Ветер странствий (СИ)

Глава 2

Глава вторая.

Квирина, Сантэя. — Аравинт.

1

Белый лебедь величественно плывет по синей двери. А ее ручка — перо его крыла.

— Дорогой племянник!

Встающий из-за стола дядя — это, конечно, не тетя. Спинку тереть не полезет, и выреза у него нет. Но такое обращение успело уже оскомину набить. Сладкое — вкусно, но приторное…

И почему Алексис не поселился в гостинице? Может, еще не поздно?

Мидантиец бросил тоскливый взгляд в окно. Там солнышко светит! Настоящее — не то, что на местных монашеских сутанах.

Юноша обреченно опустился в позолоченную парчу мягкого кресла. Дома отец предпочитает кожаную мебель и абсолютно прав. Но в предложенном кресле под обивку не лезут.

— Сейчас принесут обед, — дядя потянулся к пузатому графину с золотистым вином. И поспешно налил себе и племяннику.

Себе — первому. И больше. Намного.

Вообще-то его лицо юному Стантису не нравится. Дядя явно пьет много. И давно. Немудрено, что в доме — готовый бордель. Ну ты и вляпался, Алексис!

— Благодарю, дядя.

— Как здоровье батюшки?

Почтительный сын и сам хотел бы знать. Батюшку он не видел три месяца. А письма на проезжую дорогу не доходят.

— Спасибо, он здоров. Шлет вам письмо.

Вот и всё. Предваряя вопрос: «Надолго ли ты к нам?»

Разумеется, письмо дядя взял. И отложил, дожидаясь, пока слуги (это юные дамы щеголяют в туниках, а прислуга — в ливреях) внесут в кабинет вкусно благоухающие блюда. И еще три графина — с разными винами.

Соблазнительно, конечно, составить дяде компанию. Всё равно выпьешь меньше такого собутыльника.

Соблазнительно — в память об отцовском доме, где уже третий бокал приходилось разбавлять. Под бдительным родительским взглядом. А теперь — можно всё.

Но напиваться тоже лучше за пределами столь гостеприимного дома. Чтобы не проснуться в шелковой постели тети.

Прежде чем перейти к родственному посланию, дядя успел наговорить племяннику комплиментов из репертуара: «Как ты вырос!» Отметить поразительное сходство Алексиса с отцом. И под это дело осушить четыре бокала и ополовинить пятый. Причем вино оказалось вовсе не разведенным.

И все-таки сердце ухнуло куда-то вниз — когда обрамленные нездоровыми мешками опухшие дядины глаза уткнулись в голубоватый навощенный лист. Подделка на не слишком искушенный взгляд Алексиса — идеальная. Дело рук истинного мастера. А квиринский родственник уже захмелел как целая сапожная мастерская. Но всё же…

— Ох уж эти женщины! — дядя залпом осушил остатки бокала. И торопливо налил из другого графина — ярко-рубинового. Себе и племяннику. — Искренне сочувствую, мой дорогой мальчик. Ты расскажешь мне эту грустную историю своими словами?

То ли пьяный Гай Валерий Марцелл Флавиан Талес тоже любит любовные драмы, то ли хочет выслушать версию племянника и сравнить обе.

Скорее — первое. Да и второго можно не опасаться. По вполне понятным причинам.

— Я влюбился в одну даму. Вдову. Она — необыкновенная женщина!

— Такое часто бывает! — дядюшка пьяно хихикнул и подмигнул, подливая еще. Себе и племяннику. — Вот была раз у меня…

Алексис с дороги предпочел налегать на фазанье жаркое и перепелов в желе. Но всё равно в голове уже предательски шумит. Слишком мало опыта в возлияниях. Потому как прежде каждый третий бокал…

Может, дядя так увлечется собственным прошлым, что напрочь забудет чужое? Пусть и недавнее?

— … в кого же влюбляться, если не во вдов, мой дорогой племянник. Помню, знал я одну… За замужнюю матрону можно схлопотать дуэль с ревнивым рогоносцем. А ревнивые рогоносцы все почему-то сплошь — хорошие дуэлянты…

Не все. Дядюшка — вряд ли. Хотя, возможно, он — рогоносец не ревнивый.

— Да… о чём я? О матронах! Так вот — о них лучше забыть. А девицу в жены всё равно подберут родители. И правильно. Надо же, чтобы порядочная, из хорошей семьи…

Вряд ли тогда кузину Валерию посчитают подходящей невестой. Хотя змеи знают, какие в этой Сантэе семьи числятся в хороших. Может, тут и тетушка — из такой. В тридцатом поколении. Прямой потомок какого-нибудь языческого бога. В Квирине такое вспоминать любят.

— А то от дурной матери…

Впрочем, может, дурная мачеха не в счет? Как и вечно пьяный отец? И дом — не респектабельный, а терпимости?

В голове жужжат пчелы. Всё сильнее. И навязчивее.

Плохо.

— Вот моя Валерия… И Марцеллина…

Алексис, ты — дурак? Слушай внимательнее. Может, дядя как раз о дурном влиянии мачехи и говорит?

— … Валерии повезло со второй матерью. Клодия — прекрасна и целомудренна, как виргинка.

Ага. А дядя — трезвенник, как магистр михаилитов.

Вот только на самом деле, увы, слеп как крот.

— Дядя, я искренне рад за вашу семью.

В Мидантии Алексису крепко-накрепко советовали держать язык за зубами. И не лезть в бутылку. И не в свое дело.

— Ну так что с твоей прелестной вдовушкой, дорогой племянник?

Считать дядины бокалы Стантис уже бросил. Как совершенно бессмысленное занятие. Проще измерить, сколько влезет в четыре пузатых квиринских графина. И отнять примерно два полных бокала.

— Увы, дама благоволила не только ко мне. — Если отпивать по глотку на бокал собутыльника — может, сильно не опьянеешь? Сильнее, чем уже? — Точнее — ко мне меньше, чем к моему предшественнику. И тут он посчитал связь с ней слишком обременительной. И предпочел оставить прелестницу и уехать в путешествие по южным графствам. Видите ли, дядя, у моей вдовы… — Звучит жутко! Как обледенелой сталью по коже! Щекотно так… — У моей красавицы были братья. И им вовсе не хотелось, чтобы их сестра была счастлива, не вступая в новый брак.

Хоть сами — закоренелые холостяки и бабники. Все трое. И в силу последнего — в дуэлях по уши.

— Что за дикость⁈ — пьяно возмутился дядя. — С кем же весело проводить время, если не с вдовами? Нельзя же порядочному мужчине довольствоваться лишь женой и куртизанками! У вас ведь там даже рабынь нет!

Что речь идет о неженатом племяннике, квиринский родственник успел уже забыть.

— Увы, на сей вопрос они не придерживались наших с вами взглядов, — вздохнул юный мидантиец.

— Значит, они запретили вам с ней встречаться… Погоди, Алексис, а разве братья могут распоряжаться судьбой вдовой сестры? Что это за новые порядки у вас там, в Мидантии, завелись?

Новых порядков там завались. Вместе с новым монархом. Но до дел семьи и брака он пока, слава Творцу, не добрался.

— Порядки прежние. Распоряжаться сестрой братья не могут. Зато могут все по очереди вызвать слишком назойливого поклонника на дуэль. По любому поводу. Пока хоть один его не убьет. К сожалению, бешеные братья — тоже иногда хорошие дуэлянты. А один — лучший на всю провинцию.

— Я думал, лучший — твой отец…

— Отец… был когда-то лучшим.

В собственном поместье. Среди слуг и женщин.

— Итак, братья твоей вдовушки пригрозили дуэлью — если еще хоть раз взглянешь на их сестру. И ты приехал лечить разбитое сердце в Квирину? — вновь хихикнул дядя.

Он — настолько пьян, толком не читал письмо или и то, и другое?

— Связь моей красавицы с предыдущим поклонником не осталась без последствий, — вздохнул Алексис. — А я ей был нужен, лишь чтобы дать имя этим… последствиям. Я умею считать сроки, но ее братья, похоже, нет. Или они в сговоре с нею. Мне пришлось бежать, чтобы титул моего отца не перешел к чужому бастарду. И я не могу вернуться домой, пока красавица и ее братья не найдут новую жертву. И не затащат бедолагу к алтарю.

— Бедный мальчик! — дядя растроганно потянулся к отвороту камзола. Платка не обнаружил и утер слезу двумя и так мокрыми от вина пальцами. — Не думай ни о чём. Ты поступил абсолютно правильно.

Абсолютно правильно он поступил, когда сбежал в Квирину. А вот ни о чём не думать и раньше не стоило. Тогда не пришлось бы бежать.

— Не расстраивайся, Алексис! Здесь тебе не будет одиноко…

Дядя оставил в покое бокал и потянулся к предпоследнему нетронутому графину. Со вкусом отпил львиную долю и продолжил:

— Всё будет хорошо, мой мальчик! Я и твоя тетя Клодия окружим тебя любовью и заботой! — растроганно всхлипнул родственник.

Что⁈

— Валерия и Марцеллина тоже будут рядом. Валерия сводит тебя на стадион.

Надо же! Сторонник добропорядочного воспитания дядя отпускает дочь на общие тренировки с юношами.

Немудрено, что у него под носом жена крутит шашни со всеми подряд. Этак и обе дочери обзаведутся любовниками, а он и не заметит. Тоже тогда начнет поспешно исправлять «последствия»?

Не зря говорят: о том, что женщина завела роман, узнают, когда она его уже сменит на новый.

— Там ты сможешь обрести друзей твоего возраста, — благодушно добавил дядя. С вожделением косясь на остатки «напитка богов» в графине. И на еще один — совершенно полный.

Что ж, если хоть половина того, что говорят в Мидантии об общих стадионах, — правда, там Алексис найдет не только «друзей своего возраста». И подальше от дядиного дома.

Будем надеяться, без братьев-дуэлянтов в этот раз обойдется.

2

Стадион стадионом, но Алексис надеялся и на вечерний визит кузины… Нет, с целью просто поболтать. Для чего другого предпочтительнее совсем другая дама. Старше Валерии и моложе ее мачехи.

А кузина нужна для прояснения обстановки. Дядя дядей, но общаться-то придется не только с ним и его друзьями. В Сантэе есть и молодежь. И здесь Валерия — как рыба в воде. А вот сам Алексис в чужой стране может оказаться буйволом в посудной лавке. А это помешает и налаживанию связей, и знакомству с дамами.

Оказавшись ввыделенной ему комнате, юноша в первую очередь проверил, хорошо ли запирается новое логово. И остался доволен. К замку прилагается приличной крепости крюк — популярного в Сантэе нежно-салатового цвета. Ладно хоть не розового — в тон тетушкиным платьям.

Крюк — это просто здорово. Любой расцветки. А то от замка могут быть ключи у всяких там хозяек дома.

Ладно, пора немного передохнуть с дороги. Всё равно до ночной прохлады времени еще навалом. До возможной прогулки в саду с фонтанами.

Или с этим тоже лучше пока повременить? Там-то крючков на деревьях нет.

Алексис повалялся на кровати с томиком дико популярного в Сантэе Сильвио Пьянта и бокалом вина. Хоть пить уже и хватит.

Когда бокал опустел, мидантиец подлил еще. И решил, что, возможно, всё не так уж страшно. Тетушка, в общем-то, даже красива…

И не будь она тетушкой — можно бы и ответить на пылкие чувства… разок-другой-третий. А больше и не понадобится. Такие дамы сами предпочитают разнообразие. Главное — дать ей понять, что она сама тебя бросает. Ради более заманчивой добычи.

Увы, с вдовой такое не проскочило. Так на то она и вдова. А вот на замужней женщине Алексис жениться при всём желании не может.

Ладно, идея — неплоха, только стадию «роман» пропускаем. Лучше приводим в дом друга посмазливее…

А где его для начала берем?

Как это — «где»? А дядины знакомства на что?

Стоп. Вот здесь — осторожнее. С сыновьями дядиных друзей тетушка наверняка знакома и без помощи племянника.

Да, правильно говорил Мидантийский Леопард: интриган из Алексиса — тот еще…

Значит, без вариантов — стадион. И лучше с обзаведением друзьями поспешить. А то тетушка медлить не станет — охоту уже открыла.

Алексис рассмеялся, вновь наполняя бокал белым илладийским. Всё же женское внимание льстит. Даже откровенно назойливое и совершенно не нужное. Греет сердце — что уж врать самому себе. Если дама — красива.

Кузина постучала после девяти. В Мидантии в это время беседовать наедине с незамужней девицей запрещено строжайше. Особенно если в комнате есть кровать. Или диван, или софа.

Будто средь бела дня, с замужней дамой или вдовой уж точно никогда и ничего произойти не может. А кровать нельзя заменить креслом. Или столом.

Какое все-таки счастье, что здесь — Квирина! С ее раз в квартал меняющимися императорами, общими стадионами и свободой бесед наедине. Хоть вечером, хоть утром, хоть ночь напролет…

Сестренка принесла целый поднос корзиночек по-сантэйски. Алексис по достоинству оценил любезность. Сама Валерия сладкое ненавидит, предпочитая фрукты. Любые. Особенно гранаты. Яркие, спелые… как губы мачехи. Платья у нее светлее. А вот у самой кузины…

То-то в комнату гостя слуги любимых плодов Валерии занесли три вазы… А вот корзиночек — ни одной. Наверное, посчитали, что мужчине незачем.

Очень не по-квирински, кстати. Хотя дядя всегда был со странностями.

Итак, обмен состоялся. Валерия с удовольствием разломила кроваво-алый ужас — аж смотреть терпко. А Алексис впился зубами в любимое засахаренное лакомство.

И все-таки счел нужным выяснить квиринские правила приличия для юных девиц. И различия с мидантийскими. В тонкостях.

— Не бойся! — рассмеялась сестренка. — Во-первых, ты прав: жениться на мне после этого разговора ты не обязан. С тех пор, как у нас пошла императорская чехарда, — все прежние правила полетели к змеям.

— А если чехарда прекратится? — уточнил Алексис.

Не то чтобы он совсем против брака с кузиной… когда-нибудь. Но вот скоро… да еще силком!

— А некоторые старики и долдонят, что прекратится. И не пускают дочерей даже на улицу — не то что на стадион.

— А тебя пускают?

— Попробовал бы кто не пустить! — фыркнула Валерия. — Так что я туда хожу. И моя репутация для будущих времен уже безвозвратно утеряна. Навеки.

Звонко рассмеявшись, кузина потянулась к графину и дерзко плеснула полный бокал неразбавленного. Смелая девушка — смелее многих вдов.

— А во-вторых? — напомнил мидантиец, подливая и себе.

Пить в обществе Валерии — куда приятнее, чем в дядином. И в отличие от тетиного — безопаснее.

— А во-вторых, — еще звонче рассмеялась кузина, — отец по вечерам не просыхает в кабинете. А мачеха еще три часа назад умотала на прием. Вернется утром. Часам к семи-восьми. Так что можешь спать спокойно — никто ночью не вломится.

Надо бы радоваться. А Алексису вдруг стало не по себе. Муторно как-то и тошно. И почему-то жалко Валерию.

Хотя, с чего жалеть? Сестренка — куда счастливее запертых по особнякам и поместьям мидантийских девиц. И девиц всех прочих стран.

Кроме разве вольного острова Элевтерис.

— Тебя еще не вывозят в свет? — поинтересовался юноша.

Знал бы отец, чем сейчас занимается сын, — за голову бы схватился. Полугода не прошло, как попался с той вдовой, — и уже распивает вино, запершись в одной комнате с незамужней девицей. В спальне! Вдобавок — в час, когда почти вся Квирина уже дрыхнет сном праведников.

— Нет. — Валерия определенно любит смеяться. Знает, какой у нее красивый голос и как ей идет улыбка? Осторожно, Алексис! — Но у нас «еще» не говорят. В Сантэе могут вывезти и в одиннадцать.

Как же странно она улыбается — губы, ямочки на щеках. А глаза — нет. Огромные черные глазищи.

Не такая уж у тебя веселая жизнь, сестренка. И не слишком-то радует тебя твоя «свобода». Это ведь еще и одиночество. И тоскливые вечера в пустом особняке. Не всегда ведь здесь гостят болтливые кузены.

— А с мачехой ты на приемы не ездишь? Или она и не предлагает?

— Почему — предлагает. — А вот теперь улыбка исчезла. Стерлась. Зато наметились жесткие складки возле губ. Слишком жесткие для ее лет. Почти как у Гизелы. А сами губы сошлись в одну линию. Тонкую. — Предлагает. И отец настаивает. С каждым днем — всё чаще. Я сама не хочу.

— Почему⁈ — В Мидантии половина девиц душу бы Темному заложили за возможность выехать в таком возрасте. Да еще и без отцов. — У вас же полная свобода. Никто косо не посмотрит.

— Как тебе сказать, Алексис… — закушенные губы, нахмуренные брови. И очень серьезные глаза. — Свобода — это возможность делать то, что хочешь сам, а не то, что хотели бы на твоем месте другие.

Она права. А вот у Алексиса не хватило в свое время ума понять многое. Например, что если в политические интриги влезть можно — это еще не значит «нужно».

— А что ты делаешь на стадионе?

— Бегаю, — легкое пожатие точеных плечиков. — Метаю диск. Из лука стреляю. Фехтую.

— И… как?

Из всех виденных Алексисом женщин фехтовала только Мидантийская Пантера. И даже она вряд ли развлекалась на досуге стрельбой из лука. Предпочитала пистолет. Он эффективнее.

— Первое место в возрастной группе до двадцати лет.

— А в каком виде спорта?

— Во всех.

Алексис, не удержавшись, присвистнул. Громко.

— Это не совсем честно. У меня преимущество. Папа раньше нанимал мне учителей… до того, как женился на Клодии.

Любопытно, сколько мужей успела сменить мачеха прежде?

— Валерия, а у вас… вы действительно на стадионе только бегаете и диск метаете?

— И фехтуем, — знакомая улыбка вернулась на хорошенькое личико.

— И фехтуете? — подыграл он.

— А что еще мы должны там делать?

Прекрасно она всё поняла. Вон как лукаво ухмыляется. Даже глаза уже не так серьезны.

Или это вино начало действовать? Наконец-то. Судя по тому, как медленно пьянеет Валерия, — неразбавленное хлещет далеко не впервые. Прежде компанию дяде составляла она? Или разбавляла тоску в одиночестве?

— Ну я бы на вашем месте обязательно с кем-нибудь познакомился, — подыграл кузине Алексис.

Сейчас она заявит, что, конечно же, знакомится — у нее полно подруг.

— Так тебе всё и скажи, кузен! — рассмеялась сестренка. — Вот поедем туда завтра — и знакомься, сколько влезет.

— А у вас это действительно разрешено⁈ — Может, и в самом деле закусить гранатом? Пожалуй, слишком много сладостей — это уже перебор. — Вот так — открыто?

— Слушай, кузен, ты откуда прибыл? Из Мидантии или из Эвитана? Может, прямо из его северных провинций? Или и вовсе — из Союза Свободных Городов?

У Алексиса отлегло от сердца. Здесь будет-таки весело!

— Только мой тебе совет, — вдруг вновь посерьезнела кузина. Будто облачко набежало на высокий, чистый лоб. — Не вздумай где-нибудь знакомиться с виргинками.

— А что, здесь за интрижку с монахиней тоже схлопочешь месяц тюрьмы? Или солидный штраф?

Который платить точно нечем. Не дядя же раскошелится.

— Смертную казнь схлопочешь. И не самую быструю.

Кузина не шутит? Точно не шутит?

— И для себя, и для виргинки. Привыкай. — Улыбаются губы — и уже привычен странно серьезный взгляд. — В Сантэе ничего не делают наполовину.

— Как в Илладэне? — фыркнул Алексис, пытаясь разрядить обстановку.

Так хорошо сидели…

— Нет. В Илладэне люди проще… и добрее. А здесь грешат до упора и каются тоже до абсурда. И не за свой счет.

— Тебя не назовешь патриоткой родины, — ухмыльнулся юноша. Ловко ухватывая очередную корзинку.

Всё же гранат был плохой идеей. Аж скулы свело.

А кузина заметила. Вон как ухмыляется.

И вообще самое время подлить. Себе и Валерии. Чем больше они опустошат бутылок — тем меньше достанется дяде. Значит — делают доброе дело.

— А я ее не выбирала! — уж вовсе не на свой возраст усмехнулась девушка. — Семью, родину и происхождение не выбирает никто.

В Мидантии девица не смеет выбрать, даже куда сегодня поехать. Воистину, слишком много свободы — это уже не свобода. И семью захочется другую, и страну…

Разговорить кузину под бутылку белого оказалось несложно. Вот только не отделаться от мысли, что изучали тебя самого. И даже что-то выведали. И немало.

Не про политику, конечно… И уж, избави Творец — не о Мидантийском Скорпионе с Мидантийскими же Леопардом и Пантерой.

А вот что вовсе ты не ищущий любовных приключений лопух… И что попался вовсе не на очередной альковной связи с очередной смазливой вдовушкой.

Не только на ней.

— Ладно, думаю, мне пора, — легким, плавным движением поднялась Валерия.

А Алексис почему-то ждал резких, угловатых повадок — в стиль характеру. Ах да — она же фехтует. И, похоже, действительно неплохо.

Интересно, а к танцам кузина относится как?

— Спокойной ночи, Алексис.

Залпом осушенный бокал. Крепкое кислое вино под терпкий гранат. Вряд ли она вообще хоть когда-нибудь морщится.

— А я думал — еще поговорим. С тобой так интересно. Ты совсем не похожа на других девиц, — не удержался юноша от привычного комплимента.

Банального. И пролетел вхолостую.

— Это ты завтра будешь говорить тем, с кем на стадионе познакомишься! — фыркнула Валерия. Она действительно не похожа, а он этого не учел. — А сейчас — ложись спать. Иначе утром вовремя не встанешь.

— Вовремя? — навострил уши юноша.

Вставать до полудня он как-то не привык. Равно как и ложиться раньше первых петухов. Зачем, если все балы — ночью?

— На стадион ходят с раннего утра, — одарила его очередной улыбкой девушка. — В жару там делать нечего — стадион не на побережье. А ночью тьма хоть глаз выколи.

Значит, те, кто гуляют по ночам, — туда не ходят. Или ходят не каждый день.

Впрочем, что таким как Клодия делать на стадионе? Новых любовников проще в других местах найти.

— До завтра, кузен. Если не будешь готов к семи — уйду без тебя. Учти.

— Не терпится пофехтовать? — не удержался мидантиец. — Или увидеть подруг?

— И то, и другое.

Ты не смутилась, прелестная, слишком юная кузина. Но наверняка ходишь туда не только ради спорта и подруг. Или во имя иллюзорной свободы делать, что самой хочется.

А вот ради чего — это Алексис скоро узнает. Завтра.

А заодно нырнет в новую жизнь. Как очень верткая рыба. Просто мечтающая сбросить прежнюю опостылевшую чешую.

И обрасти свежей.

3

Стук лошадиных копыт, темнота кареты, заплаканная Кармэн и отчаяние, отчаяние, отчаяние!

И вина. Бесконечная, как одиночество.

Разве Элен могла удержать Арабеллу? Неужели нужно было вцепиться ей в подол? Обеими руками? И орать погромче?

Так Белла могла и рот заткнуть. И связать, да еще и оглушить. Дочь Кармэн Вальданэ — крепче и сильнее хрупкой Элен Контэ.

Она и сама тревожится за Арабеллу, но кто виноват, что та сбежала? Сама Элен никогда не поступила бы так с родными и друзьями… С любящей матерью!

Впрочем, разве у Элениты есть родные? Замужней сестре она не нужна. Та даже на письма отвечает одним листом.

А кроме Жанны в живых остался лишь брат. Да и с тем они вряд ли еще хоть когда-нибудь увидятся! Элен никому не нужна, и на нее всем плевать! Если бы это она сбежала вместо Арабеллы — никто б и не заметил.

Эленита жалобно всхлипнула. Что, конечно же, осталось незамеченным — и Кармэн, и графиней Берри. Да и прочими…

Конечно, кому какое дело до какой-то там баронессы Контэ? Хоть залейся она слезами! Вот если бы разревелись Элгэ или Александра — тогда другое дело, но их здесь нет.

— Элен, милая, — Берри все-таки соизволила положить полную руку ей на плечо. — Не убивайся так — никто тебя не винит.

Так, значит, теперь страдать можно — только если тебя обвиняют? А что ты одинока, напугана, на тебя только что наорал любимый человек — это всё ерунда? А что у Элениты еще и пропала лучшая подруга?

А ведь Арабелла и в самом деле где-то — одна-одинешенька! И ей наверняка грозит опасность… Или…

Нет, не могла она умереть, не могла!

Элен разрыдалась еще горше.