Хандерин оказался большим шумным городом, в котором правила торговля. Разноязычная речь неслась со всех сторон. Здесь были и эльфы — лесные, снежные и даже горные, и гномы, и ветты, и орки, и даже южные гости наги. Здесь же располагался один из самых больших невольничьих рынков.
Для начала Эристор договорился о жилье. Он заплатил за довольно большую теплую комнату, отделенную от большого зала не занавеской, как большинство других, а стеной, в которой была надежная дверь с запором. Туда по его приказу натащили дров, принесли три тюфяка с постельными принадлежностями и кое-что из посуды, чтобы те, кто будет жить в ней, имели возможность готовить прямо у себя дома. После сегодняшнего разговора с Эльвирелем он решил, что сделает все возможное, чтобы его бывший вассал, а заодно и хитрый Питер, чьи советы и дружеские подколки не раз помогали в пути, получили свободу. А потом отправился бродить по городу, знакомясь с ним.
К вечеру ноги сами собой принесли его в гавань, где стражники, оставленные на галере, указали на большой дом, в котором и расположился посол Ссаид Бошшаэтдин. Эристора ждали. Он понял это, едва переступил порог. На невысоком столике, вокруг которого были разбросаны пестрые подушки, две более чем привлекательные рабыни накрывали ужин. Ссаид сидел и, щурясь от удовольствия, потягивал горячий травяной чай. На нем был легкий, расшитый золотом халат, завязанный у пояса, но оставлявший открытой смуглую мускулистую грудь, а ниже — сильный матово блестевший хвост. В комнате стояла оглушающая жара.
— Присаживайся, эльф, будь моим гостем.
Эристор скинул плащ, снял куртку, но все равно обливался потом. Даже тонкое полотно рубахи тяготило его — тело слишком привыкло к холоду и непогоде поздней осени в открытом море, чтобы теперь переносить духоту июльского полдня в душном доме. Молоденькая светловолосая рабыня поднесла ему кубок с вином, и Эристор осушил его почти залпом.
Ужин начался с жирных, приправленных чрезвычайно острыми пряностями блюд, а закончился сластями, богатыми изюмом и орехами. Все это просто требовало вина, и Эристор, по-прежнему страдавший от жары, все пил, пил и пил густое красное зелье, чуть заметно пахнущее травами и чем-то неуловимым. Он чувствовал, что опьянел, но при этом голова не кружилась, а его член, на который обилие вина обычно действовало угнетающе, наоборот налился и требовательно заявлял о себе при одном только взгляде на рабынь, чья нагота теперь была едва прикрыта тонкими полупрозрачными шелками.
В комнату бесшумно проскользнул Олисс и что-то шепнул шейху, при этом не сводя темных блестящих глаз с раскрасневшегося и явно возбужденного эльфа. Ссаид поднялся, и мальчик, опустившись перед ним, распустив тугие кольца черного подвижного хвоста, развязал пояс его халата. Огромный наг лениво двинул плечами и тонкая ткань, шелестя, упала на застеленный коврами пол. Эристор судорожно сглотнул, все его возбуждение как рукой сняло. Неужели Бошшаэтдин потребует такую плату за двоих рабов? Это, пожалуй, было бы слишком дорого… Шейх усмехнулся хищной, чуть издевательской улыбкой:
— Олисс приготовил баню, эльф. Ей, конечно, далеко до настоящих парилен нагов, — Ссаид высокомерно поморщился, — но все равно приятно. Не присоединишься ли ко мне?
И, не ожидая ответа, приказал:
— Лейла, Мариса, проводите моего гостя и помогите ему разоблачиться.
Присутствие двух человеческих женщин, явно предназначенных для него, несколько успокоило Эристора, тем более что он прекрасно понимал — наг своим приглашением оказывает ему великую честь. Вино по-прежнему бродило в его крови, делая все происходящее скорее приятно возбуждающим, чем тревожным… Шейх в сопровождении Олисса тем временем уже скрылся за дальней дверью, а Эристор ощутил на себе руки девушек, которые ловко занялись пряжками и завязками на его одежде. Уже обнаженным, он последовал за Ссаидом и, потянув на себя тугую дверь, ступил в небольшое помещение, где было настолько жарко, что воздух казался густым, перетекая словно вода.
Бошшаэтдин, щуря свои темные раскосые глаза, лежал на лавке — длинный желто-коричневый хвост расслабленно свернулся рядом. Наш ним навис Олисс. Его умелые быстрые руки массировали смуглую спину хозяина. Оба были обнажены, и если шейх лежал на животе, то возбуждение юноши не было скрыто ничем — защитные пластины в паху раскрылись, выпустив наружу крепкий член. Эристор невольно взглянул на него, шарахнулся, торопливо переведя внимание на лица нагов и задохнулся, поняв, что и сам стал предметом более чем пристального внимания. Две пары глаз, одни узкие, высокомерно-ироничные, другие широко распахнутые, миндалевидные с явным наслаждением изучали его наготу. Чувствуя себя девицей на смотринах, Эристор шагнул к огромной деревянной ванне, стоявшей в центре, и спрятался в глубокой теплой воде.
Словно почувствовав его возросшее напряжение, Олисс оставил своего господина и вскоре вернулся, неся перед собой маленький поднос, на котором лежали две изящные трубки на длинных узких мундштуках. Мальчик с поклоном предложил их сначала гостю, а потом хозяину.
— Что это?
Ссаид усмехнулся:
— Только Олисс знает секрет этого зелья, эльф. Оно просветляет ум, веселит душу и укрепляет плоть, — смоляная бровь шейха насмешливо изогнулась. — Испробуй.
— Дело…
— Дело твое подождет, — Ссаид нетерпеливо нахмурился, и Эристор был вынужден повиноваться.
Знание обычаев нагов подсказывало ему, что, начни он настаивать, его просто отправят восвояси. Испытующе осмотрев крохотный белый комочек, который покоился в углублении трубки, Эристор решил, что такая малость вряд ли сможет причинить ему серьезный вред, тем более что Ссаид уже курил, медленно втягивая дым ртом и выпуская его через ноздри.
Эристор тоже затянулся, но едва не закашлялся, увидев, как обе молодые красавицы — одна светловолосая и белокожая человеческая женщина, а другая смуглая, с копной иссиня-черных волос лесная эльфийка, тоже разделись и скользнули к нему в ванну. Вдвоем они принялись мыть его, а когда их руки столкнулись у Эристора в паху, веселое удовлетворение отразилось на их лицах.
«Дух лесной! Тир!» — пронеслось в голове у Эристора, но потом волна наслаждения накрыла его с головой и понесла, лишь через достаточно продолжительное время выплеснув на берег.
Задыхающийся, с бешено колотящимся сердцем, Эристор очутился на широкой деревянной скамье, стоявшей напротив той, где улыбаясь возлежал Ссаид Бошшаэтдин.
— Не правда ли, это стоило того, чтобы ненадолго отложить дела?
— Зачем? — несколько грубовато и прямолинейно спросил Эристор.
— Олисс, мальчик мой, он спрашивает, зачем стоит наслаждаться жизнью? Сделай ему массаж, быть может, тогда он сможет понять…
Ссаид произнес несколько слов по-нагски, и юный наг гибко скользнул от своего хозяина и, приблизившись к Эристору, прижался к его бедру теплой, чуть шероховатой чешуей верхней части своего хвоста. Руки его легли на напряженные плечи Эристора. А после Олисс легонько хлопнул его по ним и что-то проговорил.
— Он просит тебя расслабиться, эльф. Это всего лишь массаж, — длинные брови шейха выразительно шевельнулись.
И то ли причиной тому было только что испытанное наслаждение, то ли вино, то ли наркотик, но под умелыми, то сильными и жесткими, то столь легкими и нежными, что по спине начинали бежать мурашки, руками Олисса Эристор расслабился… Настолько, что до конца осознал это только утром.
В голове остались только отдельные картины, какие-то совершенно фантастические видения, обрывки мыслей. И наслаждение, наслаждение, наслаждение… А над всем этим, словно выжженное тавро горели раскосые, полные затаенной издевки и неприкрытой похоти глаза Ссаида Бошшаэтдина…
Эристор завозился и разлепил веки — шейх все так же смотрел на него. Сознание возвращалось медленно. Что-то подсказывало, что уже утро. Эристор лежал на спине, чувствуя кожей обнаженного тела шелк подушек под собой и нежную ворсистость мехового одеяла сверху. Кто-то теплый и легкий лежал рядом. Эристор скосил глаза — это был Олисс. Юный наг сладко посапывал, положив голову Эристору на грудь, а кончик его хвоста обвил ему ногу. Явный испуг отразился на лице Эристора, и Ссаид, сидевший в стороне, с интересом наблюдая за пробуждением мужчины, столь умело соблазненного мальчишкой, тихонько хмыкнул.
«А малыш далеко пойдет», — с нежностью глядя на спящего Олисса, подумал Ссаид, и вновь перевел взгляд на опрокинутое лицо Эристора.
— Я понимаю твое состояние, эльф. Мою юный любовник превзошел сам себя, совращая твою невинность. Стратегия была безупречна.
Олисс шевельнулся и открыл теплые, туманные со сна глаза, полные такой томной всепоглощающей порочности, что Эристор шумно втянул в себя воздух.
— О да, — Ссаид усмехнулся. — Он сразу положил на тебя глаз и добился своего. А я разрешил ему это.
Эристор хлопнул себя по лбу и, широко распахнув глаза, рухнул на подушки, уставившись в близкий потолок. Ссаид опять рассмеялся:
— Твоя растерянность доставляет мне удовольствие, эльф. Ну да ладно. Я пощажу твою гордость. Хотя бы частично. Ты даже сонный и обкуренный защищал свой тыл так, словно это был последнее дерево Великого леса. Олисс не справился с тобой. Я предлагал ему кликнуть рабов, чтобы тебя подержали… Но он почему-то отказался. Зато ты овладел им… Не уверен. Я задремал и сбился со счета. Помнишь?
Эристор лишь качнул головой. Олисс приподнялся и, ласково коснувшись пальцами его губ, что-то проговорил своим мелодичным высоким голосом.
— Он говорит, ты умелый любовник и подарил ему такое наслаждение, как никто другой до того, конечно, кроме меня, великого, — Ссаид кривовато усмехнулся. — А еще говорит, что завидует той женщине, которой ты будешь расточать свои ласки, и немного ревнует.
Эристор взглянул в лицо юному нагу, который все еще доверчиво прижимался к его телу, оплетая ногу хвостом. Он был порочен до мозга костей, но его почему-то стало жаль. Эристор мягко погладил округлую щеку Олисса и, отстранив его, встал, ища глазами свою одежду.
— Что касается твоего дела, эльф, — следя за тем, как перекатываются мышцы на спине одевавшегося Эристора, бросил Ссаид, и тот, натянув штаны, обернулся. — Объясни Аххмету, где тебя найти. Он приведет их. Считай, что это подарок за то удовольствие, которое я получил, наблюдая за твоим телом ночью и за твоим лицом утром. Не возражай! Или так, или никак!
Эристор, так и не проронив ни звука за все это время, лишь пожал плечами и покинул «гостеприимный» дом Бошшаэтдина, задержавшись лишь для того, чтобы поговорить с надсмотрщиком…
Он вернулся в снятую им комнату, дрожащими руками снял с себя амулет в виде вырезанного дубового листа и сжал его в кулаке, прикрывая глаза. Шамана, от которого всегда можно было получить откровенный разнос или действительно разумный совет не было рядом, и Эристору пришлось утрясать свои дела напрямую с молчаливым Духом лесов.
Он говорил с ним страстно, изредка стукая себя кулаком то по лбу, то в грудь. А под конец поклялся не касаться тела женщины (или мужчины! Великий лес!!!) до тех пор, пока Тир, чистая, горделиво целомудренная Тир не станет его…
Эльвиреля и нескольких других рабов подняли чуть свет. Это были самые слабые, обессилевшие после долгой дороги люди и эльфы. Теперь их ждал невольничий рынок или смерть, если никто так и не польстится на них. Исключением среди этих доходяг, к которым Эльвирель по справедливости относил и себя, явился Питер по прозвищу Хитрец — предприимчивый воришка, каким-то туманным способом оказавшийся среди рабов шейха Ссаида Бошшаэтдина. Он был здоров и силен и тем не менее тоже шел вместе со всеми. Их сковали парами, причем Эльвирель как раз оказался с Питером, и повели прочь от остальных невольников. Однако дальше случилось непредвиденное.
Стражники-наги разделились. Четверо, подгоняя рабов криками, повели их дальше вдоль берега к рабским казармам невольничьего рынка, а двое, возглавляемые самим Аххметом, двинулись к близким домам торгового города, увлекая за собой лишь Эльвиреля и прикованного к нему Питера Хитреца.
— Эй, хвостатики, куда это вы нас? — не замедлил поинтересоваться Питер и тут же получил незлобивый тычок между ребер.
— Господин подарил вас, — лениво ответил Аххмет.
— Кому? — изумились почти хором оба раба.
— А тому здоровенному наемнику, который сломал шею Али.
— С чего бы это? — настороженно поинтересовался Питер, в то время как Эльвирель лишь радостно вскрикнул.
— Он провел ночь в его покоях… Наверно, угодил, — Аххмет подмигнул и рассмеялся.
Эльф и человек переглянулись.
— Ты лжешь! — выпалил Эльвирель.
— Зачем мне врать тебе, эльф? И вообще, заткни свою пасть. Ты пока что еще в моей власти.
В молчании они достигли большого длинного дома без окон, вошли в него и, пройдя почти до конца, стукнули в одну из дверей. Через минуту она отворилась. На пороге стоял мрачный и растрепанный Эристор.
— Сними-ка с них кандалы, Аххмет, — распорядился он. — Теперь эти двое свободны.
Звякнули цепи, Эристор почти за шкирки втащил Эльвиреля и Питера в комнату и решительно захлопнул дверь перед носом у охранников из свиты шейха Ссаида Бошшаэтдина, словно ставя точку в своих отношениях с ним.
— Эль-до, вы и правда ночевали у…
— Да.
— Ты что же, приятель, заработал нашу свободу своей задницей? Вот уж не подумал бы! — вступил в беседу с присущей ему непосредственностью Питер.
Эристор метнул на него свирепый взгляд:
— Задница моя, хвала Духу леса, осталась цела, но об остальном лучше не спрашивай. Ох, и влип же я через вас в историю!
Эристор взглянул на удивленно-непонимающие лица товарищей, еще не осознавших ту перемену, что радикально меняла их жизнь, и вдруг словно что-то отпустило его. Улыбка неудержимо расплылась на горбоносой физиономии и, согнувшись, топая ногами и тряся головой, он захохотал.
А, отсмеявшись, посерьезнел и проговорил:
— Теперь, по большому счету, мне следовало бы вырезать вам языки, чтобы вы не разболтали о моих «амурных» похождениях, когда вернемся домой.
И тут до бывших рабов дошла мысль — свободны! Молча и как-то очень сосредоточенно они бросились к Эристору и принялись обнимать его.
— Полегче, полегче, — тщетно отбивался он. — Довольно хватать меня, я с некоторых пор как-то слишком болезненно реагирую на это.
И тут уже засмеялись все трое. Громко и заливисто, как могут смеяться лишь свободные люди.
— Что теперь, эль-до? — спросил Эльвирель позже.
Эристор уже сытно накормил и его, и Питера, и теперь все трое валялись на тюфяках, позволяя усталым телам насладиться столь приятным ничегонеделанием.
— Теперь мой путь лежит дальше на север. Как только найдется попутный караван или проводник, я уйду.
— А как же мы? Твой этот Эльвирель элементарно не осилит этот путь, — Питер быстро взглянул на исхудавшее, обессиленное тело эльфа, который, несмотря на всю важность разговора, клевал носом — сытная еда и тепло словно опьянили его.
— Я подумал об этом, и здесь мне придется целиком положиться на тебя, Питер. Твое лицо подсказывает мне, что ты жил далеко не добропорядочной жизнью, и честность не принадлежит к числу твоих добродетелей, но хотя бы в благодарность за полученную свободу…
Питер с достоинством выпрямился на своем тюфяке, что выглядело очень комично, но Эристор, будучи человеком тактичным, подавил улыбку.
— Я вор, эльф, а не неблагодарная свинья. И я никогда не предавал товарищей. Что я должен буду сделать?
Эристор посмотрел на Эльвиреля — тот уже спал.
— Что ж, слушай. Вы с ним в любом случае перезимуете здесь. За эту комнату уплачено за полгода вперед, и я вам оставлю все деньги, которые у меня есть. Позаботься об Эльвиреле. В Лесном королевстве, в одном из вассалитетов моего Дома — Дома Красного дуба его ждут жена и дочь…
— Твоего Дома?
— Да. Так что получается, что в какой-то степени я повинен в том, что он стал рабом. Ведь именно за мной он преданно последовал в поход. Как и я сам — за королем Ангродом…
— Ты все больше удивляешь меня, эльф. Или теперь мне к тебе надо обращаться повежливее?
— Хорошо бы, но боюсь, уже поздно что-то менять, — Эристор хмыкнул. — Так вот. Вы перезимуете здесь. Если останусь жив, вернусь за вами весной, если нет… Я хотел бы, чтобы вы оба добрались до земель лесных. В замке Дома Красного дуба остались мои младший брат и сестра, ее муж Кэлибор… Расскажите им все, что знаете обо мне. Я оставлю вам письмо для них. Напишу и о тебе. Если захочешь — останешься там, на меня работает много людей, если нет — тебе щедро заплатят, и ты будешь волен распоряжаться собой.
— Не сомневайся. Я все сделаю как надо даже и без этой платы, хотя она окажется приятным разнообразием в моей унылой жизни, — Питер возвел свои плутовские очи к небу и скорчил умильное лицо.
Эристор рассмеялся и, хлопнув его по плечу, встал:
— Отдыхайте. Я пойду искать себе спутников.
— На этот раз выбирай потщательней, эль-до. А то точно не довезешь свою задницу до невесты.
— Ох, молчи, — Эристор даже испугался. — Не смей даже упоминать при ней об этом.
— Что, она так ревнива?
— Про то не знаю, но вот мстительна точно.
— Боишься? — Питер даже вытаращил глаза.
— Не за себя. За нее. Тир не успокоится, пока не выпустит кишки Бошшаэтдину, если узнает… Она способна и в страну Небесного полоза за ним пуститься, тем более что у нее-то корабль всегда под рукой. А это может быть опасно для голубки…
— Ну и дела, — качая головой, рассуждал Питер, когда дверь за Эристором уже закрылась. — Лесной эльф, глава цельного знатного Дома, даже имеющий вассалов, по всему свету таскается за какой-то злющей бабой из снежных, чтобы жениться на ней! Мне бы его проблемы!
Потом подумал и добавил уже про себя: «Стоит дождаться его хотя бы для того, чтобы взглянуть на эту самую Тир».
Однако поиски попутного каравана или проводника затянулись — Эристор опять опоздал. Все заинтересованные в этом были уже в пути. На него смотрели как на безумца и лишь качали головами, когда он раз за разом спрашивал о своем деле.
Эристор уже купил себе теплую меховую одежду и стал всерьез подумывать пуститься в путь в одиночку, несмотря на все уговоры Эльвиреля и Питера, когда однажды вечером к ним пришел хозяин большого дома — по сути дела, постоялого двора, в котором они жили. За ним тихонько проскользнул старый-престарый ветт. Вместе со стариком порог комнаты переступил огромный серебристо-серый волк с пронзительными ярко-голубыми глазами.
— Я слышал, ты ищешь проводника, чтобы идти на север? — спросил хозяин постоялого двора.
— Да, — Эристор кивнул, изучая крохотного узкоглазого старика, закутанного в традиционную меховую парку с откинутым на плечи капюшоном.
— Вот этот, — здоровяк северный пренебрежительно ткнул пальцем в ветта, и волк при этом молча оскалил острые белые зубы. — Вот этот идет к себе в селение и готов указать дорогу тебе, при условии, что ты сначала проводишь его. Он стар, хочет умирать, но боится, что смерть настигнет его в пути, а не дома.
— Я согласен, — быстро произнес Эристор, переводя глаза на старого ветта и выразительно кивая.
— Великий лес, — пробормотал за его спиной Эльвирель.
А Питер, пожимая плечами, добавил:
— Зато он точно твоей задницей интересоваться не будет. Ему бы свою куда надо дотащить.