Волчата

В ЛЕСАХ КОЗАРЫ

Прошла неделя, прежде чем Джуро Гаич узнал о том, что вернулась Стоя и привела из лагеря Душко и Вуку. После того как он вместе с Михайло выбрался из пещеры, друзья получили задание заняться ранеными партизанами и разбежавшимися по всему лесу детьми. Нужно было перенести раненых в новые укрытия, поближе к долине, и позаботиться о сиротах.

Джуро попросил мельника Муйо Бегича помочь детям с продуктами.

— Я вам буду помогать, чем только смогу, — ответил Муйо. — Жалко, Михайло ранили. Только он смог бы нас защитить от этого Стипе. Сейчас Стипе служит у сотника Куделы. Знаешь, Джуро, с каким удовольствием я бы отсюда ушел! Обеих дочерей мы с женой уже отправили в долину — там намного безопасней, а сами решили остаться здесь, чтобы помогать вам.

— Отлично! Так и будем помогать друг другу! Жизнь наша сейчас в опасности.

— А моя особенно! Ты же знаешь, я теперь нахожусь как бы меж двух огней. Любой неверный шаг может стоить мне головы!

— Ты это о чем? Мы ведь разрешили тебе работать на Куделу.

— Так-то оно так, да разрешение — это одно, а жизнь — совсем другое. Знал бы ты, как они за меня взялись, как трясли.

— Кто это?

— Кто же еще, как не торговец Стипе! От кого-то он узнал, что мы с тобой близкие друзья и что с Михайло я тоже дружбу вожу. Пришли они как-то сюда, а Стипе и говорит: «Посмотрите на него! Это же Муйо Бегич, самый настоящий вор и обманщик! Он работает на партизан, он за них!» Напрасно я клялся аллахом, что не вру, что не работаю на партизан. Они не поверили мне. Все, что нашли на мельнице, они взяли с собой, а меня схватили и привязали вон к тому дереву… — показал он рукой на яблоню. — А потом Стипе и говорит: «Слушай, ты, турок! Я знаю, что вы с лесником Михайло Чиричем приятели — он частый гость на твоей мельнице. Дружишь ты и с Джуро Гаичем, и с другими подозрительными людьми. Это лесник притащил меня в штаб отряда на Козаре, а поймал меня Джуро. Сейчас ты на собственной шкуре испытаешь, что мне пришлось тогда пережить. Я поклялся, что за все отомщу! Тебя, турок, Гаича и Чирича я привяжу к мельничному колесу. Будете на нем вертеться, пока дух не испустите! А сначала я вас слегка прижгу и кровь пущу!» Я ему сказал, пусть он делает что хочет, но напомнил про приказ сотника. Тогда он немного остыл.

Усташи нашли у меня табак, немецкие консервы, на что я сказал, что мне их дал один немецкий офицер, когда останавливался на мельнице. «Вот оно что, — говорит Стипе, — ты теперь и к немцам подмазываешься! Но это тебе не поможет!»

Когда сотник Кудела прискакал со своими, чтобы остановиться на мельнице, он обнаружил меня привязанным к дереву. Разозлившись, Кудела закричал: «Кто привязал этого человека к дереву?!» Стипе со своими головорезами в это время стоял у окна. «Это мы его связали и допросили. Он помогает партизанам!» — ответил Стипе. «Вы что, с ума сошли?! Как вы посмели без моего приказа, самовольно допрашивать и бить нашего человека? Сию минуту развязать и извиниться перед ним!»

К своему большому неудовольствию, Стипе вынужден был освободить меня. Когда этот гад развязывал мне руки, он прошипел: «На этот раз ты ускользнул от меня, турецкая лиса! Но ты еще попадешься мне, и уж тогда тебе не поздоровится. Нутром чую, что ты все врешь! Все мельники мошенники, а турки и подавно!»

Потом мы с сотником отправились ко мне — он хотел поговорить со мной с глазу на глаз. Жена принесла нам закуски и ушла.

«Прости нас, дорогой Муйо Бегич! — сказал сотник Кудела. — К сожалению, и среди наших есть самодуры. Этот Стипе слышал, как допрашивали недавно крестьян и пленных партизан. Кто-то из них сказал, что получил муку на мельнице, а Стипе этих слов оказалось достаточно, чтобы ты сразу стал для него партизанским агентом. Он ведь ничего не знает о нашем договоре. И впредь пусть не знает. Я ему пообещаю, что сниму голову с плеч, если он тронет тебя хоть пальцем. Он ненавидит турок, потому что они посадили какого-то его предка на кол. У него каждый мусульманин — турок. А мы решили, что не будем трогать мусульман, вы — наши союзники в этих краях. У нас общие интересы, не так ли, дорогой Муйо? Ты будешь на меня работать, а я позабочусь о твоей безопасности».

И тут он доверительно, но с угрозой в голосе сообщил, что мне они не будут поручать таких заданий, которые могли бы вызвать подозрения у партизан. Они, мол, хотят, чтобы их человек остался жив-здоров. Они мне пришлют почтовых голубей, чтобы с их помощью я сообщал о появлении в этих местах больших партизанских частей. А больше, мол, они от меня ничего требовать не будут.

— Да, Муйо, если бы они узнали, что ты на самом деле помогаешь партизанам, не сносить тебе головы.

Они подошли к протоке и загляделись на мельничное колесо, которое быстро вертелось.

— Плохо бы тебе пришлось, Муйо, если бы Стипе и вправду привязал тебя к этому колесу! А уж что бы он со мной сделал, после того как я его приковал цепью, да с Михайло, который ему кости пересчитал за то, что много врал… Это была бы страшная смерть…

— Будем надеяться, что мы не попадем к нему в лапы. Надо его поскорее прикончить, а то он будет теперь шнырять около мельницы. Слишком много тропинок сходится здесь. Пока он жив, нам постоянно грозит опасность. Справиться с ним может только Михайло. Ступай на Козару и скажи ему! Надеюсь, он скоро поправится. Не сильно его ранило?

— Нет, не сильно. На нем все заживает, как на собаке. Он умеет лечить раны, а уж себя-то тем более вылечит! Я пойду к нему и все расскажу, а потом сообщу тебе, что решили в штабе…

Их разговор прервал старик, привезший на телеге, запряженной волом, немного зерна для помола. Увидев Джуро с винтовкой и гранатами, он радостно сообщил ему, что Стоя с Душко и Вукой уже дома.

Дед Джуро, обрадованный, сразу же пустился в путь…

Дети и хозяева ужинали, когда открылась дверь и старый Джуро показался на пороге. Душко от удивления выронил ложку, а Вука расплакалась. Целую неделю они с нетерпением ждали деда и уже начали волноваться, не случилось ли с ним чего-нибудь.

— Выполнила я твою просьбу, привела Анкиных детей. А мои остались там…

— Тысячу раз тебе спасибо, Стоя, за то, что ты сделала для нашей семьи! Все мы, оставшиеся в живых, никогда этого не забудем!..

Дед поставил винтовку я угол, и внук и внучка бросились ему на шею. У старика на глаза навернулись слезы.

— Никогда еще Козара не проливала столько слез и крови, никогда не была она так растоптана, но и так сильна, — проговорил старик. — Не зря в народной песне поется: «Ой, Козара, Козара, рубаха кровавая…» Дети наши должны жить. Это наше будущее. Тогда у нас ничего не отнять. Враг сжег наши дома, а они построят новые…

Душко всхлипывал и обнимал деда с такой же любовью, как в детстве, когда сидел у него на коленях, дергая за ус, а дед качал его и пел удалые песни.

О матери, отце и родных, погибших во время наступления усташей и гитлеровцев, они не говорили. Не говорили и о том, что пережили дети с тех пор, как их разлучили. Дед считал, что они должны постараться все поскорее забыть. Придут в себя, поправятся, а там уж все и сами расскажут.

— Главное — дети живы. Теперь их надо подкормить. Такие тощие они, ни на что не годятся. Война на Козаре еще не кончилась, и тот, кто хочет остаться жить в этих горах, должен быть сильным!

— Но у меня запасы кончаются! — сказала Стоя.

— Я позабочусь об этом. Тебя прошу только об одном — выходить их, поставить на ноги, чтобы они могли бегать. Потом я их заберу к себе, и они больше не будут вам обузой. Я ведь понимаю, как вам и самим трудно.

Осень пестрыми красками раскрасила землю. Теплая погода стояла до октября, временами бывало совсем по-летнему жарко, и тогда все, кто остались в живых, грелись на солнышке у развалин. Люди заготавливали на зиму дрова, убирали с полей урожай, собирали в лесу грибы и каштаны, которых в тот год уродилось очень много.

Боевые действия продолжались теперь в других краях. Окровавленная земля понемногу приходила в себя.

Однажды днем Душко и Вука отправились с тетей Стоей и ее дочками в лес за каштанами и хворостом. Возвращаясь с вязанками обратно, они услыхали в лесу крики, поросячий визг и громкие голоса детей.

Вскоре они увидели, как несколько мальчиков и девочка палками гнали по кустам свинью с целым выводком поросят. Им удалось отбить одного поросенка, а свинья с остальным потомством убежала, с трудом пробираясь по лесу. Хрюкая и сопя, она с поросятами скрылась в зарослях.

Когда группа ребят приблизилась, Душко увидел, что впереди с большим ножом за поясом шел его школьный приятель Остоя. Рале нес поросенка, ему помогал Ненад. За ними шла Боса, дочь учительницы. Когда-то они все вместе учились в одном классе. Ребята были в изношенной одежде, босые, загорелые и исхудавшие.

— Эй, Душко, привет! — радостно закричал Остоя.

Они уже знали, что Душко с Вукой вернулись из лагеря, но до сих пор еще не видели их.

— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил Душко.

— Ловим поросят! Есть-то надо. Почти ничего не осталось уже… Только картошка и фрукты. Вот и приходится добывать…

— А где вы живете? Неужели дома?

— Нет. Дома наши сгорели. Мы устроились в одном уцелевшем доме на склоне горы, как раз над вашим селом. Вчера мы ходили в Нижнее село, искали тайники с едой по погребам. Идем куда глаза глядят, спим где понравится, никого нигде нет, разве что иногда наткнешься на стариков или голодных детей, которые тоже бродят по развалинам в поисках пищи.

Душко и Вука знали, что во время наступления Остоя, Рале и Боса были на Козаре, что отец у Босы умер, а мать и сестру убили, и девочка осталась круглой сиротой. Не знали они еще только того, что негодяй Стипе отрубил Ненаду руку. С болью смотрели Душко и Вука на едва заживший обрубок, торчащий из рукава мальчика.

Прощаясь, ребята пригласили брата с сестрой вечером к себе в гости. Они собирались зажарить на углях поросенка с картошкой.

— Тетя Стоя, ты нас отпустишь?

— Конечно. Случись что со мной или с дедом — и вам придется точно так же скитаться по горам да искать еду, как этим детям.

Они пошли дальше, и тетя Стоя продолжала говорить:

— Знаете, не только эти ребята так живут. Дед вам много чего расскажет, он как раз сейчас занимается тем, что помогает детям, оставшимся без родителей. Одному богу известно, сколько их еще бродит по сожженным селам. Иногда партизаны помогают им. Помогают и старики, которые здесь остались. Да только какая это помощь, когда у самих-то у них ничего нет! А когда приходят усташи, они устраивают на бедных стариков и детей облавы и без жалости убивают их. Мы уже не раз от них спасались, и еще наверняка придется… Поэтому вы, Душко и Вука, должны поскорее набраться сил…

— Нужно раздобыть оружие, чтобы защищаться, — сказал мальчик.

— Его и партизанам-то не хватает… Нам остается только бегать да прятаться. Запомни это, Душко.

Она ободряюще посмотрела на него, любуясь мальчиком, в котором чувствовался характер деда — горячий, гордый и дерзкий. Она от всего сердца желала ему счастья и удачи. Только бы дети пережили эту бойню!

Когда стемнело, брат с сестрой отправились в гости к друзьям. Ночь стояла ясная, от деревьев тянулись длинные тени, в чистом небе сияла луна. Душко гордо пристегнул к ремню охотничий нож. Этот нож дед Джуро подарил мальчику в первый вечер после возвращения ребят из лагеря.

— Это мой охотничий нож, — сказал дед Джуро. — Я с ним не расставался почти полвека. Пусть теперь тебе он послужит так же долго! Пусть защитит тебя от любой опасности!..

У Остои тоже был такой нож. О ноже мечтал каждый мальчишка, как каждый мужчина мечтал о ружье. На Козаре считалось, что настоящий мужчина должен иметь нож и ружье. Такой человек считался сильным и смелым, а эти качества очень ценились на Козаре…

Когда Душко и Вука забрались в тайник, где жили ребята, все мальчишки уставились на нож мальчика и сразу поняли, кто к ним пришел, ведь это его дед собрал всех ребят вместе и помогал им. Брат с сестрой сели рядом с остальными. В уцелевшей печке из-под углей вырывались язычки пламени, медленно угасая. На столе, сколоченном из обожженных досок, лежал разрезанный поросенок и горка картофелин. Теперь, когда все были в сборе, ребята закопали картошку в угли, а сверху положили куски мяса: пусть пекутся.

Ребята разговорились. Остоя сказал, что сейчас им не на что жаловаться, но зимы они боятся.

— Ваш дед собрал нас и рассказал, как себя вести, если мы хотим уцелеть, что можно делать, а чего нельзя. Мы хотели пойти вместе с бригадой, да взрослые нас не взяли. Говорят, в отряде уже и так много детей, которые больше мешают, чем помогают. Из наших взяли только одного Митко. А мы оказались слишком маленькими!

— Маленькими! Нас с Вукой тоже не взяли, когда уводили из лагеря старших ребят.

— Это мы знаем. Они теперь у партизан — или связными в штабе, или на кухне помогают, — сказал Остоя.

— Повезло им, что их взяли! Нам тогда сказали, что возьмут тех, кому не меньше десяти и у кого много сил…

— Погоди, Душко. Если война будет продолжаться, и нас, придет время, возьмут. Еще просить будут. Знал бы ты, сколько на Козаре народу погибло. Если и дальше так будет, скоро и до нас дойдет очередь взяться за оружие.

Вскоре вкусно запахло жареным мясом. Остоя подошел к огню и перевернул куски. Все с жадностью вдыхали аппетитный аромат. Под ногами, виляя хвостом, крутился белый щенок, тощий и забавный. Он ждал, когда ему бросят кость, но Остоя распорядился:

— Рале, возьми собаку и выведи ее. Пусть сторожит и лает, если к нам кто полезет. Нельзя, чтобы нас захватили врасплох.

— Пошли, Каро! — позвал Рале. Он привязал веревку к ошейнику щенка и повел Каро на опушку, от которой к дому вела тропинка. — Сторожи! Кости мы тебе сюда принесем!

Пес послушно улегся, навострил уши и стал прислушиваться к ночным звукам.

— Единственное наше оружие, Душко, — это наши ноги. Потому мы и держим щенка. С едой здесь плохо, а он маленький и ест мало, но лает громче большого, потому что боится больше. Всем хорош… Только бы не сглазить… Ну так вот, ноги — это все, что у нас есть. Правда, еще мы припрятали три гранаты и старый пистолет.

Остоя вынул из печки мясо, выкопал из-под углей картошку. Боса раздала каждому по три картофелины и по куску мяса. На ящике из-под снарядов стояла кастрюля с ковшиком — в ней была свежая вода, рядом — корзина, полная яблок и груш.

— А вы неплохо живете, Остоя! В лагере я узнал, что такое настоящий голод!

— Не думай, что так бывает у нас каждый день. Поросенка редко удается поймать. Чаще всего мы перебиваемся картошкой, каштанами и фруктами.

Душко заметил, что за этот год ребята очень изменились. Разговаривали они теперь по-взрослому, лица их уже не были по-детски веселыми, на них читались твердость, упорство и решительность.

Ребята вволю наелись, и их щенку Каро досталась целая груда костей. Не в силах съесть все сразу, он закопал остатки под кустом.

Душко и Вука переночевали у ребят, а наутро Остоя проводил их к тете Стое. Перед расставанием он спросил:

— Придете с Вукой к нам еще?

— Обязательно. Мы ведь не сможем все время жить у тети Стои, а в нашем селе нам прятаться очень тяжело. Лучше уж будем держаться все вместе.

Через несколько дней дед Джуро вернулся с гор. Устав с дороги, он переночевал у Стои, а рано утром, оставив Вуку, вместе с Душко отправился в путь.

— Куда ты меня ведешь, дедушка? — спросил мальчик.

— На Козару. Сначала зайдем в наше село, а потом навестим в горах Боро и дядю Михайло. Оба залечивают раны в одной избушке. Я должен показать тебе, где ты и Вука будете жить до конца войны, если со мной что случится.

Каждое слово деда было для внука законом. Старый Джуро был сдержан и немногословен, хотя здешний народ отличался словоохотливостью и приветливостью. Неразговорчивый старик никогда ничего не говорил просто так, без особых на то причин.

Вскоре взошло солнце. Дед и внук медленно шли вверх по проезжим дорогам, пробираясь через заросли красных буков, золотисто-желтых кленов, дубов и других деревьев, расцвеченных красками осени.

Дед шел, опираясь на палку, и иногда останавливался, чтобы отдышаться и полюбоваться лесом и небом, просвечивающим сквозь ветки. Он ничего не говорил при этом внуку, но мальчик и сам понимал, что дед любуется родным козарским краем… возможно, с тоской и грустью в сердце, потому что он уже стар и недолго ему осталось ходить по этой земле, а возможно, и с радостью, что он еще жив, когда погибло столько молодых…

В пути Душко забыл о человеческой злобе и жестокости, очарованный гармонией красок, песней ветра, небесным простором. Он вспомнил, что мать часто говорила ему: «Как прекрасна жизнь, но она лишь однажды подарена человеку».

Они поднялись к своему селу, раскинувшемуся на ровной местности и со всех сторон окруженному полями и лугами, за которыми начинался лес. Село было разрушено, но казалось, оно спит в ожидании людей, которые вернут его к жизни.

Все дома в селе были сожжены дотла. Ранние осенние дожди смыли сажу, обнажив трещины в стенах, местами уже начавших разваливаться.

Они шли мимо разрушенных домов, и в памяти старика всплывали образы живших здесь людей.

«Странно, — думал старый Джуро, — даже когда человек умирает, он не может исчезнуть совсем, как будто его никогда не было».

Они свернули к своему двору и сели на скамейку под большим ореховым деревом рядом с сараем. Со странным чувством смотрели дед и внук на развалины своего дома. Только каменный фундамент уцелел…

— Никогда, Душко, не забывай о том горе, что причинили нам фашисты и усташи! Два десятка лет после той войны весь наш род гнул спину, а эти дьяволы в один момент превратили все в пыль и пепел… Никогда и ни за что не забывай, что ты Гаич! Наш род должен быть для тебя святыней. Если я погибну на войне, хозяином станет Боро, пусть он поможет тебе выучиться. Если же и с ним что случится, ты будешь старший Гаич. Мы не позволим стереть нас с лица земли! Здесь мы выросли, здесь и останемся!..

Мальчик впитывал каждое слово деда. Когда старику показалось, что внук устал, он принес из укрытия в подполе сало, сыр и бутылку молодого вина, а из заплечного мешка достал хлеб — он всегда носил его с собой.

— Сейчас мы с тобой поедим того, что уродилось на нашем поле. Земля нам подарила хороший урожай и подарит еще, если мы отплатим ей благодарностью, ведь она этого заслуживает…

После трапезы дед сказал:

— Теперь я покажу тебе все наши тайники. Увидишь, что твой дед не сидел сложа руки. О многом пришлось позаботиться, чтобы можно было выжить! Все это ты должен знать, если вы с Вукой останетесь одни: где найти еду, где — воду, где можно укрыться летом, а где зимой.

Сначала он показал укрытие в самом доме: два потайных хода и подпол, приспособленный для зимовки. Дед смастерил широкие нары от стены до стены и постелил на них солому, а сверху положил все одеяла, какие нашлись в доме. В углу стоял котел, прежде служивший для кормления свиней, а теперь соединенный трубой с дымоходом, который уцелел и торчал высоко над развалинами. Столом и стульями служили ящики.

Запасы продовольствия были почти нетронуты. А самое главное — из дома в укрытие была проведена вода.

Дед подробно объяснил, как нужно использовать это укрытие, чтобы со стороны развалины казались заброшенными. Усташи, время от времени появлявшиеся на Козаре, первым делом обыскивали те избы, у которых был жилой вид. Их снова поджигали, а в погреба, где могли укрываться люди, бросали гранаты.

Из села Джуро повел внука в козарские леса. Дед намеренно обошел стороной кладбище, хотя сам часто ходил навещать могилы своего сына Миле и внука Илии и носил туда цветы. Он привел Душко в балку, где в густых зарослях из земли бил источник, вода метров сто текла по поверхности, а потом вдруг исчезала. Здесь находилось самое надежное укрытие деда, сооруженное из бревен, наполовину уходивших в землю. Увидеть его можно было только подойдя вплотную.

— Вот, Душко, здесь тебе не страшен никто. Чтобы выследить тебя, им нужно идти вверх по течению.

В укрытии Душко увидел очаг, лежанку и несколько одеял. Все здесь было приготовлено для длительного пребывания.

Они остановились в укрытии, развели огонь и перекусили.

— Теперь, Душко, ты сможешь спать совсем спокойно. Сюда ни одна живая душа не доберется.

Попасть в укрытие можно было через замаскированный мхом маленький люк. Сейчас он был открыт. Сквозь ветви деревьев виднелся кусочек звездного неба. Ночь стояла тихая, ни один лист не шелохнулся, пели ночные птицы. Душко показалось, что он слышит волчий вой.

Уставший, он лежал на соломе, и старик видел по его глазам, как постепенно мальчика покидает страх и неуверенность. Дед закурил трубку, несколько раз затянулся.

— Надеюсь, тебя в этом проклятом лагере не слишком запугали. Я тебя еле узнал, так сильно ты изменился.

— Они меня пугали, но не запугали! Только я уже не такой, как тогда, когда ты ночью вез меня по лесу, а я нисколечко не боялся…

— Ты стал бояться леса, ночи, зверей, человека?! Скажи мне прямо, не стыдись…

— Я не боюсь леса, ночи… Я боюсь людей, дедушка…

— Твоя правда. От плохих людей всего можно ожидать.

— И я их вижу в лесу, в темноте, в тени — там, где раньше никогда не видел.

— Все это мерещится от страха, Душко. Ты должен чувствовать, что в лесу тебе может грозить опасностью, а что нет. Людей тоже не всех надо бояться. Но будь осторожен, тем, кого не знаешь, не доверяйся. Я научу тебя распознавать негодяев.

Душко рассказал деду о крестьянине, который их с Вукой хорошо накормил, оставил ночевать, а потом выдал усташам; о добром стражнике, приносившем ему хлеб и сало; о настоятельнице Клементине и пьяном усташе, который хотел выкинуть его из окна вагона.

Дед, подкладывая дров в огонь, внимательно слушал.

— Знаешь, Душко, мы, старики, еще многому должны научить вас, особенно сирот. Мы можем передать вам свой опыт, ну а потом вы сами должны будете заботиться о себе…

Они хорошо выспались и только около полудня отправились дальше. По дороге на Козару они не встретили никого. Дед вел внука звериными тропами, которые знали только он и Михайло. Шли долго. Лес становился все гуще. Вскоре среди лиственных деревьев стали попадаться сосны и ели. Сквозь густые ветки иногда проникали слабые солнечные лучи.

В одном из оврагов они наткнулись на трупы. Всюду валялись немецкие каски, оружие, стреляные гильзы.

— Это немецкие горные стрелки. Наши напали на них и уничтожили. Видишь, мужчины били их топорами, а женщины дубинками — за то, что они сожгли и разграбили наши села и угнали вас в неволю. Теперь они мертвы и уже никому не сделают зла.

Мальчик перешагивал через трупы, стараясь держать себя в руках.

— Смотри на них, Душко. Когда-то ты меня спросил, что такое война. Это — тоже война. В святом писании сказано: «Кто с мечом придет, тот от меча погибнет». С этими так и случилось, с другими еще случится. Не мы начали эту войну. Никто их сюда не звал. Как пришли, так и уйдут отсюда, ты должен в это твердо верить.

— Я верю, дедушка. С тех пор как убили Илию и отца и увели маму, я желаю врагам только смерти.

— И вот еще что. Ты должен побороть в себе страх. Немцы и усташи не всесильны. Козара кишела ими, как муравейник, и собак они с собой привели, а разве нас нашли? Как бы не так! Большинство из нас уцелели, выжили. Пещер, которые разыскал Михайло, враг ни одной не обнаружил. Посмотри на этих гитлеровцев… Покажу тебе и усташей… Ты их боишься?

— Не боюсь, дедушка. Они же мертвые. Мертвых я совсем не боюсь.

— А живых боишься?

— Я же говорил — боюсь.

— Живых ты тоже не должен бояться! Так же, как и тебя, немца может свалить меткий выстрел, и усташа тоже. Любого может. Все мы боимся смерти!

— А что такое смерть, дедушка? — спросил Душко, заглядывая в мудрые глаза деда. — А куда делись души тех, кто здесь лежит? И всех остальных, которые умерли?

— Спроси о чем-нибудь другом. В ад я не верю, но и в рай — тоже. И в духов не верю. До сих пор оттуда еще никто не возвращался, чтобы рассказать нам об этом.

— А почему люди убивают друг друга? Разве так должно быть?

— Трудные вопросы ты мне задаешь, внучек. И этого я точно не знаю. Божья заповедь гласит: «Не убий!» Но никто из тех, кто готовит войны, ее не выполняет. На свете есть безумцы, потому мы и убиваем друг друга. Были бы поумнее, наверняка не стали бы этого делать. Думаешь, кто-нибудь из этих немцев пришел бы сюда, на Козару, умирать, если бы заранее знал, что найдет свой конец в каком-то неизвестном лесу, где его настигнет даже не пуля, а топор?!

Пока они стояли и разговаривали, в лесу стемнело, пошел дождь. Когда первые капли зашелестели по опавшей листве, старик нагнулся и показал на мундир немца с Железным крестом на груди.

— Смотри, внучек, этот фриц заслужил Железный крест, а умер так, что ему и березового не поставили…

Белая пелена дождя окутала листья, дул легкий ветерок. Старик и мальчик прижались к стволу раскидистой сосны, завернувшись в пастушеские накидки, и ждали, когда прекратится дождь. Время от времени капли пробивались сквозь ветки и падали на лица деда и внука, стекая по щекам, как крупные слезы. Джуро и Душко спокойно ждали, когда небо прояснится, дождь поутихнет и можно будет идти дальше. Они больше не разговаривали, слушая монотонный шум дождя и думая каждый о своем.

Но вот дождь кончился, и в лесу запахло свежестью, стволы деревьев, потемневшие от воды, словно ожили, с листьев и веток еще падали капли. Дед и внук отряхнулись, и мальчик спросил:

— Почему никто не хоронит этих людей?

— Кто-нибудь похоронит. Этих никто не нашел, а обычно наши закапывают своих, немцы — своих. После каждого боя что-то достается лисицам и воронам.

Они отправились дальше по затерянным тропкам, где не ступала нога человека. Иногда они молча отдыхали. Впечатлений было слишком много даже для деда, не говоря о мальчике. Им чуть не пришлось заночевать в лесу, потому что дед с большим трудом нашел в темноте нужную тропинку. Они искали одно из укрытий лесника, которое тот сделал год назад, когда едва ли кто-нибудь думал, что скоро начнется война.

Наступила ночь, когда они нашли-таки укрытие, сооруженное из сосновых бревен.

Мальчик без сил повалился на лежанку, а дед развел огонь и пошел с котелком за водой. Вернувшись, старик поставил котелок на очаг:

— Надо поесть немного, Душко.

Мальчик кивнул. Дед набил трубку. Он задумчиво смотрел на пламя, попыхивал трубкой, молчал. Через некоторое время он обернулся к задремавшему мальчику и сказал:

— Ослаб ты, Душко.

— Я не виноват, дедушка.

— Конечно. Но когда-то ты был выносливее. Я диву давался, не понимая, откуда у тебя, такого маленького, столько сил. Мы с тобой, бывало, целыми днями ходили, и ты совсем не уставал.

Мальчик промолчал задумавшись, и дед, точно читая его мысли, сказал:

— Ты должен быть сильным.

— Я сам этого хочу.

— А теперь ты должен хотеть этого в тысячу раз сильней.

— Почему, дедушка?

— Потому что все, кто не будут сильными, пропадут ни за грош. Что только нас ждет!

— Как пропадут? От пули? От ножа?

— Нет. Можно и по-другому пропасть: от страха, от голода, от мороза, от неуверенности в себе. От любой напасти, слабости. Это ты запомни, Душко! Только сильные и умные уцелеют. И еще — если им повезет… Война еще продлится, придут холодные зимы, такие холодные, что будут гибнуть звери, привыкшие к морозу, не то что люди…

Вода в котелке тем временем закипела. Дед высыпал в нее из полотняного мешочка несколько горстей кукурузной муки, которую дал ему Муйо, размешал и положил сало. Они поели.

Улегшись на лежанку, оба долго смотрели, как светились в темноте, словно кошачьи глаза, угольки в очаге и гасли. Джуро уже задремал, когда мальчик спросил его:

— Дедушка, а как стать сильным?

— Я тебя этому научу. Не спеши! Нельзя узнать все сразу. Сначала надо стать сильным духом… а для этого нужно побороть страх. Страх не будет тебя мучить, если ты перестанешь о нем думать. Знаешь, человек больше всего боится того, чего не знает. Я разгоню все твои страхи! А теперь давай спать. Утро вечера мудренее.

Весь следующий день они шли по нескончаемому лесу. Временами на их пути попадались окопы и пулеметные гнезда. Было видно, что гитлеровцы и здесь снарядов не жалели.

Там, где недавно прошли бои, деревья были иссечены осколками и пулями, сломаны и расщеплены снарядами, земля разрыта. В местах, где враг настиг беженцев, в лесу валялись сломанные подводы, черепа коров и лошадей, лохмотья одежды. Над останками животных кружило воронье. Шорох крыльев сопровождался заунывным карканьем. Птицы кружили то выше, то ниже, точно досадовали на незваных гостей, нарушивших их покой.

— Ты посмотри на них… Как расплодились за войну! А сколько теперь будет волков…

Дед часто останавливался, чтобы перевести дух и рассказать, как партизаны сражались в окружении.

«Пусть мальчик знает… Если останется жив, он никогда этого не забудет, — думал дед. — Кто ведает, кого из тех, кто здесь воевал, унесет смерть и кто останется в живых… Мертвых забудут, и все то, о чем не расскажут молодым, уйдет, сотрется из памяти, будто и не было…»

От этой мысли деду стало грустно. Незадолго до войны его вдруг потянуло в те места, где он воевал еще в первую мировую. Захотелось увидеть голубую, как небо, и зеленую, как горные луга, реку Сочу, посмотреть на старые солдатские могилы. Вернулся он расстроенный. Кладбище заросло травой, имена на крестах стерлись так, что их с трудом удалось прочитать, могилы затерялись среди кустов и деревьев, оградки проржавели, и все показалось ему бессмысленным, как и сама гибель многих людей на той войне. Теперь, столько лет спустя, это напоминало мучительный сон…

Джуро надеялся, что на Козаре все будет по-другому. Пусть Душко узнает о сражениях партизан, о героях, о жертвах; пусть изучит козарские леса, чтобы уметь укрыться, когда снова загрохочет бой. Пусть помнит деда, которому, быть может, жить осталось считанные дни…

«Ведь как оно бывает… сто раз увернешься, а на сто первый тебя застигнут врасплох, как Михайло… Слава богу, он вылечился…»

Дед подвел Душко к тому окопу, в котором пережил самые страшные минуты в своей жизни, когда его чуть не задушил гитлеровец. Потом он показал внуку места, где погиб отец Остои и где контузило Боро.

Вокруг не было ни души, только птицы кружились над головой. Кровь впиталась в землю, дождь смыл следы огня, ржавчина покрыла мятые каски.

Спустившись к пещерам, они добрались до укрытия Михайло. Дед зажег фонарик, при тусклом свете которого они увидели несколько ящиков со снарядами и минами. Душко молча слушал рассказ деда о том, какой ужас они испытали, когда пещера задрожала от близких взрывов и на них посыпалась земля. Тогда они решили, что им пришел конец, хотя Михайло и успокаивал, говоря, что гранаты разорвались в другой пещере, неподалеку от них.

Дед рассказал, что тогда, в темной пещере, они чувствовали себя как в могиле. Некоторые шепотом молились. Взрывы продолжали греметь, а их все не засыпало. Нервы были на пределе. Они слышали немецкую речь. Много дней гитлеровцы шарили поблизости, но их пещеру так и не нашли.

Перед тем как вылезти из пещеры, Душко попросил:

— Дедушка, можно, я возьму одну гранату? С оружием мне будет спокойней, чем с пустыми руками.

— Возьми, Душко, но смотри, как бы не случилось беды… Я тебя научу, как с ней обращаться.

Мальчику казалось, что его преследует страшный сон и что он никогда не узнает, сон то был или явь. Но рядом был дед, в верхушках деревьев гудел ветер, в небе среди белых облаков парили орлы — и все это напоминало о том, что он жив, свободен, что вокруг кипит жизнь, о которой он мечтал в лагере каждый день. Мальчуган чувствовал, как он становится сильнее, как отступают кошмары. Он гордился дедом и всеми теми, кто прорвал кольцо окружения и сражался с гитлеровцами. Он хотел быть похожим на них.

Лесник Михайло Чирич лежал в лесном госпитале. Лечился он, можно сказать, сам, так как немногие врачи, оставшиеся в горах, занимались более тяжелыми ранеными. Лесник уже не один десяток лет слыл среди крестьян и лесорубов прекрасным лекарем и большим знатоком лекарственных растений.

Ночью, лежа без сна, он часами смотрел в открытое окно, за которым высоко в небе мерцали звезды, и воскрешал в памяти наиболее важные события, происходившие на его долгом жизненном пути…

Дни, проведенные в пещере, когда гитлеровцы окружили ее, словно гончие барсучью нору, были для него, пожалуй, самыми тяжелыми в жизни. Спустя несколько дней после того, как гитлеровцы ушли, он выбрался из пещеры. В лесу царил непривычный покой. Стояла мертвая тишина, даже птицы не пели, не было слышно карканья воронов, звери притаились — жизнь словно замерла.

В пещере раненые зашумели от радости, когда лесник сообщил им, что гитлеровцы ушли. Они без умолку болтали, как дети, смеялись и плакали от радости. Его удивило, что пережитый страх меньше всего отразился на детях. На взрослых неподвижность обычно наводит оцепенение, лишая их способности защищаться, оставляя глубокий след в душе. Дети же близость смертельной опасности переносят с легкостью, потому что не ощущают ее.

Все, кто не были ранены или больны, отправились спасать тех, кого еще можно было спасти. Дед Джуро с тремя партизанами из соседнего укрытия пошел в долину за провиантом.

Большинство подземных укрытий гитлеровцы не обнаружили и не смогли добраться до спрятавшихся глубоко под землей людей. Михайло спустился на веревке в одну из пещер. Здесь все было так же, как в их пещере. В тяжелом, спертом воздухе его факел сразу же погас. К счастью, у Михайло был с собой фонарик. На его оклик откуда-то из глубины пещеры донесся крик о помощи.

Среди мертвых, которых взрывом разметало по сторонам, было несколько человек живых, раненых или одурманенных газами. Насмерть перепуганные люди медленно умирали на мокром дне пещеры, не имея сил выбраться наружу.

Одного за другим Михайло и его помощники вытаскивали уцелевших беженцев наверх. Дара перевязывала их и поила водой.

Многие из беженцев прятались в оврагах, заросших густым кустарником. Теперь там тоже находили и мертвых и раненых.

Остоя, Джуро, Михайло и Дара с помощью крестьян переправили раненых в лесной госпиталь. Врач и две сестры оказали всем носильную помощь. Не хватало лекарств и инструментов, даже бинты кончились. Ноги и руки ампутировали обыкновенной пилой, вместо хлороформа использовали водку…

Как глупо он попался! Когда спасли в лесу всех, кого можно было спасти, Михайло получил приказ выяснить, что произошло с людьми, оставшимися в убежищах, расположенных неподалеку от сел.

Пепелища напоминали о недавних злодеяниях врага. Села были пусты. Оставшиеся в живых не доверяли больше тишине и продолжали прятаться. Фашисты ушли, но страх в людях остался.

Михайло, переодевшись пастухом и спрятав под накидкой автомат, направился к мельнице. Он не знал, что по окрестным селам рыщет сотник Кудела со своими усташами, переодетыми партизанами. Многих крестьян им удалось обмануть. Тех, кто подходил к ним, приняв их за партизан, они тут же хватали и убивали.

Попался на такую удочку и Михайло. Будь рядом с ним его верный пес Серый, этого, разумеется, не случилось бы. А так он чуть-чуть не угодил в лапы усташей.

Произошло это недалеко от мельницы. Усташи словно ждали, что рано или поздно лесник появится здесь. Однако Михайло не растерялся. Держа палец на спусковом крючке, он поднял автомат и нажал на курок. Те, кто стояли ближе, упали. Кто-то успел отскочить в сторону, но один ударил лесника ножом. В тот же миг Михайло короткой очередью сразил его…

От неожиданности фашисты растерялись, и Михайло быстро исчез в кустах.

К счастью, рана его оказалась неглубокой. Он сам перевязал ее и благополучно добрался до укрытия, что находилось поблизости от мельницы.

На следующий день от мельника он узнал, что это были усташи из сотни Куделы, а вместе с ними Стипе, который поклялся поймать старика Гаича и Михайло и содрать с них шкуру.

Михайло понимал, что столкновения с бандитами не избежать. Когда есть особые счеты, средств обычно не выбирают. Он считал, что Куделу и Стипе надо убрать, иначе никому не будет покоя, а главное — нарушится связь с мельницей, на которой партизаны время от времени запасаются продовольствием. Но как их убрать? Об этом надо позаботиться ему и Джуро. А если сделать это самим не удастся, придется воспользоваться помощью партизан…

Когда пришли Джуро и Душко, Михайло очень обрадовался. Друзьям было о чем поговорить. Душко крепко обнял лесника Михайло, а потом нашел Боро и Дару, которые лежали в том же госпитале.

— Я тебя ждал, Душко, а то бы мы с Дарой уже давно ушли за бригадой… И хорошо, что так все вышло. Сегодня связной сообщил мне, что партизаны возвращаются на Козару и скоро совершат нападение на противника. Мы же их тут и дождемся.

Они поставили чайник на плиту и перекусили хлебом с сыром.

Душко начал упрашивать:

— Боро, возьми меня с собой в бригаду. Я буду у вас связным, буду картошку чистить, дрова носить… все, что захотите…

— Нельзя, ты еще маленький и многого натерпелся в лагере. Нам с детьми самим трудно! Да и зима скоро!..

Дед тоже был против того, чтобы Душко пошел в партизанский отряд.

Переночевав в госпитале, Джуро и Душко на следующее утро простились с ранеными. Боро пообещал, что они с Дарой всегда будут забегать к ним, если окажутся поблизости. Михайло наказал деду обойти окрестные села и собрать всех оставшихся сиротами детей.

За несколько дней дед и внук обошли все разрушенные села и узнали, что Кудела со своей сотней устраивает на людей облавы, как на зайцев. Они неслышно окружают село, оставляя засаду на околице. Потом дымовыми шашками выкуривают детей и стариков из подвалов, а когда те пытаются спастись и бегут к лесу, стреляют в них.

Во многих селах побывали усташи, и всюду они жестоко расправлялись с местными жителями. Члены народных комитетов организовали оборону и через своих связных просили партизан о помощи.

Случаи уничтожения говорили о том, что усташи задумали истребить здешнее население. Почти каждый день фашистские самолеты кружили над Козарой, сбрасывая листовки, в которых сообщалось, что партизаны разгромлены, и приказывалось оставшимся в живых сдаться немецким властям, которые даруют им жизнь и обеспечат работой в германском рейхе.

Душко с дедом однажды видели, как немецкий самолет кружил совсем низко над селом, в котором курился дымок над единственной уцелевшей избой. Фашисты сначала открыли по ней пулеметный огонь, а потом сбросили бомбу.

Старик Джуро и его помощники отправились в это село и нашли в разбомбленном доме бабушку Иову. Осколок попал ей прямо в грудь. Они похоронили старушку, муж которой был убит усташами, сыновья сражались в партизанском отряде, дочери пропали без вести во время наступления. Хоронили старушку несколько человек. Ее козу взяли дети, а щенок улегся на могиле и протяжно скулил, не двигаясь с места.

— Запомни, Душко, — сказал дед внуку, — враги нас хотят стереть с лица земли, уничтожить. На единственный во всем селе дом и то бомбу сбрасывают… Как заслышишь гул самолета, немедленно прячься: им не стыдно стрелять и по одному человеку…

Оставив внука у Стои, Джуро снова отправился на Козару — искать Михайло. Прощаясь с дедом, люди просили передать партизанам, что ждут от них помощи.

Через несколько дней в село действительно пришла группа партизан, решившая покончить с разбоем усташей. Радости Душко не было предела — еще бы, в доме у тети Стои разместились партизаны! Еду они готовили в закопченном котелке, разводя огонь у развалин соседского дома. Они привели с собой телку и закололи ее, так что мяса хватило всем, достали в деревне немного картошки. Остоя с ребятами сразу окружили усатого кашевара и стали помогать ему чистить картошку, а он рассказывал им захватывающие истории про былые бои. Дети радовались: теперь, когда партизаны рядом, с ними ничего не случится.

В обеденный час перед котлом выстроились бойцы с котелками, а за ними дети и старики, которых командир пригласил разделить партизанскую трапезу. После ужина часть партизан отправилась в дозор, другие прилегли отдохнуть. У Душко гостил его школьный приятель Рале, бойкий, непоседливый мальчик.

Среди партизан, разместившихся в доме, оказалась молодая красивая медсестра Деса, черноглазая, с длинными черными косами. Она жалела не только раненых, которых старательно перевязывала, но и детей. Увидев, что Душко и Рале поранили себе ноги камнями и колючками, она промыла ребятам ранки и ссадины, перевязала их. Разговаривая с детьми, она гладила их по растрепанным волосам. Оказалось, у нее было двое братьев такого же возраста, оба погибли в лагере.

Рале и Душко не сводили глаз с ее ремня, на котором висела маленькая кобура. Ребята все приставали, чтобы девушка показала им свой пистолет.

Однажды Рале спросил друга:

— Ну что, нравится?

— Медсестра? Да, красивая и ласковая.

— Да не медсестра, а пистолет! — воскликнул Рале, который давно горел желанием добыть себе какое-нибудь оружие.

— Отличный пистолет. Все бы за него отдал…

— Тогда, знаешь что, давай украдем его, когда она уснет… Партизаны уйдут, а пистолет у нас останется.

— Нет, Рале, я боюсь.

Душко вспомнил, как в лагере наказали Лазо за то, что рвал без разрешения сливы. Это стоило Лазо жизни. А Рале все не отставал:

— Зачем ей пистолет? Смотри, сколько у них пулеметов и винтовок! Медсестре новый выдадут. Если ты боишься, я сам украду.

Ночью, когда дежурный ушел сменить караульных, партизаны крепко заснули на полу в комнате. Среди них была и медсестра Деса. Рале подкрался к спящим. При тусклом свете керосиновой лампы он отыскал глазами спокойно спящую девушку. Ремень она сняла, под голову положила сумку с красным крестом. Рядом лежала кобура. Неслышно подойдя к девушке, Рале опустился на колени, расстегнул кобуру, и в мгновение ока пистолет скользнул из его руки в карман…

Ему повезло — никто не заметил, как он шмыгнул из комнаты. В кухне он растолкал Душко, спавшего на лавке, и шепнул ему на ухо:

— Он уже у меня!

— Кто у тебя? — сонно пробормотал Душко, ничего не понимая.

— Пистолет. Смотри!

Душко стало стыдно.

— Положи обратно. Что теперь о нас партизаны скажут?!

— Нет! В нашей группе должен быть хоть один пистолет!

— Если не хочешь отдавать, надо уйти спать в хлев, чтобы нас утром не поймали!

Едва рассвело, партизаны встали. Проснулась и Деса. Она взяла ремень и сразу увидела, что кобура пуста. Пистолет исчез! Девушка побледнела. Этот пистолет, подаренный командиром батальона, которого она проводила в госпиталь, был очень дорог девушке. Подойдя к комиссару, она сказала, что ночью ее обокрали.

Не успели Душко и Рале выбраться с сеновала и удрать с пистолетом в лес, как патрульные нашли их и привели к комиссару. Ребят обыскали, но, конечно, ничего не нашли. Кто-то припомнил, что в комнате, где спали партизаны, ночью их, кажется, не было.

Однако комиссар Дуле, сам родом с Козары, хорошо знал натуру здешних жителей. Он понимал, что мальчишки скорее дали бы разорвать себя на куски, чем признались, что взяли пистолет. Ему, как никому другому, было известно, что значит для козарцев оружие, и не только для взрослых, но и для детей.

Комиссар отошел с ребятами в сторонку и рассказал, какая горькая судьба привела девушку к партизанам. Дом, где жила ее семья, сожгли усташи, оба брата пропали без вести…

Видя, как мучается Душко, слушая его рассказ, комиссар подумал, что пистолет взял именно он.

— Ты ведь скажешь, сынок, куда ты его дел? Смотри, мы воюем с теми, кто убил твоего отца, брата… Как же мы за них отомстим, если у нас не будет оружия?! Вместо того чтобы украсть оружие у врага, вы крадете его у нас, у медсестры, у которой ничего нет, кроме этого пистолета. А если рядом с ней окажется враг?..

Душко чуть не заплакал. Что бы сказал дед, если бы узнал, что его внука подозревают в воровстве, да еще каком!

— Это не я. Честное слово, не я.

— Если так, тогда ты верни его нам, — обратился комиссар к Рале.

Но Рале был замешан из другого теста. В школе он частенько, натворив что-нибудь, не признавался, хотя все знали, что виноват именно он. Он ни разу ни в чем не сознался, даже тогда, когда его били палкой по рукам.

Вот и сейчас напрасно уговаривал его молодой комиссар. Рале стоял на своем; больше ему ничего не оставалось делать — он боялся позора и наказания.

— Это не мы! Мы же спали на сеновале! Зачем нам пистолет? На что он нам?..

Тогда комиссар Дуле снова обратился к Душко:

— Смотри, мы защищаем вас от усташей, а уходим из села, обворованные своими же… Это грустно и стыдно!

Душко жгло чувство вины, но и друга выдавать он не хотел. Однако слова комиссара запали так глубоко в его сердце, что он понял: только чистосердечное признание спасет его от этой грязи.

Повернувшись к другу, Душко твердо сказал:

— Отдай пистолет, Рале, комиссар никому не скажет.

Рале не поверил своим ушам. Он никак не ожидал, что Душко поступит так.

Комиссар, нисколько не сердясь, повернулся к Рале:

— Скажи, мальчик, зачем ты взял пистолет?

Рале выпалил:

— Сотник Кудела повесил моего отца. Я взял пистолет, чтобы убить его!

Мальчик проговорил это так решительно, сверкая глазами, что комиссар понял его. Он понимал, сколько горя накопилось в этих детских душах.

— Как же ты убьешь его, если даже мы не можем этого сделать?

— Мне легче, чем вам! Если я доберусь до него, он умрет! Мне этот пистолет нужнее, чем вашей медсестре. У вас и так есть винтовки и пулеметы, а ей вы добудете новый!

— Мне все ясно, Рале! Я тебя хорошо понимаю и во многом согласен с тобой. Но пистолет медсестре верни. Он ей дорог как память. А тебе мы при случае достанем другой.

Рале подвел комиссара к тайнику, в котором были спрятаны пистолет, завернутый в промасленную тряпку, и коробка с патронами для немецкого автомата, которую ребята нашли в лесу.

— Эти патроны я тоже отдаю в отряд, — сказал Рале.

— Добро. Теперь все в порядке.

Комиссар подозвал Десу и вернул ей пистолет. Девушка поцеловала оружие и вложила его в кобуру. Глаза ее засветились от радости.

Когда стемнело, отряд ушел. Рале, Вука и Душко молча смотрели, как партизаны углубляются в лес. Последней шла длиннокосая красавица Деса…

Рале повернулся к Вуке и сказал:

— Ты знаешь, Душко сказал комиссару, что я украл пистолет. Ты думаешь, он прав? Разве можно выдавать друзей?

Однако Вука посмотрела на Рале с осуждением:

— Я презираю предательство, но еще больше — воровство! Это не дело, чтобы мы воровали оружие у своих, которые идут в бой. Как тебе не стыдно? Никогда больше так не делай.

На следующее утро в лощине, неподалеку от мельницы, разгорелся бой. Весь день оттуда доносилась стрельба. Все, кто остался в селе, прислушивались и гадали, чем закончится этот бой. Местные жители знали, что партизаны сражаются с фашистами, преграждая им путь в село, где усташи и гитлеровцы собирались учинить расправу над беззащитными людьми.

Рале в глубине души злился на Душко, уверенный, что, промолчи Душко еще несколько минут, пистолет так и остался бы у ребят.

Когда стемнело, отряд вернулся. Партизаны принесли с собой раненых. В селе они немного отдохнули. Троих погибших товарищей, завернутых в простыни, положили в соседней избе. Погибли двое восемнадцатилетних парней и медсестра Деса. Партизаны рассказала, что пуля сразила ее, когда она перевязывала раненого пулеметчика.

Взошла полная луна, заливая призрачным светом развалины домов и сожженные деревья. Она осветила прекрасное лицо девушки с широко раскрытыми глазами и длинными ресницами, ее скрещенные руки. Словно живая, смотрела Деса в далекий простор темного неба…

Бойцы подходили к погибшим и клали на их скрещенные руки ветки с красными ягодами. Пришли Вука, Душко, Рале и другие ребята. Душко и его сестра не могли сдержать слез, а Рале, потрясенный, смотрел на бледное лицо Десы, словно высеченное из камня. Его мучила совесть.

«Я обокрал ее перед смертью… — думал он. — Если бы она не получила пистолет назад, я всю жизнь казнил бы себя, думая, что она погибла из-за того, что ей нечем было защищаться…»

Из темноты появился комиссар Дуле в темной плащ-палатке. Ребята едва узнали его. Он поманил мальчиков рукой, и оба послушно пошли за ним. Под деревьями он остановился и, не говоря ни слова, медленно расстегнул свою сумку. В руках у него тускло блеснула сталь пистолета. Протянув оружие Рале, он сухо сказал:

— Когда наша Деса умирала, она наказала отдать пистолет вам… На, бери! Теперь он ваш!

Рале замер, потом у него вырвался придушенный вскрик:

— Я не могу его взять!

Комиссар повернулся к Душко:

— А ты возьмешь?

Душко молчал. Вина навалилась на него всей тяжестью, и казалось, он никогда не сможет избавиться от этого. Он только покачал головой.

Рука комиссара Дуле с пистолетом опустилась. Лицо его было печальным и задумчивым. Пистолет поблескивал в лунном свете, притягивая взгляды ребят.

— Мы его не заслужили, — с трудом выдавил Рале.

— Товарищ комиссар, пусть он лучше останется у вас, — проговорил Душко.

— Он ваш, ребята. Разве вы не знаете, что такое последняя воля умирающего бойца? Я не могу ее нарушить, я очень любил эту девушку… Вы должны взять пистолет…

— Ну, если так, мы возьмем, — согласился Рале.

Взяв пистолет, он подержал его, полюбовался им и вдруг отдал его обратно комиссару:

— Это вам, мы дарим его вам…

Комиссар поцеловал пистолет и положил в карман. Молча обняв обоих мальчиков за плечи, он повернулся и пошел прочь. В темноте они видели, как развевается его плащ. Сердцем они почувствовали печаль этого человека, глубокую, непонятную и давящую.

Когда опустилась ночь, на сельском кладбище партизаны похоронили погибших товарищей, тихо простились с ними…

Тетя Стоя, услышавшая от Вуки историю с пистолетом, не стала упрекать ребят ни в чем. Она отдала последнюю свечу, которую хранила бог знает с каких пор для себя, и сказала Душко:

— Поставьте ее на могиле девушки…

Когда партизаны ушли, мальчики, словно тени, появились на кладбище. На могиле Десы загорелся крохотный трепетный огонек.

После того как в лощине у реки партизаны напали на колонну усташей и разгромили их, стало спокойнее. Жители сожженных сел вернулись домой. Они еще успели собрать поздние фрукты в садах, выкопать картошку и убрать с полей оставшийся урожай.

После нескольких холодных дождливых дней наконец выглянуло солнце. Вершины Козары окутала прозрачная сиреневая дымка, и горы, окрашенные этим изумительным цветом, казались на удивление близкими. Ветры и ливни почти совсем оголили деревья, земля покрылась опавшей листвой. Дни стали короче, ночи длиннее. Старики предсказывали долгую и холодную зиму. Теперь главная забота людей заключалась в том, чтобы запастись продовольствием, которого хватило бы до весны.

Душко и Вука присоединились к ватаге ребят, которыми верховодил Остоя. Тут были Рале, Боса и Ненад. Они решили попытаться добыть себе все необходимые продукты, чтобы вместе пережить зиму.

В подвале одной из сожженных изб ребята соорудили нары, постелили на них солому. Была у них и кухня, и маленькая кладовка, а неподалеку в лесу — убежище, на случай если придется прятаться от усташей.

Пока было тепло, ребята не появлялись в селе, предпочитая оставаться в лесу, чтобы враг не захватил их врасплох. Так проходило время…

Однажды Рале подговорил ребят пойти осмотреть то место, где партизаны напали на колонну усташей. Он надеялся, что там удастся найти какое-нибудь оружие.

Добравшись туда, ребята увидели у обочины дороги перевернутые вверх колесами грузовики, которые походили на раздавленных майских жуков.

Рале предложил внимательно осмотреть местность и предупредил друзей, чтобы они ни в коем случае не трогали неразорвавшихся снарядов и мин.

Душко и Остоя перешли на противоположный берег реки, а Рале и Ненад остались у дороги. Однако оружия ребята нигде не обнаружили и сразу приуныли. Напрасно, выходит, проделали они такой долгий путь, а теперь придется возвращаться домой ни с чем.

На обратном пути, когда ребята шли лесом, Рале наткнулся на солдатский ранец, рядом валялись котелок и консервные банки. По траве были разбросаны патроны. Были тут и плащ-палатки, которые усташи побросали при отступлении. Теперь они очень пригодились бы ребятам в дождливую погоду.

Из кустов торчали чьи-то ноги, обутые в сапоги. Ребята раздвинули ветки: перед ними лежал усташский унтер-офицер. Ребята, однако, не испугались. Остоя, считавшийся самым храбрым из них, наклонился над мертвецом и вытащил из кобуры, что висела у усташа на ремне, пистолет. Затем снял с руки часы и отдал Душко. Рале, которому не в чем было ходить, достались совсем новенькие сапоги. А ранец получил Ненад.

— Может, похоронить его? — осторожно предложил Душко.

— Усташа? Еще чего не хватало!

— Он ведь тоже человек.

— А усташи наших разве хоронят?! Что-то я не слыхал такого, — возразил другу Рале.

— Мы не они. Партизанская армия — это совсем другое. Это тебе не усташи или гитлеровцы, — согласился с Душко Остоя.

Они забросали тело убитого ветками и обложили камнями.

Вернувшись, ребята принялись на все лады расписывать девочкам свои приключения, показывали трофеи. Остоя достал пистолет и, вынув на всякий случай обойму с патронами, дал девочкам потрогать оружие.

Поужинали картошкой в мундире и консервами, которые подобрали в лесу. За ужином Рале предложил организовать из ребят группу и, чтобы все было как у партизан, назначить командира и комиссара.

Душко возразил, сказав, что они маленькие, что их совсем немного, а потому и решать все они могут и так, сообща, а все то, что они раздобудут, они поровну поделят между собой.

Все согласились с ним и решили, что сейчас самое важное — до первого снега оборудовать убежище и заготовить побольше продовольствия.

На следующий день они отправились в ноле копать картошку. Приходили сюда и погорельцы из окрестных и из отдаленных сел. Картошки было много, она лежала даже прямо на земле. Это по ночам на поле приходили кабаны, чтобы полакомиться картошкой. Они-то и разрывали землю, вытаскивали картошку.

Когда люди работали в поле, в небе появились вражеские самолеты. Неподалеку был аэродром, и усташи время от времени совершали тренировочные полеты перед тем, как отправиться на Восточный фронт.

Первым самолеты заметил Остоя и закричал, чтобы все поскорее бежали в лес. Ребята бросились бежать. Только Рале остался один посреди огромного картофельного поля. Он даже не шелохнулся, наверное, не хотел показать девочкам, что испугался.

Самолеты с пронзительным свистом пронеслись над его головой. Они летели так низко, что в кабинах их можно было хорошо разглядеть лица пилотов. Рале погрозил самолетам кулаком и как ни в чем не бывало продолжал собирать картошку. Он не заметил, как самолеты развернулись и с ревом устремились к нему. Застрочил пулемет. Фонтанчики пыли взметнулись возле ног Рале. Комья земли ударили ему в лицо, и он упал на грядки.

Ему надо было бы полежать немного, но он приподнялся, чтобы посмотреть на небо, затем вскочил и опрометью побежал в лес. Один из самолетов тем временем сделал новый круг и вновь оказался над Рале. Мальчик бежал что было сил, петляя между грядками, как заяц. Но прежде чем он достиг леса, пулеметная очередь сразила его. Земля завертелась у Рале под ногами. Он упал и остался лежать неподвижно.

Когда самолеты улетели, ребята выскочили из укрытия и подбежали к лежащему на земле Рале.

— Ты ранен? — спросили они и тут же увидели его окровавленные руки, прижатые к животу. Остоя разорвал на себе рубаху, чтобы перевязать друга, но тут над ними снова появился самолет. Он летел низко над землей.

И вдруг случилось чудо. Охотившийся за беззащитными ребятами усташский пилот не учел высоты, и его самолет, задев за верхушки деревьев, потерял скорость и врезался в землю. В лесу раздался сильный взрыв, к небу взметнулся столб пламени и дыма.

Ребята осторожно перенесли раненого друга в лес, боясь, что самолеты прилетят снова. И действительно, через некоторое время они появились опять и долго кружили над тем местом, где горел лес.

Остоя срубил две толстые палки и привязал к ним плащ-палатку. Получилось нечто вроде носилок, на которые ребята положили стонущего Рале.

Решили идти в ближайшее село, где жила бабушка Коса, которую во всей округе считали знахаркой. К счастью, старушка оказалась дома.

— Конечно, ребятки, я вам помогу. Давайте-ка раненого сюда, — захлопотала она.

Ребята положили Рале на скамью. Старушка тем временем, бормоча что-то себе под нос, разожгла печь и поставила кипятить воду. Ребята внимательно наблюдали за тем, что она делает. Старушка что-то бормотала, и было непонятно, то ли она просит бога о помощи, то ли проклинает этот мир, такой жестокий по отношению к детям и старикам…

Рале испуганно смотрел на ее высохшие руки с длинными пальцами, на ее худое морщинистое лицо.

— Ты, сынок, сожми зубы покрепче. Оно и не так больно будет. Да ты не бойся, — ласково говорила старушка, поднимая окровавленную рубашку.

Пуля попала мальчику в спину, прошла всего в нескольких сантиметрах от позвоночника и вышла наружу.

Старушка осторожно промыла рану, смазала мазью, которую сама приготовила, а затем перевязала рану куском полотна.

— Бабушка, а я не умру? — прошептал Рале.

— Все будет в порядке, — успокоила его добрая старушка. — Только вот есть тебе сейчас нельзя, потому что рана тяжелая…

Ребята оставили Рале на попечении бабушки Косы. Они перенесли его в подвал, чтобы он не попался на глаза усташам, которые могли прийти в село в любой момент.

Сгорая от любопытства, ребята отправились в лес к тому месту, где упал самолет, и вскоре нашли его обгоревшие обломки.

«Вот бы так развалилось все вражеское войско», — подумал Душко.

Неожиданно в лесу заухали совы. Вероятно, кто-то приближался к сгоревшему самолету. Может быть, усташи или какой-нибудь любопытный крестьянин? Ребята решили побыстрее уходить из леса. Проходя мимо села, заглянули к бабушке Косе, чтобы проведать раненого Рале и рассказать ему о том, что видели в лесу. Старушка стояла на пороге дома, и ребята, подойдя ближе, увидели, что она плачет.

— Умер он, — тихо промолвила бабушка Коса. — Кровью истек. Уснул, сердечный, да так и не проснулся.

Ребята заплакали.

— Чей он? Может, у него кто из родных остался? — спросила старушка.

Но у Рале никого не было. Всех его родных убили усташи.

Ребята завернули тело друга в полотно, которое дала им старушка, взяли у нее лопату и отправились на опушку леса, где решили похоронить Рале. Его могилу они засыпали листьями, чтобы никто не заметил ее.

«А что будет, если нас всех убьют? Ведь тогда никто не узнает, где могила Рале», — с горечью подумал Душко.

И вдруг они заметили, как из соседних сел к лесу бегут крестьяне. «Значит, опять пришли каратели», — решили ребята и поспешили на гребень горы, откуда была видна колонна усташей, направлявшихся в лес, к сбитому самолету. Во главе колонны на коне ехал офицер. Они узнали его. Это был сотник Кудела, прозванный в народе Черным сотником.

— Вот если бы сейчас здесь оказался Михайло! Легко можно было бы подстрелить гадину! — проговорил Остоя.

Сотник Кудела, глядя на сгоревшие обломки самолета, размышлял: «Да, в жизни всегда так. Один взлетит, а другой упадет. А может, этим летчикам еще повезло, что здесь остались, а не отправились погибать на Восточный фронт».

Шли усташи через села, что жались друг к другу на склоне горы. По пути они сжигали все, что еще уцелело: дома, сараи, хлева. Сожгли и дом тети Стои. Везде, где прошли усташи, к небу поднимался черный дым.

Кудела был взбешен. Усташи были уверены, что где-то здесь скрываются партизаны, но не встретили ни одной живой души. Все крестьяне куда-то попрятались, и это страшно бесило усташей. «Проклятые людишки, научились прятаться… О чем же мне теперь начальству докладывать?» — думал сотник.

Возле мельницы усташи остановились. Прежде чем войти в дом мельника, Кудела постоял у плотины, глядя на вращающееся колесо, и почему-то вспомнилась ему надпись, оставленная кем-то из пленных партизан на стене тюремной камеры: «Сегодня — я, а завтра — вы!» «Пока что колесо моего счастья вертится, — подумал сотник, но тут же отбросил эту мысль: — Чего нам бояться?! Немцы уже у Москвы, на Кавказе, подбираются к Сталинграду. Скоро и мы очистим Козару от проклятых сербов».

— Эй, Муйо, где ты? — закричал он, входя в дом.

Стоявший рядом Стипе шепнул ему:

— Не очень-то доверяйте этому турку. Надо еще узнать, кому он зерно мелет. Я бы его на первом же суку вздернул!

Сотник исподлобья посмотрел на Стипе и сказал:

— Твое мнение меня нисколько не интересует. Мельнику я доверяю. Нечего давать советы, когда тебя не спрашивают! Запомни, что и ты можешь очутиться на суку, если не будешь чист как слеза. Я же не спрашиваю тебя, каким образом тебе удалось убежать от партизан. Может, они тебя сами выпустили?..

Стипе замолчал, затаив обиду на сотника. «Ну, подожди, турок. Попадешься ты мне», — подумал он про мельника.

Тут появился Муйо Бегич, не разобравший из-за шума жерновов, кто к нему пришел.

— Здравствуй, Муйо, — начал сотник. — Ну, что новенького в твоем хозяйстве? — Решив немного припугнуть мельника, сотник спросил: — Что-то ты замолчал, не шлешь нам донесений. А может, Стипе прав, говоря, что ты партизанам продался, а? Отвечай!

— Аллах мне свидетель. Делаю все, что в моих силах.

— А чьи это мешки, уж не партизанские ли? — спросил Кудела, показав взглядом на стоявшие в углу мешки с мукой. — Вот Стипе сомневается в тебе… Что скажешь на это?

— Что же я могу сказать? Это мешки крестьян из окрестных сел. Для них мука, а не для партизан, вы же сами знаете.

Кудела попросил Стипе оставить их одних.

— Ты, Муйо, не бойся. Я тебе верю. Ты мой человек, — сказал сотник, когда Стипе вышел во двор. — Но смотри, как бы партизаны тебя не вздернули. Нам от тебя ничего не нужно, кроме правдивых донесений. Сколько, например, здесь сосредоточено партизан, кто проходит через мост и в каком направлении. Но имей в виду: если не будешь сообщать, пощады не жди. Голубей получил?

— Получил, господин сотник. Вот хотел как раз пойти посмотреть на них. Почтарей этих я среди своих укрыл, чтобы никто не узнал, для чего они мне понадобились…

— Надеюсь, партизаны не додумаются, каким образом к нам попадают твои донесения? Смотри, Муйо, веди себя так, чтобы они тебе полностью доверяли. А будут просить муку, так ты дай, ни в чем не отказывай им. Место, где расположена твоя мельница, и особенно этот мост имеют для нас важное значение. Вот что еще, Муйо. Нам стало известно, что лесник Михайло и его друг Джуро подговаривают местных крестьян действовать против нас. Никак мы их поймать не можем. Стипе мне говорил, что ты с ними дружбу водишь.

— Какую еще дружбу? — недовольно буркнул мельник, не ожидавший такого вопроса. — В этих краях каждый друг друга знает. Просто с теми, о ком вы говорите, я воевал на фронте еще в ту войну. Но с тех пор сколько воды утекло…

— Надеюсь, ты сделаешь так, чтобы лесник поскорее попался нам в руки. Уж он-то все рассказал бы, мы бы его заставили. Стипе это очень хорошо делать умеет…

— Так где его найдешь, лесника-то? Может, погиб где, кто знает, — пожал плечами мельник.

А Джуро и Михайло тем временем как раз находились на мельнице. Они сидели в подвале, в котором укрылись, едва завидев усташей.

Когда те ушли, Муйо подал друзьям знак и они поднялись из погреба. Было заметно, что разговор с Куделой сильно взволновал мельника. Подойдя к столу, он налил рюмку сливовицы и залпом выпил.

— Знаешь, Михайло, не гожусь я для этого дела. Это выше моих сил. Лучше брошу все и уйду жить к своим дочкам. Ей-богу, не выдержу!..

— Зря ты так, Муйо. Ведь не один же ты на свете. С людьми живешь. Вот уйдешь с мельницы, так все вокруг голодными останутся. А кто будет им муку молоть? Зима на носу. Кто партизан будет об обстановке информировать? Ведь тебе же усташи доверяют.

Они отправились на голубятню, где Муйо оборудовал небольшой тайник. Отодвинув камень, мельник просунул в углубление руку и вынул оттуда алюминиевую трубочку, листочек папиросной бумаги и маленький карандашик. Партизаны задумали план, как с помощью ложных донесений обмануть усташей и гитлеровцев и заманить туда, где их можно было бы уничтожить. Составить такое донесение было поручено Михайло. Пока он размышлял, как получше выполнить этот приказ, мельник сказал:

— Сотника я не боюсь, а вот этого Стипе сильно опасаюсь. Он пригрозил мне, что привяжет к мельничному колесу, и так при этом смотрел на меня, что кровь в жилах стыла.

— Один Стипе тебе ничего не сделает. Вон у тебя какие покровители, сотник да еще тот немецкий майор, что табаком тебя угощал, помнишь? Так что действуй смелее, — успокаивал мельника Михайло. — Пойми, ты наш агент, которого мы, партизаны, внедрили к усташам. Но учти, малейшая ошибка может стоить тебе жизни… Мы вот с Джуро специально пришли сюда, чтобы обговорить план, как уничтожить сотника Куделу. Но сначала, если представится возможность, покончим со Стипе. Он опаснее всех других…

— Теперь ты и сам в этом убедился! — воскликнул мельник.

— Я и раньше это знал. Надо только, чтобы ты сперва послал усташам ложное донесение, после чего Кудела и попадется в нашу засаду.

— Я все понял, хорошо, — сказал мельник и, достав трубку, закурил.

— Да, вот еще что, чуть было не забыл, — сказал Михайло. — Хочу предупредить тебя. Усташи могут пойти на хитрость, чтобы проверить тебя. Возьмут да и пошлют мимо мельницы своих людей, одетых в партизанскую форму. Если ты им не сообщишь, что видел партизан, они сразу же сделают определенный вывод. Так что помни об этом.

Джуро, не проронивший пока ни слова, удивлялся находчивости старого друга. А лесник, который в партизанском отряде был главным разведчиком, продолжал развивать свою мысль дальше.

— Ты, Муйо, некоторое время сообщай усташам о каждом партизанском отряде, что будет переправляться по мосту или проходить мимо мельницы. Этим ты отведешь от себя их подозрения. Пусть усташи думают, что партизаны скрываются именно здесь, а наш отряд тем временем переберется на другое место. Если усташи будут спрашивать, куда мы делись, отвечай, что, мол, не знаешь, все время тут были, а куда ушли, неизвестно. Мол, как выяснишь, потом сообщишь.

Все трое громко рассмеялись.

— Скоро наши враги узнают, что партизаны не трусливые зайцы, а сила! — гордо произнес Джуро. — Еще ни один завоеватель, вступавший когда-либо на Балканы, не мог перехитрить гайдуков. Такому в военных училищах не учат.

Муйо рассказал старикам о том, как погиб маленький Рале, как усташи сожгли село, неподалеку от которого разбился их самолет.

У Джуро больно сжалось сердце.

— Что нам с ребятами-то делать, зима ведь скоро? — озабоченно проговорил он.

— Ничего, Джуро, они выдюжат, — сказал лесник. — Ребята теперь окрепли. На волчат стали походить. У них, что называется, зубы прорезались. В лапы усташам просто так не дадутся.

Когда стемнело, лесник и Джуро простились с мельником и отправились каждый по своим делам: Михайло — в отряд, что расположился на восточном склоне горы, а Джуро — на розыски своих внуков.

Над развалинами дома, стоящего на окраине села, вился легкий дымок. Джуро, решив проверить бдительность ребят, подкрался неслышно. Но остаться незамеченным ему не удалось. Он еще и из лесу не вышел, как послышался громкий собачий лай. Дед сложил ладони, поднес их ко рту и заухал по-совиному. Сначала подряд три раза, а после короткого перерыва — еще один раз. Это был условный сигнал для Душко. Из развалин послышалось ответное уханье совы, только было оно тоненькое, детское…

«Молодец Душко, — подумал старик. — Вот умница. Все помнит!»

Ребята, довольные, что вовремя заметили деда, поджидали его у развалин.

Они разожгли огонь. В отблесках пламени сияли их радостные лица. Они угостили старика холодной свининой и грушевым взваром.

— Я-то думал, что вы тут бедствуете, а вы, оказывается, мясом лакомитесь, — довольно заметил Джуро, вытирая губы.

— Пока не жалуемся, дедушка. Мы тут на зиму кое-какие запасы сделали, как ты советовал. — И ребята показали деду несколько мешков картошки, репы, разных кореньев, каштанов, яблок и груш.

— А поросят, что из деревни по лесу разбежались, мы чуть ли не каждый день ловим. Собака нам помогает…

Они рассказали старику, как погиб Рале, и он, слышавший уже эту историю от мельника, сердито проговорил:

— Я же предупреждал вас! Нечего проявлять геройство там, где не надо. Ухо надо держать востро и глядеть в оба. Чужакам не доверяйте. Что, если опять сюда усташи нагрянут? Бдительность и еще раз бдительность!

Все яснее чувствовалось приближение зимы. По утрам трава покрывалась инеем. Часто налетал порывистый ветер, поблекло небо. Джуро боялся зимы, как боялись ее и партизаны. Зимой в горах всегда голодно, трудно…

— Ребята, я пришел помочь вам подготовиться к зиме, — немного помолчав, сказал Джуро. — Старики сказывают, много снега наметет в этих местах. Здесь будет небезопасно. Зимой вам надо перебраться отсюда поглубже в лес. Там у меня оборудовано убежище. И печка есть, так что не замерзнете. Вот только топить ее надо, когда стемнеет, а то дым за версту видно.

Ребята, понимая, что предстоит тяжелая зима, внимательно слушали старика.

На следующий день принялись за дело. Забрав полные мешки с провизией, Джуро с ребятами отправился в лес, где было его убежище. Там они пробыли до поздней ночи.

Когда спустились в землянку, старик сбросил со спины мешок, развязал и неторопливо принялся вытаскивать из него продукты, которые дал ему мельник. Здесь была и кукурузная мука, и крупа, и фасоль. Ребята, со всех сторон окружившие Джуро, больше всего обрадовались мешочку с солью, которая в то трудное время считалась самой большой ценностью.

Затем дед сказал ребятам, что Михайло хочет во всех селах организовать наблюдательные посты, поэтому теперь партизаны ставят им, ребятам, задачу следить за перемещениями усташей по Козаре и докладывать об этом леснику. А всех оставшихся в живых крестьян надо предупредить, чтобы они были предельно бдительны и не пропустили появления врага. На случай если партизан не будет поблизости, крестьяне должны сами себя защищать, а для этого им надо создать особый отряд.

Вечером, когда ребята сели у очага, Джуро продолжил разговор.

— Это, — говорил он, — дело каждого, и отказываться никто не имеет права. Только когда мы все вместе, мы сила. Все должны помогать друг другу. Так мы защитим нашу родину.

В землянке было тепло и уютно. Буковые дрова быстро разгорались и не давали много дыма.

Дед заметил, что ребята за осень заметно повзрослели. Теперь он уже не боялся оставить их одних. Беспокоил старика только Ненад. Среди ночи он вдруг просыпался, вскакивал с лежанки и плакал.

— Не отрубайте мне руку, не отрубайте!.. — кричал мальчик. — Лучше убейте меня сразу!

Услышав это в первый раз, старик испугался и подумал: а что, если Ненад вот так закричит, когда фашисты придут прочесывать лес? Он вспомнил, как во время такого прочесывания у одной женщины, скрывавшейся в подвале, начались роды. Ее крик услышали каратели и не пощадили ни мать, ни ребенка.

Джуро обнял перепуганного мальчика, приласкал:

— Мы здесь, Ненад. Не бойся. Я же рядом…

Но Ненад долго не мог успокоиться и, дрожа всем телом, повторял:

— Это усташи! Они идут на нас с топорами. Хотят мне руку отрубить!..

Слишком сильным было потрясение для мальчика. То, что он пережил, не каждый взрослый мог выдержать. Дом, где жил Ненад, окружили пьяные усташи. Мать упала на колени и взмолилась пощадить детей. Но огромный детина в черной форме на глазах Ненада со всего размаха ударил ее по голове топором. Затем усташи набросились на отца Ненада, его старших братьев и сестру. Ненад, на которого усташи в те минуты не обратили внимания, упал на пол и пополз, по очереди обнимая тела родных. Он думал, что настал конец.

Пьяные усташи тем временем отправились к соседнему дому, и вскоре оттуда донеслись душераздирающие крики. Выходить из дому Ненад побоялся. Он так и остался лежать на полу. Вдруг кто-то открыл дверь и бросил на пол пучок горящей соломы. Огонь быстро разгорелся. Дым застилал мальчику глаза, стало тяжело дышать. Ненад с трудом поднялся с пола и, шатаясь, прошел через пламя и дым к окну и выскочил во двор.

Возле дома по-прежнему галдели усташи, но, к счастью, они не заметили мальчика. Ненад уже был уверен, что спасся, как вдруг его остановил вышедший из-за соседского хлева высокий и костлявый усташ. В руке он держал окровавленный топор. Ненад сразу узнал этого человека. Это был тот самый незнакомец, который однажды подсел к их костру и назвался торговцем.

Пьяными, мутными глазами он посмотрел на мальчика:

— Что, попался, сопляк? Это ты в меня тогда камнем бросил?

— Нет, ей-богу, не я! Клянусь, я вас никогда не видел, — испуганно забормотал Ненад.

— Врешь, гнида! Вы здесь, на Козаре, все одинаковые. Тот ты или нет, все равно тебе крышка. Винтовку в руке ты держать уже никогда не будешь!..

Он схватил мальчика и потащил к деревянной колоде, что стояла у хлева. Придавив его руку к колоде, усташ поднял топор и одним махом отсек Ненаду кисть правой руки.

— Теперь мне никто не помешает отрубить тебе голову! — заорал он, но тут послышалась какая-то команда, и усташ побежал к своим. — Мы еще встретимся, тогда берегись! — крикнул он.

Ненад лежал во дворе в пыли до тех пор, пока каратели не ушли из села. Затем он поднялся, стащил с себя рубаху и перевязал культю. Он бы истек тогда кровью, если бы не подобравшая его бабушка Коса…

И вот теперь мальчик, дрожа всем телом, испуганно прижимался к деду Джуро.

— Вот тот страшный человек, которого мы тогда с ребятами поймали, и гнался за мной с топором сейчас, во сне, — сильно заикаясь, рассказал мальчик.

— Мы с лесником поклялись уничтожить этого мерзавца, — успокаивал мальчика старик. — Ты только не волнуйся, научишься писать левой рукой и стрелять левой тоже научишься. Благодари бога, что жив остался. Школьные друзья тебе во всем помогут.

Ненад еще крепче прижался к старику.

Душко и девочки украдкой вытерли слезы. Только Остоя не плакал. Крепко стиснув зубы, он думал о том, как отомстить за товарища…

Свеча в землянке догорела. В углу раздавалось шумное посапывание — ребята крепко спали. Но старому Джуро почему-то не спалось. Он поднялся и вышел наружу подышать свежим воздухом. Вокруг стояла кромешная тьма. Туман, словно саван, окутал весь лес.

«Как же низко может пасть человек, — думал Джуро. — Как назвать того, кто вот так запросто отрубил руку ни в чем не повинному ребенку? Разве у такого негодяя есть право на жизнь?.. Нет у него такого права! А кто излечит искалеченные войной души ребят? Никакой бог, никакой пророк этого не сделает…»

Засыпал старик с мыслью о том, как он вместе со своим другом уничтожит и сотника Анте Куделу, и его подручного Стипе Баканяца.