Ветер странствий (СИ)

Глава 4

Глава четвертая.

Квирина, Сантэя.

1

— Вы удивлены моим приглашением, я знаю.

Голос кардинала располагает. Как и положено умному церковнику.

А тело кажется подтянутым и стройным. Как и положено михаилиту. Да еще и молодому.

— Признаться, да, Ваше Высокопреосвященство, — не стал скрывать Анри. — Что может понадобиться вам от отрекшегося от родины изгнанника-гладиатора?

— Вы — не единственный отрекшийся от родины изгнанник, — усмехнулся кардинал. — Даже из тех, что мне встречались. Хоть и не всегда они были гладиаторами. За мою жизнь…

Не столь уж и долгую. Кардинал выглядит сверстником Тенмара.

— И тем более я могу отличить тех, кто действительно отрекся, от тех, от кого отреклась сама родина.

Анри усмехнулся. Что есть, то есть, но одно не оправдывает второго. Никогда.

Живые люди — дороже чести. Но это не отменит ее потери. Выбор сделан, и глупо списывать собственное решение на кого-то другого.

— Я предпочел жизнь в плену возвращению в Эвитан и казни на площади. Мне никто не выкручивал рук, не подделывал подпись и не приставлял дуло к виску.

— Что подтверждает мои слова — родина вам всё еще дорога.

Анри про себя вздохнул. Только предложения стать наемником и сражаться против Эвитана под предлогом «спасения родины» ему и не достает. А ведь сейчас предложат.

— А мне дорога моя родина. И одна, и вторая.

А вот это — уже интересно. Возможно.

— Мидантия, где я родился. И Квирина, где я прожил три года. И я не хочу зла ни одной из них. Но не хочу и Эвитану, — словно прочел кардинал мысли собеседника. — Церковь — выше любого государства. Подполковник Тенмар, я вынужден вам кое в чём признаться. Это по моей воле генерал Поппей Август предложил вам и вашим людям карьеру квиринских гладиаторов. В его собственные намерения входило совсем другое. Гораздо менее приятное.

— Что?

Вся якобы приобретенная выдержка летит к змеям. В Бездну.

— Это был единственный способ сохранить всем вам жизнь. Я поставил на вас, Тенмар, как на разумного человека, и не ошибся. Вы спасли даже больше людей, чем я надеялся. На двоих, правильно?

— Вас хорошо информировали.

Значит, хоть о виргинке ему не известно.

— Кстати, Тенмар, вы знаете, что за это время Бертольд Ревинтер добился помилования и своего сына, и его друга?

— Теперь знаю.

Значит, Серж может вернуться домой. И, скорее всего, уже не первый месяц как.

— Я сообщу им.

С учетом, что Николс уже знает. И, оказывается, его вовсе не ввели в заблуждение. По крайней мере, в этом.

— Не сомневаюсь, — кивнул кардинал. — Только сейчас это не изменит уже ничего. Потому что изменились сами правила. Еще три месяца назад юный Ревинтер и еще более юный Кридель были вправе вернуться в Эвитан — по первому требованию. Но теперь на удовлетворение их просьбы уйдут месяцы. Я не прогадал с вами, но ошибся с Поппеем Августом. Власть теперь уже не у него. Именно потому я и пригласил вас сегодня сюда, подполковник. Как и генерал Август, я больше не контролирую ситуацию. Знал бы об этом заранее — собирал бы компромат еще и на Андроника.

— Благодарю за предупреждение, Ваше Высокопреосвященство.

Кардинал — действительно честен. В отличие от многих других. Михаилит остается михаилитом — эвитанец он или мидантиец. Равно как и братство Леонарда — сволочи в любой стране.

Итак, больше покровителей у эвитанских изгнанников нет. Осталось рассчитывать лишь на себя.

Зато прежде, оказывается, кто-то прикрывал. А Анри так этого и не понял. До последнего. Пока прямым текстом не объяснили. А он всё искал, искал выгоду Поппея… дурак наивный! Каким, оказывается, и остался.

— Прошу прощения за навязчивость, Ваше Высокопреосвященство, но почему вы спасли нас? — уточнил Тенмар. — И, кстати… бьёрнландские мушкетеры обязаны спасением тоже вам?

— Да. Олаф Сигурдсон тоже не стал губить людей ради химеры. У него ситуация не совсем ваша… Но возвращаться тоже некуда. А теперь о моих мотивах. Не могу сказать, что совсем не руководствовался человеколюбием. Но всё же мои намерения — не настолько чисты и бескорыстны. Видите ли, Тенмар, я раньше других увидел, что творится в Квирине. И это не только и не столько смена императоров. И даже не общее падение нравов. Простите меня за пафос, но сюда грядет большое Зло. А я — не сумасшедший и не фанатик. И хочу, чтобы, когда гроза разразится, в Сантэе нашлось хоть сколько-то нормальных, адекватных людей. Кроме меня самого.

2

— Ты — Эл-гэ? Странное имя. Я правильно произнесла?

— Ага, — бывшая и, будем надеяться, будущая герцогиня мрачно усмехнулась.

В таборе имени Кармэн не удивлялись, но уютнее было ненамного.

Шелк, бархат, портьеры. Ядовитые иглы, яд в вине и кемете, легкий шорох шагов убийц.

Страх задрапирован в шелка. Вечная тревога дремлет в шелковых ножнах. И — бабы, бабы, бабы… Молодые, юные, совсем зеленые. Плещутся в бассейне, красуются перед зеркалами, жуют сласти, вышивают шелком, сплетничают, натужно хихикают.

Мерзкая пародия на Восток. Театр паяцев.

А где-то на холме над морем еще издали гордо высятся величественные башни древней Арганди. И с суши, и с виноцветного моря.

Цветут гранаты. И маслины…

— Я-то — Элгэ. — Жаль, не та, что богиня. — А ты?

— А я — Мари, — большие, наивные голубые глаза. Кукольное личико. — Ты правда герцогиня?

— Самозванка, — усмехнулась илладийка. — Но Кровавый Пес клюнул. Герцогиню-то никогда не видел. Теперь отосплюсь в тепле. На чистой постели. И — опять кочевать с табором.

— Так ты — банджарон⁈ — восторга в юных глазах прибавилось вдвое. Если не втрое.

Действительно. Подумаешь, какая-то герцогиня — в сравнении с вольной дочерью степей? Лет в пять Элгэ думала так же.

— Ага. Цветастые юбки, острый кинжал, поцелуй. И тут же — удар клинком, — сделала страшный взгляд илладийка. — Песок впитает кровь. И — дорога, дорога, дорога…

Шуток, тем более — над святым, девочка не понимает. Глаза от восторга превратились в два голубых блюдца. Заняли пол-восхищенного лица.

И она — младше, чем можно решить по формам. Младше Элгэ.

— А зачем ты назвалась герцогиней? Ведь это же опасно! Герцогинь мало. Можно же простой дворянкой. Или баронессой…

— Называться — так герцогиней! — пафосно заявила Элгэ. — Мне правда приходило в голову, что принцессой — еще лучше. Но в Квирине принцесс больше, чем герцогинь, и все они мало живут. А в Эвитане единственная принцесса — Жанна, и она — уродина.

Может, такая репутация когда-нибудь спасет ее от подобных Поппею? А то еще наймет похитителей?

— А Мидантия? — вспомнила еще одну страну девчушка.

— Спасибо за идею. В следующий раз обязательно подберу подходящую по возрасту принцессу и назовусь ею. Их там полно. Каждый месяц кого-то свергают. Или арестовывают.

А принцесс — в монастырь.

— Совсем как у нас… А тебе не страшно?

— Я же вольная банджарон. Для нас нет ничего дороже свободы.

— А правда, что вы принимаете к себе всех, кто несправедливо обижен и кому некуда идти?

— Обязательно принимаем. У нас самый настоящий странноприимный табор, — илладийка схватила себя за язык.

То, что вдруг захотелось всласть потоптаться по собственным сгоревшим дотла фантазиям, — не повод убивать еще и чужие мечты.

— Я раньше тоже хотела сбежать к банджарон или в бродячий цирк…

А почему сразу не к элевтерским корсарам? «Грабь галеон! На абордаж! Да здравствует Вольное Братство Морей!»

— … но потом попала в рабство.

Пожалуй, табор и бродячий цирк были не такими уж плохими вариантами.

— А отсюда сбежать трудно. И опасно. Если поймают…

Да даже если перехватят во дворе. Те, кто там бегают. Без привязи.

— Скажи… — девчонка склонилась к самому уху Элгэ. — Ты же знаешь разные зелья, да?

Еще как. Одно такое вот-вот придется готовить.

— Знаю. А зачем тебе? Отравить какую-нибудь нахалку, чтобы не пялилась на твоего парня?

— Что ты, нет, конечно! — всерьез испугалась Мари.

И Элгэ вновь придержала яд. Девчушка симпатична ей всё больше. Незачем опять шокировать неплохого человечка.

— Мне нужно приворотное.

Шепот — еле слышен, теплый воздух щекочет ухо.

Герцогиня готовит зелье простолюдинке. Такая история заслужила если не пьесу, то мемуаров, но до них надо еще дожить. Чему всерьез мешают высоченный забор, бешеные псы во дворе, не менее бешеная стража и любитель экзотики — Поппей Нероний Август.

Из особняка удрать… сложно. Особенно — днем.

Итак, варианты?

«Нужны ценные ингредиенты. Кроме меня, их никто друг от друга не отличит. Даже Аза или Риста — если вы их поволочете с собой».

Или просто ждем темной ночки? От собак и леопардов тьма не спасет. Но хоть людей частично из строя выведет. Если как-нибудь выбраться через крышу и перебраться по деревьям…

Конечно, первый вариант — лучше и безопаснее. От трех, пяти, даже десятка конвоиров ускользнуть легче, чем отсюда.

Вот только на просьбу об ингредиентах могут притащить их наготово хоть ведро, хоть бадью. На, выбирай. Если не подойдет — потом еще сбегаем.

А то и вовсе никакое зелье Кровавому Псу на самом деле не нужно.

И тянуть с побегом нельзя. Спать с этой свиньей — нет уж, спасибо! Лучше любая незнакомая хрюшка, чем та, что коллекционирует подневольных любовниц с титулами.

— Значит, отбить парня у нахалки? — уточнила Элгэ.

— Нет, — мотнула головой и облаком белокурых волос Мари. — Для господина. Тогда он меня не убьет.

Что⁈

— А он разве собирается?

— Не знаю… наверное… — девочка поежилась. — Ну, не сегодня, но… Он же меня больше не любит! Уже давно! Недели две как…

Да он вообще на любовь не способен. Для этого необходимо сердце. И душа.

Бабы дрожат всё сильнее. Паршиво-то всё как! Неужели сейчас какой-нибудь верный пес Поппея (двуногий) припрется за очередной счастливицей?

— А раньше любил?

— Нет, наверное… Но он провел со мной три ночи. Подряд. Как только меня купили.

Со шлюхами тоже проводят. А рабыня в Квирине значит меньше любой портовой блудницы. Потому что последняя оборванка, чья цена — глоток рома, по законам Сантэи — все-таки человек. А рабыня — вещь.

Элгэ опять была неправа. Академия — да, свобода выбора — да. Всего этого женщина лишена в любой стране.

Но даже принц Гуго, вздумай он убить знатную пленницу, вынужден сделать это тайно. И хоть его и спасет титул принца — неприятности королевский дядюшка огребет серьезные. А любого, кто не брат короля, за такое ждет казнь на площади. Или яд в тюрьме.

И чтобы заманить Элгэ на плаху, врагам понадобился серьезный повод. Ни много, ни мало — покушение на эвитанского принца.

А здесь ее и ей подобных просто прикончат. И убийцам точно ничего за это не будет. Жизнь рабыни не стоит ни меара… квиринского овола.

Илладийка обзывала себя вещью в Эвитане. Но только сейчас поняла, что значит быть ею в действительности.

Темный и все змеи его, дайте только вырваться из этой страны! Больше Элгэ не назовет дикой ни одну другую! Теперь есть, с чем сравнить.

— Почему господин может убить тебя? Он убивает всех надоевших рабынь-любовниц?

— Нет… — на сей раз девочка не удержалась — всхлипнула. — Только красивых. Ему нравится… уничтожать красоту… постепенно. Он сам так говорит.

Замечательно. Чудесно! Теперь придется тащить с собой не только Азу и Ристу, но еще и эту дурочку.

Она хоть что-нибудь умеет? Есть не драться, то готовить?

Ладно, на что-нибудь сгодится.

— Так ты приготовишь зелье?

Тебе не повезло, девочка. Перед тобой — настоящая герцогиня. Ей не приготовить ничего, связанного с магией банджарон. Потому как для этого в жилах должна течь их кровь.

Вот простое одурманивающее — это пожалуйста. Но тогда твой хозяин убьет тебя — едва очнется. И не только тебя.

Причем — не Элгэ. Она еще нужна. Так что красота будет уничтожена чья-то другая.

— Попробую, — усмехнулась илладийка. Будем считать — по-банджаронски. — И часто ваш господин кого-нибудь убивает… ради уничтожения красоты?

— В четвертый и в седьмой день недели.

Элгэ про себя выругалась на пяти языках. Отчаянно жалея, что не Лоренцо. Он знает больше.

Извращенец, скотина и садист — уже достаточно мерзко. Но вот еще и хладнокровный… Придерживающийся плана.

Пожалуй, зелье будет точно. Яд в вино… или что тут лопают и пьют развращенные патриции?

Как же всё это мерзко!

— Сегодня — четвертый, — осторожно напомнила илладийка.

— Да… — содрогнувшись, прошептала Мари. — Но сегодня он убьет не меня. Елену. Она — красивее.

Вот теперь Элгэ похолодела — от глупого затылка до кончиков пяток:

— Где Елена⁈

— В его покоях. Он хочет сначала провести с ней время, а уже потом…

— И она станет… проводить с ним время — зная, что потом ее ждет казнь?

— Ты — странная, банджарон, — горькая усмешка ползет по пухлым полудетским губам. Как раз — банджаронская. Такая порой бродит по печальному лицу Ристы. — Она будет цепляться за жизнь. Как и другие до нее. Абсолютно все. Сегодня она станет лучшей любовницей подлунного мира…

Почему все говорят «подлунного», а не «подсолнечного»? Ведь это солнце — тепло и свет Юга. Луна — холодна, как северный снег. И так же равнодушна.

Почему человеческой природе столь близок именно холод? Холод, снег, ледяной ветер, промозглый дождь, осень, зима? И поэтам так нравится прославлять смерть, а не жизнь? Кровь на снегу, белоснежный саван, мрачных убийц с темным прошлым?

Чем луна лучше солнца? Таинственная и загадочная? Элгэ ее не то чтобы боялась, но испытывала тревогу — всегда, с раннего детства. Еще прежде бессонных ночей — в ожидании родителей.

Долгие, как вечность и сама смерть, ночи у окна. Как смерть и как горе. Когда бездонное небо покинули облака, зато луна наливается темной, жадной силой…

Философы говорят, у пятнистого светила ночи нет собственного света. У солнца есть, у звезд — тоже, а вот у луны — нет. И если когда-нибудь солнце исчезнет — не станет и ее. Как воспитанниц Кармэн — без ее защиты. Даже считавших себя умнее покровительницы.

— Ваш хозяин пощадил хоть одну… лучшую любовницу подлунного мира?

— При мне — никого. И другие, кто живет здесь дольше, говорят, что и раньше — нет.

— Тогда — зачем?

— Неужели лучше просто умереть?

Лучше — не «просто». Лучше — перегрызая горло врагу. А еще предпочтительнее — глотку порвать, а самой выжить.

Но если уж нет выбора — так хоть не вымаливать пощаду. Особенно, если никому до тебя это не удалось.

Дикий звериный вопль потряс особняк. Мари рывком прижалась к боку Элгэ. Та инстинктивно-защищающим жестом обвила дрожащие плечи следующей жертвы Кровавого Пса.

Бабы вздрогнули. Кто-то явно, прочие — внутренне. Одна рухнула на колени, воздела руки и лик к равнодушному потолку. К розовым расписным перекормленным детишкам с крылышками.

Еще несколько даже не отвлеклись от вышивания — шелком и золотом. Привыкли.

Если здесь найдется голодная тварь — Элгэ почти готова сдаться ей на прокорм. Та хоть просто жрать хотела.

Увы, твари заняты. А Юстиниан упокоен окончательно и бесповоротно. Навеки.

Надо было нарушить побольше клятв.

— Началось… — прошептала девочка.

— Сколько это продлится? — простонала одна из новеньких. Чуть старше Мари.

Наверное, купленная или сворованная после седьмого дня прошлой недели.

— До утра, — равнодушно дернула плечом ближайшая вышивальщица.

— Что… что она сделала⁈ — слезы навернулись на прекрасные глаза.

У Поппея все невольницы — красавицы. Другие на его вкус просто не подойдут.

— Какой-то гладиатор подарил ей апельсин.

— И всё⁈

— В прошлый раз была разбитая пиала… — всхлипнула Мари.

3

Элгэ еще никогда не была в настоящей тюрьме.

Монастырь с благожелательнейшими в подзвездном мире инокинями — это никак не тюрьма. Там узнице не хватало только новых книг и свободы.

Вилла принца Гуго — это плен со всеми вытекающими. Но не тюрьма и не пыточные застенки.

Впрочем, вилла могла ими стать. Просто шанса не выпало.

Но герцогиню Илладэн никогда не запирали в подлинной камере. В соседней с пыточной. Где слышно всё.

И, наверное, было бы легче — окружай Элгэ сейчас солома, нары, грязный чан для… отходов. Или вонючая дыра в полу. Но всё, что здесь есть, — это прохладный бассейн, тончайшие шелка и восточные ковры.

Отныне герцогиня Илладэн станет спать только под открытым небом. Или в палатке. А купаться — исключительно в открытых водоемах.

Дверь заперта. За ней — холуи Поппея Августа. И они, в отличие от гуговцев, не пьяны. И не разжирели.

За окном — тоже солдафоны. Вышколенные. И леопарды с собаками. Натасканными. И голодными.

Что остается? Пройти сквозь стены, пол или потолок?

Не помешало бы оружие. Но всё, что удалось спрятать, — острая шпилька. Ею можно убить, но лишь одного. Причем — неожиданно.

А вот пробиваться сквозь хоть полдесятка солдат… лучше, чем совсем безоружной. Но хуже, чем с самым завалящим кинжалом. Даже самым тупым — выделки Центральной Ланцуа. Или Южной Ритэйны.

Шелка на стенах, шелковые туники рабынь. Шелковые наряды наложниц…. тоже не свободных. Мерзко переливается лимонно-желтый шелк на самой Элгэ! Полупрозрачный.

Ей идет зеленое. Или алое. Черное, темно-фиолетовое, лиловое. Особенно — бархат. Но не желтое и не розовое!

Впрочем, так меньше шансов на внимание… господина, чтоб ему! А еще лучше подошел бы глухой северный наряд Ритэйны. Или восточный — с закрытым лицом. И плевать, что в нем тут от жары живьем сваришься.

Где-то далеко — не дотянуться! — солнце играет на башенках Арганди…

Не дотянуться — потому что Арганди уже нет. Кто именно его разрушил — гуговцы или регулярная армия Ормхеймского Бастарда? Как когда-то — Вальданэ. И Ильдани.

Зато где-то есть море! Не Сантэйский залив, а настоящее. Изумрудное, бирюзовое, лазурное — под ослепительно-сапфировым небом! Уж его-то точно никому не загубить. Ни море, ни небо.

А на берегу рубинами горят гранаты…

А если нет ни Арганди, ни самой Дамарры, ни Вальданэ, ни Ильдани, ни даже родового замка Илладэн? А теплое, ласковое море — невозможно, недостижимо далеко? Никуда не выйти и никого не спасти? Сейчас.

Значит, всё — потом.

Свернуться клубочком — усталой пантерой. Или змеей — в Квирине больше подойдет это обличье. А уж для насквозь прогнившей Сантэи… Она — как переспелый фрукт. Внутри уже смердит червями.

Элгэ поудобнее устроилась на пушистом ковре. Потянула под голову розовую подушку-пуфик.

— Что ты делаешь⁈ — изумленно захлопала ресницами будущая жертва Кровавого Пса. Под звериный рев нынешней.

— Не видишь? — дернула плечом давно покойная герцогиня Илладэн. — Спать ложусь.

— Сейчас⁈

— Да. Сегодня тебе зелье не понадобится. Сварим завтра. А сегодня я высплюсь.

В глазах девчушки отразилась вся чудовищность поведения самозванки-банджарон. Увы, Элгэ всегда было плевать на мнение других — кроме самых близких. Но Александра ее сейчас не видит, Кармэн бы поняла, а Алексис и Диего сами поступили бы так же. И Виктор. И, наверное, Октавиан.

А вот утонченный Лоренцо наверняка был бы шокирован. Не меньше Мари. Если даже не больше.

Спать, спать, ничего не видеть и не слышать. Хоть ненадолго. Когда-то Элгэ боялась не проснуться в случае опасности…

…Стремительной стрелой — бегство через Эвитан. Замок Адор, вилла Амерзэна, особняк Мальзери, табор банджарон…

Теперь Элгэ проснется — можно не беспокоиться. А пока пусть будут сны. Про Илладэн, Вальданэ, Дамарру и Арганди. Про море, солнце, вишневые сады и алые гранатовые рощи…