Влюбленные антиподы

Глава 39 "Помидоры"

— Даш, давай не будем начинать, а?

Кузьма злился уже в открытую, но и я не в состоянии была сейчас молчать.

— Это ты начал, не я!

Руки тряслись. Боже мой, как же у меня тряслись руки… А у него ресницы — он моргал без передышки.

— Я тебя дурой не называл! — выдал как плюнул.

И уставился мне в глаза взглядом следователя. Ничего — в гляделки я навострилась играть с покупателями в магазине, тут уж ты меня не победишь!

И верно, Кузька быстро ретировался в телефон. Там интереснее, конечно! Тема закрыта? Ну уж нет…

— Не называл? Именно за этим ты приехал ко мне на дачу. Чтобы сказать, что я дура! В мой день рождения, кстати!

Вожжа под хвост попала? Нет, это он сам подстегнул меня вожжей!

— Я приехал за машиной… — голос тихий, но все же чем-то похожий на рык.

— Да, за машиной, — прошипела я змеей, а потом выкрикнула: — Конечно!

И незаметно — куда там заметно-то, когда он вовсю тыркался в телефон — вытерла о сарафан вспотевшие ладони.

— Машина для тебя важнее людей, — плевалась я словами в полный голос. — Важнее собственной сестры!

Кузьма опустил руку — и пока опускал, я почему-то думала, что он запулит в меня телефоном, наплевав на последствия.

— Важнее сестры, да? — голос его сел. Мой, наверное, сейчас бы взвился до комариного писка, и я не стала отвечать. — Чтобы раз — ее поймали на чужой машине, и два — она по пьяни в кого-нибудь въехала. Нет, все для того, чтобы железо не поцарапала. Ну, думай так обо мне, думай… Я тоже, знаешь, был лучшего о тебе мнения, Дашечка. А ты такая же, как все. Как моя сестра… Это моя мать, дура, думала, что ты ангел! Так вот что, ангел, одна аптека в Дубровнике, работает завтра аж до двух часов дня…

Он швырнул телефон на стол — тот чуть проехался по пластиковой салфетке, но, к счастью, остался на столешнице целым и невредимым. Мои же нервы так себя не чувствовали. Был лучшего обо мне мнения… Ну, требую объяснений такому заявлению! Только требую молча… Пищать не хочу! Чего уставился-то на меня так, будто я что-то обязана сказать. Спасибо, что ли, ждет?

— Чего молчишь?

— А что я должна сказать? — так и спросила я. К счастью, почти нормальным голосом. Пусть и тихим, точно после болезни.

Да так и было — после болезни. Меня успело и в жар, и в холод бросить. А ноги точно болели. Сейчас бы сесть. Да хоть на пол. Жилка под коленкой дрожит, но ведь не схватишься за нее у него на глазах… Не схватишься!

Вместо ответа, Кузьма пожал плечами. Или скорее передернул. Потом, все так же молча, подошёл к двери в ванную и, не обернувшись, буркнул, что идёт в душ. Иди. Только полотенце не забудь… Когда выходить будешь!

А я села на стул и решила никуда не вставать. Даже за водой, которой мне безумно хотелось испить. Она из холодильника — увы, не из живого источника!

— Даш!

Я и минуты не просидела на стуле. Он душ даже не включил. Дверь не открывает. Почему?

— Я не пойду к тебе! — выкрикнула я, кажется, даже раньше, чем подумала.

— Я полотенце забыл взять… — послышалось все так же из-за закрытой двери.

Дверь-то открыта, ключ не в замке. Полотенце забыл? Ну-ну, и мозги заодно включить… Если они все же выключились, а не просто отсутствовали по жизни.

Я тяжело поднялась и шагнула к двери его комнаты. Там, помнится, на полках лежала целая стопка полотенец. Стоп, не только там!

— На стиралке в корзинке лежат чистые! Проверь! — прокричала я в зазор между дверью и дверным косяком.

В моих косяках зазоров не было, они шли сплошняком. Уже уложила его в постель, а удержать не смогла. Чего он больше боится? Что я залечу от него или что он от меня что-то подхватит?

Спина снова сделалась мокрой и, сидя под кондиционером, висевшем на стене рядом с дверью, я боялась схватить насморк. Тогда точно дам этому козлу законный повод не спать со мной. И я решила выйти на улицу… Там жарко, там только свариться можно. Вот и будет на что списать красноту!

Однако открылась не только входная дверь. Сквозняком выбило и дверь ванной комнаты. Я не обернулась — еще подумает, что это я решила присоединиться к нему в душе — и быстрее выскочила на улицу. Возвращаться и закрывать дверь не буду. Подглядывать за ним я не собираюсь. Видела уже достаточно. Захочет показать остальное, покажет…

Я пошла напрямик к помидорам. Мне не хотелось их есть — просто решила взглянуть, как они растут тут в открытом грунте. Переступила через шланг и чуть не навернулась, зацепившись за камень. Вот круто было бы еще и коленки разбить. Уже болели не только ноги, но и задница. Ну да, наверное, заранее из страха найти на себя любимую приключений… Не, не… Я — мастер косяков, и точка.

Здесь были целые заросли помидоров — и я не поняла, как Кузьма нашел здесь что-то ночью и не выколол глаз о частокол из обычных веток, к которому были привязаны жирные кусты. Помидоры почти лежали на земле, некоторые уже валялись и подгнивали. Надо сфотографировать для бабушки — для нее это явно интереснее фотографии устриц. Хотя их я не фотографировала, телефон был дома, как и сейчас. Но в дом идти опасно — некоторые еще решат, что за ними подглядывают.

Помидорные кусты поникли, пожухли — совсем, как я. Но им может помочь вода, и я пошла по шлангу в поисках краника, думая, когда же "бабушка удава" наконец прибудет уже целиком… Краник нашелся за камнем, я только нагнулась, чтобы включить его, как услышала голос Кузьмы:

— Что ты там ищешь? — вопрошал он.

Я выпрямилась. Он стоял на площадке возле входной двери. Мокрый, но шорты на нем были сухие.

— Хочу помидоры полить, — ответила я просто.

— Сжечь, ты хотела сказать. Я же душ принимал на улице. В шланге кипяток. И вообще на юге растения принято поливать ночью или рано утром.

— Учту.

К помидорам я уже не вернулась. Пошла к дому, мимо Кузьмы… Но пройти не смогла, он схватил меня за руку.

— Даш, ты обиделась?

Я взглянула ему в лицо — открыто.

— На что? На помидоры? Ты прав, я не подумала про жару…

Хотя и чувствовала ее — пришлось провести свободной рукой по шее — мало того, что мокрая, так еще и болит. Все у меня болит! Из-за него, из-за его чертова бега!

— Я не о том, — он не отпустил меня, а наоборот притянул к себе обеими руками, теперь уже за талию. — Я не сдержался… Я не… В общем… Блин, Даш… Мне жутко тяжело с тобой говорить…

— Вот и не говори…

Я потянулась назад и легко разомкнула его руки. Слишком легко — до обиды, жгучей. И быстро прошла в дом. Взять телефон и… Уйти в помидоры. Засесть в них до ночи. До самой ночи.

— Даша…

Он стоял в дверях моей комнаты, заполняя собой весь проем. Я продолжала рыться в одежде, которую впихнула не глядя в шкаф, когда освобождала рюкзак для… арбуза! Где телефон?

— Ты что-то потеряла?

— Телефон, — буркнула я, не оборачиваясь.

— Он на кровати лежит, — ответил Кузьма тут же.

Точно! Я обернулась — но кроме телефона, там лежал уже и Кузьма. Он протянул ко мне руки и сказал:

— Вконтакте подождет.

Я осталась стоять. Комната маленькая, коленки все равно упирались в остов кровати. До боли. Жуткой. Которая разбежалась по всему телу, а потом сбежалась обратно и осталась в животе, камнем.

— Я хотела сфотографировать для бабушки помидоры, — проговорила я с паузами, точно робот.

— Потом. Потом сфотографируешь, — его пальцы продолжали перебирать воздух, потому что не могли дотянуться до меня. — Даш, иди сюда.

— Зачем?! — продолжал скрипеть робот.

— Для тебя. Чтобы ты не злилась. Я нормально. Потерплю до завтра.

Я продолжала стоять, не двигаясь. Точнее у меня двигалось все — даже самый тонюсенький волосок, который я не сумела сбрить под мышкой.

— Дашуль, иди сюда…

Он взял мой телефон и отложил на тумбочку, себе за спину, чтобы я даже при большом желании не сумела б до него дотянуться.

— Зачем? — повторяла я, уже не как робот, а как полная дура. Нет, как большая трусиха.

— Потому что у нас с тобой не получается разговаривать, — говорил Кузьма медленно, все сильнее и сильнее щурясь. — Зато очень хорошо получается целоваться. Давай делать то, что у нас получается.

Глаза его превратились в щелки. Что он вообще мог в них видеть! Я уже не видела ничего — все поплыло даже перед раскрытыми глазами, кроме белых простыней, они превратились в паруса, и я была безумно благодарна Кузьме, когда он протянул руки, чтобы я перестала стоять истуканом и мой парусник потерпел крушение в его объятиях. Голова мигом утонула в подушках — я перестала дышать. Вода бурлила в ушах и растекалась по всему телу — из моря я вылезала более сухой, а из кровати мне теперь вообще будет не вылезти — увязну, как муха в варенье, в собственном соку…

— Даш, сними аккуратно, пока не порвали…

Тонкие бретельки натянулись на предплечьях до предела, и я еле сумела подтянуть их обратно к плечам, чтобы снять сарафан по-человечески…

— Все снимай…

А разве было ещё что-то? Нет ведь…

И когда я осталась сидеть, стиснув пальцами простыни, Кузьма осторожно коснулся пупка, затерявшегося на моем провалившемся животе, и оттянул влажную резинку трусиков.

— Ничего, кроме пальцев, вставлять не буду, обещаю… — прошептал он, перемещая руку под резинкой на мое дрожащее бедро. — Ты в праве мне не доверять, я тоже… не особо себе доверяю. Так что я просто не разденусь…

Он замолчал, но рука продолжала тянуть в сторону самый тянущийся в мире трикотаж — и вот он натянулся уже, точно резинка на рогатке. Если Кузьма сейчас отпустит ткань, то мне будет больно. Мне так и так будет больно. Мне уже больно. В груди, в животе, в ногах и на языке, ещё дрожащим от поцелуев. Существуют люди, которым лучше целоваться, чем говорить. Кузьма из их числа, но не я…

— Давай все же завтра… — начала я срывающимся голосом, и его палец сразу же сорвался с резинки.

Она ударила меня, точно розга. И я непроизвольно поморщилась.

— Чтобы все было по-человечески.

— По ходу, у нас по-человечески ничего не может быть, — Кузьма отвернулся, явно обидевшись. — Завтра ты меня вообще не пустишь… Передумаешь. Или что-нибудь ещё будет…

Сердце стучало в груди, в животе и в ушах.

— Тогда, — голос пропал, я шептала. — Давай сейчас. Но по-нормальному. Ну и пусть, что без презерватива…

Я еле выговорила это слово и уж точно покраснела. У меня было красным все тело. От солнца и стыда.

— Первый раз, что ли? — добавила я, чтобы потом провалиться от стыда под кровать.

Но простыни, увы, подо мной не разверзлись. И я осталась сидеть на кровати. Голая и несчастная.

— У меня вообще-то первый, — буркнул Кузьма. — Я практикую безопасный секс во всех отношениях. Ты нет? Рисковая девочка?

Ага, рисковая… Девочка. Может, просто сказать ему правду? Хуже-то уже не будет. Хуже-то уже некуда…