Витязи морей

ГЕНЕРАЛ С. А. ХРУЛЕВ Исторический очерк

Из высшего командного состава севастопольского гарнизона в Крымскую кампанию 1854–1856 гг. резко выделился генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулев, представлявший собой действительно незаурядного генерала.

Он не был стратегом, но в тактике был таким же последователем Суворова, как и один из героев Отечественной войны — генерал Кульнев.

«Глазомер, быстрота, натиск» — эти три суворовских завета Хрулев стремился всегда воплощать, даже когда был в небольших чинах, напрашиваясь в разведки, в авангардные кавалерийские отряды, хотя и был артиллеристом.

Как командир отрядов в несколько тысяч человек, он выдвинулся в Дунайскую кампанию, предшествовавшую Крымской. Здесь под Каларашем он разбил шеститысячный отряд турок, перебравшихся на левый берег Дуная, занятый тогда армией князя Горчакова. Он же, завязав сражение с войсками турецкого главнокомандующего Омера-паши под Туртукаем и одержав над ним верх, дал этим возможность Горчакову беспрепятственно переправиться со всею армией на правый берег Дуная под Систовом. Наконец, как артиллерист, он проявил себя, дважды рассеяв метким орудийным огнем турецкие флотилии на Дунае. Затем, имея под своим начальством Тотлебена, Хрулев устраивал осадные батареи под Силистрией, на островах Дуная. Осада Силистрии, правда, ни к чему не привела, но это уж была не его вина, тем более что он получил тогда другое назначение — командовать авангардом русской армии, действовавшей в направлении Шумлы.

Здесь в двух данных им сражениях Хрулев наголову разбил турок.

В Севастополь он попал по просьбе, обращенной главнокомандующим Меншиковым к Горчакову. Меншиков нуждался в подобном боевом генерале, и то, что он слышал о Хрулеве, вполне отвечало его желанию. Так, в январе 1855 года в Севастополе появился генерал совершенно необычайного вида: он сидел на белом кабардинском коне; на нем была лохматая кавказская папаха и бурка; стремена его были похожи на волчьи капканы; черные усы его были лихо закручены; глядел на всех он прямо и чуть-чуть насмешливо; голос имел редкостной силы; солдат называл не «ребятами» и не «братцами», а «благодетелями».

Так как Меншиков вызывающе-необычайного не любил, то и нового генерала послал в отряд, блокировавший тогда Евпаторию. Отряд этот находился под начальством кавалерийского генерала барона Врангеля, и Хрулеву, как артиллеристу, была вверена вся артиллерия.

Между тем турки сосредоточили в Евпатории довольно большие силы, и в иностранных газетах писали, что назначение этих сил — идти к Перекопу, захватить его и тем отрезать русскую армию в Крыму от сообщений с остальной Россией.

Николай I требовал от Меншикова немедленного штурма Евпатории. Меншиков же понимал, что этот штурм совершенно излишен, так как турки не рискнут идти на Перекоп, а штурм не обойдется без больших жертв людьми.

Однако приказ императора непременно штурмовать Евпаторию кто-то должен был выполнить, и это вызвался сделать Хрулев.

Он подготовил это предприятие очень старательно, хотя и понимал, что военные суда англо-французов, подошедшие к Евпатории, не дадут утвердиться в этом городе, как бы удачен ни был штурм. Как и Меншиков, он знал, что вообще вся эта затея совершенно бесцельна и является прихотью стратега из Зимнего дворца. Поэтому Хрулев ограничился только бомбардировкой Евпатории из ста орудий, отменив в решительную минуту штурм и отведя войска.

«Неудача» под Евпаторией ускорила смерть серьезно больного Николая I, но зато заставила Меншикова надлежащим образом оценить Хрулева, и он перевел его в Севастополь и сделал начальником одного из самых ответственных участков оборонительной линии — Корабельной стороны, где были первый, второй и третий бастионы и знаменитый Корниловский бастион на Малаховом кургане.

Здесь-то главным образом и протекла полугодовая деятельность Хрулева, создавшая ему славу одного из самых блестящих защитников Севастополя.

Свою картинную внешность Хрулев вывез с Кавказа, где служил перед Дунайской кампанией. С белого коня он не пересел на вороного или гнедого и бурку с папахой не заменил серой шинелью и фуражкой. Потому ли, что хотел оригинальничать? Нет, тут было другое.

Хрулев держался убеждения, что начальник должен быть издалека виден своим подчиненным, виден даже и ночью, — вот почему конь его был белой масти. Что же касается папахи и бурки, то, разумеется, они очень выделяли того, кто их носил, из общей массы людей, одетых в униформу.

Конечно, и сидевшие в окопах стрелки противника тоже отлично разглядели оригинального русского генерала. Однажды на перемирии для уборки убитых и тяжелораненых появился Хрулев на своем коне, и сейчас же пошло по французским рядам: «Это — генерал Хрулев! Генерал Хрулев!..»

Удобство быть всюду видным своим солдатам сопровождалось, таким образом, большим неудобством быть заметным и для противника, представлять для него прекрасную мишень. Но это тоже входило в расчеты Хрулева, так как показывало своим, что он не прячется ни от пуль, ни от прицельных снарядов.

Хрулеву повезло — убит он не был, несмотря на то что каждый день давал эту возможность стрелкам противника. В Севастополе в конце февраля 1855 года, когда попал туда на службу Хрулев, трудно было удивить храбростью даже и пехотных солдат из новобранцев, а не только старых матросов. И однако же это вполне удалось Хрулеву.

Зато и влияние его на солдат и матросов было совершенно исключительным. Никто из генералов не был так любим ими, как Хрулев, ни к кому не относились они с таким непоколебимым доверием, как к нему.

На Корабельную сторону с ее центром — Малаховым курганом — было обращено все внимание англо-французов. Но здесь они встретили в лице Хрулева энергичного и умелого руководителя обороны. В решительные моменты, во время штурмов позиций противником, Хрулев находил возможность и с малыми силами наносить врагу большие потери, парализовать его первоначальные успехи, вторгаться во время крупных вылазок в расположение его траншей.

Когда, по мысли Тотлебена, впереди линии укреплений Корабельной стороны сооружены были Волынский, Селенгинский и Камчатский редуты, стычки из-за них с французами сделались очень часты. Хрулев конечно, с согласия главнокомандующего князя Горчакова, развил одну из таких ночных стычек до размеров довольно большого сражения, окончившегося разгромом французов. Это сражение, в ночь на 11(23) марта 1855 года, требовало большой обдуманности со стороны Хрулева, так как силы, которыми он располагал, были меньше сосредоточенных французами, а передовые линии французских траншей охраняли зуавы, считавшиеся лучшими французскими войсками.

Пользуясь тем, что ночь была лунная, Хрулев действовал обходными колоннами. Было занято три линии французских траншей, и русских солдат нужно было убеждать очистить их к утру, так как удержать их днем было бы невозможно.

Этот ночной бой был рукопашным, и французы на другой день просили о перемирии для уборки множества убитых.

Достигнутая победа, конечно, надолго подняла настроение гарнизона. Когда начаты были работы на подступах к линии бастионов Южной стороны, отстаивать их от покушений французов был назначен Горчаковым тот же Хрулев, получивший в свое распоряжение небольшие силы — всего около пяти тысяч человек. В то же время французский главнокомандующий генерал Пелисье собрал для атаки русских траншей, тянувшихся на километр, две дивизии с гвардейскими батальонами в резерве.

Хотя силы были далеко не равны, Хрулев сумел так воодушевить части своего отряда, что пять раз в ночь штыками выбивали они противника из занятых им с вечера траншей. К утру траншеи остались за русскими.

Так как держаться в траншеях днем, под артиллерийским обстрелом, было бы невозможно, то Хрулев приказал очистить их утром. Солдаты шли обратно как победители, с песнями, что чрезвычайно изумило противника.

Горчаков не решился ввязываться из-за этих траншей в большое сражение на следующую ночь, и они были заняты французами. Пелисье в скором времени сосредоточил подавляющие силы для штурма трех редутов впереди Корабельной стороны.

Штурму предшествовала сильнейшая бомбардировка этих редутов и Малахова кургана. Бомбардировка, длившаяся свыше суток, совершенно почти сровняла с землей укрепления редутов и заставила замолчать их артиллерию, и только тогда целый корпус французов бросился на штурм против нескольких сот русских солдат.

Редуты были заняты, но Хрулев повел с Малахова кургана контратаку на один из них, Камчатский, и отбил его. Однако Горчаков, который упорно держался того мнения, что Севастополь вообще защищать не стоит, а лучше всего его очистить и защищать остальной Крым, и на этот раз не помог Хрулеву.

Торжество Пелисье было недолгим: его ожидало жестокое поражение 6(18) июня, когда он после усиленной бомбардировки вздумал взять Севастополь штурмом бастионов Корабельной стороны.

Героем этого дня явился Хрулев. Отбитые повсюду французы нащупали слабое место — батарею лейтенанта Жерве, расположенную рядом с Корниловским бастионом на Малаховом кургане, и ворвались сюда. Но случившийся около Хрулев спас положение, хотя момент был чрезвычайно опасный для Севастополя.

Французы захватили уже домишки, лепившиеся по склону кургана, и остатки других домишек, ближайшие к Корабельной слободке, а на подмогу им поспевали новые толпы, и вскоре они зашли бы в тыл Малахову.

— Благодетели, за мно-о-ой! — загремела команда Хрулева, когда он увидел недалеко роту рабочих с лопатами на плечах и ружьями за плечами. Эту роту он лично повел выбивать врага из домишек, послав в то же время за своим последним немногочисленным резервом.

Рота погибла почти вся, расстреливаемая в упор французами, но она все же задержала их продвижение вперед, а между тем подоспел резерв, и батарея Жерве была очищена.

Во время последнего штурма — 8 сентября — Хрулев во главе двух полков ликвидировал прорыв французов в Корабельную слободку через куртину — промежуток между Корниловским и вторым бастионом. Но в это время противник уже занял Малахов курган, а при попытке отбить его Хрулев был контужен в голову и ранен в руку.

В честь храбреца-генерала солдаты-севастопольцы сложили несколько песен.

К концу Крымской кампании отношения между Хрулевым и Горчаковым сильно обострились. Действительно, это были натуры в высшей степени несходные: решительный и отважный Хрулев и анекдотически нерешительный, через десять минут способный отменить только что данное приказание, Горчаков.

Некоторое время Хрулев был в отставке, потом мы его видим на Кавказе, в штабе главнокомандующего. Умер он командиром корпуса в 1870 году.

Род Хрулевых считался в родстве с родом Суворовых, чем иные биографы севастопольского героя склонны объяснять его деятельность: желание подражать великому полководцу, своему отдаленному родичу, толкало-де Хрулева на подвиги. Но Хрулевых, как и Суворовых, было в общем довольно много; однако Степан Александрович оказался в такой же мере единственным среди Хрулевых, как Александр Васильевич среди Суворовых.

1940 г.