Ветер странствий (СИ)

Часть 1 Глава 1

Часть первая. Дороги.

Глава первая.

Середина Месяца Заката Весны.

Квирина, Сантэя.

1

Сантэя не понравилась Конраду с самого начала. Но с каждым днем последней весны казалось, что прежде город был еще довольно мил.

Во всяком случае, раньше по улицам шаталось меньше пьяных — среди бела дня. Меньше смутной тревоги грозовой тучей висело в воздухе. Меньше фанатиков орало о скором (ну вот прямо завтра или сегодня вечером!) конце света. И уж точно было меньше слишком уверенных служителей Солнечного Храма. Слишком наглых.

Ярым фанатиком веры в Творца Эверрат никогда себя не считал. И против солнца ничего не имел. Да и святилища прежним богам бок о бок с церквями стоят не только в Квирине. Что Илладэн, что Ормхейм со Словеоном всегда были весьма веротерпимы.

Просто Конраду не нравился именно этот храм. И не только ему. И даже не только своим. Сюда вообще мало кто ходит.

Ну, кроме ближайших лизоблюдов нынешнего императора.

На редкость роскошное здание. В Лютене таковы только дворцы.

Величие колонн, безупречные линии статуй, дразнящая прохлада фонтанов во дворе. Золото, фрески, лепнина. Яркие, слепящие краски.

А сходить лишний раз полюбоваться почему-то неохота ни одному эвитанцу или бьёрнландцу. Даже мерзавцу Николсу. Да и местным, говорят, тоже не особо.

При том, что явно языческий храм Вареза посетили все. И не по одному разу. Некоторые там часами торчат.

Варез… Прежний бог войны. А Солнце — знак Творца. Новый храм даже не оскорбляет официальную церковь. Символ Творца, символ мудрости. Разве что на церквях не рисуют справа от солнечного круга знак змеи.

Тоже красиво, кстати. А вот видеть лишний раз не тянет.

Хотя чем Эверрату мудрость помешала — решительно непонятно. Разве тем же, чем ее храм.

Конрад ничего не имел против жизни в Сантэе — с тех пор, как здесь появилась Эста. Если бы не… храм со змеей. И постоянно растущая тревога. Мертвящая какая-то…

Гладиаторские бои… так, как это устроил Анри. Эста, ее дикие соплеменники…

Да, в Эвитане остался дед… Но лучше внук-изгнанник, чем смертник на плахе.

Так где же опасность? Почему чем дальше — тем сильнее не по себе?

Армия вышвырнула их. А так называемая родина приговорила к казни. С Анри и Раулем об этом говорить незачем. Но Эвитану ни один из трех с лишним сотен изгнанников не должен ничего. Ни медного лу, ни капли крови.

Разве что — месть. За Арно Ильдани и Алексиса Зордеса. Да и за друга Анри — генерала Коэна. И за ребят, что погибли под Лютеной, в Ильдани, в Вальданэ, в Лиаре…

Регенты еще получат свое. И Конрад к этому с удовольствием самолично приложит усилия, но… Анри мог бы и не отдавать безоговорочного приказа всем перейти в гладиаторы. Эверрат, не колеблясь, сделал бы это добровольно. Кого он должен стыдиться — эвитанских подонков, вероломно захвативших власть? Или тех, кто угодливо подтявкивал или трусливо повизгивал в угоду этой мрази? Или молчал, когда убивали лучших людей Эвитана?

Кор два года старался не вспоминать ничего, что случилось потом… за последним боем. Когда сдались прощенные и отступали те, кого побоялись простить. И тогда, и сейчас он гордился быть в числе последних. И Конрад, и застреливший всеславовского майора Крис. Известно ведь, что чем подлее и ниже негодяй — тем скорее возненавидит тех, кто лучше и чище его самого.

А потом был бой — последний и неизбежный. А потому и не страшный. Конрад убивал… а потом убили его. И всё померкло.

Он точно помнил, что последними перед угасающим взором вспыхнули точеные черты Эсты. Ярко-ярко — как в детстве, в сиянии увиденной в далеком детстве кометы… Или самого жаркого осеннего костра. Когда деревья убраны золотом и багрянцем, сложившие в закрома урожай крестьяне ведут хоровод. А где-то пляшут под цимбалы банджарон…

Конрад еще успел тогда подумать, что в черных очах Эсты пылают золотые звезды. Только небесные светила холодны, а ее глаза — ярче самого жгучего огня. Как она сама — ожившее пламя.

Потом Эверрату рассказали, что именно это он и бормотал — все три дня. Пока валялся в лихорадочном бреду — между жизнью и Бездной. Про звезды и глаза. Про глаза — как звезды. И звал Эстелу. Всё время. Пока не охрип.

Трясучая телега. Жар и холод — несмотря на целый ворох чужих плащей. Встревоженные лица Рауля и Анри. Керли хромал. Рука Тенмара — на перевязи, на груди — повязка. Он был смертельно ранен меньше двух месяцев назад, а теперь — опять. Разве что на сей раз не смертельно. За него — Конрад.

Бледнее снега — Крис. Его даже не задело — прикрывали старшие товарищи. Но парень извелся за жизнь кузена. Его, Кора.

Эста… Эстела с ее звездными очами осталась там — за тем боем и той смертью. Узнает ли, что живы ее брат и… А кто он ей?

Они никогда не клялись друг другу в вечной любви. К концу первого месяца в Сантэе Конрад наконец решился признать: Эста вообще ни разу не сказала «люблю». Он читал это в ее зовущем взгляде… в затуманенных страстью глазах… Но мало ли что там прочтет влюбленный? Разве трудно обмануться — если сам жаждешь этого?

Да и Конрад… Разве хоть раз думал, что ему будет настолько не хватать Эстелы? Нет — пока не оказался у роковой черты.

Ну что ж — понял, прозрел… и забудь. Кому теперь нужна твоя слишком поздно проснувшаяся любовь? Ты — изгнанник. Отныне и навсегда — вне закона.

Полтора года… много это или мало? Достаточно, чтобы вновь научиться смеяться и любить жизнь. Жизнь без Эсты.

Достаточно, чтобы забыть любые чувства — если действительно этого хочешь. Чтобы убедить себя, что и сам давно забыт.

Любовь вообще — много короче ненависти. Твой Кор погиб под Ланном, Эстела. Тот, кто воскрес в старой телеге, — уже не он.

Жажда мести в душе так и не угасла. А вот Эсты там больше не было. Пока она не пришла сама.

Эстела-Звезда и ее братья и сестры по вольной жизни танцевали на пыльных площадях Сантэи. Эста ждала встречи. И нашла любимого в первый же день… выпавший на его увольнение. Совпадение, чудо, сказка? Запоздалая сказка для сгоревшего сердца.

Эста, ты не виновата, что Конрад Эверрат умирал и звал тебя — а ты не пришла. Звал, чтобы сказать… то, что теперь давно сгорело дотла.

На следующий день после встречи с Эстелой Анри Тенмар и негодяй Николс вытащили по черному камню. Если б Конрад Эверрат умер тогда — ему не пришлось бы лгать. Глядя в глаза бывшей любимой.

2

Сантэя, вечный город, столица Квирины. Просто светлый Ирий для богатых, жаждущих развлечений бездельников. Вроде Алексиса Стантиса.

Жаль, нельзя остановиться в гостинице. Но с другой стороны — дядя может ввести племянника-иностранца в высший свет. А там Алексис мигом обзаведется веселыми товарищами, с кем так хорошо завалиться в кабак. Или к дорогой куртизанке… и чтобы там играли в карты. Или в кости.

Средств хватит, а надо будет — отец вышлет еще. Самое время начать жизнь заново. И потом — Алексис знает меру. И в вине, и в… дамах, и в игре. Теперь — знает.

Последний раз в Квирине юный мидантиец был лет в двенадцать. Но улицу Роз нашел сразу. Самые богатые особняки расположены именно здесь.

Впрочем, отцовский им ничуть не уступает. Ни в роскоши, ни в красоте архитектурных форм. Построен, когда еще Стантисы жили на широкую ногу. Совсем на широкую.

А уж если вспомнить особняк дяди Юлиана Гадзаки… Или его злейшего врага — Октавиана Кратидеса. Мидантийского Леопарда.

Алексис стиснул зубы. Всё это осталось в далеком прошлом. Мидантия, мидантийские вдовы, Мидантийские Скорпионы. Вместе с Мидантийскими Леопардами и Пантерами. Богатый бездельник Алексис Стантис поклялся об этом забыть. И забудет. Ему неполных девятнадцать. Всё еще будет хорошо… Прямо завтра! С утра.

Точнее — с полудня. Когда все нормальные люди просыпаются и идут наслаждаться жизнью. Пешком, верхом или в карете.

И всё равно — не по себе. Всего три месяца назад он точно так же стоял перед особняком… Да что там — дворцом дяди. Другого.

Ну что за манера у Алексиса — везде находить одни неприятности? Если и здесь сунут головой в клоаку чужих интриг — что дальше? Куда бежать — в Эвитан или к вольным корсарам Элевтериса? А может, сразу в Хеметис? Или в Ганг?

Там, говорят, тысячи богов. И что — каждому положено молиться? И хоть раз в неделю заходить в храм? Да даже если день и ночь только этим и заниматься — всё равно не успеешь.

— Входите, сударь.

Ворота с белыми лебедями на синем фоне открываются настежь. Расторопные слуги берут усталого коня под уздцы, ведут по двору.

У Октавиана на воротах были леопарды, а у дяди Юлиана — золотая змея. Вроде той, что на сутанах встреченных по дороге монахов. Кажется, на улице Агриппы. Только что солнце на дядиных воротах не сияло…

— Господин Алексис, ваш дядя ждет вас.

Так уже было. Всего три месяца назад. Юный Стантис зябко поежился — несмотря на душную сантэйскую жару.

До чего же низко кланяются в Квирине слуги! Боятся, что в рабство продадут? Так у них ведь соотечественников — нельзя.

Или тут вся обслуга и так поголовно — рабы?

Или слуга — иностранец? Как Алексис.

Ухмыляясь собственным мыслям, юный мидантиец переступил порог пышного особняка второго по счету гостеприимного дядюшки.

3

За порогом оказался просторный и приятно прохладный зал. Сейчас бы отдохнуть!

Размечтался! Навстречу уже спешит весьма откровенно одетая красотка. Не то чтобы первой молодости, но еще очень даже ничего. Дядина наложница? Свободная или… иначе?

— О, дорогой Алексис, добро пожаловать!

К розовым платьям мидантиец относился нормально. В домах терпимости и не к такому привык. И вырезы там бывали и поглубже.

Проблема — что сейчас он в особняке дяди. А дама, похоже, хозяйка особняка. И судя по ее улыбке — она-то как раз забыла, что здесь не пресловутый дом терпимости.

Опять! Ну почему, где бы Алексис не оказался — на его пути всегда встречаются роскошные дамы старше лет так на десять-пятнадцать? Констанция, Гизела… А теперь еще идядина жена.

Красавица призывной походкой танцующей то ли пантеры, то ли тигрицы неотвратимо приближается к «племяннику». Всё так же призывно улыбаясь.

Алексис и рад бы принять ее поведение за гостеприимство. Но… прежде ни разу не спутал. И если бы еще получилось оторвать взгляд от выреза платья… У милашки Елены из заведения госпожи Инес декольте куда целомудреннее.

— Дорогой племянничек! — проворковала любящая тетушка. И, видимо, чтобы наивный юноша растерял последние сомнения — коснулась тонкими пальчиками его руки. Выше локтя. Вполне жест тети. Если бы она при этом не влипла своим… вырезом в камзол Алексиса. — Дорогой племянничек, мы с твоим дядей счастливы видеть тебя здесь.

Ну почему он не остановился в гостинице? Тогда уж точно не стоял бы выбор — разозлить дядю или его любвеобильную супругу?

— Я провожу тебя в твою комнату, — хрупкие с виду пальчики львиной хваткой впились в запястье племянника.

До постели его тетушка, без сомнения, тоже проводит.

— Я тоже рад вас видеть, дорогая тетя, — выдавил юный мидантиец, старательно пытаясь улыбнуться. Жуткое, наверное, зрелище.

Но у дядиной жены нервы крепкие.

— Пойдемте же, милый Алексис! Ты ведь разрешишь своей тете называть тебя так, мой дорогой мальчик? Идем, ты наверняка хочешь освежиться с дороги. Слуги сейчас приготовят тебе ванну.

А тетушка потрет спинку. По-родственному. А то и освежится за компанию.

— Меня, наверное, хочет видеть дядя…

Ну и дурак же ты! Даже если и хочет — это будет означать, что ты вовсе не против «освежиться» потом.

Ну почему жена дяди — не старуха, не уродина или хоть не добропорядочная матрона?

— Дядя подождет… — тетушкина рука поползла вверх — к его плечу.

— Кузен Алексис, мой отец и ваш дядя ждет вас! — звонкий, пронзительно-отчетливый голос вызвал на лице тети некрасиво-кислую гримасу.

Красотку будто оса ужалила. Или рука племянника превратилась вдруг в крапиву?

— Валерия! — эвитанской гадюкой прошипела тетя. — С каких это пор гостей встречает несовершеннолетняя девица?

Алексис помнил смешную девочку с двумя темными косами. Вечный «хвостик» красивого, «взрослого» кузена. И полагал, что она вряд ли сильно изменилась. В ее годы прекрасны лишь танцовщицы из Хеметис.

Ошибся.

На вид кузина — почти его сверстница. Стройная, гибкая фигурка лишь подчеркнута квиринской туникой до колен.

Есть все-таки что-то в этой моде. Когда ее придерживаются не любвеобильные тетушки!

Блестящая волна черных волос, точеный профиль, огромные агатовые глаза. И хороша же ты теперь, сестренка! Немудрено, что перезрелая мачеха вот-вот с зависти лопнет.

— Идем, кузен!

Бессловесной жертвой из сказки Валерия не стала ни в коей мере. Столько презрения в устремленных на мачеху глазах Алексис встречал лишь во взгляде Мидантийского Леопарда. Или Мидантийской Пантеры. При виде дяди Юлиана.

А вот на самого юношу кузина глянула куда благосклоннее.

Вторая за последние четверть часа дамская ручка подхватила юного мидантийца под локоть.

Какое все-таки чудо — квиринские наряды! Выезжают дамы в обычных светских платьях, но дома… Ох уж эти туники юных барышень!

Представлена ли уже кузина в свет? Вряд ли. Хотя если Алексис ошибся на год-другой… В прежние-то годы ее возраст интересовал его даже меньше вышивок предыдущей тетушки.

— Вы меня спасли, кузина.

— Валерия, — рассмеялась девушка. Мелодично и искренне.

Решила, он уже и имя запамятовал?

Все-таки Квирина — не Мидантия. Здесь всё проще. Замужние дамы доступны откровеннее, юные девы не опускают глаз.

— Увидев, что вас вот-вот сожрет… эта, я не могла не прийти к вам на помощь.

— Так дядя меня не ждет?

— Уже ждет, — серебристый смех девушки напомнил колокольчик. — Я послала слугу доложить, что вы жаждете его видеть. И у вас для него — целая куча новостей из Мидантии. Так что сочиняйте новости. И свежие сплетни.

Ему их и сочинять не надо — на три романа хватит. Но, увы — не из тех, что рассказывают давно не виденному дяде. Особенно, если намерен у него поселиться. Надолго. Да еще и заручиться родственной поддержкой и покровительством.

Неплохо бы и для кузины придумать какую-нибудь романтическую историю. Юные девы обожают слушать про трагическую любовь не меньше, чем зрелые дамы — о том, как молодо выглядят.

А еще — нужно быть осторожнее. Все альковные приключения — вне дядиного дома. Кузина — слишком невинна, тетя слишком… наоборот. И за обеих дядя если не убьет, так из дома выставит. Заодно ославив на всю Сантэю.

И правильно сделает.