицо, явно ожидая ответа.

— Ч-что же ты хотел узнать, с-сын м-мой? — служитель Единого старался выглядеть спокойным, но голос подводил его.

— Насколько мне известно, ты, отец Беренгарий, принимал роды у ныне покойной королевы Матильды Первой, моей обожаемой бабки.

— Да, мой лорд герцог, — отец Беренгарий понял, о чем сейчас пойдет речь, и ему стало еще страшнее. Ничем хорошим это не закончится.

— Я имею в виду тот самый день, когда на свет появились принцы-близнецы, Готье и Габриэль, — уточнил Великий герцог.

— Да-да, мой лорд, — закивал жрец. — Мне тогда еще помогала преподобная мать Агата Роклинальская.

— Верно, — улыбнулся Гильом. — И вот теперь я хочу у тебя спросить, святой преподобный отец. Пожалуйста, припомни, какой из этих близнецов родился первым? Это очень, очень важно не только для меня, но и для тебя.

Пожилой служитель Единого беспомощно улыбнулся:

— Так ведь это общеизвестно, мой лорд герцог. Первым родился Габриэль. Он появился раньше на две минуты, это все зафиксировано в королевских документах!

Великий герцог покачал головой:

— Ты все-таки подумай, отец Беренгарий. Подумай. Я тебя пока не тороплю. Дело ведь было давнее, наверняка многие события, которые с тобой с тех пор случились, заслонили этот момент…

Жрец попытался покачать почти намертво зафиксированной головой:

— Нет, мой лорд. Я помню это совершенно точно и вижу перед глазами, как сейчас. Первым на свет появился принц Габриэль, отец Его Величества Максимиллиана…

Хлесткий удар обжег щеку старика. Отец Беренгарий зажмурился. Когда жрец все же отважился открыть глаза, он увидел, что герцог Гильом впал в ту ледяную ярость, в которой, как утверждали придворные, он был способен на что угодно.

— Ложь, — отрезал герцог. — Но я постараюсь убедить тебя отказаться от вранья. Возможно, это освежит твою память?

Герцог сделал знак, и рядом с ним снова появился человек в маске палача. На его правую руку была надета толстая рукавица. Палач держал клещи, сжимающие брусок раскаленного докрасна железа. Герцог кивнул и отступил на шаг. Его помощник медленно поднес раскаленный металл к левой подмышке жреца и плотно прижал.

Тело отца Беренгария пронзила жгучая боль. Пожилой жрец задергался и тоненько закричал. Железо зашипело. В воздухе разлился запах горящей плоти. Палач убрал брусок.

Отец Беренгарий перестал кричать. Теперь он лежал, тяжело дыша и обливаясь потом. Палач убрал клещи и снял перчатку. Герцог, с хладнокровным спокойствием наблюдавший за этой сценой, снова приблизился к столу. Он достал из кармана белоснежный батистовый платок, отделанный кружевом, и заботливо вытер лоб служителя Единого.

— Не заставляй меня продолжать, преподобный отец. Давай сделаем так: сейчас я приказываю тебя отвязать, тебе возвращают одежду, ты садишься за стол и пишешь документ о том, что произошла чудовищная ошибка и пятьдесят семь лет назад ты объявил старшим не того из принцев. Ставишь на этом документе свою подпись и личную печать. Как только ты это делаешь, я велю исцелить твой ожог, ты остаешься моим гостем. А после своей коронации я с почестями отпускаю тебя и твоего ученика, и мы никогда больше не вспоминаем об этой досадной размолвке.

Отец Беренгарий криво и заискивающе улыбнулся дрожащими губами:

— Сын мой, пойми, даже если бы я и хотел, я не могу идти против истины. Ты носишь титул Великого герцога, это тоже немало. Ты второе лицо в королевстве. Знаешь, сколько ты можешь сделать для своей страны и народа?

— Я сделаю еще больше, когда стану первым лицом в королевстве, — поморщился Великий герцог. — А ты этому препятствуешь, — Он повернулся к палачу. — Как ты считаешь, мэтр Оллорнас, мы выждали достаточно, чтобы повторить?

— Вполне, — поклонился тот. — Наш подопечный еще вполне крепкий старик, мой лорд герцог.

— Продолжай, — герцог кивнул подручному, и тот достал из жаровни еще один брусок и показал его жрецу:

— Говорят, в паху больнее, чем подмышкой. И заживает хуже. Сейчас посмотрим, так ли это.

С этими словами палач прижал раскаленное железо к внутренней стороне бедра старика, совсем близко к промежности, и подержал чуть дольше. Отец Беренгарий снова задергался и закричал. Теперь его лицо было залито не только потом, но и слезами. Герцог смотрел на жреца с холодным любопытством:

— Неужели оно стоит того, святой отец?

Беренгарий вслипнул:

— Ты напрасно берешь грех на душу, истязая беззащитного старика, сын мой… Даже если бы я хотел помочь тебе, я был не один. Со мной была благочестивая мать Агата Роклинальская. Насколько я знаю, она еще жива, и она никогда ничего подобного не подпишет…

Великий Герцог Гильом рассмеялся:

— Ты не представляешь себе, как я люблю, когда меня недооценивают, преподобный отец! Я могу прямо сейчас предоставить тебе возможность поздороваться с преподобной Агатой. Поднимите его!

Из темноты пыточной выступили двое стражников герцога. Они с натугой стали вращать два скрипучих деревянных колеса по бокам стола, на котором был закреплен отец Беренгарий. Доска начала поворачиваться. Вскоре доска с привязанным к ней жрецом повернулась почти вертикально.

И тогда отец Беренгарий увидел. В помещении, кроме того стола, на котором был зафиксирован он сам, таких столов, окруженных по четырем углам большими горящими факелами, было еще два. К одному из них, в той же позе что и сам Беренгарий, был прикован избитый и испуганный Эрасмус, а на втором…

— Сила Единого… — прошептал жрец белеющими губами. — О Благословенный, даруй детям твоим избавление от мучений и вечный покой…

То, что лежало на третьем столе, было очень сложно назвать человеческой фигурой. Это была изломанная, скрюченная горка кровавого месива, по которой было совершенно непонятно, мужчина это или женщина, старый он или молодой, живой или мертвый, какие у него волосы, какого цвета глаза. Единственное, что уцелело у несчастного — это правая рука. Холеная женская рука с аккуратными ногтями, никогда не державшая ничего тяжелее и грубее гусиного пера.

Палач взял кочергу и наугад ткнул в лежащую на столе окровавленную тушу. Фигура слабо дернулась и издала звук, похожий на бульканье.

— Считайте, что преподобная мать Агата с вами поздоровалась, — усмехнулся Гильом. — Она согласна подписать бумаги сразу, как только это сделаете вы.

Отец Беренгарий с ужасом уставился на Великого герцога.

— Что ты с ней сделал?! Воистину ты безумен, Гильом Де Тайер, безумен и жесток! И ты еще хочешь занять трезеньельский трон?! Я отказываюсь что-либо писать и подписывать, тебе не место во главе государства!

Герцог Де Тайер усмехнулся:

— Тебя не страшит даже перспектива оказаться в таком же состоянии, как и несчастная Агата Роклинальская? Она тоже очень храбрилась, знаешь ли. Ровно до тех пор, пока мэтр Оллорнас не начал с ней работать. Ты ведь не хочешь испытать, что бывает, когда с тебя сдирают кожу мелкими клочками? А когда потом ломают все кости, которые только можно сломать? Впрочем, для тебя у меня есть развлечение получше. Мальчишка ведь — сын твоей племянницы? Или горничной? Ну, или как там у вас в Святой земле такие ханжи, как ты, называют девок, которых портят? Ты наверняка был очень рад, когда в таком преклонном возрасте ей заделал!

— Прекрати! — возмутился жрец. — Ты не посмеешь…

Но было уже поздно. По знаку герцога палач положил на лицо юноши обильно намоченную в ведре с водой тряпку и аккуратно расправил ее. А потом осторожно поднял ведро и начал медленно лить воду на лицо молодого послушника. Тот задергался.

— Знаешь, как это работает? — услужливо пояснил герцог. — Мокрая тряпка не дает пройти воздуху, а вот вода через нее просачивается отлично. Сейчас парень начнет захлебываться. Сначала он будет дергаться, но это ему не поможет… Потом попытается кричать, но это только ухудшит ситуацию. Ну а потом, перед тем как задохнуться окончательно, он обмочит штаны. Это знак того, что конец близок. Все висельники заканчивают жизнь, напоследок обмочив штаны… Что, уже? Быстро как!

— Нет! — отец Беренгарий забился, как пришпиленное на булавку насекомое, и зарыдал. — Спаси его! Я составлю документ! Я подпишу его! Только умоляю, оставь Эрасмуса в покое!

Герцог сделал знак, и палач сдернул мокрую тряпку с лица юноши. Тот закашлялся. Несчастный отец Беренгарий вымученно улыбнулся сквозь рыдания.

— Отцепите его, — брезгливо сказал Гильом. — Усадите за стол, прямо как есть, пока не передумал, и дайте ему перо и бумагу. Я все продиктую. И следите, чтобы то, что осталось от Агаты, не отдало Единому душу раньше, чем тоже подпишет.

Через полчаса Великий герцог Гильом Де Тайер вышел из пыточной своего дворца, весело размахивая еще не успевшим просохнуть пергаментом. Слабаки-церковники сделали свое дело и больше ему не нужны. Люди, которые сфальсифицировали документ, лишивший короны его отца и его самого, не вызывали в герцоге ничего, кроме омерзения. Стоит ли приказать незаметно умертвить всех троих сейчас, или все-таки дождаться коронации, он еще не решил. За обедом он обязательно что-нибудь придумает.