Ветер с севера

Глава 27

Это была самая ужасная дорога в жизни Тир. До этого она десятки раз пересекала море на пути от Белого архипелага до земель лесных и обратно, ходила в другие страны, заплывала на своей ладье по системе искусственных каналов в подземные города гномов, спускалась по течению великой Реки-матери до шаханата нагов, чувствовала себя как дома на рабовладельческих рынках Востока и Запада, но никогда с ней не было ничего подобного.

Жестокая морская болезнь терзала ее денно и нощно. И самое скверное, что так же ужасно она чувствовала себя и на коротких остановках в пути, когда они причаливали к берегу. Все, что ей удавалось уговорить себя съесть, тут же забирало море за бортом. Когда они добрались до дома, Тир уже едва держалась на ногах. Но она была благодарна своей неожиданной болезни. Ей было так плохо, что ни о чем другом, кроме этого, она думать просто не могла. Образ Эристора, кидавшегося в волны следом за уходящей ладьей, его последние слова, полные горечи и обиды, были бы для нее много страшней и мучительней непрерывной дурноты и рвоты.

— Где вас так долго носило?! — встретила их Анайриэль. — Я уже не знала, что и думать!

— Мы женили твоих голубков, — вымученно улыбаясь, проговорила Тир.

— Неужто? — Ана засияла. — Ты должна мне все рассказать, госпожа моя.

— Позже, — невнятно пробормотала Тир и, зажимая рот рукой, метнулась мимо нее к своей комнате.

— Что с ней? — удивленно поинтересовалась Ана у хмурого мужа.

— Она нездорова с самого отплытия. Считай, полторы недели ничего не ела… Совсем измучилась.

— У Тир морская болезнь? — еще более изумленно переспросила его жена. — С чего бы это?

— Спроси чего-нибудь полегче. И вообще, женщина, что ты кормишь нас одними вопросами?

— Проходите, проходите. Уж я вас попотчую. Чай, соскучились по моей стряпне?

Тир к ужину не вышла. Ана, тихонько ворча себе под нос, наполнила тарелку едой и отправилась к госпоже. Та стояла на маленьком балкончике, обращенном к морю.

Когда она обернулась на звук отворившейся двери, Анайриэль увидела, до чего ее хозяйка похудела и осунулась. Под серыми глазами залегли темные тени, а у рта появилась горькая складка… Взгляд Тир уперся в тарелку с едой, и она со стоном отвернулась.

— Унеси это. Видеть не могу. Нюхать не могу. Даже чувствовать рядом не могу. Вечные снега! Что со мной творится?

— Поешь, госпожа. Может, хоть что-то задержится, а то тебя, того гляди, с этого балкончика ветром унесет.

— Не могу, Ана.

— А я тебе травок заварю. Может, и полегчает. Когда началось-то все?

— Как вышли в море.

— Ну-ну… — неопределенно проворчала Анайриэль. — Давай-ка, садись, поешь. А заодно расскажи новости. Отвлечешься, все и проскочит. Что я тебя уговариваю, как малое дитя, честное слово!

Тир взяла кусочек мяса и пожевала его:

— Соли маловато.

— Никто не жаловался, — Анайриэль пожала плечами. — Давай-ка лучше рассказывай. Я умираю от любопытства.

Ане хотелось знать все — размеры и устройство замка Дома Красного дуба, каким оказался прием, оказанный там снежным эльфам, подробнейшее описание свадебного наряда невесты и прочие мелкие подробности. Она искренне ахала, слушая повествование Тир о событиях бурного свадебного дня, умилялась, узнав о внезапно объявившемся богатом и знатном деде Кэлибора, до колик смеялась, услышав о стремительном броске молодоженов из церкви в спальню… Тир пересказала ей все. Кроме одного. Ни в одной из ее историй не присутствовал лесной эльф по имени Эристор.

— Ну, вот и слава Духам, — удовлетворенно проворчала Ана, забирая у госпожи пустую тарелку. — А теперь ложись и поспи. Я сейчас тебе травку заварю, принесу.

Однако когда она вернулась, Тир уже спала. Ана поставила отвар у изголовья и заботливо укрыла госпожу, которой хватило сил лишь на то, чтобы снять сапоги и кольчугу. Потом она вышла в зал. Обычно в день возвращения дружины из похода закатывался пир, но сегодня настроения ни у кого не было. Болезнь госпожи наложила отпечаток на все. Вздыхая и ворча, Ана отправилась в их с мужем комнату. Эрик уже лежал в кровати. Задув лучину, она тоже быстро разделась и скользнула к нему под одеяло. Муж, засопев, притянул ее к себе.

— Неужто соскучился, медведина снежная?

Когда через полчаса супруги лежали, обнявшись и умиротворенно вздыхая, Ана, поудобнее устроив лохматую мужнину голову на своей груди, требовательно произнесла:

— Рассказывай.

— Ты же, небось, уже расспросила госпожу.

— А теперь ты расскажи.

Эрик вздохнул и, прикрыв глаза, своими словами пересказал события последних трех месяцев.

— Кто такой Эристор?

Бородач даже приподнялся, изумленно глядя на жену:

— Тир, что же, ни разу не упомянула его?

— Нет. А что, должна была?

Эрик откинулся на спину и хмуро уставился в темноту.

— Кто он такой?

Эрик скривился, хотя и ждал этого вопроса — он слишком хорошо изучил свою супругу.

— Спроси у госпожи, — попытался отбрыкаться он, заведомо зная, что все его увиливания не приведут ни к чему.

Не прошло и получаса, как он сдался:

— Это старший брат Куиниэ.

— Ну, и что в нем такого особенного? — не унималась Ана.

Она, как хорошая борзая, почуяла след, и теперь ничто не могло унять в ней любопытство. Эрик вздохнул в последний раз и выпалил:

— Он и госпожа Тир стали любовниками.

Ану словно подбросило на кровати.

— Он спал с ней? — тряхнув мужа так, что кровать жалобно затрещала, воскликнула она.

— Да, — буркнул Эрик и удивленно увидел, как его супруга как была — непричесанная, босая и в одной ночной рубахе, выскочила из комнаты.

Анайриэль тихонько пробралась в спальню госпожи и облегченно увидела, что ее отвар не тронут. Ворча себе под нос:

— Это не годится, совсем не годится тебе, дурочка, — она выплеснула содержимое чашки с балкончика.

Потом постояла, задумчиво глядя на разметавшуюся во сне Тир, и уже было пошла к двери, как вдруг та зашевелилась и тихо простонала что-то во сне. Ана вернулась, а после, помедлив, склонилась, ловя неровный шепот.

— Эристор… — вместе с дыханием долетело до нее, и Ана резко выпрямилась, поджав губы.

Набычившись, хмуря брови, она пересекла зал, вошла к себе в комнату и вновь запалила лучину. Эрик сощурил на нее сонные глаза.

— Выкладывай, — распорядилась она, и муж, обреченно хлопнув себя по лбу, откинулся на подушки.

Сидя на кровати и задумчиво покусывая ноготь, Ана выпытала у него все.

— Эх, меня не было рядом! Я бы им обоим вправила мозги, — восклицала она. — Наша-то, конечно, известная гордячка, ну, а он-то тоже хорош! И что теперь со всем этим делать?

— Постараться забыть.

— Боюсь, что не выйдет, — почти прошептала Ана и, загасив свет, наконец-то позволила усталому мужу заснуть.

Сама же она до утра не могла сомкнуть глаз, перебирая в памяти события, факты, свои воспоминания, сопоставляла рассказы Эрика и Тир…

Наступившее утро вернуло большой северный дом к обычному ритму жизни. Тир искренне пыталась в него вписаться, убегая от своих мыслей, но теперь болезнь, ставшая в плавании ее спасением, оказалась ловушкой, которая заставляла ее большую часть дня проводить в постели наедине с воспоминаниями. Ана, которая выхаживала ее, как могла, выбивалась из сил, теряла терпение, уходила, хлопнув дверью, но после возвращалась, вновь и вновь уговаривая свою госпожу съесть хотя бы еще кусочек…

Бывали дни, когда Тир вроде бы чувствовала себя лучше и тогда рьяно принималась за домашние дела. Ладью опять вытащили на сушу и, подготовив к зимовке, спрятали в высокий сарай у берега. Почему-то это обычное дело довело Тир до слез, она забилась в уголок, села возле крутого ребристого борта и долго плакала, словно схоронила кого-то. Медленные слезы катились из ее глаз, она даже не пыталась их вытереть, настолько морально и физически измучилась за последние два месяца, что провела дома. Уже два месяца…

«Осень… Пора свадеб… Что-то сейчас делает Эристор?..»

Тир стиснула зубы и зажмурила глаза.

«Не сметь!» — в который раз прикрикнула она на себя.

— Что это ты тут расселась? Земля такая холодная! От воды сквозняком тянет!

— Ох, Ана…

— Пойдем, пойдем. Я тебе бульончика свеженького сварила. Сухариков солененьких сделала.

Тир испытала ставшее уже привычным чувство острого голода, круто замешанное на дурноте. Она сглотнула, подняв на повариху измученное лицо. Потом со вздохом встала и побрела в дом. Ана усадила ее за стол на кухне, налила еду, поставила тарелку с сухарями, а потом сама уселась напротив госпожи:

— Ешь, ешь. Тебе толстеть надо, а не худеть.

За последнее время Ана имела возможность убедиться в своих подозрениях. Все говорило о том, что Тир беременна — и дурнота, и тяга к солененькому, а главное то, что с момента ее возвращения домой месячные крови ни разу не приходили к ней — простыни оставались чистыми. Ана уже много раз порывалась просветить свою не столь умудренную женским опытом хозяйку, но всякий раз сомнения удерживали ее. Как-то примет бедняжка это известие?

— Ну, сволочь остроухая! — часто бормотала она, поминая Эристора.

Глядя на мучения Тир, Ана не могла не злиться на эльфа, из-за которого это все и произошло с ней, хотя Эрик, видя эти ее настроения, много раз пытался убедить жену в том, что вина лесного эльфа не столь уж и велика… Эрик теперь тоже знал о беременности хозяйки. Ана как-то в сердцах проболталась. Когда Тир в очередной раз отказалась есть то, что упорно подсовывала ей повариха, и та, хлопнув дверью, умчалась к себе в комнату, с ее языка сами собой слетели слова:

— Никогда еще не видела такой ужасной беременности! Что за зверек растет у нее внутри, выпивая все соки?

Эрик как стоял, так и сел.

— Так это беременность, — потрясенно выпалил он.

— А ты думал божий поцелуй? — сердясь еще больше оттого, что проговорилась, взвилась жена. — Скоро это всем станет очевидно. Этот твой Эристор обрюхатил девку, а сам… Ух! Нет управы на ваше жеребячье племя!

— А что госпожа сама думает о своем положении? — робко поинтересовался Эрик.

— Ничего не думает. Дуреха так ни о чем до сих пор и не догадывается. А я боюсь сказать!

Это было почти две недели назад…

Тир не столько ела бульон, сколько грызла сухарики. Взгляд ее вяло скользил по сверкающей чистотой кухне:

— Мне никогда не стать такой хозяйкой, как ты, Ана.

— Зачем тебе? Ты госпожа.

— Все равно надо хорошо разбираться во всем. Твоя крошка Куиниэ держит в своих маленьких ручках такой огромный дом…

— Дом, в котором живет лесной эльф по имени Эристор, о котором ты мне почему-то ничего не рассказала… — тихонько проворчала Ана.

Тир вспыхнула, как маков цвет, и потупилась. Потом Ана увидела, как краска схлынула с ее лица, а горькая складка привычно залегла у рта. Она ждала, но Тир так и не проронила ни слова.

— Ну, молчи, молчи, — рассердилась Анайриэль и, поднявшись, подошла к плите, где в большом котле варился ужин для всех обитателей большого дома.

Попробовала густое ароматное варево, она удовлетворенно прищелкнула языком.

— Готово!

Тир почувствовала, как дурнота снова подкатила к горлу и поскорее схватила еще один сухарик. От них ей действительно становилось легче. Ана ухватилась за ручки котла, чтобы сдвинуть его с огня. Тир поднялась, чтобы помочь, но получила по рукам кухонным полотенцем и раздраженно вспылила:

— Что я инвалид, что ли? Носишься со мной, будто я бер…

Внезапно Тир замерла и, качнувшись назад, медленно опустилась на табурет. Ана с состраданием смотрела на ее потерянное лицо.

— Я беременна? В этом все дело? Ведь так?

— Да, милая моя. Беременность, конечно, у тебя, скажем прямо, получилась не легкая, но скоро дурнота должна пройти. Уж поверь мне.

— Я беременна… — потрясенно повторила Тир и закрыла лицо ладонями.

Ана с замиранием сердца ждала продолжения. Плечи Тир затряслись. Что-то принесет бедняжке открывшаяся ей правда? Новое горе и унижение или быть может… Внезапно Тир вскочила и порывисто обняла Ану. Потом отстранилась и энергично тряхнула ее:

— У меня будет ребенок. Его ребенок! Его частичка! Плоть от плоти его, кровь от крови! Плод нашей любви…

Тир осторожно прижала руки к своему еще плоскому животу. Через мгновение Ана с облегчением увидела на ее осунувшемся лице улыбку…

Настроение госпожи теперь менялось день ото дня. Одним утром она могла проснуться совершенно счастливой и щебетать весь день, сверкая улыбками. Расспрашивать Ану о ее беременностях, о родах, живо интересоваться всем, что касалось чисто женских проблем, которые раньше будто и не существовали для нее. На другое утро она вставала мрачнее тучи и сидела в одиночестве на берегу, пока Ана со скандалом не уводила ее в дом, подальше от холода и пронизывающего ветра приближающейся зимы. В эти дни прошлое брало верх над будущим. Тир вспоминала яростное негодование Эристора, когда она в запальчивости спора угрожала избавиться от возможной, тогда еще лишь предполагаемой беременности. Он хотел от нее ребенка!

«Он нужен мне, даже если ты откажешься от него!» — вот его слова.

«Наверно, он был бы рад, узнав…» — думала она и, смыкая веки, видела сильного, высокого лесного эльфа с крохотным ребенком на руках. Вот он поднимает голову и тепло, с любовью улыбается ей… Каким полным могло бы быть счастье.

В эти мгновения Тир уже готова была оставаться его любовницей, терпеть унижения, покорно принять его жену… Лишь бы хоть иногда видеть его, быть с ним. Она вскакивала на ноги и, стискивая кулаки, замирала, устремляя взгляд за волнующийся горизонт.

«Любимый мой!» — беззвучно летело над морем, но даль молчала…

Близился к концу ноябрь. Тир наконец-то отпустила дурнота, и она дневала и ночевала на кухне, отъедаясь за все прошедшие голодные месяцы. Живот у нее уже заметно округлился, грудь отяжелела и налилась. Пару раз Ана заставала ее обнаженной перед зеркалом, когда Тир с острым любопытством разглядывала свою меняющуюся фигуру.

Она должна была разрешиться от бремени по весне, но уже сейчас домашние дарили ей подарки, чтобы хоть как-то поднять настроение. Тир никогда не проявляла жестокость по отношению к своим рабат и была честна с ними, всегда оставалась надежной и щедрой по отношению к дружине и теперь пожинала плоды. Женщины натащили ей крохотных распашонок и чепчиков. Известная в клане мастерица — мать Гаррика — соткала цветное, очень нарядное и теплое одеяльце, а Сигурдиль Вилобородый поразил всех, когда однажды вечером внес в главный зал крепкую, украшенную затейливой резьбой колыбель…

По первому снегу в большой дом Тир приехал в гости ее ближайший сосед Снорри из клана Белого лиса. Тир обрадовалась ему. Накрыли столы. Гость, щуря свои яркие синие глаза, посматривал на выпирающий живот хозяйки, но молчал. Тир была благодарна ему за это. Однако после того как ужин окончился, Снорри сдержанно и очень серьезно попросил разрешения поговорить с ней о деле, причем, по возможности, наедине. Удивляясь в душе, Тир проводила гостя в свою комнату.

— У тебя тепло, госпожа, — сбрасывая с широких плеч подбитую лисьим мехом безрукавку, проговорил Снорри.

— Присаживайся, сосед, — указывая на кресла у горящего камина, пригласила она, и сама опустилась напротив, со вздохом подсунув под ноющую спину маленькую подушечку.

— Ждешь по весне?

— Да.

— Кто отец?

— Ты об этом хотел поговорить, сосед?

— Получается, что и об этом тоже… Кто-нибудь из твоих?

— Нет.

— Так ты не вышла замуж?

Тир лишь качнула головой, нетерпеливо глядя на Снорри. Он вздохнул и, хлопнув себя по широко расставленным коленям, заговорил.

— Ну что ж… Значит так… Хочу я просить тебя стать моей женой, госпожа моя. Об этом и хотел толковать.

Тир пораженно вскинула брови:

— Я же ношу чужого ребенка…

— Раз отец его… не претендует на тебя, мне все едино. Своих у меня уже больше дюжины — одним больше, одним меньше… — Снорри хмыкнул.

Тир, изумляясь все больше, возразила:

— Но у тебя уже есть две жены.

Снорри поморщился:

— Пустое. Две молоденькие гусыни, исправно рожающие сыновей. Настоящей женой мне была моя Хильдиль, но она умерла прошлым годом. Лошадь волка испугалась, понесла и сбросила ее. Так и не выходили. Так вот мне нужна в жены эльфийка, годная не только для постельных утех. С тобой, госпожа моя, я смогу и поговорить, и посоветоваться, когда надо будет. Я знаю, ты привыкла к свободе и самостоятельности, и не стану сильно давить на тебя. Потребую лишь верности, а в остальном — командуй как прежде. Наши земли прилегают, соседствуют, а нам самим всегда было легко и ладно друг с другом. Опять же, твой малыш получит законного отца. Я приму его без разговоров. Что скажешь, госпожа моя?

Тир лишь развела руками:

— Для того чтобы беседовать, не обязательно жениться.

Снорри басовито расхохотался.

— Неужели ты всерьез полагаешь, что ничто другое в тебе не сможет привлечь мужчину? Особенно теперь, — Снорри выразительно осмотрел пополневшую фигуру Тир, вгоняя ее в краску.

Та некоторое время молчала, покусывая губу.

— Это честное предложение, господин Снорри, — наконец заговорила она и открыто взглянула гостю в лицо. — И я тоже хочу поступить с тобой по чести. Я никогда не полюблю тебя так, как жена должна любить мужа. Мое сердце отдано другому.

— Я тоже не смогу любить тебя, госпожа, так, как свою Хильдиль. Но… Мы уважаем друг друга, и могли бы жить в дружбе и понимании. А там — кто знает?

— Я… Я должна подумать, — пролепетала Тир, не зная, что еще сказать или возразить.

Снорри поднялся:

— Могу я все же спросить, кто твой любовник? Я знаю его?

— Нет. Он из Лесного королевства, — с усилием произнесла Тир.

Снорри удовлетворенно кивнул:

— Я буду ждать твоего ответа, сколько понадобится. Мне не нужна просто еще одна жена, госпожа моя. Я хотел бы видеть рядом с собой именно тебя.

Тир тоже встала:

— Я постараюсь не затягивать с ответом.

— Вот и хорошо. Тогда, позволь мне скрепить наше соглашение.

Тир не успела опомниться, как Снорри оказался рядом и обнял ее. Его губы были горячими и опытными, рука, словно невзначай, коснулась налитой груди Тир, пальцы нащупали сосок и сжали его…

— Ты слаще, чем я мог себе представить, — хрипло проговорил он мгновение спустя. — Но я подожду, ты слышишь? Я подожду.

Дверь отворилась и захлопнулась за ним, а Тир так и стояла, прижав запястье к горящему рту.

Утром она вышла провожать гостей с покрасневшими, опухшими глазами.

— Надеюсь, не я тому виной? — мягко спросил Снорри.

Тир покачала головой:

— Лишь отчасти.

— Так помни, госпожа моя, я буду ждать, сколько потребуется.

— Что он хотел от тебя? — недовольно проворчала Ана, едва сосед со своими дружинниками отбыл.

— Просил выйти замуж за него.

Ана, было, рассмеялась, но потом, видя, что госпожа не шутит, всплеснула руками:

— Это с чужим-то дитем в животе?

— Похоже, его это не смущает, — Тир дернула плечом и, кутаясь в меховой плащ, пошла в дом.

Ана торопливо зашагала следом:

— И что ты ему ответила?

— Обещала подумать.

— Он хороший человек.

— Да, — бесцветным голосом ответила Тир, ускоряя шаги.

«Но зовут его не Эристор», — подумала про себя Ана и, вздыхая, пошла на кухню.

Пролетел еще один месяц. Зима властвовала над просторами Белого архипелага, сначала устилая ее снегом, потом сдирая его знобливыми влажными ветрами с моря. Тир уже совсем отяжелела, обрела неловкую утиную походку, но по большей части была вынуждена лежать, подняв гудящие, отекающие ноги на высоко взбитые подушки. Малыш в животе толкался и крутился как волчок, заставляя будущую мать охать, когда крохотная пяточка или головка попадала по какому-нибудь особенно чувствительному месту.

— Да что ж это за поскакун-непоседа? — жаловалась она Асе. — Ни минуты покоя.

— Месяца через три увидишь, — рассудительно отвечала та.

— Ох, я не доживу до этого дня.

— А куда ты денешься? Такова уж наша доля.

— Неужели все так мучаются?

— Нет. Тебе что-то уж особенно повезло. Но это не значит, что и следующий ребенок доставит столько хлопот — всегда все по-разному.

— Следующего не будет.

Ана вскинула глаза на госпожу:

— А как же господин Снорри?

— Нет. Это будет нечестно. Да и не смогу я… с ним…

— Он недурен собой. Одни глаза чего стоят. Как сапфиры.

— Да.

Через неделю после этого разговора Снорри приехал, и Тир уединилась с ним в своей комнате. Разговор был долгим. Любопытство Аны было вознаграждено последней фразой, которую гость произнес уже в коридоре:

— Я не принимаю это за окончательный ответ. Рана в твоем сердце еще слишком свежа, госпожа моя. Я подожду еще, мне некуда спешить.

— Проклятый лесной! — ворчала толстуха, забывая на время о своих собственных корнях. — Это ж надо было так задурить девчонке голову!

— Каков он хоть из себя, этот Эристор? — гневливо спрашивала она у мужа позже вечером.

Эрик, совершенно измученный бесконечными вопросами жены, лишь пожимал плечами, принимаясь нудно описывать рост, телосложение, горбоносое лицо с тяжелым подбородком и густыми черными бровями. По всему выходило, что и взглянуть-то особо не на что.

— И что она в нем нашла?

— Я тоже не этот… ну… красавец писаный, однако ж, ты уже сколько лет со мной, — ворчал Эрик, обнимая жену.

— Зато она у нас красавица! И такой человек к ней сватается!

— Ну, может, что из этого и выйдет.

— Она отказала ему сегодня. И не передумает. Уж я ее знаю.

— Если бы ты видела их вместе с тем лесным, не удивлялась бы. Они оба просто светились, казалось о них руки в мороз греть можно.

— Тогда почему же она здесь, а не там?

Эрик угрюмо пожимал плечами, сам давно утомленный попытками найти ответ на этот вопрос.