Киторн 23, глубокая ночь
«Значит, она и станет моим гробом», – подумал Арвин.
Если бы он мог, то застонал бы от отчаянья.
Он лежал в холодной грязной воде, распластавшись на спине на дне прохудившейся шлюпки. Человек был так слаб, что не мог подняться. Даже моргнуть не было сил. Пересохшими глазами Арвин уставился на проплывавшие над ним кирпичи, образовывавшие низкий арочный свод канализационного туннеля. Лодка с глухим стуком врезалась в стены, порождая вокруг всплески воды. Затем неспешный поток отвёл маленькое судно прочь от влажных камней и снова неуклонно повлек вперед.
Арвина наполняло бессильным горем, однако не столько от осознания близкой смерти – даже учитывая, что умирать в двадцать шесть лет слишком рано для любого человека – сколько мысль о том, что его душа начнет свой путь к богам, пропахнув нечистотами. На протяжении столетий канализационный туннель загрязняли не только людские нечистоты, но и едкие выделения змеиной расы. Вонь от воды была невыносимой. Зловонная жидкость то и дело закручивалась воронками поверх рук Арвина, колыхала волосы; она пропитала насквозь одежду. Это навевало воспоминания о детстве, когда не было возможности помыться, о насмешках и унижениях. Даже Бэйн, бог отчаяния, не смог бы выдумать более изощренной пытки для последних минут жизни Арвина.
Он не чувствовал боли, в отличие от тех, чьи крики до сих пор эхом отдавались в туннеле. Была только невыносимая тяжесть, с каждой секундой увлекавшая мужчину в беспамятство, постепенно замедляя ход мыслей. Тело и разум словно отделились друг от друга. Одно, вялое и безвольное, лежало в лодке, тогда как другое вилось медленной спиралью, словно утекавшая в сток вода.
Даже боль сейчас пришлась бы кстати; возможно, она смогла бы прогнать мысли, что неторопливо кружились в сознании.
– Почему? – спросил Арвин, вспоминая недавние события, встречу с Ноулгом в таверне. – Почему я был... так неосмотрителен? Та женщина…
Мысль растворилась, и молодой человек потерял сознание.