Глава шестая.
Квирина, Сантэя.
1
Зелье кипит. Для неких четырнадцати невинных, кому без него не выжить. Отвратная на вид бурда получается.
Впрочем, приятными такие напитки бывают редко. Не вишневый компот.
И три ведьмы — как в старой легенде. Осталось лишь бросить в котел крик рыбы, жабью печень, молоко одуванчика…
— Ты знаешь, для кого мы это готовим? — одними губами шепнула Элгэ, улучив миг, чтобы оказаться возле самого уха Азы.
У той не дрогнул ни единый мускул лица:
— Судя по составу — для ритуала Ичедари.
Название самым решительным образом не нравится. От него почему-то веет черными сутанами и кривыми ножами. А еще — мрачной духотой пещер и пятнами запекшейся крови на старинном алтаре. Тысячами жертв, чьи убийцы давно истлели в земле. Или поверх нее — если верны легенды, что она не всех принимает. Брезгует.
Хотя есть еще мерзкие пещеры — они уж точно принимают всех. Даже тех, кто не хочет ни спускаться, ни оставаться там до скончания времен и дольше.
А еще хуже, что само слово «ритуал» — уже не слишком совместимо с Единой Церковью Творца. В Квирине, что официально придерживается именно этого вероисповедания.
В Эвитане жрецы с ятаганами хоть лезли за своими «ритуалами» в глубокие пещеры.
— Прости мое невежество, но что такое Ичедари?
Аза криво усмехнулась уголком рта:
— Ты собиралась бежать в Мэнд и не знаешь столь важной части их культуры?
В Мэнд? Вот так и узнаешь о себе новости. То ты — рабыня, то куда-то к змею на рога собралась.
Но что же получается? Либо интуиция Элгэ подвела, и Ичедари — это что-то абсолютно безобидное. Либо Мэнд — последнее место в подлунном мире, куда следует бежать. Ну и третье — банджаронка лжет.
Зелье пенится, кипит. Молчит. Ему-то что? Оно в Мэнд не собирается…
— Ты будешь загадывать загадки? Для этого — не время.
— Ичедари — полузабытая богиня Древнего Востока. Есть культ Ичедари. Храмы Ичедари. Жрецы и жрицы…
— Ичедари, — закончила Элгэ. — Только какое отношение к этим жрецам и жрицам имеет Поппей Август? С милой кличкой «Кровавый Пес»?
Религиозный фанатик может быть еще и сумасшедшим садистом, но вот наоборот — совсем необязательно. Зачем квиринскому генералу культ языческой богини — когда у него и так есть армия и власть? А для удовольствия — сундуки денег и прекрасные рабыни, чья жизнь — дешевле медного лу.
— Ты ходила по улицам? Видела новый Храм Солнца?
— Видела. Издали.
Ближе не тянуло. Красивый храм. Просто великолепный. И неприятный. Скользкий и холодный, как змеиное тело. Оно ведь тоже — красиво. По-своему.
Как же здесь жарко! Распахнуть бы раму — да тогда толком не поговоришь. Под окнами — псы Поппея. Те, что двуногие.
— Центральный Храм Творца?
— А он — не Творца. И, судя по всему, император Аврелиан наконец перестал скрывать свои пристрастия.
Чудесно. И очень умно. Священный Поход на Квирину теперь — дело времени.
— Император — сумасшедший? Тогда почему он до сих пор на престоле? В Квирине с этим быстро…
Как интересно — зелье решило сменить цвет с бурого на болотно-зеленый. Здания тоже со временем зеленеют. Очень старые, каменные. Таких в Сантэе много…
— Он — не сумасшедший, а на редкость расчетливый. И на престоле до сих пор держится исключительно с помощью Ичедари.
Прекрасно. Просто великолепно. Для Сантэи и вообще Квирины. Аврелиан какой-то там по счету не захотел умирать один и предпочел потянуть за собой всю страну. Элгэ-то на это собственно плевать, но для правителей какая-то забота о родине должна существовать или как?
Или как. В Эвитане — король Карл с Регентами, в Квирине — император Аврелиан… с Ичедари. Эдак единственным приличным правителем останется дядюшка Кармэн. За то его и не любят. Арно Ильдани тоже не любили.
— Это зелье — для кого?
— Оно должно помочь людям, участвующим в ритуале Ичедари. Помочь не сойти с ума. Сохранить себя.
Мило. Просто восторг. Зелье — для очередных служителей культа.
Но хоть не младенцев из приюта. Или с рабского рынка.
— Кровавый Пес говорил о четырнадцати невинных жизнях.
— А еще о чём?
— Что если я что-то напутаю — пострадают именно они, — усмехнулась Элгэ. Скопировав Азу.
— Кровавый Пес, — банджаронка, не дрогнув, повторила стоившее многим жизни прозвище, — забыл упомянуть, что пострадать они могут, даже если мы ничего не перепутаем.
— То есть?
— Зелье — экспериментально. — Аза может говорить и так. Когда не с соплеменниками-дикарями. — До сих пор в ритуалах такого рода принимали участие лишь сами жрецы и жрицы. А они не сходят с ума и без зелья.
2
Привычно-наглые откормленные рожи, гербовая карета, свежевыбритая гладкая харя Поппея Кровавого Пса. Он что, по пять раз в день бритвой орудует? То есть не он, конечно, а рабы.
Мерно трясется возок в родовых цветах Августов. Забавно — генерал предпочитает карету седлу. До того забавно, что аж тошно. Хотя да — во всадника попасть проще (что пулей, что камнем), чем в окно трясущейся колымаги.
Кстати, Поппей и место себе выбрал не возле окна. Туда он посадил собеседницу. А то вдруг свободный плебс Сантэи не всем сегодня доволен? Мало гладиаторов убили, например. Или вообще выступали одни эвитанцы.
Эскорт впечатляет. Охраняет генерала то ли от плебса, то ли от банджаронских ведьм. А заодно и последних — от искушения удрать.
А в окно, кстати, ничего не видать. Кроме конских боков на фоне каких-то белых цветочков. Что-то там у обочины цветет и пахнет. Наверное. Потому что в карете не ощущается. К сожалению.
Впрочем, можно и не принюхиваться. Сантэя Дамаррой не станет — хоть того больше в ней зацвети.
Прибыли. Ручку здесь никто не подаст. Банджарон и рабыни в категорию «дамы» не входят.
Элгэ сама помогла спуститься пожилой ведунье. Поппей Август презрительно усмехнулся. Дикарь! Некоторым происхождение не помогает.
Темный и все змеи его! Аза же предупредила. И всё равно Элгэ вспомнила все известные ей солдатские словечки — и едва не вслух. Хотя можно и не сдерживаться. Банджарон позволено то, что нельзя герцогине. Особенно банджарон — в представлении большинства.
И попробуй тут не выругайся — когда привезли к императорскому дворцу! Пусть и к черному ходу. Он тут черный — как в особняках парадный.
Цветут яблоки, благоухают вишни. И розы, розы, розы… Белые, алые, розовые, золотые…
Столько роз не бывает. Раньше Элгэ любила их. А еще — астры и ирисы. Но благодаря Сантэе возненавидишь всё на свете. Архитектуру, историю, шелк, цветы… Юг.
Преторианцы. В шлемах и туниках — милейшее сочетание.
— Ведьм к «принцессам»!
Значит, их хоть содержат отдельно.
Двери здесь — бесшумные. В отличие от убийств.
Захлопывается за спиной бесшумная гробовая крышка.
3
Семь юных девушек. Только что из «приличных» семей. Как когда-то — Алекса.
Повзрослее выглядят две — тоненькая темноволосая брюнетка и рыжеволосая красотка с роскошной косой и формами дорогой куртизанки. Причём не вышеупомянутая коса, ни скромное платье хоть убей — не придают девице скромности. А уж глаза…
Элгэ переглянулась с Азой. Сейчас или никогда! И тогда за семерых детей — год спустя убитых на алтаре! — отвечают не только ичедариты.
— Вы все знаете, что произойдет сегодня. Также ставлю вас в известность, что обычные травы не действуют на плодородную силу Ичедари.
А почему — змеи ее знают! Рыться в теологии — не время.
Змеебогиня словно вышла из детских сказок, над чьими ужасами когда-то смеялась маленькая Элгэ. Но вот жрецы с кривыми ножами существуют на самом деле. Так же, как черные алтари, древние пещеры с древними надписями и то, что осталось под землей. И мертвый Юстиниан, мерно шагающий к невольно обманувшей его женщине. И странный воин с посохом (именно воин, а не солдат), вытащивший герцогиню Илладэн из местечка похуже Бездны.
— Поэтому у вас есть два пути: смотреть, как будущей весной принесут в жертву ваших детей, либо швырнуть в рожу языческому демону его непрошенный дар. Это зелье лишит вас возможности зачать — даже вопреки воле богине. Но матерями вы не станете уже никогда.
Что хуже — дать детям умереть на алтаре или никогда не родиться? Какая мать вынесет такую смерть ребенка (на ее глазах!) и не повредится в рассудке?
А что ждет в будущем девушек, потерявших то, что ханжи зовут «девичьей добродетелью»? И вдобавок — бесплодных? Остается лишь надеяться, что Сантэя — хоть в этом лучше Ритэйны.
Звенит тишина, стучат сердца. У кого-то дрожат руки, кто-то храбрится.
Элгэ не сводила с девиц глаз. Согласится хоть одна — остальные могут пойти за ней косяком. Стадом.
Толпой — не так страшно. Но сначала должен вызваться «баран». Вожак.
— Я выпью это зелье, — совсем тихо произнесла брюнетка. Серьезные темные глаза заглянули илладийке в самую душу. И прочли там не одно милосердие. — И жаль, что у вас нет яда.
Яд найдут и без Элгэ. Умереть в бою, спасая свою честь — это одно, а вот просто отравиться… Впрочем, сама илладийка отравилась бы не колеблясь — ожидай ее перспектива стать игрушкой солдатни или лечь под первейшую мразь Квирины — Поппея Августа. Но «по ту сторону» обряда — такие же мальчишки. Не садисты и не извращенцы. Так какой, к змеям, яд⁈
Элгэ недрогнувшей рукой протянула чашу брюнетке, та такой же — приняла. И осушила — до дна. Горечь — под стать всей ее дальнейшей жизни. Теперь уже всё. Никакое противоядие не спасет. Снесенную голову на место не приставить. Даже спустя всего миг после казни.
Отныне — почти наверняка только монастырь. И вряд ли михаилитский.
Герцогиня Илладэн перевела безжалостный взгляд на следующую жертву — в таковые она определила рыжую красотку. Эта расплетет косу и уйдет в жрицы любви. Очень роскошные и дорогие.
Рыжая не опустила глаз:
— Я не стану это пить. Даже если умрет первый ребенок, я смогу родить других.
И то верно. Жизнь — долгая. Брюнетка просила яд, рыжая собирается жить. И когда-нибудь стать счастливой матерью.
Эта забыть сумеет.
— Ты не права, — тихо, но так, чтобы слышали все, произнесла Аза. — Нельзя отдавать детей этой дряни. Алтарь Ичедари губит души.
Еще одна несправедливость древних богов. Или каких-то еще сил — выше человеческих. Столь же ограниченных.
— Танцующая — не добро и не зло, — рыжеволосая гибким движением легко вспорхнула с места. К Азе.
— Я знаю о ней достаточно, чтобы считать злом, — не дрогнула банджарон. — Довольно того, что ей приносят человеческие жертвы.
Вот тебе, Элгэ, и новые сведения. Просила?
— В древности их приносили всем богам. Только Творец не просит крови.
Ему дают и так — Священными походами. Но кто сказал, что он ее хочет?
— В моем народе еще живо предание о трех братьях-богах, веками справедливо правивших подлунным миром. О братьях — и об их гибели.
— Я слышала, банджарон ведут род от одного из них. И ты, конечно, не пристрастна в суждениях…
— Я — пристрастна, — усмехнулась Аза. — Но от этого черное не станет белым, а убийца — невиновным. Вторая часть предания — о прекрасной, но гордой и честолюбивой деве, что вознамерилась стать богиней. За это другие боги прокляли ее бессмертием. Танец и смех красавицы покорили младшего из братьев и погубили всех троих. И за свой грех злодейка обречена до скончания веков танцевать и смеяться. Ни в чём другом она не вольна.
Вечные танец и смех. Не самое худшее посмертие. Если сердце не сжигает горечь.
— Я уважаю твой народ и его предания, ведунья банджарон. Но знаю и другую легенду о трех братьях — чернокнижниках, под чьим игом стонал подлунный мир. И об отважной героине, что избавила от злодеев этот мир и всех живущих. За подвиг другие боги наградили ее бессмертием и сделали лучшей танцовщицей подлунного мира. И, являясь смертным, она всегда смеется — ибо видит: мир жив. И гораздо счастливее, чем был под властью трех братьев-демонов.
Ничего удивительного.
Кто бы ни была эта Ичедари — героиня или злодейка — общего в двух версиях много. Трое убитых братьев — просто властителей или богов. Уничтожившая их женщина-танцовщица. И то, что отныне ее видели лишь пляшущей и смеющейся. А еще она обрела-таки бессмертие — после смерти своих жертв. Или и так была бессмертной.
Или братья были простыми племенными вождями, а девушка — подсылом враждебного клана. Или мятежницей из того же.
А с какого боку здесь змеиный культ Ичедари — один Темный знает. Это как раз в его компетенции!
И… нашли эти две время спорить. Какая уже, собственно, разница, кто был прав тысячелетия назад?
— И потому на алтарях доброй змеебогини до сих пор приносят в жертву детей, зачатых там же? — недобро усмехнулась Аза. — Это, наверное, от ее особого милосердия?
— Ичедари не отвечает за своих жрецов. Никто не может знать, нравится ли ей кровь на алтарях.
— Дамы, предлагаю на время прекратить ваш теологический спор, — как можно не раздраженнее попросила Элгэ. — К сожалению, времени на него нет. Совсем. Если все остальные готовы пожертвовать детей этой то ли доброй, то ли злой любительнице танцев…
Неприязненно покосились сразу обе спорщицы.
— … переходим к следующему вопросу…
Зелье сгодится и холодным. Даже подернутым льдом. Но вот Поппей — не столь терпелив.
— Я не хочу отдавать ей ребенка! — всхлипнула одна из «принцесс» — хрупкая (но не тощая!) блондинка. — Может, нам просто повезет?
Эта дура правда в такое верит? Воистину, как тот заяц, что равно боялся и волков, и голода. И ждал, что ему травку прямо в норку принесут. И всю жизнь носить будут.
— Я же ни в чём не виновата!
А все прочие здесь — отпетые грешники и грешницы? С головы до ног.
— К тому времени — будешь! — усмехнулась худощавая черноволосая девица, чем-то неприятно похожая на банджарон. Если бы те затягивали волосы в унылый пучок. — В грехе прелюбодеяния!
— Эмилия, зачем ты так? — мягко укорила просившая яда.
Зачем? Затем, что девица Эмилия обижена — обозлена! — до предела. А раз плохо ей — пусть станет и другим!
— А зачем врать самим себе, Сильвия? — пожала плечами Эмилия. — Мы все за участие в этом богомерзком ритуале угодим в Бездну Вечного Льда и Пламени! Даже ты — хоть у тебя и не будет ребенка.
— Очень мило! — усмехнулась рыжая. — Тогда какого демона здесь делаешь ты? Кинжал в сердце — и готово.
— Ах, какого демона⁈ — вскипела та. — Такого же, что и ты! Змеиного! Я себе — кинжал в сердце, а моя семья — на арену к зверям⁈
— К каким зверям? — как мел побледнела Сильвия.
— К диким! Отловленным частично на юге Квирины, частично — в Черной Земле. Была еще идея приволочь из Бьёрнланда пару диких медведей, но они не перенесли бы дороги. Поэтому обойдутся тиграми, львами, змеями и крокодилами. А может, еще носорогами — точно не знаю.
Сильвия побелела еще сильнее. Сама она — здесь, так кто у нее на арене? Отец, мать, братья-сестры, жених, все? Бедная Сильвия, бедные все эти дурехи — даже Эмилия! И бедные бабы в Доме Кровавого Пса.
Кстати, о бабах. Если уж сравнивать с некоторыми из них, то «ритуальщицам» — точно повезло больше.
— Есть ли Бездна Вечного Льда и Пламени — еще вопрос, — нашлась Элгэ. — Но вы не на арене. И не в рабынях у какого-нибудь садиста-патриция.
И даже не родственницы Валериана Мальзери.
— Вроде Кровавого Пса, — усмехнулась еще одна красотка.
Пепельные локоны, кукольное личико.
Эта примет и купленного мужа. И засунет под изящный каблучок.
— Именно.
— Или Андроника — Слащавую Красотку. — Оказывается, Эмилия умеет не только злиться, но и фыркать.
Затравленный взгляд Сильвии натолкнулся на новую усмешку «пучка»:
— А ты думала, он лишь на тебя наложить лапу хотел? Ему вообще нравятся девицы монашеского вида. Так что кинжал в грудь — это потом. После ритуала. И дружно в Бездну. Встретимся там.
Так, или Элгэ — совсем дура, или этот Андроник спихнул в «принцессы» сразу двух отказавших ему девиц. Лишнее подтверждение, что всё повторяется. Еще Кармэн говорила, что некоторые мужчины, получив отказ, готовы на всё — даже отдать желаемую женщину другому. Лишь бы не ее избраннику.
Сейчас девы еще кинутся умиленно сочувствовать друг дружке. На что тоже времени нет.
Хотя… есть. Раз Поппей притащил «ведьм» сюда с этим зельем — значит, ему нужно, чтобы оно было выпито. Ради одного рассудка каких-то четырнадцати жертв он бы волноваться не стал.
Кстати, о бурде. Остывающей. Вкуснейшей в подлунном мире.
— Есть еще одно зелье, — прервала будущую трогательную сцену безжалостная илладийка. — И его должны выпить все. Это — обязательно.
И оборвали уже ее. Потому что дверь распахнулась именно в сей драматический миг.
У садиста-патриция кончилось терпение? Или время? Или он как раз его и выбрал, чтобы поймать и отправить на костер «отравительниц»? «Всем, всем, всем! Только сегодня и только для плебса Сантэи! Сожжение на Главной площади самых страшных банджаронских ведьм!»
А после застенков любая станет страшной… уж палачи постараются.
«А иначе они наслали бы на всех чуму, оспу и насморк! Но доблестный Поппей Август Кровавый Пес героически, с риском для его бесценной жизни разоблачил и схватил злодеек. И этим спас народ Сантэи, Квирины и всего подлунного мира!..»
Вместо стражи в дверь влетела еще одна девчонка. Правда, симпатичнее большинства. Волосы уж точно вьются пышной смоляной гривой, а не забиты в унылый пучок. А в таком наряде некая илладийка дома тренировалась. Кстати, судя по подтянутой фигурке новенькой — та тоже. И весьма часто.
Элгэ, тебе не хватало стражи? Вон — маячат за спиной новенькой. Четыре башки на четырех же плечищах. Широченных. Преторианцы, чтоб им!
Нет, Эвитан протянет дольше Квирины. Потому как там личная гвардия короля все-таки охраняет порядок, а не девок для развлечений поставляет. Для такого гуговцы есть.
Дверь захлопнулась, рожи исчезли. Новая девица воинственно огляделась. Хорошенькая, встрепанная, диковатая, разозленная.
Впрочем, насчет последнего — будешь тут на ее месте. И не только на ее.
Ладно, девочки, отвлеклись — и будет. Вас теперь — восемь, а не семь, но гадости из котла хватит на всех. Из обоих котлов. И мальчикам останется. Из одного.
Значит, эту гадость нужно в вас влить. Чашку за маму…
— Запомните: к завтрашнему утру вы все уже будете дома.
— А не в Бездне? — ехидно поинтересовалась новенькая.
Ого, как слабо верит в собственную безгрешность!
Элгэ тяжело вздохнула: мало было рыжей и Эмилии!
— Нет, не в Бездне. Дома. Со своей семьей. У кого она есть.
— Чем с моей семьей — лучше уж в Бездне.
Нашла время злиться на родителей. Да еще и всех об этом оповещать. Но с другой стороны в подлунном мире есть не только Илладэны и Вальданэ, но и Адоры с Мальзери.
— В Бездну — успеем. Не хочешь домой — иди в другое место. Но всё равно через ритуал Ичедари. Только если не выпьете по чашке вот этой бурды — домой вернетесь рехнувшимися.
— От чего? — резонно, но совершенно не вовремя уточнила девица.
Вот змеи! В подлунном мире полно послушных куриц. Ну так кто мешал судьбе набить ими конкретно эту комнату? Невезение Элгэ? Или самих девиц?
Кстати, действительно — от чего? Если на почве потери невинности — так она и к утру обратно не отрастет.
— Понятия не имею! — тоном Валериана Мальзери отрезала илладийка. — Может, от грохота барабанов. Пейте без вопросов.
Пока можно.
— Передай своим хозяевам: я ничего пить не стану! — встала в позу девица.
Скрутить и влить силой? Аза явно поможет держать. И жаль, что больше никто. А времени мало.
— У вольных банджарон хозяев нет, — соврала Элгэ. Наполовину.
У банджарон — есть. У нее самой — нет.
— Я не собираюсь вам подчиняться, — вцепилась в новый довод упрямая девчонка.
— Кому — нам? — не выдержала Элгэ. — Змеи побери, если я не служанка — это еще не значит, что хозяйка! Я — пленная банджарон и хочу всего лишь, чтобы вы все остались живы-здоровы и в трезвом рассудке.
— Я не стану ничего пить. И не собираюсь идти на этот ритуал.
— Думаешь, тебя кто-то спросит? Всё, что зависит от тебя, — это сохранить рассудок или спятить на потеху квиринскому плебсу! Ты так хочешь, чтобы те, кто отправил тебя сюда, победили?
— Кончайте трепаться! — У этого преторианца забавно выступает вперед брюшко. Не так, чтобы сильно — нормальная военная форма скрыла бы. Но вот квиринский кошмар… — Оставляйте свое зелье, змеевы ведьмы, и выметайтесь! «Принцессы» должны готовиться! — мерзко хихикнул.
Предвкушает зрелище на площади. Не поучаствует, так хоть увидит… и будет долгими ночами вспоминать. Долгими, одинокими… С его рожей, брюшком и замашками — ничего удивительного.
Привет гуговцам. Но те хоть охраняют непутевого королевского дядю, а не самого короля. Творец, спаси Квирину! Здесь ведь и невинные есть. Эти девочки, к примеру. Даже злобная Эмилия и брыкливая дура с неизвестным именем. Упрямая дура…
Эста и Арабелла вели бы себя не умнее.
Элгэ махнула рукой на котелки:
— Всем черпать отсюда, — тоскливо вздохнула она, выразительно глядя на солдата.
Если хоть что-то соображает — от такого взгляда ведьмы уберется хоть на минуту. А то долгих ночей поубавится. Как и жизни.
Аза невозмутимо расставляет чаши. Хорошо, что сюда не взяли Ристу. Плохо, что она сейчас в царстве затурканных баб.
— Патрицианка Валерия Талес остается здесь, — невозмутимо пояснил свою миссию непонятливый солдафон. — Патрицианка Сильвия Юлия Лаэрон уходит.
— Ухожу? Куда? — в глазах Сильвии ясно отпечатались львы и арена.
Или пруд с крокодилами. Темно-зелеными, цвета болотной трясины.
— В гости. В мой дом.
Какой дурой была Элгэ, посчитав солдата мерзким хамом. По сравнению с выросшим в дверях патрицием он — на редкость приятен и на вид, и в общении.
Так вот ты каков — высокородный Андроник. Он же Слащавая Красотка.
Валерия Талес молча подошла к Элгэ. Четким, почти военным шагом:
— Передайте моему кузену Алексису, что мне жаль, — тонкая рука коснулась ладони Элгэ. А клочок бумаги — кожи. И когда успела написать? — Передайте, — повторила Валерия.
Может, всё еще и обойдется? Может, гордая Валерия согласится выйти на ритуал в паре с кузеном? Сама Элгэ уж точно предпочла бы в такой ситуации хоть Витольда, хоть Грегори. Но не чужого мужика, кого видишь в первый и последний раз в жизни.
— Я не пойду с ним, — впервые за всё время воспротивилась Сильвия. И илладийка прекрасно ее поняла.
Чем тот, кто тебе омерзителен, — лучше уже пресловутый незнакомый мужик.
— Тогда вам помогут идти, моя дорогая, — усмехнулся тот.
Столь гаденько, что Элгэ засомневалась: кто из двоих императорских холуев противнее — Поппей или этот? Еще более гладкий и вдобавок — завитый.
Валерия Талес влепила бы лощеному красавчику пощечину. Или просто — кулаком в челюсть. Как и Эста с Арабеллой.
Сильвия просто вскинула голову и молча вышла. Правильно. Драться за свою честь лучше один на один. Где холую, возомнившему себя твоим хозяином, не помогут гуговцы, слуги и преторианцы. И даже псы с леопардами.
— Молодая банджаронская ведьма идет с ней.