Я оказался на железнодорожном перепутье и мог повернуть вилку либо в одну, либо в другую сторону. Причём сделать это следовало как можно скорее — поезд гремел уже совсем рядом, разливая на меня разрушительный свет своих фар.
Наконец я решил рискнуть и позволить своему телу расти.
В следующую секунду земля стала стремительно удаляться. Мне было знакомо это чувство. Я испытывал его каждый раз, когда поднимался в небесную высь на своих крыльях — только теперь всё было более плавно.
Мои когти стали зарываться в обугленные камни; мой хвост что-то с грохотом снёс на пути своего роста. Мне приходилось отчаянно разводить лапы в стороны, чтобы не упасть, и в один момент я поломал фасады нескольких вил с левой и с правой стороны площади.
Благо, обычные люди в это время уже находились на приличном расстоянии. С истовым трепетом в глазах наблюдали они за моей метаморфозой.
Наконец всё закончилось. Я сморгнул и невольно удивился грохоту и силе, с которой опустились мои веки.
Я сразу почувствовал разницу между СТРАЖЕМ, который хотя и был созданием биологическим, представлял собой просто сплетение мышц и костей, и настоящим гигантским живым существом, у которого были лёгкие, вбирающие настоящие вихри, и сердце, качавшее кровь с такой немыслимой силой, что, и я в этом уверен, стоит мне приставить обыкновенного человека к своей грудной пластине, и у него лопнут барабанные перепонки.
Чтобы привыкнуть к этому потребовалось некоторое время.
Минуту спустя я приподнял голову и внимательно осмотрелся.
С моей «высоты» открывался прекрасный вид на городскую застройку.
Я увидел выжженную и почерневшую площадь, пыльные руины и людей, которые толпились на улицах и на крышах и смотрели на меня благоговейными взглядами.
— Распрей… пал! — прогремел мой ужасный стальной голос, от которого облачная гуща развезлась, и среди рваных облаков замерцали звезды.
Затем я взмахнул крыльями, поднимая ураган, от которого по земле покатились камни, немного приподнялся и стал стремительно сжимать свою туманность; через несколько секунд я снова превратился в обыкновенного золотого дракона и устремился в императорский дворец.
По возвращению в тайную комнату я обнаружил труп Распрея на его престоле.
Мрачный, неподвижный, словно старый паук, восседающий среди своей паутины — он казался мёртвым, и следовало хорошенько присмотреться, чтобы заметить красные огоньки, мерцающие в темноте его глазниц, словно звёзды в пасмурную ночь.
Я прищурился.
Теперь я понимал, что именно представляет собой Распрей.
Его нельзя было назвать порождением кошмара, какими были боги Файрана или Белых хлад.
Не был он и Владыкой кошмара.
Между первыми и вторыми пролегала определённая грань.
Порождения кошмара были производными от серого тумана и человеческого сознания; в свою очередь Владыки повелевали и первым, и другим.
Первые определялись туманом — вторые определяли его сами.
Распрей смог превратить себя в божество, но воля его так и осталась запертой в телесной оболочке. Он завис на пограничье между порождением, кошмаром и обыкновенным человеком, и даже удивительно, что, несмотря на столь рассеянное существование, в его глазах не было ни толики безумия, но лишь предельная рассудительность.
Его сморщенный, безгубый рот приоткрылся и наружу стали выползать насекомые; за ними последовал голос:
— Чего… ты… хочешь?
— Спросить.
Тишина.
— Это я поведал тебе про этот ритуал?
— Да.
— Ты провёл его в точности?
— Да.
— Ты знаешь, почему он провалился?
Этот вопрос казался мне необычайно важным. Почему Распрей не преуспел? Почему не сделался настоящим Кошмаром? Очевидно, что сам ритуал мой протеже, Золотые крылья, позаимствовал из моих воспоминаний о гробнице Фантазмагорикуса…
— Я… не… знаю…
— Что именно ты сделал?
Распрей помолчал с минуту… И заговорил.
О том, как жрицы медленно, но верно проповедовали его веру; как он превращал себя из фигуры царской в фигуру божественную; как придумал ритуалы, по причине которых каждая аудиенция у Божественного императора стала напоминать церемонию или молитву… О жертвах, которые сперва были добровольцами, затем преступниками, а затем — простыми невинными людьми.
Им рубили ноги, руки… К ним применяли раскалённую сталь, постепенно снимая расплавленную кожу и выжигая глаза, и оставляя на всю оставшуюся — непродолжительную — жизнь наедине с болью и безграничным ужасом…
Сколько погибло по приказу Распрея? Считать это было бессмысленно. Много. Очень много. И всё же он, Он, был настоящим божеством, — с этими словами чахлый труп заскрипел и попытался выпрямить спину:
— Я научился убивать без… разбора… Я не разбирал… Свои… Чужие… Верные… Добрые… Злые… Или мои дети. Я был истинный бог…
Верно.
Распрей стремился стать настоящим божеством — ради этого он перебил в том числе своих наложниц и детей. Ему не нужны были наследники. Он хотел сам, целую вечность, править на престоле в небесах…
У него не вышло. Но почему? Он провёл ритуал следуя всем указаниям Золотых крыльев, и в итоге оказался заперт в своём теле, способный лишь очень опосредованно влиять на божественный фантом, семена сиятельного образа которого посеял в человеческих сердцах.
Где же он совершил ошибку?
Я задумался над этим, а затем медленно спросил:
— Что именно ты спросил у меня, Распрей?
Он замолчал на мгновения, затем посмотрел на меня и ответил:
— Как… стать… богом.
Богом… Ах вот почему!
И тут мне стало ясно.
Чего именно хотел Фантазмагорикус?
«Только кошмар может одолеть кошмар…»
Он знал про Них и хотел сделаться одним из Них.
В свою очередь Распрей хотел стал обыкновенным божеством — Золотые крылья исполнили его просьбу. Они поведали ему про ритуал Апофеоза, но не стали говорить самое главное — утаили, по его просьбе, последний шаг между богом и Кошмаром…
Какой?
Не знаю.
И всё же я уверен, что моя теория верна.
Я медленно кивнул и снова посмотрел на Распрея. Красное сияние в его глазах несколько поблекло, словно их накрыл тонкий слой сероватой пыли, который постепенно становился всё плотнее и плотнее, застилая последние крупицы его воли.
Всего на долю секунду, но мне стало жаль Божественного императора. Мне вспомнился мальчишка, который в одиночку, босиком, прошёл в пещеру дракона и спросил его: как стать богом?
Бойся своих желаний — Распрей познал это на собственной шкуре. И всё же он своё желание исполнил.
Я помолчал некоторое время и спросил его:
— Чего ты хочешь?
— По… то… ропись… — прохрипел Распрей.
Я кивнул, приблизился к нему и открыл свою пасть. В последнюю секунду у меня перед глазами мелькнул образ: девочка с глазами, похожими на бурю. Я остановился и спросил Распрея:
— Почему ты не убил свою дочь?
Последний с трудом приподнял свои красные глаза… И вдруг лёгкий холодок пронзил моё сердце, когда через плотную серую дымку я заметил в них удивление и рассеянность:
— У меня… — зазвучал голос из чёрной раны, которая заменяла ему рот. — Никогда… не было… дочерей…