Весь пламень сердца

ДОМИК ПОД ГОРОЙ

Сколько раз Сергей, еще совсем маленьким, пробегал мимо старого домика на Полстоваловской, стараясь каждый раз заглянуть в окошко и подсмотреть, как живут эти странные, не похожие на уржумцев люди! А теперь он поднимается к ним на крыльцо как гость.

Из открытого окна было слышно, как кто-то играл на скрипке.

Сергей и Саня постучались.

— Открыто, — послышался чей-то голос. — ’Входите!

Они толкнули дверь, прошли через маленькие сени и очутились в комнате, где за столом, покрытым суровой скатертью, у самовара сидели трое. Четвертый стоял, повернувшись лицом к окну, и, слегка раскачиваясь, играл на скрипке.

— Это и есть Мавромати, — шепнул Саня, кивнув головой на скрипача, и тотчас же громко сказал: — Добрый вечер, Дмитрий Спиридонович! Я к вам с товарищем зашел.

Мавромати, не отрывая подбородка от скрипки, улыбнулся ему и ответил:

— А, Саня! Ну садись, я сейчас доиграю.

Со стула поднялся высокий широкоплечий человек с белокурыми кудрявыми волосами.

— Будем знакомы. Франц Спруде, — представился он и крепко пожал мальчикам руки.

— Христофор Спруде, — сказал другой человек, тоже светловолосый, но с бородкой. Это был старший брат Франца.

Молодая стриженая женщина, панна Мария, налила гостям по стакану чаю и подвинула к ним тарелку с баранками. «Бедно живут», — подумал Сергей, оглядевшись по сторонам.

В комнате не было никакой мебели, кроме трех узких кроватей вдоль стен. На самодельных деревянных полках лежало много книг. В простенке висел портрет Пушкина, нарисованный тушью.

— Что это ты, Дмитрий, сегодня играл? — спросила женщина, когда Мавромати опустил скрипку.

— Поэму Фибиха.

— А я думал, опять упражнение, — засмеялся старший Спруде, показывая крупные белые зубы.

— Если бы гаммы, я бы давно убежал, — отозвался Спруде-младший.

Не обращая внимания на их шутки, Мавромати присел к столу и, отхлебывая чай, спросил Саню;

— Как успехи? По тригонометрии подогнал?

— Чего теперь подгонять, — сказал Саня. — Я уже реальное окончил.

— Ну, поздравляю. А товарищ твой где учится?

— В Казани, в низшем техническом училище, — ответил Сергей.

— В Казани?

Тут разговор оживился. Ссыльные стали расспрашивать Сергея про училище, про город, про казанские новости.

Скоро вернулся с рыбной ловли рабочий Зоткин. Он принес и поставил перед панной Марией ведро, в котором трепыхалась рыба.

— Завтра у нас будет рыбная уха, — весело сказал Франц Спруде и потер руки.

— Уха не бывает из телят, — поправил его Христофор Спруде, — она всегда рыбная. Пора выучить русский язык.

Все засмеялись, а громче всех — Франц Спруде. «Хороший народ, веселый», — подумал Сергей.

Он уже чувствовал себя здесь как дома. Ему хотелось разговаривать, шутить, и было интересно слушать других. Саня смотрел на него с удивлением и молча пил чай.

«Ишь ты, какой разговорчивый стал!» — думал он.

Ушли Сергей и Саня от крамольников поздно, когда уже совсем стемнело.

— Заходите к нам часто, — приглашал их Франц Спруде.

— Забегайте, забегайте, ребятки, — ласково сказал Зоткин.

Возвращаясь от ссыльных, Сергей всю дорогу насвистывал что-то веселое, а рядом с ним вышагивал хмурый, чем-то недовольный Саня.

Дома они быстро поужинали и пошли спать в амбар, где Саня всегда жил летом, приезжая на каникулы.

Саня зажег свечку, подсел к столу и принялся читать какую-то книгу.

— Ты это что читаешь? — спросил Сергей.

— А ну тебя, — отмахнулся Саня.

Лицо у него было нахмуренное.

— Ты чего надулся?

— Отстань!

Но через минуту Саня сам заговорил с Сергеем и открыл ему свою обиду.

Как же это так? Ему, Сане, своему товарищу, Сергей не рассказал о Казани ровно ничего, а у ссыльных разговорился так, что и удержу не было.

— Да брось ты, Саня, я просто не успел еще… Погоди, ночь длинная, я тебе много чего расскажу, — успокоил Сергей друга.

Когда приятели улеглись и погасили свечку, Сергей начал, позевывая, рассказывать про свою жизнь и учение в Казани.

— А в Казани «Андрея Кожухова» читают? — спросил вдруг Саня.

Сергей впервые слышал об этой книге.

— А про что там?

— Про революционеров. Интересная книжка! Я ее всю прочел, хоть мне ее только на одну ночь дали. Она запрещенная. У нас в реальном ее потихоньку друг другу передавали.

— А где бы эту книжку достать? — встрепенулся Сергей. — О чем там говорится?

Саня начал рассказывать. Рассказывал он не спеша и очень подробно, но в самых интересных местах, как назло, надолго умолкал, словно что-то припоминая.

— А дальше-то, дальше! — нетерпеливо толкал Сергей товарища в бок.

Наконец, Саня кончил свой рассказ. Несколько минут в амбаре было тихо. Только слышно было, как в темных углах возятся и пищат мыши. Саня начал уже дремать, как вдруг Сергей приподнялся и, облокотившись на подушку, вполголоса сказал:

— Повесили, значит… Слушай, Саня, а товарищи у Андрея остались?

— Остались, — ответил Саня спросонья.

Через три дня приятели снова отправились к ссыльным.

— Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь почитать, — попросил Сергей у старшего Спруде чуть не с первых же слов.

Христофор подумал минуту, пристально посмотрел на Сергея и сказал:

— Хорошо.

Он дал ему номер «Искры», сложенный вчетверо и, видно, много раз читанный. Это была первая нелегальная газета, которую Сергей держал в руках.

— Почитайте, почитайте. Только осторожно, чтобы никто ее у вас не увидел. На одну ночь даю, — сказал Спруде.

После этого Сергею уже не сиделось в гостях. Хотелось поскорей вернуться домой и прочесть «Искру». Он вскочил и стал прощаться с хозяевами, а газету спрятал под рубашку. Не успели мальчики дойти до третьего дома, как Саня начал торопить Сергея.

— Говорили же тебе, что надо быть осторожнее, — шептал он товарищу на ухо. — Скорее!.. Идем скорее!

— А ты не шепчи и не беги, если не хочешь, чтобы нас заметили, — отвечал Сергей. — Да и чего ты зря беспокоишься? Улица ведь пустая!

И верно, улица была пуста. Накрапывал дождик, и поэтому на скамеечках у ворот не беседовали в этот вечер жители Полстоваловской.

Но Саня шел и все время прислушивался и оглядывался по сторонам.

Всякая мелочь пугала его: скрип калитки, внезапно раскрывшееся окно и в нем чья-то голова, выглядывающая на улицу, шаги прохожих, голоса на соседних улицах… Ему казалось, что весь город знает о том, что они несут от ссыльных «Искру».

Вот, наконец, и калитка бабкиного дома. Мальчики вбежали во двор. В амбаре они зажгли свечку, закрыли дверь на засов и принялись за чтение.

Так вот она какая, нелегальная газета «Искра»! Та самая, которую выпускает за границей Ленин, та самая, которую с опасностью для жизни революционеры тайком переправляют в Россию. Шестнадцать небольших, разделенных на два столбца страниц. Бумага тонкая, прозрачная, похожая на папиросную. В левом верхнем углу первой страницы напечатано; «Российская Социалъ-демократическая Рабочая Партия». А в правом углу: «Из искры возгорится пламя!» Ответ декабристов Пушкину.

Сергей медленно перелистал легкие, чуть шелестящие страницы с непривычными заголовками: «Из нашей общественной жизни», «Письма с фабрик и заводов», «Иностранное обозрение», «Из партии», «Хроника революционной борьбы».

— Да читай по порядку, — сказал Саня.

Но Сергей, раскрыв номер на середине, начал читать то, что первым бросилось в глаза:

«…Все только и говорят о том, что произошло в Сормове первого мая. Что же произошло там?..»

«Во время первомайской демонстрации были вызваны солдаты. Демонстранты вплотную подошли к ним и затем, повернувшись назад, продолжали свое шествие. Солдаты бросились за ними, начали разгонять толпу прикладами. Безоружные рабочие должны были уступить».

«Только один товарищ остался до конца, не выпуская из рук знамени. «Я не трус и не побегу!» — крикнул он, высоко поднимая красное знамя, и все могли прочесть на нем грозные слова: «Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода!»

«Товарищи! Кто из вас не преклонится перед мужеством этого человека, который один, не боясь солдатских штыков, твердо остался на своем посту?..»

Сергей перевернул еще несколько страниц и прочел другое сообщение — о Воткинском казенном заводе.

«Воткинцы бастуют… На Воткинский завод отправился вятский губернатор и посланы войска из Казани. Рабочие забаррикадировали плотину своего пруда (единственный путь, ведущий к ним) и поставили на нем пушку, благо они изготовляются на заводе…»

На той же странице сообщалось о забастовке в городе Бежице: там рабочие избили шпиона Мартиненко. В заметке было сказано: «Урок был хорош, потому что побитый агент говорит, что ни за что не останется теперь в Бежице (его колотят уже второй раз, но первый раз легко)…»

Сергей быстро пробегал глазами строки, набранные мелким шрифтом. Так странно было видеть напечатанными черным по белому слова: «революция», «восстание», «низвержение царского самодержавия», «самодержавие народа».

Это были те слова, которые произносились шепотом, с оглядкой, а тут они спокойно смотрели со страниц.

— Читай дальше, — сказал Саня.

Сергей перевернул еще несколько страниц и прочел; «Крестьянские волнения».

«Недели две, как Полтава занята разговорами о крестьянских волнениях…»

«Все внимание изголодавшихся крестьян обращено было на хлеб, даром валявшийся в громадном количестве в амбарах. Они являлись с повозками, обращались к помещикам или управляющим с предложением отпереть амбар и добровольно выдать им часть хлеба и только в случае отказа сами отбивали замки, наполняли свои телеги и отвозили домой».

«…Когда на требование властей возвратить забранный хлеб со стороны крестьян последовал отказ, войску отдан был приказ стрелять, Убито тут же три человека. Один, раненный двумя пулями и проколотый штыком, привезенный в Полтавскую больницу, через несколько часов умер. Затем началось сечение. Порка происходила и в Васильевке; лозинок искать некогда было, поэтому били первыми попавшимися сучковатыми ветвями достаточной длины и толщины, и в силу этого (пользуясь деликатным выражением доктора) «целость кожи у всех наказанных нарушена». Пороли так, что изо рта, из носа обильно текла кровь, после порки крестьяне вставали сплошь почерневшими…»

Уже второй раз обходил караульщик Владимир Иванович со своей колотушкой Полстоваловскую улицу, когда Сергей и Саня дочитывали «Искру».

В последних ее столбцах чуть ли не в каждой строчке мелькали слова:

На два года.

На три.

На четыре.

На пять.

На шесть.

Бессрочно…

Бесконечные списки имен, названия городов и сроки наказания.

— Смотри-ка, наш Малмыж, — с гордостью сказал Саня, ткнув пальцем в одну из строк. — Из Малмыжа тоже, значит, высылают.

— Ссыльных, за маевку, — сказал Сергей, — шесть человек.

— Куда же их еще? — удивился Саня. — Ведь они и так в ссылке.

— Малмыж хоть и трущоба лесная, а все-таки как-никак городом считается, — ответил Сергей. — А их теперь небось по самым что ни на есть глухим деревушкам распихали.

Сергей свернул газету и потушил свечу.

— Спать, что ли? — спросил Саня.

Сергей ничего не ответил, а через минуту сказал медленно и раздельно, как будто про себя;

— Из искры возгорится пламя…

Рано утром, когда проснулся Саня и поднял голову с подушки, он увидел, что в амбаре на столе горит свеча, будто ее и не тушили. Около стола сидит Сергей и, запустив обе руки в волосы, читает «Искру».

— Ну, почитай оттуда еще что-нибудь, — попросил Саня.

— Ладно, слушай. — И Сергей начал читать вслух статью с первой страницы.

Но, прочитав полстраницы, Сергей остановился и сказал:

— Это не хроника. Это немножко потруднее будет… Надо сначала прочитать про себя и разобраться…

В статье были имена и слова, неизвестные Сергею. Он долго читал ее, пока, наконец, в дверь амбара не постучалась бабка.

— Сережа, Саня, — сказала она, — сбегайте-ка на речку за водой — стирать собираюсь.

— Сейчас, бабушка! — отозвался Сергей.

Потом он спрятал «Искру» и сказал Сане тихо:

— Сегодня вечером надо будет Спруде порасспросить насчет этой статьи… На первых порах нам одним трудновато.