Влюбленные антиподы

Глава 64 "Коньяк"

— Явление Христа народу… — открыла дверь моя сестренка.

Я молча прошла в квартиру и так же молча, разувшись, без тапок в нашу с ней комнату. Душ я приняла утром, теперь мне нужно было только переодеться. Я вынула из шкафа костюм и встряхнула — можно надеть без проблем. Затем достала коробку с туфлями. Не шик-блеск, но и не дешевое уродство.

— Ты это куда намылилась? — выросла у меня за спиной Машка.

Мама, к счастью, была на работе.

— На работу.

— У тебя ж выходной… Или тебя на новую доску почета снимают?

— Я ухожу из магазина. Я теперь буду бухгалтерией заниматься.

— Серьезно, что ли?

— Да.

И больше я ей сообщать ничего не стала, кроме:

— Я вечером зайду за вещами.

Сейчас я скинула, что могла, в рюкзак, на дне которого продолжал лежать новогодний сверток и розовый крем.

— Надеюсь, мама к тому времени еще не вернется.

— Ты серьезно уходишь?

Я кивнула.

— Маш, ни о чем меня не спрашивай. У меня все хорошо.

— Да лучше и быть не может! Тихонова прикарманила!

— Маша, хватит! У нас с ним…

Я запнулась. Сестра продолжила:

— Любовь! Держите меня, я падаю… — добавила она голосом Нюши из "Смешариков".

— Да пошла ты…

Я развернулась и вышла — такси я вызвала уже от подъезда и явилась в офис на четверть часа раньше. Меня приняли абсолютно спокойно, хотя я ужасно боялась косых взглядов. Хотя, может, никто ничего и не знает. Меня спросили про опыт — которого не было, про учебу — тут у меня было, что показать. Должность самая низкая. Тут уж точно краснеть не придется не за блат, не за навыки. Я научусь, я всему научусь. Зарплата оказалась ровно такой, как я получала в магазине. Очень странно, но я не стану выяснять тонкости беседы отца с сыном. Но это офис, это удобное кресло, компьютер и никаких стеллажей и торговых залов. И вообще у меня еще диплома нет!

Я позвонила в магазин, чтобы выяснять, на месте ли нужный мне человек. Пришла. Согласилась отработать две смены. Теперь домой. С родственниками договориться будет куда сложнее. Вот уже и достают! Я вытащила из кармана телефон. Кузьма. У меня аж затряслись руки. Да ладно, может просто звонит, чтобы узнать что да как. Не пошлет же он меня так просто и так сразу…

— Даш, ты в восемь сможешь быть на Фонтанке?

Сейчас почти шесть.

— Смогу, а что?

Сердце ходило ходуном.

— Ужин с очень неприятным человеком. Я не могу пойти на него один.

— Что я должна надеть?

Господи, у меня для ресторанов ничего нет!

— Ты мой новогодний подарок не потеряла?

— Нет.

— Я что-нибудь новое тебе придумаю. Будем же в сентябре в Дубровнике. Даш, там итальянское платье, от которого ты отказалась. Надень его для меня сегодня, пожалуйста.

— Хорошо.

Сейчас вообще все — для тебя.

Я почти что бежала к дому. Теперь мне точно нужен душ. И высушить волосы, и причесаться, и успеть и суметь нормально накраситься. На стуле у кровати висело кружевное платье. Рядом валялась упаковочная бумага. Господи, как страшно!

— Что это? — Машка крутила в руках две хорватские куколки, которые я не позволила Кузьме купить в той рождественской лавке.

— Украшение на ёлку. Нравится?

— А это что? — сестра ткнула пальцем в платье.

— Униформа для делового ужина, — отрезала я, проверяя подсохли ли у меня подмышки.

— О как! Повышение по всем фронтам. Лимузин подадут?

— Маш, зачем ты издеваешься? — спросила я с вызовом, хватая платье.

— Я завидую. По-доброму, — ответила она серьезно. — Желаю тебе счастья, а ты злишься.

Я бросила платье и прижала к себе сестру. Она дурочка, но такая хорошая…

— Машка, мне страшно…

— Все у тебя будет хорошо. Ты — умная, хотя иногда такая дура! — добавила она уже со смехом. — Ты там только не упейся, а то шпильки сломаешь!

— У меня нет шпилек.

У меня действительно не оказалось ничего подходящего под кружевное бежевое платье. Но были сандалии, коричневые. Я их протерла и обулась. Пляжный вариант. Самое то для питерского зимнего лета. И я схватила ветровку.

— Действительно, как дура выглядишь! — не удержалась Машка.

— Какая уж есть!

Я вызвала такси из дома, вбив адрес ресторана. С Кузьмой я созвонилась из машины.

— Я встречу тебя на улице.

И я вышла к нему в одном платье, а он держал наготове шаль. Успел сбегать в магазин, чтобы не упасть перед неприятным деловым партнером в грязь. Мне бы не поблекнуть на фоне чужой спутницы. У той и шпильки будут, и накаченные губки!

— Это твой босс? — спросила я тихо, когда Кузьма забрал куртку из моих дрожащих рук.

— Нет, твой…

Я застряла в дверях, которые он для меня придерживал.

— Почему ты не сказал?

— Чтобы ты не отказалась. Даш, ну чего ты встала?

— Какое у него отчество хотя бы? Не могу же я его дядя Боря звать?

— Всегда могла, а сейчас что?

— Не смешно!

— Даш, расслабься. Семейный ужин, мать его, а не смотрины. Что он тебя, не видел?

Кузьма повесил мою ветровку на вешалку и сжал руку. Стиснул до хруста в пальцах. И впервые его ладонь оказалась мокрой. Нет, она была такой в подземной тюрьме в Дубровнике.

— Я думал, ты один будешь…

Дядя Боря окинул меня таким оценивающим взглядом, словно действительно видел впервые.

— Ты не сказал, что я должен быть один, — ответил спокойно сын, пожимая отцу руку. — Я просто никуда теперь один не хожу. Мы даже бегаем вместе, — почти не соврал Кузьма.

— Я видел ваши фотки. Ты, Дашка, молодец!

И я не знала, что он имеет в виду — молодец, что бегаю, или молодец, что охмурила его сына.

— Спасибо! — прошептала я за момент до того, как его щека коснулась моей в приветственном поцелуе.

Он целовал меня раньше? Что-то не могу припомнить. Вот коньяк я с ним пила. Лет так в четырнадцать первый раз. Я даже помню, в каком кресле тогда сидела. Таська плевалась, а я выпила все. Крепкие напитки были только в их доме и только с ним. Он всегда, как я себя помню, много рассказывал из истории, но Таська всегда злилась, когда отец начинал разглагольствовать. Голос у него — глубокий баритон, а сейчас он басит и хрипит одновременно. Это другой человек. Постарел. Сильно. Но часы на руке те же. Или такие же. Большие с двумя циферблатами. Прямо-таки горят, хотя рука не загорелая и рубашка не белая, а светло-голубая.

Чего я глаз-то не поднимаю? Не могу. Мне стыдно. Стыдно за то, что он обо мне теперь думает. Хотя я тоже теперь не считаю его идеалом отца. А, было дело, втайне от всех любила. Он, наверное, тоже меня любил за то, что я вытягивала его дочку из болота лени и тупизны — Таську даже специально оставили в обычной школе. А теперь он, небось, ненавидит меня за то, что я затаскиваю в такое же болото его единственного сына.

— Как все прошло сегодня? — поинтересовался дядя Боря совершенно безразличным тоном, и я ответила просто и коротко:

— Все хорошо. Спасибо. Надеюсь, я вас не разочарую.

Теперь я смотрела ему в глаза. Ну не изучать же скатерть, сидя за столом!

— Будем вино или коньяк?

Я так и знала, что этот вопрос прозвучит!

— Здесь хороший армянский коньяк.

Ресторан при этом грузинский.

— Я буду вино.

— Мы не пьем крепкий алкоголь, — вмешался Кузьма, который, наверное, ничего и не знал про коньяк из нашего с Таськой детства. — Нам марафон бежать в сентябре.

— И как ты этого придурка терпишь?! — то ли с издевкой, то ли с реальным интересом воскликнул дядя Боря, делая знак официанту подойти.

— Она меня любит. Терпеть меня невозможно, — выдал Кузьма тихо, но твердо, и я почувствовала, как у меня по спине под кружевами потек горячий пот, но тут же сменился ледяным.

Он протянул мне руку — я заметила это боковым зрением, которым почти ничего не видела из-за скопившейся в глазах влаги, поэтому вложила свои пальцы в его ладонь на ощупь. Мне б сейчас не шаль, а шубу. И то бы я окоченела! Что за игра, блин…

— Будете выбирать или мне сделать заказ за вас? — спросил дядя Боря серьезно, а потом со злостью добавил: — Потому что тут нет овсянки на воде.

— Мы сами сделаем заказ, — огрызнулся Кузьма и отпустил мои пальцы. — Харчо по-аджарски должно быть интересно, верно? — поднял он глаза на застывшего с блокнотиком официанта.

Тот нервно кивнул. Наверное, наша нервозность оказалась заразной. Хотя белые стены ресторана призваны были успокаивать душевнобольных. Только бы эти двое не вскочили и не принялись бить глиняные горшки из интерьера.

Дядя Боря заказал бутылку домашнего вина, которая оказалась глиняной — даже жалко было открывать такую красоту. Официант щедро наполнил бокалы. Особенно мой — задумался? Или знал, что девушек тут принято спаивать?

— Ну что, за вас? — поднял бокал дядя Боря.

Голос его по-прежнему оставался на басах.

— А, может, за встречу? — подала я тихий голос и чуть не сползла под стол под его уничижающим взглядом.

— Надо чаще встречаться, да? — он продолжал держать бокал на весу. — Ты почему к нам не приходишь больше? И к Тасе не пришла.

— Нас не приглашали! — отрезал Кузьма. — А мы никому не навязываемся. И, по хорошему, Таська первой должна извиниться перед Дашей за себя и за Кристину. От Шаровой извинений не дождешься.

— Не надо, пожалуйста! — почти взмолилась я. — Это в прошлом. Я уже все забыла.

— Зато я помню!

— А ты, Кузьма, вообще злопамятный, — прорычал на него отец. — А я вот нет, — и положил на стол ключи, прямо на салфетку. — Твоя мать мне плешь проела. Но я делаю это не ради тебя, а чтобы наша Даша жила в нормальных условиях и могла нормально функционировать на работе.

Кузьма не взял ключи.

— У нас нормальная квартира…

— Я в курсе, какая она нормальная! — оборвал его отец. — На деньги за съем лучше устрой себе нормальный отпуск!

— У нас был нормальный отпуск, — цедил Кузьма сквозь зубы, и я испугалась за бокал, который он сжимал пальцами все сильнее и сильнее.

— У тебя ничего нормального быть не может. Ты ненормальный. Непонятно в кого такой уродился! Жаль, здесь Даша, а то я бы поговорил с тобой без купюр. Забирай ключи и прекрати строить из себя святую невинность! И трепать матери нервы!

Все, еще секунда и сын взорвется! Двойная мораль на лицо. И в это лицо сейчас выльется это домашнее вино.

Я успела схватить под столом руку Кузьмы и стиснуть его пальцы. Однако неловко повернулась и нечаянно задела ногой ногу его отца. Чувствительно, и наши взгляды встретились. Секунда, две, три…

— У тебя был тост за встречу? — вдруг проговорил дядя Боря своим обычным голосом.

Он точно решил, что я специально его пнула. Может, и хорошо. Они оба на грани. Ни о каком мире между ними не может идти и речи. Но хоть перемирия на этот вечер можно достичь? Какой же дорогой на нем костюм. Жаль, нет бутиков, в которых богатым мужикам продавали бы житейскую мудрость! Как два петуха дерутся!

— Да, за встречу! — я кивнула и стрельнула взглядом в сторону Кузьмы, руку которого все еще сжимала под столом. — Не за последнюю.

— Хороший тост, Дашка. Мы сработаемся.

Ну да, вам тут еще работать и работать над отношениями.

— Что это? — уставилась я в тарелку с непонятной, пахнущей грецким орехом, тюрей, которую в этот момент принес официант.

— А это ты у своего Кузьмы спроси, — усмехнулся мой будущий босс.

— Харчо с грецким орехом! — распетушился тот. — Что непонятного? Попробуй. Должно быть вкусно.

— Всяко лучше овсянки! — не сдержался Тихонов-старший.

Боже, дядя Боря, где вся ваша выдержка и вальяжность, которой я так восхищалась в детстве, не понимая еще стоимости костюмов, которые вы носили…

— Кузьма очень вкусно готовит овсянку.

Наши взгляды снова встретились.

— Может, мне тебя сразу в продажи взять? — в голосе дяди Бори чувствовалась гремучая смесь сарказма и еле сдерживаемого смеха.

Может, он сыну подыгрывает больше, чем злится на него в реальности?

— А я не собираюсь Кузю никому продавать. Мне он самой нужен.

Я не успела сжать Кузьме пальцы еще сильнее — их пришлось разжать под насмешливым взглядом его отца, когда Кузьма зачем-то водрузил наши сцепленные руки на стол.

— Столько лет не был нужен и вдруг понадобился. Ты меня удивила, Дашенька, — заявил без всякой улыбки дядя Боря.

Я бы так и смотрела на него, молча хлопая ресницами, если бы Кузьма вдруг не открыл рот не для плевка, а для фразы:

— Она ждала, когда я повзрослею.

— Интересно, а я когда-нибудь этого дождусь? — и, перегнувшись через стол, дядя Боря схватил ключи и сунул их мне почти что в тарелку, поэтому я вырвала брелок из его рук. — Я даже теряюсь, кто из вас двоих мужик.

— Главное, мы не теряемся, — на сей раз выплюнул в отца Кузьма.

Ну зачем Кузя согласился на встречу, если продолжает быть упрямым ослом!

— Вино у них очень вкусное, — сумела я опередить новый выпад дяди Бори.

Моя рука немного дрожала — бокал был большой, тяжелый и полный.

— Я это что-то не заметил. Раз нравится, пей.

— А я потихоньку. Я не умею пить.

— Да неужели?

Понятное дело, он подумал о том же, о чем и я. Ну так пусть думает о коньяке, а не о том, как побольнее проехаться по бедному сыну. Но дядя Боря вдруг снова утонул в телефоне. Ему бы тоже не помешало устроить с сыном "но-бизнес-ивент". Может, и отношения б наладились.

— Прошу меня извинить, — он поднял к уху зазвонивший телефон и, поднимаясь на ноги, произнёс "да", а остальную беседу вел уже на улице: мы видели его в окно размахивающим руками.

— Даш, извини за этот ужин, — буркнул Кузьма, уставившись в тарелку.

— Все обалденно вкусно, — ответила я, отламывая кусок лаваша, чтобы подобрать с краев тарелки ореховый соус, пока никто не видит.

Ключи лежали теперь между нашими тарелками, но Кузьма их не брал. Дядя Боря вернулся, но задержался у барной стойки в соседнем зале. Я испугалась, что он принесет коньяк. Наконец размашистым шагом он двинулся к нашему столику — к счастью, с пустыми руками.

— У меня встреча нарисовалась. Вы допивайте, доедайте. Я уже заплатил. Десерт не заказывал. Вам ведь нельзя. И вот ещё что! — он демонстративно потёр нос. — Мать написала, что уборщица забыла закрыть окна, так что прогуляйтесь до Лиговки. Надеюсь, адрес помнишь?

Кузьма ограничился тихим "пока". Я громко сказала "до свидания". Дядя Боря просто кивнул.