А перед казаками снова встал вопрос, куда вести свое небольшое, но уже слаженное в боях войско.
Собравшись на Круг, атаманы и казаки долго судили – рядили, но всяк получалось, что столь малыми силами идти на Астрахань бессмысленно. Да и дорога, почитай, в тысячу верст, при среднем суточном переходе конницы в тридцать - сорок верст, займет не менее месяца. Чего ж идти к шапочному разбору?
Но ногайцы, отправленные своим ханом Аюком бить крымчаков, были настроены решительно. Тунгатар, хранивший молчание на протяжении всего Круга и давший возможность высказываться своим сотникам, вышел в коло и сказал:
- Моя людишка не пойдет в своя орда, пока нет битва с крымчаками. Ваша казак сыльна карош ничего еще не делала. Мала – мала порубала литвина, урус людишка спасала, типеря шта, до куреня пошла? Зачим тада ишла на поле? Айда на Аштар-Хан!
Донцы, которым дорога на Астрахань была в общем-то на пути к родным станицам, поддержали ногайцев, и Круг решил идти на крымцев.
Завершив недолгие сборы, рано утром, по росе, отправились казаки в дальний поход.
Проходя по местам, по которым прошлось огнем и мечом литовско-татарское войско, повсюду видели казаки следы зверя – жестокого и беспощадного в своей ненависти к народу русскому и земле русской. Видели неисчислимые страдания тех, кто выжил и ютился теперь в землянках и шалашах, лишившись крова, хозяйства, живности. И кровь закипала в горячих казачьих сердцах, и душа горела жаждой мести.
Так дошли они до Дона-батюшки, где на казачьей заставе отдохнули и узнали, что и здесь казаки дали бой орде, не пропустив врага на казачьи земли. Двое суток бились казаки с татарами, много положили супостатов, много и своих потеряли. Но не стали татары и литовские наемники продолжать битву – рано утром третьего дня тихо сняли лагерь и ушли дальше, на Астрахань.
Там же, на заставе гонцы передали донцам приказ войскового Круга оставить на Дону пятьсот человек в связи с большими потерями, понесенными казаками в битве. Пришлось также оставить в куренях донцов и более сотни казаков больных и получивших в стычках с литвинами ранения. Остальным было приказано идти на Астрахань.
Степь за Доном, выжженная татарами, встретила казаков неприветливо. Уже на третьи сутки пути израсходовался запас корма для лошадей, а небольшие участки уцелевших после пала трав не могли насытить казачий табун. Мелкие речушки и ручейки почти пересохли под лучами летнего солнца, и казаков, и коней стала донимать жажда. Стадо домашнего скота, которое казаки гнали с собой для пропитания, заморенное бескормицей и жаждой, безнадежно отстало…
И лишь когда казаки вышли к Волге, наступило облегчение их мукам. Пойма и берега буйно зеленели травами, а живительная вода реки и напоила казаков и их коней, и смыла с них пыль и грязь долгого, тяжелого перехода.
После суточного отдыха, отряд двинулся вдоль Волги к Астрахани и уже к полудню дозорные обнаружили небольшой, человек из пятнадцати, разъезд татар. Басурмане отдыхали в лощине, пустив своих лошадей пастись, и казаки пленили их всех. Сопротивление оказали только трое белобрысых литовцев или немцев, которые были тут же зарублены.
Один из татар оказался родственником сотника Сурекея из отряда буджакцев, который уединился с ним и долго беседовал. После разговора с родственником, Сурекей подошел к атаманам и рассказал:
- Аштар-Хан – город болше нету. Хан побивал войско урусов, многа-многа побивал, многа плен брала. Город спалила сапсем. Саип-Гирей послала менгдеер к кназя московская, штабы кназя платила десятка и ешо полдесятка тысча золотых - дань хану кажная год. Вися скатына у людишка забирала, хлеб забирала, изба палила. Людишка- урус уходила на Яик-речка.
Кназя литовская домой ушла, болшой добыча увела, ешо от Дона повернула. На
Аштар-Хан не хотела итить, а его людишка, которий немца, полячка, шведа, многа пошла вмистя с ханом.
Ешо сказала - брат Саип-Гирея, шта в Крым осталася, сказала: « Типеря я хан Крыма, а Саип-Гирей пускай типеря Аштар-Хан своя будит хан».
От верная Саип-Гирея людишка прислала ему пайзу , шта до Бахчисарая его шла нада быстра-быстра, а то брат сапсем не пустит его в Крым.
Саип-Гирей послала в степь харабарчи, смотреть - путь свободная или нет. Десяток разъезда ходит, степь смотрит. Хан дыва-тыри дня ждет, потома Крым шла будет.
- Скажи своему родственнику, - сказал Заруба, - если хотят татары, пусть с нами остаются. Будем вместе крымчаков бить.
- Моя торон ишла с нами, другой татара не идти будет – рубать нада, - ногаец провел ребром ладони по горлу.
Атаманы отошли в сторонку и, посовещавшись, решили искать места для засадных действий, чтобы при выходе крымского войска из астраханской земли нанести несколько ощутимых ударов по татарам, поскольку наличными силами ввязываться в серьезную битву было опасно. А нанести сильный удар во фланг двигающемуся походным порядком войску, и тут же исчезнуть, раствориться в бесчисленных в этой местности балках и оврагах – такой способ ведения боевых действий был признан разумным.
Крымский шлях, ведущий от Астрахани к Керченскому проливу, был только один, и по нему пришли сюда татары. А местность, по которой им предстояло возвращаться в Крым, была будто специально приспособлена для засадных действий. Была она похожа на хлебный мякиш – высокие увалы неожиданно сменялись глубокими впадинами, а относительно ровные участки вдруг перерезались оврагами и балками.
Да и сам город Астрахань славяне издавна называли – «город на семи холмах». И такой ландшафт тянулся до самых Черных земель, населенных воинственными калмыками.
Тунгатар сразу предложил послать посольство к калмыкам, чтобы договориться с ними о совместном выступлении против крымчаков, когда те подойдут к их землям. Атаманы согласились с этим предложением, и Тунгатар отправился готовить послов к дороге.
Несколько разъездов были направлены на шлях для поиска мест, удобных для казачьих засад.
Отряд разделили на три части и развели в соседние балки и овраги, так как в одной балке огромное скопище людей и коней бурлило, как растревоженный муравейник.
День прошел в ожидании и подготовке казаков к засадам…
К сумеркам возвратились разъезды, и сотник Малюга, который командовал разведчиками, показал холстину, на которой угольком были прорисованы вдоль шляха места для засад.
Распределив казаков по ударным отрядам и обозначив каждому отряду место для нанесения удара по крымскому войску, атаманы оставили у костра только сотников – командиров отрядов, которым подробно определили план действий. А план был таков – ударный отряд атакует неприятеля метательными копьями и залпом пищалей, после чего сразу уходит к месту следующей засады. И так последовательно до крайней засады, где мощный удар наносится уже объединившимися силами всего отряда. Ну, а дальше, как Бог положит…