Весь пламень сердца

АПШЕРОН

Бренчащий, весь в пятнах мазута, словно прокопченный насквозь, «фордик» барахтался в рытвинах и канавах, подолгу буксовал в маслянистых нефтяных лужах, а вырвавшись, будто бы шарахался в страхе от угрюмых нефтяных вышек, поскрипывающих на ветру…

Давно уже не было слышно на бакинских промыслах деловитого фырканья нефтемоторов, веселого перестука плотницких топоров возле ставящихся вышек. Лишь кое-где в редких местах над скважинами неохотно копошились люди. Тартальщики вытягивали из-под земли длинные, как трубы, ведра с нефтью — желонки. В днище у такого ведра был клапан — словно у дачного рукомойника. Когда тартальщики опускали желонку на землю, клапан открывался, и черная густая жижа текла по канавам в «амбары» — огромные ямы — хранилища нефти, выкопанные рядом со скважиной.

Вокруг «амбаров» было больше и канав, и рытвин, и черных нефтяных луж. В одной из них «фордик» засел окончательно. Трое людей, приехавших в автомобиле, запрыгали через нефтяные ручьи. Первым из машины вышел невысокий плотный человек в гимнастерке военного образца и защитного цвета фуражке. Он ловко перескакивал через канавы, придерживая фуражку, так как начинался порывистый ветер с песком и пылью — сухой и свирепый норд.

Люди, работающие около скважин, заметили приехавших. Но прежде чем направиться к ним, человек в гимнастерке свернул в сторону, к заброшенному нефтяному колодцу, заглянул, бросил камешек, прислушался. Внизу, далеко в глубине, булькнуло. Подоспевшие его спутники переглянулись.

— Вода, Сергей Миронович, — сказал один, стройный красивый голубоглазый начальник Азнефти Александр Павлович Серебровский. — Почти во всех скважинах вода…

— Да, — невесело согласился Киров. — И если ее не откачать, нефть будет потеряна в этих скважинах без возврата…

Третий — богатырского сложения мужчина с большими усами — заместитель Серебровского Михаил Васильевич Баринов только вздохнул. И он и Серебровский, опытные нефтяники, знали, что такое вода, накопившаяся в скважине. Своей тяжестью она давит на нефть, гонит ее назад, в земные глубины. Упустить время, промедлить — это значит оставить республику без жидкого топлива.

Об этом с тревогой говорили видные ученые-нефтяники. Надо было спасать промыслы Апшерона.

Надо было спасать «черное золото» страны — нефть. Партия считала это одной из самых важных задач, которые предстояло решить народу.

В мрачные руины да пепелища превратила война Россию. Разруха, голод, болезни…

Надо было заново отстроить заводы и фабрики, засеять поля хлебом, восстановить засыпанные белогвардейцами и интервентами угольные шахты. Надо было как можно скорей наладить добычу нефти на азербайджанских промыслах. Ведь нефть — это живая кровь промышленности. Она струится по жилам заводов и фабрик, бурлит в сосудах автомобильных, авиационных, корабельных двигателей.

Когда правительство республики решало вопрос, кого же послать в Азербайджан, кому поручить спасение гибнущих нефтяных промыслов Апшерона, в Центральном Комитете назвали имя Кирова, Киров много лет работал среди подпольщиков Кавказа. Бывал на нефтепромыслах в Грозном. Он знает обычаи юга. Кроме того, у него техническое образование. Ну, и, самое главное, Киров испытанный большевик, закаленный годами борьбы с врагами революции, с врагами Советской власти…

Это произошло летом 1921 года…

Баку встретил Сергея Мироновича нестерпимой жарой, колючим нордом, голодом, кирпичными завалами на улицах, унылым запустением на промыслах.

Но никогда не боялся трудностей Сергей Миронович. Не испугали они его и на этот раз. Голод? Сумеем одолеть и голод. Ему еще в Москве сам Владимир Ильич обещал прислать для рабочих-нефтяников Баку продовольствие. Груды кирпича, грязь на улицах? Ну что же — возьмемся все сообща, объявим трудовой субботник. Жара? В Астрахани, на фронте, бывало и не такое!.. Вот, правда, норд… Изнуряющий северный ветер… Он засыпает мелкой пылью чахлые кустики акаций, забивается в нос, в глаза, в рот, противно скрипит на зубах… Но зато на смену норду приходит моряна — ласковый теплый ветер с моря. Ведь так не бывает, чтобы всегда была ночь. Даже в далеких льдах Заполярья на смену долгой ночи приходит солнечный день!..

Впрочем, у Кирова снова не было ни одной свободной минутки — ни днем, ни ночью. Надо добиться, чтобы московские продкомиссары без проволочек выслали то, что распорядился выделить для бакинцев Ленин. Надо связаться с друзьями — давними товарищами по борьбе — в Астрахани, во Владикавказе, на Кубани, в Грузии… Северный Кавказ и Кубань помогут голодающей нефтяной столице хлебом. Астрахань — рыбой и солью. Рабочие нефтепромыслов должны хотя бы в самом необходимом не испытывать недостатка. Тогда и работа пойдет на лад.

Были у Сергея Мироновича и в самом Баку старые верные друзья, боевые товарищи. Вместе с ними в частях XI Красной Армии, в боях с белогвардейцами прошел он по всему каспийскому побережью. Командиры, комиссары, красноармейцы. Испытанные коммунисты… Не раз заходили они в кабинет первого секретаря ЦК, которого помнили еще членом Реввоенсовета армии. Радостной, доброй улыбкой встречал их Киров, усаживал в удобное мягкое кресло, расспрашивал о житье-бытье. А когда гость, бывало, вспомнив боевые дни, сокрушенно покачивал головой: прошла, мол, жаркая пора, — Сергей Миронович становился серьезен.

— Прошла, говоришь? Нет, друг, только начинается. Посмотри, сколько дел вокруг! Надо промыслы восстанавливать. На Эмбе, в Грозном, у нас в Баку — разоренье. В Апшероне из трех тысяч пятисот скважин только семьсот действуют. Да и то — с грехом пополам. — Крепкая рука Кирова опускалась на плечо гостя. — Вот и будем воевать опять вместе. Пойдешь начальником участка на промыслы?

Радостью вспыхивали глаза бывшего воина.

— Да с тобой, Мироныч, хоть в самое пекло.

— Будет и пекло, это я тебе обещаю, — смеялся Киров.

В кабинете у Сергея Мироновича собирались то профсоюзные работники, то комсомольцы, то учителя и педагоги, то кооператоры или водники… Но все-таки чаще Сергея Мироновича можно было застать на промыслах: возле вышек на участках, в поселках нефтяников, среди глинобитных домишек, тесной толпой обступивших промыслы…

Интересовало Сергея Мироновича все: и как трудятся рабочие, и как они живут, и как велась работа до революции. Однажды он спросил у Михаила Васильевича Баринова, отчего почти на всех участках в центре нет скважин, а по краю, по границе с соседним участком вышки лепятся прямо одна на другую…

— А как же иначе! — воскликнул Баринов, весело покручивая ус. — Прежде хозяева участков только и смотрели, как бы перехитрить друг друга. Купит участок какой-нибудь жулик и спешно начинает пробивать скважины. Первое дело — перегнать соседа. И долбит он скважины на самой границе. Лишь бы на своей земле было. Потому что второе дело: отсосать нефть с участка соседа. У соседа на участке — пожар, для конкурента — радость…

Да, страшным, хищным, разбойничьим был прежний мир — мир наживы, обмана, подлости… И как много надо сделать, чтобы вырвать из памяти рабочих-нефтяников, из их сердец то, что крепко засело в них с той проклятой поры…

Сергея Мироновича очень скоро стали узнавать в лицо и рабочие на промыслах и детвора в поселках. Многих удивляло, что первый секретарь ЦК Азербайджана запросто входит в мазанки, разговаривает с женщинами, шутит с ребятишками. А он, войдя в какой-нибудь домишко, оглядит, бывало, пустые, в трещинах стены, покачает головой:

— Плохо живете. Скучно… Ну, ничего, скоро заживете веселее!..

Кирова на промыслах рабочие даже стали узнавать издали — по стремительной походке, по ладной, крепко сбитой фигуре. Вот и сейчас, завидев издали прыгающих через нефтяные лужи людей, нефтяники у скважины тотчас узнали первого секретаря ЦК.

Наступило время обеда. Рабочие у вышки, примостясь кто на бревнах, кто на трубе нефтепровода, кто прямо на корточках, разворачивали узелки. Гости наконец-то перебрались через канавы и рытвины.

— Здравствуйте, товарищи! Приятного аппетита!..

— Спасибо. Угощайтесь с нами.

Черные от мазута руки протягивали Кирову и его спутникам куски чурека, зеленоватые ломти самодельного пэндыра, завернутые в лаваш[1]. Кто-то всыпал в ладонь первого секретаря горсть подсолнечных семечек: бывало, что такие семечки только и составляли рабочий паек на день…

Отведав угощенья и поблагодарив, Сергей Миронович полез было в карман за папиросами, но тотчас же отдернул руку. Попробуй закури здесь, где все — земля, дерево, металл, самый воздух — пропитано нефтью. И Киров заговорил с нефтяниками о главном— о том, ради чего приехал. Слово за слово Сергей Миронович стал расспрашивать рабочих, как, по их мнению, можно возродить к жизни залитые водой скважины и нет ли поблизости таких, которые еще не погибли окончательно.

— Как же нет, товарищ Киров, — подумав, сказал пожилой тартальщик. — Вон, через три вышки — участок Джафарова. Он еще при англичанах там качал нефть. Я тоже на него работал. И Аслан. И вот Али… Если взяться, можно их пустить.

— А подумать — можно отыскать еще десяток скважин! — блеснув зубами, подхватил жилистый, худой, перепачканный нефтью Али.

— И надо отыскать, — сказал Сергей Миронович. — Теперь вы работаете не на богача Джафарова, а сами на себя. Продадим нефть — купим новые машины, продукты, одежду, обувь… — Он покосился на босые ноги тартальщиков. — Резиновые сапоги выдадим всем рабочим. Построим новые школы, больницы…

— Больницы — это хорошо, — произнес молчавший до сих пор Аслан. — Моя жена болела еще в прежнее время. Все кашляла, И никто не хотел ее лечить. Кому было дело до бедняка?.. А сейчас к ней ходит доктор. Больница — это хорошо. — Он улыбнулся. — А сапоги, менелюм… В таком болоте даже резиновые сапоги сгниют…

— Да разве здесь всегда будет такое! — с негодованием возразил Киров. — Вот погодите, года через три вы не узнаете своего Апшерона!.. Глядите! — Он выпрямился и протянул руку. — Там поднимется лес новых вышек. Взамен деревянных, гнилых поставим железные, крепкие, высокие. Бурить скважины будем роторами, а не долбить, как сейчас. Нефтемоторы заменим электричеством: здесь они сжигают добрую треть всей добычи. Для чего нам такие нахлебники!..

Рабочие слушали, глядя в ту сторону, куда была протянута рука Сергея Мироновича. И впрямь виделись им на месте грязных канав, на месте черных «амбаров» и заброшенных скважин взметнувшиеся в дымное небо новые вышки, ровные дороги, прорезавшие промысел вдоль и поперек, серебристые баки нефтехранилищ.

— Но сейчас для всех нас самое главное, — говорил Киров, — это найти старые скважины, которые можно восстановить, и пробить новые.

— Я видел в Биби-Эйбагской бухте, — задумчиво сказал Али, — люди бросали в воду горящие бумажки, и вода горела…

— Конечно, — сказал Аслан. — Может быть, в море и есть нефть. Но как ее достать из-под морского дна…

— А вот еще — на Солдатском базаре… — заговорил пожилой тартальщик. — Там до революции заложили скважины.

— Верно, — подтвердил Серебровский. — Старые бурильщики говорят, что там богатые залежи.

Прощаясь с рабочими, Киров еще раз напомнил:

— Так не забудьте, товарищи. Жизнь старых скважин во многом зависит от вас. Успеем вовремя откачать воду — будет нефть. Будет нефть — станут лучше жить нефтяники, расцветет Апшерон. Значит, надо отыскивать такие скважины, которые еще можно спасти.

Сергей Миронович верил: не пройдет бесследно для нефтяников этот разговор. Они отыщут старые скважины, они помогут спасти заброшенные участки… Ведь нефть — это и впрямь теперь их собственность, их несметные сокровища, которые отдала в их перепачканные мазутом, мозолистые трудовые руки Советская власть.