Наш Ижорский завод стоит от Ленинграда километрах в двадцати пяти, но это не мешало Сергею Мироновичу быть у нас частым гостем. Впрочем, какой же он был гость! Это был настоящий советский хозяин, который болел душой за работу всех наших заводов.
Вот как-то весной 1930 года приехал Мироныч на наш завод, походил по цехам и зашел во 2-й цех.
А цех в этот момент, откровенно говоря, очень был неказистым. Большая часть его только-только вышла из консервации. Программы твердой и постоянной у цеха не было, дисциплина была так себе. Походил Киров по цеху, поговорил с рабочими, инженерами, и стала картина для него ясна.
— По-моему, закисли вы тут без дела, — заявил Мироныч, — и рабочие у вас бродят какие-то сонные. Надо вам дать хорошее задание, чтобы вы все встряхнулись, чтобы было над чем подумать и рабочим, и инженерам, и техникам. Приготовьтесь, товарищи, к серьезной, ответственной работе.
Очень скоро рабочие узнали, что Киров имел тогда в виду блюминг. Прошло немного времени, и мы приступили к созданию первого советского блюминга. Сергей Миронович был постоянно в курсе этой новой для нас и сложной работы. Он звонил по телефону, вызывал к себе администрацию, партийных работников и требовал исчерпывающих сведений о ходе работ.
Когда начали формировать первую станину блюминга, Киров снова приехал на завод.
Начальник цеха, который сопровождал Кирова, подозвал меня и сказал:
— Вот наш мастер, товарищ Кириллов.
— Ну, — говорит мне Сергей Миронович, — рассказывай, старина, как дела идут, показывай мне свое царство.
Повел я Мироныча по своему токарному участку. Рассказываю ему, где какие станки, как и что обрабатывать собираемся. Мироныч слушает внимательно. Довел я его до конца отдела. А там лежала кованая шестерня, огромная, тонн на 60. Киров около шестерни остановился и спрашивает меня.
— Где же вы такую махину обрабатывать будете?
— А вот на этом станке, — отвечаю.
— Да что вы, — усомнился Мироныч, — можно ли на таком старом станке этакую шестерню обработать?
Тут я воспользовался случаем и говорю:
— Конечно, для этого дела не такие станки нужны. Грубую-то обработку кое-как и на старом станке провести можно, а вот начисто — прямо и не знаю, как быть.
Понял Мироныч, к чему я клоню.
— Что ж, — говорит, — придется раздобыть для вас новый станок. Уж больно важное дело вы делаете.
Когда шли обратно по цеху, вдруг спросил меня Мироныч:
— Давно работаете на Ижорском?
Узнал, что с 1897 года, поинтересовался:
— Раньше-то как с производительностью труда дело обстояло?
Я рассказал, как мы до революции пять лет один плохонький миноносец делали.
— Вот поэтому-то мы и отстали, — заявил Мироныч. — Теперь надо догонять без передышки.
Уехал Киров, а о своем обещании не забыл: через пару недель получил я новый мощный станок «Вальдрих».
Когда отлили мы, наконец, первую станину и сообщили об этом Миронычу, Киров был очень доволен. Он сказал:
— Прекрасно сдвинули дело. Это большой плюс для вашего завода.
Когда рабочие вынимали станину, Киров все беспокоился: нет ли где трещин. И все сам проверял.
В станинах блюминга нужно было просверлить дыры, а у нас на Ижорском заводе не было подходящего станка. Об этом узнал Мироныч и очень взволновался:
— Смотрите не запорите станину. Возьмите соответствующий станок с «Дизеля».
Очень мы тогда поразились. В самом деле: руководит человек всей политической жизнью огромного города, огромной области и знает не только о состоянии каждого завода, но и где какие станки имеются.
И действительно, на «Русском дизеле» мы достали специальные станки и просверлили станины.