Ветки кизила

Глава восьмая

В комнате няньки стоял большой зеленый жестяной сундук, на котором висел замок.

Домашние знали, что этот сундук был оставлен Таиру-ага на временное хранение его земляком, совершающим хадж. Но прошло уже много лет, а земляк все не возвращался, и никому в голову не приходила мысль о его возможной кончине в священных землях.

После того как Таир-ага запирался у себя в комнате, он открывал сундук и начинал раскладывать вещи: деньги в деревянную чернильницу, еду — в бумажный пакет, а прочее, что может пригодиться в хозяйстве, — куда придется.

Если ему попадался рваный носок или сломанная игрушка, он отправлял их в специальную корзину или же выбрасывал.

Чего только не было в сундуке хаджи: сигареты, спички, пакетики со свечами, мыло, тетради, катушки ниток, разнообразные иголки, ручки, бутылочки с чернилами, конфеты, чай, молотый кофе, оливки, рыбные консервы и даже лампочки… На самом верху стояли весы и жестяная коробочка, заменяющая кассу.

Ввиду того, что места было мало, все вещи приходилось весьма тщательно укладывать.

На самом деле сундук хаджи был не чем иным, как тайной бакалейной и галантерейной лавкой Таира-ага. В течение восьми или десяти лет нянька вел в доме хоть и подпольную, но весьма честную торговлю.

Бывало, окликнут Таира-ага с лестницы: «Дорогой… хозяйка требует травяной чай за пять курушей, и дает два куруша сверху», или: «Не сочти за труд, купи-ка наждачной бумаги в лавке, только детям ее не давай». Тогда Таир-ага сначала заходил к себе в комнату, находил в сундуке требуемую вещь, заворачивал ее в оберточную бумагу и клал в карман, потом выходил на улицу и, отдохнув немного на завалинке, возвращался домой.

Эта торговля начиналась так. Известно, что в доме царила анархия, каждый был сам по себе… К примеру, хозяйка посылала няньку в лавку купить конфет. Как только бедняга приносил конфеты, она говорила: «Ох, Таир-ага, у нас закончились свечи, пойди-ка принеси мне пару штук». Как только старик возвращался со свечами, то в дверях «случайно» сталкивался с кем-то из зятьев: «Нянька, я опять забыл купить сигарет, будь так любезен, сбегай-ка в табачную лавку».

Через десять минут кто-нибудь из женщин требовал купить шелковых ниток или сходить в аптеку за соской для ребенка.

Когда нянька, шмыгая носом, наконец возвращался к себе, он слышал, как дети кричали наверху: «Мы хотим конфет и кишмиш», и как бабушка отвечала им: «Потерпите немного, сорванцы… Вот придет нянька — я скажу ему, чтоб купил».

Иногда няньке становилось совсем невмоготу: «Я что, дитя неверного? Разве вы дали мне жизнь? Разве вы не боитесь Аллаха? Вы бы посылали меня в лавку без конца. Где ваш разум?.. Только и слышу от вас: купи то, купи это… У меня уже ноги отваливаются!» — громко возмущался он.

Когда он так кричал, какая-нибудь из барышень спускалась к нему и утешала, поглаживая его бороду:

— Не расстраивайся, нянюшка… ты прав… Тебя очень утруждают… Смотри, разве я утомляю тебя понапрасну? Если раз в сорок лет я буду занята чем-то очень важным — тогда другое дело… К примеру, сейчас. Эти проказники снова украли мои заколки… Если бы ты ради уважения ко мне сходил в лавку… Нет-нет, так быстро не надо… И заодно купи еще белых плетеных ниток, а?

Нянька открыл в своей комнате потайную лавку не с целью наживы, а для того, чтоб избавиться от бесконечных хождений туда-сюда.

Поначалу его ассортимент был довольно небольшой: спички, сигареты, сахар, шпильки, иголки для шитья, конверты и бумага для писем и некоторые другие вещи, необходимые в хозяйстве, которые домашние просили купить чаще всего. Он продавал их по той же цене, по которой покупал, и вся его прибыль состояла в том, чтобы не бегать на рынок попусту по сто раз на день. Однако со временем Таир-ага решил, что надо подумать о выгоде. Например, спички и карандаши он теперь продавал поштучно, конверты, бумагу и свечи — пачками. Если кофе, сахар или мыльные принадлежности дешевели, он продавал их по цене того времени, когда покупал, то есть дороже, чем в лавке или бакалее, и это приносило няньке небольшую прибыль. Но если цены превышали рыночные, это касалось уже совести и порядочности продавца, но такое случалось нечасто. В конце концов накопления няньки стали увеличиваться с каждым годом. Хотя у этой знатной семьи деньги не переводились, тем не менее нянька знал, что если наступят тяжелые времена, то ему придется хуже всех. Так почему бы тогда не подстраховаться?

Да и вообще, денег много не бывает. С каждым днем нянька находил все новые и новые источники прибыли.

Например, нашел он место, где дешево продавали битые сливы и бумажные веера, а потом тайком устроил для детей настоящее цирковое представление: жонглировал сливами и веерами. Однажды не только дети, но и взрослые, и прислуга почувствовали запах щербета. Во всех джезвах и чайниках готовилось лакомство, дети потихоньку потянулись за сладостями. Хозяйка дома, несмотря на всю свою проницательность, так и не смогла определить, кто это устроил.

Несмотря на то что Таир-ага не любил упускать прибыль, он вместе с тем нашел выход, как продавать некоторые вещи по дешевке или даже отдавать бесплатно.

Результатом домашней анархии было нанесение ущерба: купленную сегодня совершенно новую игрушку дети или ломали, или забрасывали в такой дальний угол, что не могли найти, и требовали новую. Каждое утро выметались и летели в корыто для отходов куча несгоревших спичек, заколки, иголки, карандаши и даже наперстки. Из открытых окон выбрасывали писчую бумагу, а женщины резвились в саду, бросая фундук и фисташки друг в друга. Хозяйка дома уже много раз говорила прислуге не оставлять обмылки в умывальнике, потому что это привлекает крыс, но все бесполезно.

Нянька никак не желал примириться с этим беспорядком. Каждый день он ворчал и, скрепя сердце, собирал выброшенные вещи, чистил и ремонтировал игрушки, снова складывал в коробок несгоревшие спички, расправлял и складывал выброшенную бумагу и конверты и потом продавал их снова, получая уже стопроцентную прибыль.

Самой большой проблемой для Таир-ага было обхитрить крыс и придать собранным обмылкам товарный вид. Однако он и тут нашел выход. Высушивая обмылки, он бритвой придавал им форму кубика, потом смешивал и формовал новое мыло. Если кто-то и обращал на это внимание и говорил: «Боже мой, нянька, что это за мыло?» — он отвечал: «Дорогой, это мыло просто поломалось на дне мешка, а мешок положили на грязное место, вот оно и испачкалось!»

Таир-ага настолько наловчился красить, ремонтировать, полировать и придавать новый вид сломанным и брошенным игрушкам, что не уступал в мастерстве какому-нибудь знаменитому игрушечнику. Хотя залатанные резиновые мячи, отремонтированные запчасти в металлических машинках и не были похожи на новые, свистки уже не свистели так, как раньше, но какая разница? Ведь эти сорванцы все равно поломают их снова.

Так как Гюльсум тайно дружила с нянькой, она помогала ему и в его тайной торговле. Ведь он все-таки был мужчиной и не мог зайти в любую комнату в доме. Если он сам не мог достать где-нибудь выброшенные вещи, то начинал просить об этом маленькую приемную девочку:

— Девочка, если найдешь где-нибудь сигарету, спичку, иголку, клади в карман и приноси мне… Иголки заворачивай в бумагу, чтобы они не потерялись. Но смотри, не лазай по шкафам и ящикам, это грех… Бери только то, что выбросят…

Поначалу Гюльсум отдавала все, что находила, няньке. Но со временем она стала тайком припрятывать то часть банта, то катушку ниток, то шерстяной пояс, который, как она полагала, очень подойдет Исмаилу.