Ветки кизила

Глава двенадцатая

«Заступников» у Гюльсум становилось с каждым днем все больше и больше.

Когда девочка входила в комнату, она делала тайный знак глазами и головой добрым ханым-эфенди, присутствовавшим в гостях у хозяйки дома, они говорили с серьезным выражением на лицах: «Вы отправите Гюльсум к брату, не правда ли, Надидэ-ханым? Мы вас очень просим». А когда девочка выходила, они смеялись: «Простите, ханым-эфенди… снова пристала к нам у дверей… целовала руки».

Все домашние, и даже дети, начали искать выгоду для себя из этого ее непреодолимого желания.

Дюрданэ-ханым говорила ей: «Гюльсум, почисть-ка вон те подсвечники, как следует… Если хорошо их отполируешь, мы найдем какой-нибудь выход». С тем же обещанием Сенийе-ханым заставляла ее стирать носовые платки, а Невнихаль-калфа — расстилать покрывала.

Поскольку Гюльсум не упускала возможности проявить себя, она перебирала овощи для повара, помогала прочей прислуге. Она считала, что раз она желает осуществить задуманное, значит, тем больше должна что-то делать.

В доме нашли средство не только превосходно управлять Гюльсум, но и выяснили, чего она боится больше всего. Когда домашние были недовольны ее работой или по какой-то причине сердились на нее, то говорили:

— С какой радости ханым-эфенди понесет такие расходы и отправит к брату такую негодницу, как ты?

— Вот подожди, я скажу хозяйке несколько слов… она тебя накажет…

У Гюльсум на лице появлялось полное замешательство, и она, дрожа, протягивала руки.

— Не делай этого… Чем я не угодила? — начинала умолять девочка, и это выглядело настолько комично, что иногда домашние специально заставляли ее умолять и плакать лишь для того, чтобы немного развлечься.

Хозяйка дома начала волноваться, когда поняла, что кратковременные приступы этого желания все учащались и постепенно стали походить на болезненную навязчивую идею. Было невозможно объяснить этой проказнице, насколько невыполнимо то, чего она хочет.

С каждым днем состояние Гюльсум ухудшалось. Вялая и апатичная, она бродила по дому, все о чем-то думая, иногда, словно какая-нибудь старуха, присаживалась где-нибудь на корточки, подпирала голову кулаками и смотрела вдаль невидящим взглядом.

Такое поведение девочки совершенно не нравилось ханым-эфенди:

— Будьте осторожны, дети… Я уже имею большой жизненный опыт, прекрасно знаю всю подноготную этой жизни. Эта девочка строит какие-то козни… Скоро все откроется… Вы еще скажете мне: «ты же говорила…»

Действительно, не прошло и недели, как понемногу стало сбываться то, о чем предупреждала Надидэ-ханым. Все ей говорили, что Гюльсум задумала бежать. Девочка спрашивала повара, сколько дней идти до Эдирнэ, интересовалась у одного из школьных служащих, есть ли волки на дороге в Эдирнэ?.. Она потребовала у Невнихаль-калфы аршин мешковины, чтобы сшить себе сумку.

Гюльсум уже практически приготовилась: ей осталось сшить себе сумку, наполнить ее тем, что возьмет у своих благодетелей, будто не хватало того, что она уже украла у них, а потом отправится в Эдирнэ… Она пересечет огромные горы вслед за Йорганлы. Она ведь очень сильная и хитрая и не испугается долгого пути в Эдирнэ… Вот только бы не встретить волка в горах, а все остальное — ерунда.

Надидэ-ханым из-за всего этого глубоко страдала и думала, прикрыв глаза: «Кто сможет объяснить, почему все они в конце концов убегают?..» Она понимала, что как волки, становясь взрослыми, уходят из стаи, как подросшие оперившиеся птенцы улетают из материнского гнезда, точно так же поступают и приемные дети… Зов природы… Вот Айше, вот Хюснийе, вот Зехра, вот Махбубе… Аллах свидетель, она заботилась о них, как о родных. Однако все они, едва войдя в подростковый возраст и став девушками, заболевали одной и той же болезнью и в конце концов однажды ночью уходили в темноту. Пусть живут, пусть уходят! Конечно же, Надидэ-ханым, похоронившая стольких своих детей, не собиралась горевать по ним. Однако совесть не давала ей покоя… Как бы там ни было, этих приемышей она называла своими детьми и прижимала к груди…

Ради справедливости следует сказать, что Айше, Хюснийе и другие были уже довольно взрослыми девушками, когда ушли. А этой пройдохе не исполнилось еще и девяти…

Интересно, кто же подбросил ей мысль о побеге? Как запрещали говорить о политике во времена Абдул-Гамида[27], так и в доме был запрет даже думать о побеге. Приемным детям не разрешалось говорить об этом даже с соседями, однако все равно это случалось.

Однажды, когда хозяйка дома объясняла новой кормилице с карамусала[28], ее обязанности, в гости пришла жена каймакама Ферхунда-ханым. Тщательно закрыв за собой дверь, она сказала:

— Дорогая ханым-эфенди, похоже, я побеспокоила вас не вовремя, но у меня есть очень важная новость… Ваша Гюльсум готовится к побегу. Она сказала моей сестре: «Будь что будет, я уйду к брату… я больше не могу…»

Старая женщина сначала решила притвориться перед соседкой, будто ничего не знает, и с безразличным выражением на лице ответила:

— Пусть идет куда хочет, дочь моя, двери открыты. Мы никого не держим насильно. Если она не хочет жить у нас, мы тоже не хотим…

Насильно задержав Ферхунду-ханым, которая порывалась встать и уйти сразу же после того, как сообщила эту новость, она начала рассказывать ей об ущербе, нанесенном ураганом и водой, и о растущих с каждым днем шалостях детей.

Однако, несмотря на эту наигранную веселость и бесстрашие, Надидэ-ханым не давала покоя мысль: «А если Гюльсум и вправду решится на такое?»

Ей-то что… Если не получится сегодня, обязательно сделает завтра… Она вся как на ладони… Ах, если бы могла увидеть эта глупая девчонка своими косыми глазами то, что сейчас проносится перед ней, как плохо заканчиваются истории этих беглецов. Вот, например, взять самую счастливую из них, Зехру… Она все мечтала вернуться в свою деревню, и наконец ее желание исполнилось. Она ушла туда со своим земляком. Но была ли она счастлива? Нет… Ей не понравились ни тамошние люди, ни тамошняя жизнь… Она снова вернулась в Стамбул…. Теперь работает посудомойкой в одной из школ… Если бы она держалась за ханым-эфенди руками и ногами, если бы она выдала ее замуж за хорошего человека, как положено, когда пришло бы ее время, все могло бы быть по-другому!

Или сбежавшая со слугой молочника Айше… Разве жила она спокойно с этим жуликом? Через шесть месяцев девушка рассталась с ним. За пять лет она сменила четырех мужей. И наконец сейчас получает удары лодочным веслом от своего последнего мужа, рыбака…

Вот Хюснийе… Обманув того, с кем она жила, сказав, что уходит в поисках лучшей доли, попала в публичный дом. Что сейчас с ней? Жива ли она?

В противовес тому, что о Хюснийе ничего не было известно, о Махбубе, наоборот, мало кто не слышал. Она начала кокетничать с малых лет, а теперь стала одной из самых известных проституток парижского квартала.

Прошла молва, что Зехру, которая, как она, пустилась во все тяжкие, убили из револьвера в Измире. До чего же у нее было красивое лицо. Если бы она не кружила головы мужчинам, начиная с домашних и заканчивая всем районом, разве не могла бы она стать честной, порядочной женой хорошего человека вместо того, чтобы гнить сейчас в могиле?

Новая кормилица прекрасно понимала, что, когда хозяйка разговаривала с гостями, ее мысли были совсем в другом месте. После ухода Ферхунды-ханым кормилица поднялась с кресла и опустилась на колени перед ханым-эфенди. Это означало, что она что-то придумала.

— Что скажешь по этому поводу, кормилица?

Женщина улыбнулась и ответила:

— Не переживай, моя дорогая ханым-эфенди. Предоставь это дело мне. Гюльсум собирается обмануть взрослых, у которых, как она думает, ума не больше, чем у птицы. Но мы перехитрим ее.