Ветер странствий (СИ)

Глава 10

Глава десятая.

Квирина, Сантэя.

1

Вломиться в роскошный дом господина Андроника оказалось не так уж сложно — под покровом чернильной сантэйской ночи. Это вам не крепость Поппея.

Черный ход. Никаких собак — даже самых ленивых. Только пяток солдат — их оглушить и связать вышло даже проще, чем Анри надеялся.

Только чернеет за окнами ночь, и мягко журчат фонтаны.

И бедных слуг пугать не пришлось. При виде вооруженных господ грабителей в масках и рабы, и вольные попрятались сами. И Тенмар их прекрасно понимает. Кому охота умирать за такого господина? А вот что дома оказался сам Андроник… Хотя, для «Призрачного Двора» это даже к лучшему.

Шум борьбы и пронзительный женский крик явно свидетельствуют: хозяин не только дома, но еще и в своей спальне. И не один. И в то время, как земля под ним уже не дрожит, а трясется, — не нашел лучшего дела, чем насильно домогаться даму. Или решил, что терять уже нечего и гори всё огнем Бездны?

Дверь вылетела с первого удара. Хлипкое в Квирине дерево. Или мастера рассчитывали, что в доме будут лишь покорные рабы и слабые женщины? Тоже покорные. Окажись там Ирия Таррент — и исцарапанной мордой подонок бы не отделался. Впрочем, с такого сталось бы позвать на помощь слуг. Которые, к счастью, как раз успели попрятаться…

Так. Не просто дама, а девушка из знатной семьи. Как Роджер и говорил.

Сильвию Юлию Лаэрон Анри уже мельком видел прежде. На улице. Не в амфитеатре — его она не посещает вообще.

Сильвия, в отличие от Ирии, не львица, а лань. Но даже лани умеют лягаться. Особенно — если отбиваются от шакалов. Надушенных, завитых и еще даже не слишком растрепанных. Ничего, последнее — сейчас исправим.

Девушка — бледна как мел, бывшие косы рассыпались по плечам.

Белый от злости Андроник — еще скорчен, но уже разгибается.

Шелка, ковры, осколки флаконов на полу. И просто убийственное амбре разлитых духов. Вперемешку с винным… уже не ароматом, а вонью.

— Прошу прощения, что помешал. — Когда-то Анри Тенмар менял голос легко, теперь это сложнее. Но тоже ничего вышло. — Мы забираем вашу даму, сударь. А также ваш кошелек и несколько этих милых побрякушек.

«Разбойник» нагло указал на кольца, унизывающие наманикюренные пальцы Андроника.

Играть так играть. А главарь «Вольных Сынов Ночи», что требует только прекрасную даму, а деньги и ценности оставляет, где были, — это персонаж Артура Ленна. Андроник-то, может, роман со скуки и читал. Но даже если он в такое верит — не поверят расследующие ограбление.

И жаль, что подонка нельзя убить. За насильственную смерть патриция в собственном доме казнят всех, кто там был и не был. Всех поголовно рабов. А то и вольноотпущенников — если таковые у мерзавца вообще есть.

— Берите, берите всё! — забормотал Андроник. Столь раболепно, что Тенмар не удержался — от всей щедрой души врезал в челюсть.

А в комнате теперь пахнет не только духами и вином. Мда… слабые желудки у императорских лизоблюдов Сантэи. И не только желудки…

Девушка Сильвия явно не горит желанием куда-то идти в обществе головореза в маске, и Анри ее опять прекрасно понимает.

— Сударыня, доверьтесь нам, мы — друзья вашего брата Марка, — быстро шепнул он. С расстояния в несколько дюймов по возможности осторожно перехватывая хрупкую руку с острой шпилькой. Вечное оружие всех дам.

Впрочем, Ирия предпочла бы кинжал и шпагу. А Карлотта — еще и яд.

Девушка покорно отдала шпильку. То ли действительно верит, что среди друзей ее брата полно бандитов с большого Призрачного Двора, то ли просто смирилась с судьбой.

Успела бы она нанести удар Андронику или нет?

2

Лютенская весна — и почти лето Сантэи. Промозглый холод — и жара даже ночью. Кардиналу Александру уже тогда стукнуло семьдесят. Его квиринскому коллеге нет и тридцати.

А вот особняки — похожи. Его Высокопреосвященство кардинал Квиринский Иннокентий тоже предпочитает скромность. Никакой пышности. Зато мой дом — моя крепость.

А уговорить Сильвию отправиться сюда оказалось вовсе не сложно.

— Господа, я не спрашиваю ваших имен. Понимаю, что нельзя. Но вы — действительно свободные воры из Призрачного Двора? Как у Ленна?

Не воры, не свободные и не оттуда.

— Мы — действительно свободные воры Сантэи, — патетически изрек Анри. — И не признаем ничьей власти. В том числе — Призрачного Двора.

Еще не хватало, чтобы в следующий раз девушка обратилась за помощью прямо в «благородный Призрачный Двор». Непосредственно к первому же встречному бродяге. Или попросила доставить к кому рангом повыше.

Если Сильвия и удивилась — виду не подала. Читала романы, где чем меньше герой признает авторитетов — тем он положительнее?

Если и читала — вряд ли в это верит. Слишком производит впечатление умной девушки.

Самое смешное — как раз Анри Тенмар в шестнадцать мечтал об абсолютной свободе. Хорошо, что даже тогда хватило ума выбрать воинскую дисциплину регулярной армии. А не удрать куда-нибудь в благородные и свободные вольные наемники. Или в пираты…

3

Та девочка действительно не выпила зелье. И оказалась единственной, сохранившей разум среди толпы безумных. Вряд ли ее крик вообще расслышал хоть кто-то — за воплями зрителей и участников.

Хоть кто-то, кроме Элгэ.

Зелье с Черного Материка — для поднятия трупов. Змеиный культ с Востока, сумасшедший император Квирины. Слишком много зла. Слишком много смерти.

Ее звали — и она пришла.

— Элгэ Илладэн… Принцесса Запада…

Шепот степных трав и полет осенних листьев. Шипение змей. Заливистая трель соловья.

Танцующая тень, застывшая улыбка. Боль, печаль, иступленное торжество. Горечь в словах, горечь во взгляде.

Богиня. Танцовщица. Смеющаяся. Проклятая.

— Кто… ты? — прохрипела Элгэ. Выдавила — пустынно-иссохшим горлом.

Глупый вопрос. Зачем бы ни явилась богиня — смертной с ней не справиться. Это Поппей получил давно заслуженную шпильку в ухо, а боги никогда не платят по счетам. Даже если они — всего лишь чья-то белая горячка. Или багровое безумие.

— Это имеет значение? — Голос богини — сух и равнодушен. — Как ты сама-то думаешь?

— Никак. Я сошла с ума. Отныне и, наверное, навсегда. Мне больше думать нечем.

Как и положено человеку, не один час пролежавшему под трупом. В окружении безумной оргии. Под грохот барабанов и вопли зрителей. Потому как никто не должен был понять, что один из участников — уже мертв. Сейчас, а не через год.

Впрочем, жрецов на алтаре не режут. Поппей — не самоубийца… он просто труп.

— Радуйся, богиня! — усмехнулась своему безумию Элгэ. — Вот тебе твоя любимая кровавая жертва. Даже больше, чем ты просила.

— Я ничего не просила, — устало вздохнула Танцующая. Или кто она там?

— Разве ты больше не хочешь оргий и крови?

— Я давно ничего не хочу. Всё, что хотела, я взяла еще много веков назад. Прочее мне дарят непрошенным. Швыряют в лицо.

— Кто ты? — Вопрос еще глупее предыдущего. — Кроме того, что мое безумие?

— Ты слышала легенды.

— Я их слышала слишком много. И они — мало похожи.

— Разве? — рассмеялась богиня. Застывшей горечью вместо смеха. — Они все — правдивы. Я — смертная, я — богиня, я — героиня, я — преступница. Я любила, я ненавидела. А сейчас — пуста, как собственная оболочка. Разве ты еще не поняла, что мир — не черно-белый, Элгэ Илладэн? Тебе ведь давно это известно.

— Но и не настолько же… разноцветный.

Провались всё пропадом, но мерзавцы героями не становятся. Да и наоборот — обычно тоже. А даже если последнее изредка и случается, то раз в жизни, а не раз в неделю.

— Либо ты героиня, либо — убийца невинного человека, — покачала головой илладийка. — Середины здесь не бывает. Так как?

Еще один ненужный вопрос. Не нужный никому. Уже много веков назад.

Нужно наконец сбросить труп и уйти. Потому что зрителей вокруг уже нет. А из-за собственного свежеиспеченного безумия Элгэ видит не только песок, кучу сонных тел и одно мертвое.

Еще и багровое небо. И древнюю, давно умершую, а то и никогда не существовавшую богиню танцев, оргий и жертвоприношений.

— Ты говоришь не о том. Спроси то, что действительно хочешь знать.

— Зачем ты пришла в Сантэю?

Это опять не то, что Элгэ хочет знать. Ей плевать и на Сантэю, и на сантэйцев. Но незачем обращать внимание столь опасного существа на Диего и Алексу, задавая вопросы о них. Легче им с того всё равно не станет.

— Меня звали, — горькая усмешка играет на губах, — и я пришла. Я первой пролила кровь на черном алтаре, и первой прихожу, когда ее там льют другие.

— Здесь нет черного алтаря. Его забыли построить. Промашка вышла.

— Он здесь. Он — везде. А я — там, где он. Он там, где льется кровь во славу моего проклятого имени.

— Чего ты хочешь?

— Я уже сказала — ничего. Я должна была прийти, и я пришла. Вы вызвали — и я пришла. Иначе не бывает.

Ага. Как восточного джинна из бутылки.

— Просто посмотреть? — истерический смех рвется с искусанных губ.

— Нет. И поверь — я вовсе не хочу приходить вновь и вновь. Но я — первая Ичедари.

— Ты не ответила: что ты теперь сделаешь?

— Что должна.

Голос — печален как все скорби подлунного мира.

— Это я пролила кровь на твоем змеином черном алтаре.

Действительно — змеином!

— Ты убьешь меня?

— Чтобы кровь на моем алтаре пролилась вновь — теперь уже твоя? Нет, на сегодня с меня смертей хватит.

Только на сегодня?

— Тебе не следовало приходить в Сантэю, — усмехнулась богиня… нечеловечески. — Это — не твой путь.

— Меня не больно спрашивали!

— Ты давно могла свернуть.

— Может, это тебе не следовало убивать много веков назад?

— Не следовало, — согласилась Ичедари. — Следовало убить совсем другого. Но сделанного не исправишь.

— Ты всё это начала! Всю эту Бездну! Сама сказала, что ты — первая Ичедари!

— Я — первая Ичедари. Ты убила Поппея Августа, Кровавого Пса Сантэйской империи. Завтра твоим именем назовут новую религию. Тебе воздвигнут алтари. Твой подвиг повторят десятки. В твою честь убьют сотни. И ты станешь бессмертной.

— Так и становятся богами?

— И так — тоже.

— Кем бы ты ни была, ты не получишь этих детей! И их детей — тоже! Ясно?

— Ты так и не поняла, что я — последняя, кто на них претендует? — усмехнулась богиня.

— А куда ты дела собственного ребенка?

— У меня его не было. Ты слишком всерьез воспринимаешь ритуалы тех, кто сделал меня богиней. Думаешь, они копируют мои действия? Полностью? Я не рожала и не приносила в жертву детей — ни своих, ни чужих. Возвращайся, Элгэ.

— Куда? Туда, откуда меня вытащил неизвестно кто по имени Джек?

— В твой мир. В жизнь. Здесь тебе быть рано…

Холод. И пронзительно-золотые глаза ледяных звезд в иссиня-черном небе Сантэи. Словно янтарь на бархате. Древний камень, сохраняющий в веках давно отжившее прошлое.

И никакого багрового заката!..

…зато бьет по ушам чей-то плач. Жалобный, надрывный. Отчаянный.

Сбросить с себя тяжеленный застывший труп — дело мгновения. Просто приложить усилия, а Элгэ всегда была крепкой девчонкой.

Главное — в остекленевшие глаза не смотреть. Или смотреть. Стыдиться нечего. Поппей Август не стал лучше оттого, что умер.

Рывком подняться, сесть.

Нет зрителей, нет солнца и света. И слава Творцу. Есть только звезды. Они не лицезрели оргии — перед ними не стыдно. И не наслаждались ею — так что на них не противно смотреть.

Только звезды. А они — столь холодны, что выморозят все следы погани, что творилась днем.

А луны — нет. Это хорошо. А то слишком велико искушение на нее взвыть. Предварительно обратившись в более подходящий для этого облик. А то человеческий тут мало подходит.

Пусты скамьи, чернеют жуткие длинные тени. Мертвые, как труп рядом. А вон еще тела неподалеку…

Творец, пусть они будут живы, пожалуйста! Быть убийцей Кровавого Пса — одно, а вот толпы невинных людей…

А если Элгэ здесь одна — живая⁈ Потому одна и видела богиню…

А кто тогда стонал — духи предыдущих жертв? Кто только что оглашал ночь тихими рыданиями?

Илладийка огляделась. Проще проверить дыхание каждого, чем сидеть и трястись. От этого мертвые живыми не станут, а вот наоборот… Вдруг кому помощь нужна?

Чернеет взрыхленный за день песок. Беспомощно лежат нагие тела. Живые!

А одна из еще не проверенных фигурок дернулась… и вместе с ней встали дыбом волосы Элгэ. На бесконечно-долгий миг. Пока не раздался оглушительный храп ближайшего парня. И не захотелось засмеяться — еще громче. Нервно, истерично… как уже было не раз.

4

Усилием воли загнав истерику поглубже, Элгэ огляделась уже пристальнее. Полкоролевства за факел! Или хоть полграфства. Желательно — чужого.

Потому что раз проснувшаяся (или не засыпавшая) девчонка жива, то ей сейчас холодно. Да и самой Элгэ вообще-то… Б-р-р! И уже не от ужаса или отвращения. В жаркой Сантэе ночи — чуть ли не холоднее Лютенских.

Да и голыми по улице ходить — как-то… не совсем удобно. Вторые полграфства — за лохмотья.

С кого бы стянуть тунику? С одного из мирно спящих уже не невинных жертв? Ну да, девушки-то все как на подбор — в клочьях бывшей одежды, а вот на некоторых парнях местами что-то сохранилось. Еще бы — одежду обычно рвет сильный пол. На слабом. Почему-то. А, между прочим, дамские платья стоят дороже.

Правда, к этим полупрозрачным тряпкам сие отношения не имеет.

Займемся мародерством. Всё равно погулявшей молодежи родственники утром что-нибудь поприличнее притащат. Не так же домой поведут. Или повезут. В закрытом паланкине.

Или все-таки — с мертвого Поппея? Вдруг чьи-то родственники — в тюрьме? Или… еще дальше? А у кого-то — слишком трусливы, чтобы явиться сюда беспокоить саму Великую Ичедари. Они же еще не знают, что ей всё равно.

Познакомить, что ли? Пусть лично спросят…

Элгэ, у тебя истерика! Продолжается. Или безумие. Оно, говорят, заразно.

Забавно — что случится, если некая илладийка вдруг объявит: ей было явление самой богини? Станет основательницей нового дикого культа? Да здравствуют бессмертная Ичедари и пресветлая Элгэ — пророчица ее!

Туника на Поппее и впрямь уцелела, но прилипла намертво. Ладно, вон невдалеке валяется еще чья-то… сброшенная в порыве страсти. Раз сбросил — значит, не больно и нужна, правильно? А вот кому другому….

Всё лучше, чем висящие на плечах клочья алой тряпки. Видел бы сейчас герцог Илладэн свою дочь — практически в наряде новорожденной. А если бы еще узнал, что она сделает дальше…

Сереет в тусклых звездных отблесках песок, темнеют тела. Много живых и одно мертвое.

Туника — явно великовата. Впрочем, служить ей всё равно недолго. Церемониальный наряд — не лучший вариант для прогулок по улицам. Даже ночным. И непроглядно темным.

Увы, герцогиня Илладийская сейчас — беднее любого странствующего монаха. А подадут милостыню ей куда менее охотно. В подлунном мире почему-то считается не зазорным просить лишь мужчине. А женщине — только если она глубокая старуха. Ведь всем известно, что у нее есть и другие способы заработать. Более приятные для «дарителей». И более веселые — для них же.

Нет, решительно — в этом подлунном мире давно пора что-то менять. И многое. Начиная с новых законов Сантэи. Элгэ и старые-то не больно нравились.

Желчно усмехнувшись, она обвела взглядом побоище. И окончательно вернулась в реальность. Потому что чужой плач стал невыносим! Бьет по нервам, душе и сердцу! И с каждым мигом — только громче.

Девчонка. Та самая, что пыталась сбежать, или другая? Не вспомнить. А лица напрочь стерлись из памяти. Будто не люди, а сношающиеся кролики. Вряд ли сейчас всплывет даже рожа Поппея — потому что как раз в нее Элгэ старалась не смотреть. Особенно — в остекленевшие глаза.

А вот шпильку из уха врага вынуть пора. И обтереть… К примеру — об него же.

И сунуть обратно себе в волосы. Всё равно их теперь мыть. Долго и тщательно. Как и прочее тело. Мыть, расчесывать, переодевать…

Еще полцарства — за горячую ванну. Или хоть за проточный ручей. Можно даже ледяной.

Незачем оставлять в трупах оружие — когда другого нет. А особенно забавно, если ран на Поппее не обнаружат вовсе. Богиня поразила. За святотатство. Просила юных свежих мальчиков, а притащили потасканного садиста. И далеко не первой молодости. Тут любая обидится — не то что богиня.

Да и деву в жрицы привели… мда.

Элгэ от души расхохоталась, еще раз обводя взглядом бывшее гигантское ложе любви. Смех вызывает всё — рыхлый песок, осоловелые тела вповалку, рваные туники, лунные блики (выкатилась-таки!), громадные тени. И вообще — кто-нибудь собирается всё это убирать, в самом деле? Разбросали тут, понимаешь ли. Насвинячили…

Девчонка плачет. Все-таки, наверное, та самая. Все прочие были под зельем, а эта не спала. Вот и сейчас не спит…

Смех замерз на губах. Уступил место слезам. А те — нахлынули, застилая свет…

Тихо, Элгэ. Тихо, прекрати. Тут человеку плохо. Еще хуже, чем тебе. Успокойся, ну. Живо!

Илладийка обернулась. И уже внимательнее вгляделась в плачущую жертву жрецов, древней богини и сумасшедшего императора. Вытащившего весь этот кошмар на свет Творца.

Девчонка плачет. Горько рыдает в песок.

Элгэ со вздохом поднялась на ноги. И, перешагивая через бесчувственные тела и грязные шмотки, поплелась к вздрагивающей на рыхлом песке фигурке. Обнять, погладить по голове, пробормотать что-нибудь успокаивающее. Дать выплакаться не в одиночестве. А то тут нормальных людей-то нет — кроме сбрендивших илладиек и уж много веков как сумасшедших богинь.

Девочка шарахнулась от прикосновения — будто кипятком ошпарили. Целым ведром. Или бочкой.

— Ш-ш-ш, тише, я — женщина…

Будем надеяться, о любительницах дам она не слышала. Или прямо сейчас не вспомнит.

Сдавленно охнув, девчушка подняла на Элгэ глаза. И разревелась еще горше, ткнувшись илладийке в плечо. Покрытое синяками, между прочим.

Впрочем, сама девчонка выглядит не лучше. Конечно — если так выдираться…

— Умри, стерва! Я убью тебя! Дрянь!..

Ну зачем так орать, а? Если уж кидаешься на врага неизвестной силы — так хоть молча. С пяти шагов особенно.

Развернуть, вырвать камень. Ну почему у него не нож, а? Только что протрезвевшие от зелья юные герои должны быть непременно вооружены исключительно ножами! Ну, еще можно — шпагами и набором метательных стилетов. Подобных горе-бойцов распорядители просто обязаны снабжать всем этим перед выходом на арену. Совать им оружие хоть под тунику, хоть в зубы. Или к ноге привязывать.

— Умри…

Зелье он пил вместе со всеми. Но честно хотел перехитрить врагов. А отопью-ка не бокал яда, а полбокала. Вроде, и выхлебал, а вроде — и нет. Вдруг повезет?

В результате, отравился он… то есть опьянел вместе с прочей компанией, а очнулся — первым. (Не считая не засыпавших, разумеется.) И забыв про мирно спящую на теплом…. простите, уже холодном песке случайную возлюбленную, рванул на подвиги.

— Остынь! Если намерен кого-то убивать — начни с Андроника. Или с императора. А можешь — со жрецов. Их тут было много.

— Или с твоего любовника, жрица! — даже с вывернутой назад рукой юноша хрипит храбро.

Готов убить Поппея? Ну точно — герой!

Рваная в трех местах туника — мятая как половая тряпка. Волосы — всклокочены, глаза — безумны. Только пены на губах не хватает. Красавец! А еще говорят об утренней непривлекательности дам. На кавалеров взгляните!

И дамам хоть лица брить не надо. Обычно.

Мягко светит луна, еще мягче — звездная россыпь. Дрыхнут спящие жертвы оргии, дрыгается в хватке Элгэ бодрствующая.

И зубы стучать начинают. У него. Ага, замерз. Или вспомнил, что она — вообще-то ведьма.

— По поводу моего любовника — опоздал, — отрезала илладийка. — И я — такая же жрица, как ты — принц. Так что заткнись и сядь, прижми хвост. Сверкать глазами можешь и дальше, разрешаю. Как и зубками скрежетать.

Девчушка прекратила рыдать, вскинула голову… разглядела парня. И поспешно дернулась назад — к Элгэ. Такого испугаешься!

— Я тебя убью! — прохрипел он.

— Ну всё, мне это надоело! — От увесистой пощечины его голова мотнулась. А на скуле летней вишней налился синяк. Или сливой. Здоровенной такой. — Заткнись и иди домой. Или помоги куда-нибудь труп убрать. Если его найдут — не поздоровится нам всем.

При виде означенного предмета несостоявшийся убийца позеленел, пару раз судорожно сглотнул воздух. И спешно склонился над песочком.

— Я помогу, — вызвалась девчонка. Вполне осмысленно.

Да, она — в шоке. Но вовсе не безумна.

Или еще не всё осознала. Бедняга.

Но в любом случае — так-так. Зелье можно было никому и не давать. Жаль, нельзя убить Поппея еще раз. Может, это возьмет на себя Ичедари?

— Ты — за ноги, я — за плечи, — скомандовала Элгэ. — Взяли!

И куда нести? Угораздило же строителей забабахать Змеев храм прямо в центре Сантэи.

Вдобавок — вот-вот рассветет. И заявятся или жрецы, или чьи-нибудь родственнички. А то — и те, и другие.

Спрятать мертвого Поппея в его собственной усадьбе — и то проще. Если бы Элгэ удалось избавить от него подлунный мир пораньше.

Впрочем, тогда игрища устроил бы кто другой. Это же идея не Кровавого Пса, а императора. Точнее, его покровителей.

Расстается со вчерашним ужином парень, вопросительно смотрит девчонка.

Давай, решай, Элгэ. Ты тут — самая старшая и умная. Даже если годами — ровесница этого «принца». Или вообще младше на полгода-год.

Если Храм охраняется — им конец. Особенно Элгэ. Даже если перебить стражу… Ага, в нынешнем состоянии и без оружия!

И куда потом девать уже десяток трупов, и на кого списывать убийство? На Ичедари? На разгневанного Творца? Лично поразил злой смертью — и осквернителя-язычника, и его стражу.

— За кулисы, — распорядилась илладийка.

Смутно темнеют гладкие деревянные лавки. Колышется ветром призрачно-белоснежный занавес. Из-за такого полагается застенчиво выглядывать привидению. Тени чьей-нибудь невинно пострадавшей души. Вот только все присутствующие души-страдалицы покамест в собственных бренных телах.

Каменные стены, в одну вделан шкаф. Вот так легенды о скелетах в шкафах и возникают, но других подходящих мест здесь нет вообще. Впрочем, если Храм-амфитеатр не охраняется, за телом всегда можно вернуться.

Если… И зачем тогда вообще прятали? Можно было и так удрать.

Разве лишь — чтобы спасти от обвинений в покушении кого-нибудь из бывших «невинных». А их и так прикроют родители.

Только почему-то не прикрыли от арены.

А император по-прежнему жаждет конфискаций. На подкуп плебса и преторианцев.

А тело окоченело и лезть не очень хочет.

Главное — не рассмеяться снова. Успокоиться уже не выйдет. А истеричку не выпустит никто. Решат — спятила. И не так уж сильно ошибутся.

А если еще и напарники что-нибудь отмочат… Девчушка едва успокоилась, парень — и вовсе еще не совсем.

А так хочется — даже не смеяться. Ржать дикой кобылицей. Впору Ичедари. Может, и у богинь бывает долгая истерика? А у бессмертных и вовсе длится веков несколько? Для них же время должно идти иначе… наверное. Даже если они родились смертными.

Надо было уточнить.

Вот и всё. Труп поставлен, шкаф — захлопнут. Можно присесть на лавку — дух перевести. Дрожь в ногах унять.

— Валерия, правильно? — уточнила Элгэ у девушки.

Будем надеяться — не обидится. Титул из дурной головы вылетел напрочь, но сейчас его девчонка сама назовет. От возмущения такой фамильярностью. Да еще и от банджаронки!

— Валерия Лициния Талес, — проснулись в измученном голосе остатки гордости. У Элгэ бы тоже проснулись. Тут у любого…

Одна Лициния среди девушек уже была. Кто придумал давать одному человеку кучу имен, а? Конечно, не Элгэ-Инес-Элене-Кармэн-Маргарите такое говорить, но она хоть представляется кратко. Элгэ — коротко и ясно, как полет стрелы. Жуткая гроздь имен превращает самую красивую и интересную девушку в еще одну знатную куклу — и только. В одну из многих.

Кстати, надо бы Валерию Лицинию во что-нибудь переодеть. Жаль, на песочке валялась лишь одна туника. Впрочем, девчонка ведь и отказаться может. Такая — запросто. Не все готовы рядиться в змеи знают чьи тряпки. Вдобавок — мятые и грязные.

Да и сама Элгэ соображай тогда лучше — еще не факт, что пошла бы на мародерство. Впрочем, нет — голой разгуливать всё равно хуже.

Стоп. Валерия Лициния — та, кого притащили последней. Кто громко отказалась пить зелье.

— Тебе нужно домой, Валерия Лициния, — успокаивающе произнесла илладийка. Хоть девочка и так вроде истерику прекратила. Громкую, во всяком случае. Совместное перетаскивание трупов — способствует. — Пойдем, потребуем плащ у какого-нибудь охранника. Стережет же здесь кто-нибудь выход.

А нет — так тем лучше! Проще жить.

— У меня нет дома.

Опять. Нашла время для гордости. Но с другой стороны Элгэ вновь умудрилась забыть: не всех в родном особняке ждут Алехандро Илладийские или Кармэн Вальданэ. В родителях ведь еще и графы Адоры бывают. Или Валерианы Мальзери. А на худой конец — короли Фредерики и Хуаны Железные.

— Отцу не понравятся события этой ночью?

Менее корявой фразы придумать не получилось.

Аж у самой будто змея проползла по всему телу. Ледяная, скользкая и очень противная. От каждого прикосновения на тошноту тянет. В компанию к тому юноше — на соседнюю кучку песка.

— Это мне не понравилось, — горько усмехнулась девушка. — А моему отцу — очень даже. Иначе бы не отдал меня жрецам. И даже заявил, что мне оказана честь. Передал через мачеху.

— Думаю, у него не было выбора, — мягко возразила Элгэ. — Иначе император казнил бы вас всех. И тебя тоже.

Сейчас она гордо ответит: «Лучше смерть!»

Алехандро Илладэн умер бы на пороге — но не дал забрать дочь. И, возможно, был бы неправ. Дочь никто убивать не собирался, а в случае отказа императору — казнь грозит всей семье. Включая других детей. Увы. Иногда цинизм спасает лучше любви. То самое пресловутое меньшее зло.

Мог ли в такой ситуации даже порядочный отец вступиться за своего ребенка? Алехандро Илладэн, Арно Ильдани или Алексис Зордес — да, а вот кто другой… И даже не стал бы от этого скотиной. Скотиной станет — если начнет потом стыдиться дочери.

— Император вряд ли даже знал о моем существовании, — горькие складки у рта старят девушку вдвое. — Просто мой отец пляшет под дудку мачехи, а мачеха — под дудку Андроника. И вдобавок ненавидит меня. Вот и нашла способ опозорить. Она хотела отдать им и мою сестру, но император запретил использовать для обряда детей младше четырнадцати.

Значит, император тоже скотиной не стал. Законченной, по крайней мере. Или жрецы Ичедари всё же хоть немного уважают ее интересы. Не хотят, чтобы богиня окончательно стошнило от собственного культа.

А вот местный граф Адор у нас объявился, чтоб ему!

— Вам там… помочь?

Господин истребитель жриц. Всё еще зеленоватый и слегка растрепанный и помятый, но смотрит уже осмысленно.

— Мы уже справились, — усмехнулась Элгэ. — Сударь, надеюсь, вам есть, куда идти?

— Домой… — растерянно пробормотал тот. Будто опасается, что туда его теперь не пустят. Или что ему теперь положено не туда.

Вдруг — в дом к новой даме?

Хоть у этого семейные дела в порядке. С его стороны хотя бы.

Впрочем, когда за «гульбу» осуждали юношей?

— В таком случае, сударь, одолжите вашу тунику даме, — Элгэ кивнула на Валерию. — И можете быть свободны.

Парень только сейчас обратил внимание, что рядом — практически нагая девушка. Потому как нежная весенняя зелень его лица сменяется оттенком пурпурной розы. Медленно-медленно.

Забавно, что на Элгэ в прозрачной тряпке он вообще никак не реагировал. Жутко страшная жрица — не женщина. И внешности не имеет.

А Валерии вообще всё равно. Всё еще. Точно — не пришла пока в себя. К счастью.

— Сударыня, — высокий стиль явно заразителен. Не меньше, чем безумие. — А в чём пойду в таком случае я?

— Попросите у стражника плащ — на выходе из амфитеатра. Вам это сделать легче, чем даме. Причем намного. Вы не вызовете столь повышенного интереса к вашей… анатомии.

Хотя с учетом, что мы — в Квирине…

— Но… — парень явно ищет аргументы. Только пока не находит.

Еще бы — после пьяной оргии и лицезрения свежего трупа. (Хотя вряд ли несвежий — предпочтительнее.) А тут еще компания двух не самых некрасивых в Сантэе девиц: одна — голяком, вторая — в шелковой тунике. Золотой, мужской. И, судя по тому, что паренек вдруг резко отвел взгляд — наконец, разглядел и ее. Или перестал считать жрицей. Счел, что она кровью смыла позор неправедного служения?

— Хорошо, пойдем к стражникам все вместе, — вздохнула Элгэ.

А это, кстати, мысль! Больше шансов вырваться живой. Примут за такую же патрицианку из хорошей семьи.

— Потребуем три плаща. Говорить буду я. Но… — охладила она радость парня, — во-первых — тунику ты Валерии все-таки отдай.

Чем бы таким убойным оборвать его колебания?

— Иначе стража не поверит, что ты — дворянин и патриций. Решит, что слуга или раб.

— А во-вторых? — уточнил парень.

— А во-вторых — ни слова, что я — «жрица». Иначе пойдешь под суд как соучастник. Сам же предлагал помочь спрятать труп. Да еще и поубивать высокочтимых жрецов высокочтимой Ичедари.

И не забыть незаметно подмигнуть Валерии. А то еще решит, что «жрица» и ее подставить хочет. Девушка-то не только «предлагала помочь», но еще и весьма активно помогла. Причем — действенно.

Кстати, юмора парень, судя по лицу, не понял. А вот Валерия вдруг улыбнулась. Впервые за всё время. Очнулась или нет, но характер у нее есть.

А теперь — дело за малым. Сойти за местную. В очередной раз — хвала Творцу и природе, что не одарили формами Кармэн. Или совсем уж тощей фигурой северянки. А то квиринки вроде той же Лицинии (которая не Валерия) выглядят более зрелыми. Сантэя — город ранних красоток.

Ладно, может, хоть стража меньше пялиться станет?

5

Как ни странно, но при виде двух девиц в полупрозрачных туниках и совершенно голого парня стражи у входа в амфитеатр совершенно не удивились. И даже язвительными репликами не обменялись. Молча сняли плащи и отдали хорошо повеселившейся золотой молодежи.

Может, еще и посочувствовали. Тоже молча.

Свежий, еще почти ночной воздух охладил лицо. Ласковыми пальцами пробежался по коже, растрепал и без того спутанную смоляную гриву. Будто и не было этой ночи. Будто просто приснился кошмар. А добрый город Сантэя живет по-прежнему. Радуется.

Вон — уже первые торговцы с тележками по улицам засновали. Птички поют.

На повестке дня вопрос: где прятаться? Причем не одной, а в компании юной патрицианки. Не в доме же другого юного патриция… как его там по имени и титулу? Здесь тебе не Эвитан с добрым кардиналом Александром. Предоставившим государственной преступнице не столько тюрьму, сколько убежище.

И зря Элгэ не попыталась после смерти Юстиниана найти приют в доме Его Высокопреосвященства. Тогда ее отпугнула суровость его помощника. Но кто мешал попросить убежища потом — как несчастной вдове, имеющей право на защиту? Как раз тот случай, когда гордость была неуместна. Не зря Кармэн отмечала в воспитаннице черты характера, что когда-нибудь подведут.

А в Сантэе если и есть храмы михаилитов, то вряд ли столь уж влиятельные. И чего здесь точно нет — так это благожелательно настроенных к Элгэ высших иерархов церкви.

Только и выбора не осталось. Лучше михаилиты, чем очередные банджарон. И чем грабить на больших дорогах, зарабатывая на путь в Эвитан. Квирина — страна законов. Могут и поймать.

А еще просто необходимо пристроить Валерию. Не на чердаках же сантэйскую аристократку прятать. Пусть она и не валится в обморок при виде свежеубитых трупов. Всё равно Валерия — не «роза» из «цветника» Кармэн. И уж тем более — не «шиповник», вроде Эсты.

И в Эвитан ее с собой не потащишь. Тут о себе бы позаботиться. И о брате. И о сестре.

Значит, михаилиты. И, будем надеяться, сантэйские братья придерживаются тех же принципов, что и эвитанские. В конце концов, леонардиты — сволочи везде. Потому-то их в Аравинте и нет. И говорят — еще и вБьёрнланде.

Или не ходить? Стены Ордена — еще одна ловушка. Ох, где бы найти место, чтобы спокойно всё обдумать? Змеи, надо было требовать у стражи не только плащ, но и денег «на извозчика»! Пусть потом устроители игрищ возмещают. Им полезно.

— У нашей семьи есть загородная вилла, — вдруг неожиданно изрек товарищ по несчастью.

Повеселел, что теперь топает не в чём мать родила. И трупы больше таскать не надо.

Кстати, что это на него нашло? Неважно. Вилла — однозначно не годится. У юного, наивного патриция есть не слишком юные и уж точно не наивные родители. И уж они-то точно обратятся, куда следует.

Нет, вилла — определенно ловушка.

Но в меньшей степени, чем монастырь.

— Хотите продолжить развлечения? — вдруг разъяренной кошкой прошипела высокородная Валерия. — Благодарю покорно — с меня хватит! Сходите для этого в лупанарий!

Поведение неверное — с учетом, что девицу в ее положении ждет. Купленное замужество, монастырь либо судьба куртизанки. И не так-то просто выбиться в дорогие.

Либо взять ее с собой? К михаилитам или в Эвитан. Точнее, в итоге — всё равно в Эвитан. А дальше — в Вольные Города или в Идалию. Книги, быстроногий конь и свобода. А фехтовать можно научить… если еще не умеет.

Валерии привычны жара и отсутствие снега. И даже змеи.