Ветер странствий (СИ)

Часть третья Глава 1

Часть третья. Арена.

Глава первая.

Квирина, Сантэя.

1

Туман. Красноватые хлопья кружат в воздухе, падают на землю, оседают… А где-то рядом хлюпает топкая трясина. Роджер жалко балансирует на самом краю — вот-вот провалится. И рядом нет ни Сержа, ни Тенмара, чтобы спасли! Выволокли за уши.

Нет никого и ничего, что прервет заслуженный ужас. Он ведь так никого и не спас сам. Ничем не искупил хоть гран вины.

Больно…

И голоса. Они были, а потом растворились в тумане. Доносились из-за занавеса… вон того — темно-алого. Его цвет Роджер с трудом, но отличал от всего прочего. Пока еще.

Впереди — Бездна Жгучего Льда и Ледяного Пламени. Может, он в нее и скользит, а вовсе не в трясину?

И даже это — пусть. Лишь бы голоса тоже были частью морока! За Гранью подлунного мира…

— Я готов сделать всё, что вы потребуете… — Отчаяние и боль.

— А какой мне с тебя прок? — Пресыщенность и довольство. — Ты вне закона. И позволить твоей сестре участвовать в священном обряде — великая милость с моей стороны.

— Если хочешь проявить милость — освободи Сильвию. Моя сестра невиновна! И ты это знаешь.

— И мы оба знаем, что даже будь она виновна — ее нельзя казнить. Но я легко могу сделать твою красотку-сестричку доступной плахе. И это мы тоже оба знаем.

Какой мерзкий смех!

Кто не подлежит казни? В Квирине? Отец говорил… там — среди снегов Лиара!

Нет, уже в Ритэйне. И снег уже неделю, как растаял везде. Подчистую.

Бертольд Ревинтер не смеялся. Не наслаждался сказанным. Но это не делало его меньшим мерзавцем. Один негодяй отдал приказ, другой — исполнил. И передал жертве издевку первого. Ту, подлую — о Квирине…

Туман отступил, прихватив с собой Бездну. Высшие силы справедливо рассудили, что в реальности Роджеру хуже. И они абсолютно правы.

— Ваша сестра, Марк Юлий Лаэрон, станет одной из «принцесс» сегодняшнего вечера. Это — честь для дочери и сестры преступника.

— Вы — мерзавец! — голос Марка сорвался.

«Принцессы» — это кто? Куртизанки для вечера «золотой молодежи»? Жертвы для какого-нибудь кровавого ритуала⁈

А вот насчет «мерзавца» друг зря. Так можно оскорбить лишь того, кто сочтет себя оскорбленным. А некоторые подобным гордятся.

Впрочем, даже если и нет — всё равно зря. Сейчас нужно сыграть совсем не это… А сам-то Роджер — хороший актер, чтобы советовать другим? Что же он тогда делает «за ширмой»? Связанный и избитый?

— У нее был выбор. — Ревинтер так и видел самодовольную ухмылку на холеном лице Андроника. — Прекрасная Сильвия могла провести этот вечер со мной. Но предпочла «принцев». Впрочем, думаю, после них она станет разборчивей. Деваться-то ей теперь некуда! — хохотнул патриций. — Да и пара моих друзей уже спорят, кому из них я ее подарю — когда она мне прискучит. Думаю, им лучше бросить жребий, а ты как полагаешь? Так что можешь не волноваться, Марк. До солдатского борделя дело дойдет еще не скоро. Через месяц-другой, не раньше. В крайнем случае — недели через три.

Точно — планируется оргия. И лучше не думать, каково сейчас Марку!

Каково⁈ Примерно, как было Эдварду, Леону, Ирии Таррент. Или одиннадцатилетней Иден. Она ведь тоже знала всё.

И отец действительно планировал ее как запасной вариант. Если Эйду схватить не удастся.

Сам потом признался. Планировал. И даже не сомневался в наглотавшемся дряни сыне.

— Чего ты хочешь⁈ — в голосе Марка уже беспросветное отчаяние. — Что ты хочешь за мою сестру⁈

Это и имел в виде Андроник? Собираясь демонстрировать Роджеру «истинное лицо» Марка?

Что ж, Ревинтер увидел. Истинные лица обоих.

Он сам бы не только умолял — в клочья дал бы себя разорвать ради дочери. Именно это — слабость в глазах подобным Андронику. Для таких силен лишь тот, у кого нет сердца. И души. А главное — совести.

— Чего я хочу?

Как же паршиво, что нельзя разорвать веревки! Дотянуться сквозь ширму, врезать в самодовольную харю! Да хоть связанными руками. Или ногами!

— Пожалуй, ты действительно похож на сестру. Раздевайся, Марк.

Молчание. Тишина. Потом глухой удар. Но не в морду. И не куда-то еще.

Так падает ременной пояс — на мозаику пола. Ровную, из безупречного квиринского мрамора. Его добывают в каменоломнях рабы… из пленных иноземцев.

Роджер закрыл болящие от усилий глаза. Будто мог увидеть сквозь ширму…

Еще бы заткнуть как-нибудь уши! Прости мерзавца и скотину, Ирия Таррент. Ты тоже была тогда в соседней комнате. Любовалась похабными усмешками и комментариями других скотов. Слушала крики сестры.

Ревинтер-младший об этом знал. Тогда это придавало сцене пикантности. Для негодяя — нанюхавшегося восточной дряни!

Творец, если это — твое наказание, то почему Марк⁈ Он-то ни в чём не виновен. Почему ты никогда не остановишь убийц и насильников вовремя? Почему только караешь потом⁈ В чём же тогда твое милосердие и справедливость⁈

… — Я ошибался: вряд ли твоя сестра так же хороша, — сыто хохотнул Андроник. — Но если хочешь получить ее назад — займешь ее место не только в постели, но и на арене. Гордись, «принц». Для тебя это тоже — великая честь. Почему же не говоришь, что я — негодяй? Боишься, что передумаю?

— Да. — В голосе нет ничего. Даже жизни. Роджер слышал такое три недели.

— Отвечай, боишься или нет.

— Да, боюсь.

— Как же легко таких, как ты, превращать в тряпку, Марк. Ладно, свободен. Мне еще «принцесс» подбирать для тебя и бывшего напарника твоей сестры. Раз уж выбыла она, и появился лишний кавалер. А ты как думал? Меня-то вместо Сильвии устроишь и ты. А вот кого другого… Хочешь все-таки сказать мне, что я — мерзавец?

— Не скажу, — холодно ответил Марк. — Потому что теперь я ничем не лучше тебя.

2

Дядина жена когда-нибудь сведет Алексиса с ума! Устроила на первом этаже базар! И теперь там во весь голос собачатся злющие торговцы. Мешают спать одному несчастному мидантийцу. А он и так едва задремал лишь после трех кувшинов красного. Крепленого.

Да что там за шум внизу, в самом-то деле⁈

Алексис понял, что во-первых — проснулся, во-вторых — зверски раскалывается голова. А в-третьих — грубые голоса внизу не спьяну приснились. Кто-то и в самом деле распоясался там вконец. Причем — кто-то чужой.

Правда, не ругается, а… отдает приказы и… И никакого тетиного голоса не слыхать и в помине.

Преторианцы! Уже? Именно сейчас⁈ За Алексисом⁈

А за кем еще? Не за дядей же. И не за любвеобильной тетей. И будем надеяться — не за Валерией.

Насчет себя надежда уже опоздала. Кто из присутствующих навещал ожидающих ареста опальных, шаг вперед!

И именно сейчас — когда так раскалывается голова! Едва от подушки отрывается…

Тряхнув несчастной башкой, мидантиец шагнул к окну. Даже не шатаясь. Почти.

Человек пять преторианцев не спеша прогуливаются за оградой. Торопиться некуда — преступник никуда не денется.

Впрочем, это не мешает им заинтересованно пялиться — на его окно. Или на соседнее. Неважно. Сиганешь на клумбу — заметят и сцапают. А свои способности к драке Алексис всегда оценивал трезво. На него и одного такого здоровяка хватит. С лихвой.

Тому даже слишком напрягаться не придется.

Шаги — уже на середине лестницы!

Пистолет! Где?..

И зачем? Прорваться с его помощью — сквозь строй кадровых вояк? Ага, привет героям модных романов! Про одного пленного эвитанского офицера ходят слухи, что он с тремя пулями в груди проплыл милю. А до того один убил пятерых или шестерых…

Только Алексис в такие легенды не верил. Что ж тогда такой герой в плену делает?

И потом — сам-то он и пороха не нюхал. Отродясь.

Надо было поступить в гвардию, а не к дяде на поклон идти. Уж на лейтенантский-то патент и у семьи бы денег хватило. Заняли бы, в крайнем случае.

Поздно. О таком всегда спохватываешься, когда жареным пахнет. Давно и отчетливо.

Хотел сэкономить? Расплатишься жизнью.

Ровная поступь солдат — уже в коридоре. Неотвратимая, как смерть.

Застрелиться? Нет. Какой кретин придумал, что пуля — лучше плахи? Вот лучше пыток — это да.

Но за что пытать Алексиса? Да и не убьют его! Не за что ведь! Ну, припугнут…

За что его казнить? Это семья Марка — богата, дядя — богат. А всё имущество изгнанника — сотня золотых в кошеле. За такое убивают только на большой дороге.

Ну, подержат в тюрьме, постращают, потаскают на допросы. Да и выпустят.

3

Руки за спину — это больно. Хорошо хоть — морду пока не бьют. Но на что спорим — все главные удовольствия еще впереди. В застенках.

Главное, не думать, что ты — бесправный эмигрант. А жизнь твоя в Квирине — дешевле воды. Точно дешевле. Попробуй утяни здесь хоть каплю из общественного водопровода! А вот человека — в тюрьму или на казнь…

Не думай о том, что за тебя некому мстить!

Сказано — не думай!

Мидантийский Барс объяснял, что преждевременный страх убивает мужество. А он знал, о чём говорил. Терял всё бесчисленное число раз. И всегда возвращал с лихвой. Он и Гизела — Мидантийская Пантера. Его бывший смертельный враг. И нынешняя жена и мать его детей.

Жуткие люди — оба. Но у обоих есть, чему поучиться. Если урок пойдет впрок.

Извини, кузина, не успели попрощаться. И хорошо. А то еще вмешаешься — и тоже заработаешь неприятности.

Прощай, Валерия! Расти большой, будь счастлива. Только не с Марком Юлием. Он наверняка арестован еще раньше. Потому что единственное преступление Алексиса — знакомство с ним. Собственного проворовавшегося папы у беглого мидантийца нет. Нет даже врагов папы — чтобы сочинить ему преступление.

Пять шагов до двери, и — здравствуй, тюремная карета. Добро пожаловать в застенки, неуважаемый властью Сантэи кавалер.

Один шаг, второй… с эскортом конвоиров, достойных Короля Призраков. Алексису и двоих хватит за глаза. Особенно — невооруженному. Даже без кинжала.

Хотя… разница невелика. Мастер клинка нашелся. Дуэлянт и рубака — гроза подворотен.

Третий…

Дверь распахнулась с той стороны. Еще солдаты. Ошалели? Кто-то донес, что тут — центральное логово армии заговорщиков? Такой толпой ходят даже не на Короля, а на весь Призрачный Двор. Или на казарму взбунтовавшихся гладиаторов. Где наверняка завалялся еще и тот легендарный — с ледяной милей, пулями в груди и кучей трупов за плечами.

— Мы его уже взяли! — гордо доложил командир Алексисовых конвоиров.

— Поздравляю! — чужой чернявый (хотя белокурых тут — днем с огнем не сыщешь) лейтенант честно соблюл субординацию. Поэтому и не сыронизировал. — Но мы пришли для сопровождения патрицианки Валерии Лицинии Талес.

Темный и все змеи его! Как они вышли на кузину? Какую глупость она-то сделала? Когда успела?

Или арестовывают всю семью? Тетя плохо ублажила Андроника?

В Мидантии враги становятся любовниками, а в Квирине — любовники врагами. Делов-то. От любви до ненависти…

Прекрати истерику, Алексис!

Если в опалу угодил дядя… или тетя — почему преторианцы пришли за одной Валерией? Остальных уже схватили в другом месте?

Глупо. Вообще всё это — глупо! И думает Алексис не о том. Не о главном.

Главное — они хотят запереть в тюрьму его сестренку! Стоп… они этого не говорили. Было сказано «сопроводить».

Мидантиец, рискуя получить-таки в морду, не удержался:

— Зачем вам Валерия?

— Отведут, куда и тебя. Пошел! — ткнул в спину дубовый кулак капитана. Весьма ощутимо. — Заткнись и не задавай вопросов! Меньше будешь знать — скорее выживешь. А то могу и забыть, что нас просили не портить твою смазливую рожу.