Владыка кошмара

12. обещание

— Я всё исправлю.

— Ах? — удивилась она.

— Я… Нет, мы. Мы уничтожим Вестника, прогоним всех этих монстров и не умрём. Никто не умрёт. Мы спасём мир — в самое ближайшее время, а потом ты вернёшься в команду по плаванию, Мацуя будет и дальше смотреть за своей сестрой, ей сделают протезы, и она сможет ходить, Кирияма… На самом деле с ним и так всё в порядке, здесь я не придумала… Но все мы вернёмся к своей обычной, скучной жизни. И мы с тобой будем подругами. Возможно, ты даже научишь меня плавать, — я выдавил улыбку.

Слащаво получилось, но почему бы и нет?

Мурасаки некоторое время смотрела на меня растерянными глазами; затем отвернулась, прикусила губы и буркнула:

— Глупость…

— Может быть.

— Так не бывает.

— Но можно попробовать, правда?

Мурасаки замялась, глубоко вздохнула.

— Ямато…

— Вся внимания.

— Мне… Надо тебе кое-что…

И тут я понял, вот он: ключевой момент. Если она сейчас признается, что намеревается сделать, мы ещё сможем всё исправить. Свяжем её родителей, спасём завтрашнюю конференцию, мы что-нибудь придумаем, я что-нибудь придумаю, нужно только…

— Я… — шептали покусанные губы Мурасаки.

Щёлк!

Дверь вздрогнула и резко приоткрылась. Мурасаки и я одновременно отскочили в сторону, девушка поспешила прикрыться моей жилеткой, но делать этого было ненужно. Из дверного проёма показалась её мать в своём нелепом чёрном платье.

— Ох, ты здесь моя дорога. Как я и думала… Мы заметили, что в бассейне горит свет, и… Ох! Да у тебя, я смотрю, компания…

Губы женщины изогнулись в приторной как яд улыбке, когда она меня увидела. Сам же я едва ли замечал её присутствие. Всё моё внимание было сосредоточено на Мурасаки. Едкая горечь брызнула в моё сердце, когда я увидел, как её лицо стремительно превращается в непроницаемую маску, за которой скрывалось во время вечернего обеда.

— Прошу прощения, мама, — сухо сказала Мурасаки.

— Ничего, моя дорогая, — быстро прощебетала женщина, — Ни-че-го. Давно пора починить эту проклятую дверь. Ах, но знаешь, я, конечно, очень рада, что ты продолжаешь свои тренировки, но именно сегодня не стоило этим заниматься. Завтра у нас большой день: конференция, — она проговорила это слово с неким иностранным акцентом, — тебе следует хорошенько выспаться…

Когда мы вышли, Мурасаки вернула мне жилетку и стала одеваться. Лишь по возвращению в зал я уловил момент, когда её мать заговорила с дворецким, и обратился к девушке вполголоса:

— Придёшь к нам? В смысле, на завтрак. Заодно возьмёшь подарок Нанако…

Мурасаки приоткрыла губы и уже собиралась ответить, когда её мать пропела:

— Хватит судачить, мои дорогие. Завтра очень, очень большой день. Всем спать!

Мурасаки молча повернулась и стала подниматься на второй этаж.

Я же, в компании дворецкого, которому было велено меня проводить, вышел на улицу в тёплую и душистую летнюю ночь…

На следующее утро Мурасаки так и не пришла на завтрак. Я всё время поглядывал на дверь, и в какой-то момент меня наполнила едкая горечь упущенной возможности. Я раздражённо посмотрел на Кирияма, который активно уплетал омлет с ветчиной. Последний смутился и спросил с набитым ртом:

— Што?

Я махнул на него и вздохнул.

Открытие конференции было назначено на девять часов утра. В восемь двадцать к нам зашёл дворецкий и попросил следовать за ним.

На дороге нас ожидала глянцевая чёрная машина, похожая на форд. Все двери были открыты. На водительском кресле сидела мать Мурасаки — как ни странно, именно она была водителем в семье. Её муж сидел рядом. Мурасаки в майке и джинсах занимала заднее сидение.

Я, Кирияма и Мацуя уселись вместе с ней.

Обыкновенно, я предпочитаю сидеть возле окна, но сейчас я пренебрёг своим предпочтением, чтобы сесть рядом с Мурасаки. Мне хотелось уловить момент и поговорить с ней, но, стоило мне протиснуться на своё место, и я понял, что дело это было гиблое. Мурасаки молча смотрела в окно. На моё сказанное шёпотом «Привет» она даже не ответила. Словно и не было вчерашнего разговора. За ночь она вернулась к своей прежней ипостаси. Впрочем, не совсем. Вскоре я заметил, что девушка нервно теребит пальцами.

Она делала это всю дорогу, на протяжении которой её мать говорила, говорила и говорила… Не имею ни малейшего понятия о чём, да и она, наверное, сама этого не знает. Некоторые люди могут тараторить на автомате, точно так же как другие покачиваться, заламывать себе пальцы или дышать. Только отец Мурасаки был молчаливым. Я заметил, что время от времени он поглядывает в салонное зеркальце, и судя по тому, что наши взгляды ни раз не сошлись, смотрел он исключительно на свою дочь.

Атмосфера в городе была оживлённая; конференция была важным событием, у которого была как деловая часть, которая должна была пройти за закрытыми дверями, так и публичная — своего рода праздник единения народов.

Провести её собирались на площади неподалёку от главного парка. Вскоре в окне показались молодые дубы и каштаны, под сенью которых расположились лотки с уличной едой и сувенирные магазинчики. Ведущие к ним длинные очереди напоминали пёстрых змеек.

— Приехали! — триумфально объявила мать Мурасаки и припарковалась на платной парковке. Мы вышли. День был светлым и безоблачным, но время от времени поднимался прохладный ветер. На выходе с парковки нас встретил Куросаки. Он стоял в сопровождении нескольких рослых мужчин, сверкая улыбкой и круглыми линзами своих очков.

— Добрый день, господин Мурасаки, госпожа Мурасаки. Премного благодарен, что вы согласились подвезти моих подопечным.

— Ох, не стоит! — ответила женщина. Её муж смущённо улыбнулся.

— И опять же, прошу извинить, что мне придётся забрать вашу драгоценную дочь…

— Забрать? — спросил я.