Волчата

ГОРЫ В СНЕГУ

И вот наконец пришла зима. Снежные заносы и сугробы отрезали от внешнего мира развалины, в которых скрывались ребята. Теперь волей-неволей им приходилось бороться с морозом, голодом и одиночеством.

Когда выпал первый снег, ребята с радостью вылезли из убежища и принялись наперегонки бегать друг за другом, как это было до войны, когда они с таким нетерпением ждали первого снегопада.

Вокруг все сразу изменилось. Будто бы мир, очищенный от зла и крови, умытый частыми осенними дождями, рождался вновь. Склоны гор укутались белым покрывалом.

Зимовать в горах было тяжело и в мирное время, но гораздо хуже было теперь, когда вокруг бушевала война. И это понимали все.

Снег замел ступеньки, и ребята очень боялись, как бы кто-нибудь не заметил их следов.

Старик Джуро совсем расхворался. Он чувствовал, как силы медленно покидают его. Когда-то он был твердым как камень, прочным как дерево. А сейчас… Ненад тоже до сих пор не поправился. Вместе с дедом Джуро лежали они в землянке и смотрели на огонь. Когда бушевала метель и давление резко падало, Ненад начинал жаловаться, что у него болит правая кисть. Ребята недоумевали: ведь ее-то у Ненада не было. Дед объяснил им, что так бывает: еще на прошлой войне один инвалид рассказывал ему, как у него болит ампутированная рука.

В горах стояла тишина. Ни зверь не пробегал, ни птица не пролетала. Стрельбы тоже не было слышно. Не появлялись над лесом и вражеские самолеты. Казалось, что война вдруг закончилась, но это чувство было обманчивым. Вот вдалеке раздался взрыв, затем застрочил пулемет. А потом опять все стихло.

— Ребята, будьте осторожными, — предупредил дед Джуро. — Пока снег еще свежий, вы поменьше выходите во двор, чтобы следов не оставлять. А то с самолета нас сразу заметят. Нагрянут фашисты и перебьют нас здесь, как ягнят.

Чтобы ребят не застали врасплох, они устроили возле своего укрытия наблюдательный пункт, чтобы никто чужой не мог пройти мимо незамеченным. Ребятам было очень скучно сидеть на одном месте, в мрачной землянке. Дед же, наоборот, привык к одиночеству.

Чтобы ребята совсем не раскисли, Джуро придумал им занятие. Теперь мальчики постоянно несли караульную службу на наблюдательном пункте, а девочки в это время занимались по хозяйству, ухаживали за больными, варили обед, стирали белье, шили, прибирали в землянке. Одежда их пообносилась, поэтому Боса сшила на зиму накидки из трофейных мундиров, скроила ребятам штаны и блузы. К счастью, у запасливого деда сохранились нитки и иголки.

Душко увлекся рисованием. В землянке нашлись тетради, сохранившиеся еще от школы. Душко рисовал углем причудливые картины. Мальчик грустил, поэтому и рисунки получались печальными. Лучше всего ему удавались портреты.

— Быть тебе художником, — сказал как-то дед Джуро. В их семье все любили работать с деревом. Дедушка рассказал, что его брат вырезал из дерева светильники и ангелов для церковных алтарей и сам раскрашивал их. Пытался даже писать иконы, реставрировал их. Да и сам Джуро был неплохим мастером по дереву и умел вырезать разные фигурки.

Пока Душко рисовал, Остоя, наверное, уже в десятый раз разбирал, чистил и собирал свой пистолет. А потом принялся за дедово ружье.

— Вот это настоящий солдат! Он так бережно относится к своему оружию, как гайдуки, что в свое время боролись против турков за свободу Козары, — похвалил Остою дед.

Остоя умел уже собирать пистолет с завязанными глазами и учил этому своих друзей. Потом и девочки научились обращаться с оружием.

Дед Джуро мало-помалу стал выздоравливать, выходить во двор подышать свежим морозным воздухом. Очень хотелось ему побывать на Козаре, повидать своего друга Михайло, но он боялся оставить на снегу следы.

Однажды ночью дед услышал чей-то шепот:

— Дедушка, слышишь, волки воют…

Это шептал Душко. Все вскочили.

— А они нас не сожрут? — испуганно спросил Ненад.

— Как бы не так, — бодро ответил дед. — Не бойтесь, мы ведь не стадо овец, сумеем постоять за себя, надо только быть очень осторожными.

— Дедушка, мы тебя на Козару к Михайло не пустим. Волки могут на тебя напасть, — забеспокоился Остоя.

— На меня не нападут. У меня ведь и ружье есть, и пистолет, и граната.

Вой волков, становившийся все сильнее, как бы заворожил ребят. Они потеплее оделись и вышли во двор. Эти звуки доносились из соседнего леса. Раньше, еще до войны, дед говорил, что волки воют не к добру: могут наступить тяжелые времена. Сейчас, когда шла война, так уже никто не думал. Времена и без того были тяжелыми.

Ребята какое-то время прислушивались к вою. Потом, когда он стал приближаться, дед велел всем идти в хижину и покрепче затворить дверь.

Медленно тянулась зима. Днем сильные метели наметали сугробы вокруг убогого жилища. Стоял трескучий мороз. Но однажды вдруг резко потеплело и пошел дождь. Снежный покров сковало ледяной коркой, такой прочной, что она выдерживала даже человека.

Старый Джуро ждал именно этого момента, чтобы наконец отправиться в долину навестить Стою и мельника Муйо, а заодно и разузнать, как зимуют другие ребята, оставшиеся без родителей. Но деду не повезло. Отойдя от дома всего на несколько километров, дед Джуро напоролся на вражескую засаду. Пришлось бежать через реку по пояс в ледяной воде. Весь продрогший, он насилу добрался до укрытия. К вечеру у него поднялась температура. Дед серьезно заболел, но не хотел волновать ребят и говорил им, что просто немного простудился. Ребята поверили ему, поскольку представить себе не могли, что мог заболеть дед, который был всегда таким здоровым и крепким.

Ребята напоили деда горячим чаем, Вука сидела рядом и вытирала ему пот со лба. Больше всего их беспокоило, что дед отказывался от еды и все время просил пить. Когда дед заболел, у ребят словно руки опустились. Без его помощи им приходилось трудно.

Старика душил кашель, в груди что-то хрипело. Видно, он застудил легкие. А от этой хвори на Козаре нередко умирали и старые, и молодые.

Никаких лекарств у ребят, разумеется, не было. Единственное, что они могли сделать, — это пойти к леснику Михайло.

— Дедушка, родной, мы сбегаем к Михайло. Только он может поставить тебя на ноги. Мы быстро обернемся, — пообещал деду внук.

— Душко, подожди немного. Это очень опасно. Разве не слышишь, как волки воют? Сейчас в лесу им нечем подивиться, вот они и принюхиваются к человеку.

Ребята вышли наружу на разведку. В свете луны от деревьев ложились на снег уродливые тени. Вой голодных волков то приближался, то отдалялся от укрытия. Остоя зарядил ружье и выстрелил в ту сторону, откуда доносился вой волков. Но он не прекратился. Мальчики постояли немного, прислушиваясь и стараясь понять, где же находится стая. Ребята промерзли до костей, но с места так и не тронулись, решили остаться дома.

Ночь напролет они просидели у постели больного деда, прислушиваясь к его отрывистой речи. Дед бредил:

— Душко, слышишь… Звони на всю деревню. Беги, хватай пистолет! Убей его, ну того, кто скрывается под кроватью. Это он изувечил Ненада. Вяжи его!.. Смотри, как они ко мне крадутся, останови их. Гляди, один уже совсем рядом…

Ребята очень перепугались, девочки даже плакали. Деду становилось все хуже. Он лежал, невидящими глазами глядя в потолок, жадно ловил ртом воздух. Его душил кашель, и он никак не мог откашляться. Лицо его побледнело, осунулось, а морщины стали глубокими и резкими.

К полуночи, когда деду немного полегчало, он вдруг поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся в угол хижины, где стояло ружье. Схватил его и направился к двери.

— Кто-то стучится. Неужели вы не слышите? — пробормотал он.

— Ты что, дедушка? — спросила Вука.

— На дворе никого нет, тебе просто показалось, — сказал Душко.

— Они там, там… — бормотал старик.

Ребята уложили деда в кровать, успокоили, как могли, и под утро он уснул.

— Дедушка может умереть, если мы ему не поможем, — с отчаянием в голосе проговорил Душко и предложил днем все же отправиться к Михайло. — Конечно, сделать это будет нелегко, но фашисты сюда пока и носа не кажут. Правда, в лесу полно волков, но средь бела дня они на людей не нападают. На всякий случай я возьму пистолет дедушки.

— Да, идти надо, — сказал Остоя.

— Я тоже пойду с вами, — вдруг заявила Боса.

— Нет, — запротестовали ребята, — девчонок мы не возьмем. Ты с Вукой останешься возле больного деда. Мы пойдем одни. Так будет лучше.

— Ненад тоже останется с вами, — распорядился Душко, хотя и понимал, как переживает их друг из-за того, что они не берут его с собой.

Но Остоя, заметив, как огорчился Ненад, неожиданно предложил:

— Пусть и он пойдет с нами.

Пока дед не проснулся, трое подростков отправились в глухой козарский лес. Спустившись в овражек, они сразу же оказались в таком густом лесу, где не было видно ничьих следов. Вскоре они вышли на дорогу, которая круто поднималась вверх.

В лесу было тихо, все вокруг словно вымерло. Начинало светать. Когда поднялось солнце, ребята определили направление своего пути.

Они шли уже больше часа, когда наконец добрались до того места, где крестьяне обычно жгли древесный уголь из поваленных деревьев.

Неожиданно Остоя, у которого был хороший слух, услышал подозрительный шорох. Среди деревьев замелькали серые тени. «Волки! — мелькнуло в голове у Остои. Он выхватил пистолет. — Только бы их немного было».

Душко и Ненад тоже заметили волчью стаю.

Волки были уже совсем близко. Казалось, что они сбежались сюда со всей Козары. Остоя нажал на спусковой крючок, однако пистолет дал осечку. Но рядом прогрохотал выстрел, за ним — другой. Это стрелял Душко. Волки остановились, но не повернули обратно. На войне даже звери привыкают к стрельбе.

— Быстрей залезай на деревья! — закричал Душко.

Ребята стремглав бросились к деревьям. Остое и Душко удалось быстро забраться на ветки стоящих неподалеку буков. Ненаду влезть на дерево было не под силу.

А волки между тем все приближались. Уже можно было различить их горящие голодные глаза. Они бесшумно пробрались через просеку и очутились под деревьями. Будь у Ненада хотя бы еще несколько секунд, ему удалось бы забраться повыше. Матерый волк, разинув пасть, впился ему в ногу. Мальчик закричал от нестерпимой боли и единственной рукой уцепился за ветку, пытаясь подтянуться. Но пальцы его разжались… Он только успел заметить, как в сером, мглистом небе над ним завертелись верхушки деревьев. Волки с раскрытыми пастями бросились к нему и в один миг растерзали, как беспомощную овцу.

Душко и Остоя видели под собой только какую-то серую массу из волчьих тел, их костлявые спины, заострившиеся морды, торчащие уши и болтающиеся хвосты. Все смешалось в один рычащий вращающийся клубок.

Душко прицелился и двумя выстрелами уложил одного из волков. Другие мгновенно подскочили к убитому и тут же разорвали его. Выстрелы все-таки напугали зверей, и они стали удирать в лес, унося с собой останки жертвы. Отбежав на безопасное расстояние, волки сожрали свою добычу, а затем, осмелев, вернулись на прежнее место и, усевшись под деревьями, стали ждать.

Остоя видел их оскаленные пасти на фоне окровавленного снега. «Надо напугать их гранатой», — подумал он. Достав гранату, он с трудом выдернул чеку и швырнул в середину волчьей стаи. Раздался взрыв, раненые волки отчаянно завизжали, а оставшиеся в живых кинулись наутек.

Опасность миновала, но ребята с деревьев не слезали. Руки и ноги их так затекли, что спуститься на землю почти не было сил. Казалось, что все это произошло в какое-то мгновение и в то же время тянулось бесконечно долго.

— Что теперь будем делать? — спросил Душко.

— Не знаю… Бедный Ненад! Сюда бы сейчас этого Стипе, что изуродовал его руку…

Снег под деревьями был красным от крови. Повсюду валялись куски одежды, волчьей шерсти.

Сколько они могли просидеть на деревьях при таком морозе?

— Душко, что же нам делать? Пойдем вперед или вернемся обратно? — спросил Остоя.

— Если вернемся домой ни с чем, то дедушка может умереть. Хоть это и опасно, все же давай пробираться к Михайло.

— А что будет, если волки опять вернутся?

— Эх, если бы еще одна граната у нас была! Тогда все было бы в порядке…

Серые облака понемногу разошлись, и солнечный свет озарил лес. Вокруг воцарилась тишина, и ребята слезли с деревьев. «Бедный Ненад, так и не дождался он конца войны», — горевали ребята.

Печальные и молчаливые, они отправились на поиски Михайло. В мешке у них было немного продуктов, но есть им не хотелось.

«А вдруг деда Михайло не окажется на месте? Неужели весь этот путь мы проделали напрасно?» — волновались они.

Сомнения их развеялись, как только они свернули с дороги на хорошо знакомую тропинку, которая вела к домику лесника. По этой тропинке они не раз доставляли ему донесения.

Ребят остановил дозорный, который по возрасту был чуть-чуть старше их. Он неожиданно появился из-за дерева и направил в их сторону винтовку. Пришлось поднять руки вверх и отвечать на вопросы до тех пор, пока парень наконец не понял, что перед ним свои.

Ребятам повезло. У входа в домик, скрытый под густыми кронами деревьев, они увидели Серого. Пес узнал их, весело завизжал, замахал хвостом.

Михайло очень удивился, увидев на пороге знакомые фигуры. По лицам ребят он сразу же понял: случилось что-то серьезное. Ребята наперебой стали рассказывать о дедушке, о трагической гибели Ненада…

Михайло не стал долго раздумывать. Он приготовил все необходимое: собрал лекарства, дал Остое и Душко по две гранаты. Захватил винтовку, а в мешок положил ракетницу, чтобы отпугивать волков. До наступления ночи им необходимо было добраться до Совиной горы.

По дороге Михайло рассказал, что и на него не раз нападали волки, ему тоже приходилось забираться на деревья, поскольку иного спасения не было.

В землянке они застали Босу, которая из ложечки поила чаем больного деда. Михайло снял с плеча винтовку, мешок и подошел к Джуро:

— Ты чего это, старый, расхворался? Не время сейчас болеть.

— Ты откуда взялся, Михайло? — еле слышно произнес дед.

— Ребята меня разыскали.

— Я же им запретил.

— Правильно, что они тебя не послушались. Вот нашли меня и привели сюда, чтобы тебя вылечить.

Михайло присел на край кровати и положил руку деду на лоб.

— У меня воспаление легких, — простонал Джуро.

— То же было и с моим отцом. Эта болезнь и свела его в могилу, — сказал Михайло и тут же принялся утешать деда: — С тобой все будет нормально, вот увидишь. Не думай о плохом.

Из мешка Михайло достал завернутые в тряпочку какие-то травы и корешки. Боса поставила на огонь котелок с водой. Михайло принялся готовить свое знаменитое снадобье.

— А куда делся Ненад? — в один голос спросили девочки.

Душко пришлось соврать, что Ненад очень устал и остался на несколько дней в партизанском отряде. По пути сюда они договорились с Михайло, что до выздоровления деда они будут молчать о трагической гибели их друга.

Ночью дед снова бредил. Он тяжело дышал. Глаза его ввалились, лицо еще сильнее осунулось. На вопросы он не отвечал, даже своего друга Михайло перестал узнавать. Все боялись, что дед Джуро больше не поднимется. Единственное, на что можно было рассчитывать, так это на крепкое сердце старого Джуро.

Леснику не спалось. «Бедные ребята, — думал он, — если дед умрет, кто будет заботиться о них?»

К утру старику полегчало, чему все очень обрадовались. Теперь, казалось, самое страшное осталось позади…

Михайло отправился в путь вечером, когда на небе взошла луна. Остоя и Душко провожали его. Напороться на вражескую засаду они не боялись, потому что впереди бежал Серый — верный пес лесника.

Вот и мельница. Они постучались. Мельник Муйо Бегич, открыв дверь, очень обрадовался, увидев старых друзей.

Остоя с собакой остался караулить около мельницы, остальные вошли в дом. Жена мельника обрадовалась гостям и принялась хлопотать по хозяйству. Пришедших угостили кукурузными лепешками, молоком и мясом. Они хорошо подкрепились, а потом Михайло и Муйо разговорились.

— Скоро, — пообещал Михайло, — здесь будет совсем спокойно. Придут наши, и тогда держись усташи. Хватит им безнаказанно распоряжаться.

— Хорошо бы! Да только мучает меня плохое предчувствие. Ты не знаешь, как этот Баканяц лютует. Поклялся всех нас уничтожить.

— Не бойся. С Баканяцем мы как-нибудь справимся. Поймаем его, будь уверен!

— Я тебе вот о чем хочу сказать… Был тут недавно поручик Батурина и приказал мне выведать, кто стрелял в сотника Куделу.

Михайло немного подумал, а потом сказал:

— Этому сотнику я сам письмо напишу. Сейчас главное не это. Надо подумать, какие известия послать нам с голубиной почтой. Хорошо бы написать, что на мельницу приходили партизаны и хвалились, что скоро нападут на город.

Больше о делах они не говорили. Муйо специально для деда принес бутылку шнапса и пачку сигарет — подарок немецкого майора. Пожелал, чтобы Джуро скорее поправлялся и навестил его на мельнице.

Михайло вместе с ребятами стал готовиться в обратный путь на Совиную гору. Муйо вышел их проводить.

Пока что мельник неплохо справлялся с ролью двойного разведчика. Но мысль о том, что фашисты рано или поздно раскроют его, не давала Муйо покоя. Единственное, что немного успокаивало его, это то, что Джуро и Михайло рискуют ничуть не меньше его.

«Интересно, — подумал Муйо, — как там дела у сотника? А вдруг он умрет, что мне тогда делать с вещами, которые он у меня оставил?»

Отодвинув занавеску, Кудела выглянул во двор госпиталя. Все вокруг было окутано туманом. Снег в долине растаял. Склоны гор обнажились и были теперь какого-то ржавого цвета.

«Вот и весна скоро, — подумал он. — Время, когда приходит любовь. Так почему же войны начинаются весной, когда все тянется к солнцу, оживает? Почему именно тогда человек начинает убивать, разрушать? Может быть, это тоже пора пробуждения?» Однако эти вопросы Кудела оставил без ответа.

После ранения он стал иным, чем прежде. Вера в победу постепенно отступала. После разгрома немцев под Сталинградом и поражения немецких войск в Африке он понял, что Германия проиграла войну, что усташское движение — движение без будущего. Однако фашистская пропаганда продолжала трубить о близкой победе, которая будет одержана благодаря какому-то секретному оружию. Но Кудела уже ни во что не верил.

«Как хорошо, — думал он, — наблюдать за всем из окна палаты, а не ползти где-то по снегу, боясь напороться на партизан». Себе он поклялся, что больше ногой не ступит на Козару.

Изо дня в день сотник вел подобные беседы сам с собой, как бы заново проживая свою жизнь. После того как он посмотрел смерти в глаза, он думал только о том, как бы дожить до конца войны. Тогда он сумеет распорядиться скрытыми сокровищами. Угрызения совести не терзали его. Не взял бы он, взяли бы другие. На войне все переходит из рук слабых в руки сильных. Такова судьба. Все это походило на игру в карты, а Кудела был игроком азартным.

Сейчас, когда близился конец войны, мало похожий на победный, Кудела решил обернуть поражение себе на пользу. Прошлым летом, когда он гонялся по горам за козарскими подростками, ему казалось, что он выполняет «важную стратегическую задачу». Но партизаны становились все сильнее. Их поддерживало все население Козары. А у немцев и усташей здесь остались только враги.

Друзья постоянно навещали в госпитале Куделу, пересказывали новости. От них он узнал, что сейчас на их участке фронта довольно неспокойно, из каждой вылазки усташи возвращаются с потерями.

Навестил Куделу и Стипе Баканяц, который тоже лежал в госпитале, раненный осколком гранаты в ногу. Ходил Стипе на костылях.

Подсев к постели Куделы, он принялся рассказывать о своих приключениях, о том, как какой-то партизанский ублюдок убил его командира, а его ранил.

Со Стипе сотник воевал уже третий год и хорошо знал его. Он и сейчас внимательно следил за хитрой физиономией торговца, пытаясь угадать, зачем Стипе к нему пожаловал. Стипе был единственным из всех, кто сразу же догадался, что Кудела нечист на руку, что он присваивал себе ценности, отобранные при обысках и расстрелах. Стипе и сам был не прочь поживиться. Когда-то до войны он ходил по селам и скупал за бесценок разные вещи, а потом вез купленное на базар, чтобы продать там подороже. Всю жизнь он старался побольше урвать для себя.

Стипе умел обставить дело так, что никто и не догадывался, как он набивает свои карманы. Кудела, в подразделении которого служил Баканяц, не раз заставлял своих подчиненных выворачивать карманы. Если у кого-нибудь и находили какую-то мелочь, то у Стипе — никогда. Может, он боялся смертной казни, которая полагалась за воровство и мародерство?

Как-то раз — было это в начале войны — Кудела заметил, что один из усташей, бывший студент, прячет у себя золото и серебро. Стипе был приятелем этого парня, и потому Кудела натравил его на бывшего студента. Ему было интересно посмотреть, как поступит Баканяц — пожалеет приятеля или поживится награбленным. Страсть к наживе взяла верх, и Стипе расправился с бывшим студентом. После этого он с такой же страстью рыскал по домам, разыскивая припрятанные ценности. Вместе с другими усташами, переодетыми в партизанскую форму, он убивал людей, жег их дома. Куделу очень интересовало, где этот проклятый торговец прячет награбленное, а Стипе в свою очередь проявлял не меньший интерес к сокровищам, запрятанным сотником Куделой…

В разговоре с сотником Стипе на чем свет стоит ругал мельника Бегича.

— У этой старой свиньи где-то закопаны сокровища, — убеждал он Куделу. — На что же тогда, спрашивается, он своим дочкам дом в долине построил? Разве на доходы от мельницы можно такой дом отгрохать? Эти турки всегда друг за друга держатся, друг другу помогают… Старик один мне рассказывал, — продолжал Стипе, — что где-то тут поблизости, в пещере под камнем, хранятся сокровища, награбленные еще во времена турецкого владычества.

Кудела и сам был не прочь пересчитать кости мельнику, которого он подозревал в дружбе с партизанами. Он знал, что на мельницу часто наведываются партизаны, которые получают от мельника продукты. Однако мельник был нужен Куделе для дел, только ему, сотнику, известных, и потому Кудела равнодушно выслушал торговца и даже прикрикнул на него:

— Я тебе еще раз приказываю, оставь мельника в покое! Это наш человек. Все дела с ним надо вести только с моего согласия.

— Конечно, конечно, господин сотник, извините! — переполошился Баканяц. — Просто я хотел бы все-таки докопаться до истины. Ведь настроение людей так изменчиво. Откуда у него вдруг такие заслуги появились, что вы его всякий раз выручаете?

— Хватит вопросов! Они действуют мне на нервы. Я прекрасно понимаю, чего ты хочешь…

— Меня только правда интересует. И не только меня. Всех нас.

— Я бы тебе все рассказал, но пока это тайна.

— Я умею хранить тайны, клянусь!

— Не очень-то я в этом уверен…

Стипе продолжал тупо смотреть на Куделу.

— Я вижу, ты ничего не понимаешь, — сказал сотник. — Ну так слушай. Если бы я тогда не ехал верхом, то кто бы мог меня узнать издалека? А если бы в отряде было два или три наездника, то тогда бы не знали, в кого стрелять. На войне всегда так. С одной стороны, приобретаешь славу, а с другой — одновременно себе же могилу роешь. Понимаешь ли ты или нет? Чем выше ты поднялся, тем больше у тебя становится врагов, а не друзей. Теперь тебе ясно, надеюсь?

— Абсолютно ясно, господин сотник.

— Ты Бегича не вини. Он о наших планах ничего не знает. Скорее всего, меня продал кто-то из наших. Я больше никому не верю. Хоть сейчас проверил бы всех, от первого до последнего, кто вертится возле меня. Скоро я выйду отсюда и тогда-то займусь этим сам. Днем и ночью буду гонять вас, а спать станем в лесу. Моя месть будет страшной! — воскликнул Кудела.

— Мы готовы, господин сотник. Через несколько дней я отправлюсь обратно.

— Вот тогда потихоньку и разузнай, кто покушался на мою жизнь. Узнаешь, убей того на месте.

— Слушаюсь, господин сотник. Разрешите только сказать: вашего мельника я оставлю в покое, но можно мне присмотреть за ним незаметно? Подозрительна мне его мельница.

— Ничего не имею против, наблюдай. Я бы и сам проверил, верны твои предположения или нет. Знаю, нюх у тебя собачий.

Сотник устал и велел торговцу уходить. Когда тот тихо притворил за собой дверь, сотник откинулся на подушку и закрыл глаза. Он вдруг заколебался: правильно ли сделал, разрешив Стипе наблюдать за мельницей? Может, поторопился?

В дверь палаты постучали. Вошла дежурная медсестра, которая принесла письмо. Кудела решил, что оно от Клары. Ему даже показалось, что он слышит запах ее любимых духов. Но нет, письмо было вовсе не от нее. Тогда от кого же?

Уходя, медсестра заметила, что лицо сотника исказила гримаса злобы, когда он прочел первые строки.

Писал человек, стрелявший в Куделу. Анонимный автор (а им был Михайло) очень сожалел, что не убил сотника, но поклялся уничтожить его, как только тот покинет госпиталь.

Кудела до войны и сам не раз писал письма с угрозами различным людям, неугодным усташам.

— Что за вздор! — воскликнул он, стараясь не придавать этому значения. — Они думают, что я испугаюсь, забьюсь в мышиную нору. Ну нет, я отплачу им и за это!..

Он лег, закрыл глаза и попытался уснуть. И хотя письмо он забросил в тумбочку, оно не давало ему покоя. Он еще раз достал его и внимательно перечитал.

«Волк из Козары? Кто же это такой? Кто бы мог так подписываться? Если я отдам это письмо в службу безопасности, то меня обвинят в трусости, еще смеяться начнут. Придется самому искать встречу с невидимым врагом. Партизаны совсем обнаглели. Не исключено, что они могут подстеречь меня и в городе», — подумал сотник с опаской.

Принесли ужин, но к еде он даже не притронулся. Аппетит пропал. Он лучше бы напился, но у него не осталось ни капли вина. И Клара, как назло, не приходила.

Всю ночь сотник думал над тем, как могло случиться, что в начале войны он не знал страха, был уверен, что партизанская пуля его не заденет. Но потом, на Козаре, все переменилось. Слишком много усташей там полегло.

Когда наконец-то пришла Клара, настроение у сотника улучшилось.

— Ну, как дела, дорогой мой? Вы все еще в кровати? Я была у доктора, и он мне сказал, что вы были в очень плохом состоянии.

— Разумеется. Это потому, что доктор больше интересуется тобой, дорогая, чем моей персоной.

— А ты, как я посмотрю, ревнивец.

— Нет, ошибаешься. Обычное дело, когда красивую женщину больше интересует здоровый, нежели больной, мужчина.

— И это тебя беспокоит?

— Да. И еще кое-что. Женщину и жизнь в наше время легко потерять. Вот такие-то дела, дорогая моя.

Клара присела к нему на край кровати, погладила его по голове:

— Ты лучше посмотри вокруг. На дворе уже весна. На меня посмотри, я весела, живу, дышу. И других забот у меня нет. Веришь ты этому или нет?

— Хотел бы верить. Забот у тебя и в самом деле, видать, нет. Вот только знакомых много. Ты что, выбираешь их по желанию?

— Ты угадал. Жить беззаботно — мой лозунг!..

— А вот у меня все по-другому. Даже в госпитале не могут оставить в покое. Посмотри-ка на это письмецо… — И он протянул Кларе письмо.

По ее лицу пробежала легкая тень. Можно было подумать, что письмо ее задело. Она положила его на тумбочку и тихо сказала:

— Какое-то странное письмо…

— Вот свиньи! Но меня им не запугать! Я их бил и буду бить. Если найду того, кто это писал, дорого он мне заплатит.

Клара рассмеялась:

— Мне кажется, ты слишком все драматизируешь. Ну подумаешь, письмо!.. Ведь ты не ждал, что за то, что вы сделали на Козаре, партизаны объявят вам благодарность?

— Ладно, хватит! Плевать я хотел на эту писанину. Брось его…

Без стука в палату вошел доктор. Сотник и ему показал письмо. Быстро пробежав его глазами, доктор сказал:

— Я распоряжусь, чтобы у вашей палаты выставили часового. Все это может плохо отразиться на вашем здоровье. Вам нельзя волноваться и лучше побыть одному.

Светила луна, и темные тучи, словно разбитые войска, отступали на запад, постепенно очищая небо.

Воздух был серым, земля стала влажной от таявшего снега. Зима постепенно уступала весне.

Джуро шел на мельницу Бегича, чтобы там встретиться с Михайло, поговорить с ним о делах, а затем двинуться дальше в горы и разыскать партизанский отряд, готовившийся к отражению очередного наступления фашистов на освобожденные районы Козары.

Старик уже полностью оправился от тяжелой болезни и сейчас радовался тому, что вместе с ребятами пережил трудную зиму.

Когда долгими зимними вечерами они сидели возле очага, Душко и Остоя не раз приставали к деду с просьбой отправить их в партизанский отряд.

Дед сердился:

— Никуда вы отсюда не пойдете! Вас четверо, а это и так целый отряд. Вас же сюда поставил Михайло — наш командир. Здесь наш наблюдательный пункт. Если противник появится с западной стороны, то вы обязаны немедленно оповестить об этом лесника. Это очень трудное задание, тем более что вы еще маленькие. Но за зиму, я вижу, вы многому научились. Тебе, Душко, я дарю пистолет. Его я захватил в бою на Козаре. Все-таки с оружием всегда чувствуешь себя гораздо увереннее.

У ребят от радости заблестели глаза. Душко было начал уговаривать деда, чтобы оставил пистолет у себя, что сам он не может принять такого подарка, а оружие себе добудет у фашистов.

— Ты за меня не беспокойся, внучек, — сказал дед Джуро, — мне Михайло другой даст. Без оружия я так и так не останусь.

Душко с благодарностью взял пистолет.

— Только вот о чем я хочу вас предупредить, — наставлял дед. — Никогда не носите пистолет за ремнем, а держите его в сумке и не показывайте всем своим видом, что вы вооружены. На подростков никто и не подумает, что они с пистолетом ходят. А повстречаются вам фашисты, делайте вид, что вы ничего не знаете, притворяйтесь этакими наивными несмышленышами.

Теперь дед был спокоен. Главное сейчас — пережить войну. Только бы Боро, который сражается в партизанской бригаде, остался жив, вернулся домой целым и невредимым. «Я бы помог ему дом отстроить, детишек бы его нянчил», — мечтал Джуро.

К мельнице он решил добираться в обход, оврагами. Шел старик тихо, словно тень. Наготове держал гранату. Пройдет несколько метров, остановится, прислушается.

На мельнице было тихо, только вода на плотине пенилась и с шумом срывалась вниз. Джуро незаметно подкрался к воротам и постучал. И тут из кустов, что были по ту сторону дороги, раздалась автоматная очередь. Ноги и грудь старика обожгло чем-то горячим. Он хотел кинуться бежать, но ноги его подкосились, и он упал…

— Идиоты! Я же сказал, цельтесь в ноги! Котлету из вас сделаю, если он убит. Он нам живой нужен.

Джуро сразу узнал голос Баканяца. «Наверное, она ждали Михайло», — промелькнула у него в голове мысль. Он решил подождать, когда усташи подойдут поближе, и бросить в них гранату.

В темноте замелькали фигуры усташей. Вот они уже совсем близко. Собрав последние силы, Джуро метнул гранату. Раздался взрыв, и двое усташей упали на землю. Старик попытался отползти в кусты, но несколько подбежавших усташей навалились на него…

Усташи долго колотили в ворота, прежде чем Муйо Бегич открыл им.

— Эй ты, собака турецкая, посвети-ка нам, а то в твоей развалюхе ничего не видно! — заорал Стипе, приставив пистолет к груди Муйо.

Мельник зажег фонарь, усташи вошли в дом, таща за собой старого Джуро.

— Свяжите его и подвесьте к потолку, — приказал Стипе.

— О аллах!.. — воскликнул Муйо, разглядев, кого притащили усташи. Взгляды стариков встретились. Джуро вдруг вспомнил, как еще в прошлую войну немцы подвешивали свои жертвы к потолку, а затем забивали до смерти.

Стипе поднес фонарь к лицу старика:

— Так это ты, Джуро Гаич?.. А я-то думал, что схватил лесника. Ну и на том спасибо. Помнишь, как ты меня когда-то поймал? Теперь ты в моих руках. — И он со всей силы ударил Джуро в лицо. Кровь струйкой потекла по подбородку старика.

Раненого связали и подвесили к потолку. Кровь из простреленной ноги капала на пол, жгучая боль пронизывала пробитую пулей грудь.

Стипе стоял рядом. Вокруг него расположились усташи и ждали, когда же он начнет допрос.

— Если ты хочешь умереть спокойно, — заговорил Стипе, — то, во-первых, скажи нам, где скрывается лесник, во-вторых, где прячутся твои выродки. Ты знаешь, о ком я говорю. Я хочу видеть того, кто бросал в меня камнями. В-третьих, что тебя связывает с Бегичем. Он что, на вас работает?

Старый Джуро не проронил ни слова и только корчился от нестерпимой боли.

Тогда Стипе выхватил штык и приставил к груди старика.

— Ну, убей, сукин ты сын! — прохрипел Джуро. — Все равно ничего не узнаешь от меня. Я ничего не скажу ни тебе, ни богу, ни черту…

— Не торопись на тот свет. Ты у меня еще заговоришь. И не таких, как ты, я укрощал. Сначала мы тебя поджарим, потом глаза выколем и уши отрежем. Сам попросишь тогда, чтобы поскорее тебя прикончили… Эй ты! — крикнул Стипе спустившейся сверху жене мельника. — Разведи-ка огонь! — Затем он повернулся к одному из усташей, протянул свой штык и велел накалить его на огне, потом снова подошел к Джуро и с размаху ударил его в живот: — Говори, старая свинья! Мы все о тебе знаем.

От боли Джуро стал еще злее. Он знал, что из звериных лап усташей его может вырвать только одна смерть.

— Так и быть, скажу тебе, сукин сын! — прокричал старик, превозмогая боль. — Раз вы так с нами поступаете, то и мы с вами сделаем то же самое. Как был ты сволочью, так сволочью и остался! Будь проклята та баба, которая тебя на свет родила! Надо было тебя тогда до смерти забить камнями, как бешеного пса.

От этих слов кровь ударила в голову Стипе. Он совсем озверел.

— Где штык?! — заорал он. — Почему еще не накалили? Сейчас мы посмотрим, сколько этот старик протянет.

Когда усташ приблизился к Джуро, старик плюнул ему в лицо. Утираясь, Стипе схватил раскаленный докрасна штык.

— Даю слово, буду жечь тебя хоть до утра, пока ты не заговоришь!

Сорвав со старика рубаху, он приставил штык к его груди. Кожа вздулась, и в ноздри ударил запах горелого мяса. Старик не проронил ни звука, только крепче стиснул зубы. Резкая боль, словно электрический ток, пронизала всего его тело, и Джуро потерял сознание…

Его взору вдруг открылась гора, блестевшая под лучами весеннего солнца. Колыхались травы, покрытые утренней росой, труженицы-пчелы перелетали с цветка на цветок. На склоне горы, на пастбище, паслось стадо овец, подобное белому облаку. Неподалеку на земле сидел сам Джуро. На коленях он держал Душко, а рядом стояли Вука, Илия и Миле. Вука варила обед, и от котелка поднимался ароматный пар.

Жизни старику было не жаль. Лучшие годы уже его прошли. Он был сыт по горло этим сумасшедшим, суровым миром и давно бы уже помер, да на кого было оставить беззащитных ребят?..

Теперь Джуро словно парил над вершинами своих родных гор, там, где они срастались с небом, парил над лесами с могучими деревьями. Он посмотрел вниз. Там все было таким маленьким, почти крошечным.

— Ты чего молчишь, старик? Или богу душу отдал? — услышал он ненавистный голос Стипе и с трудом раскрыл глаза.

Молодой солдат с безразличным видом подал усташу раскаленный штык. Плакала в голос Ханка. Рядом с ней, опустив глаза, молча стоял Муйо.

— А ты гляди, гляди, чего морду-то воротишь? — заорал на него Стипе. — С тобой, если что, мы сделаем то же самое! Мы тебя на кол посадим, как твои турки моего прадеда когда-то…

Муйо молчал. В глазах у него помутилось, и он чуть не потерял сознание.

Стипе медленно приблизился к Джуро.

— А что ты скажешь, если мы тебе глаза выколем? — спросил он, ткнув старика кулаком в лицо. По перекошенному от боли лицу Джуро текли слезы. Стипе приблизил штык к самым его глазам, и Джуро вдруг почувствовал нестерпимую боль. И мир в одно мгновение как бы превратился в ослепительно яркую точку.

Стипе отступил на шаг.

— Полюбуйся на него! — бросил он мельнику и, обернувшись к Джуро, сказал: — Если заговоришь, так и быть, я тебе другой глаз сохраню. И жизнь подарю, я ведь не жадный.

— Будь ты проклят, зверюга, — еле слышно прошептал Джуро. — От меня ты ничего не узнаешь. А попадешься в руки Михайло, он с тебя шкуру спустит!

— Напрасно ты, старик, упорствуешь. Тебя уже черти в аду поджидают.

Он опять приблизился к Джуро, размахивая раскаленным штыком.

Какая-то неведомая сила вдруг наполнила измученное тело старика. Он подобрался и что было силы ударил Стипе ногой в живот. Тот от неожиданности уронил штык и отлетел в угол, к мешкам с мукой.

— Ах ты, скотина! И ты еще смеешь перед смертью?.. Ну теперь у меня есть свидетели, что ты на меня первый напал.

Стипе вскочил с пола и посмотрел на столпившихся усташей. Схватив штык, он бросился на старика точно разъяренный зверь.

— Вот тебе, получай! — И он с размаху всадил штык в сердце Джуро. От удара тело старика закачалось, как колокол.

На мельнице воцарилась тишина. Было только слышно, как шумит вода на плотине.

— Ну что уставились, как бараны? Дело сделано. Лучше приготовьте носилки для убитых. А этот пусть повисит.

Усташи кое-как построились в колонну и покинули мельницу. Светало. Они шли осторожно, поминутно прислушиваясь, держа оружие наготове. Стипе предпочитал идти подальше от головы колонны и трусливо спрятался в ее середину. Он боялся, как бы его не узнали люди села, мимо которого предстояло пройти. А в том селе Стипе запомнили очень хорошо…

Как-то раз, а это было еще до войны, Баканяц надумал жениться. Приглянулась ему девушка, у которой уже был жених. Однажды деревенские парни подкараулили Баканяца и чуть не утопили в жидком навозе. Памятен был ему и другой случай. Все знали: когда Стипе садится играть в карты — а он был заядлым картежником, — он всегда мошенничает. Однажды крестьяне собрались в трактире, чтобы перекинуться в картишки, а кто-то не будь дураком, да и подсмотрел за Стипе. Ну и досталось же ему тогда!

«Не повезло мне, — думал теперь Баканяц, идя в колонне. — Хотел поймать лесника, а попался Джуро. А за него в штабе награды не жди, ни за что не дадут».

Колонна усташей подошла к месту, где река делала крутой поворот. Мысли Стипе прервал выстрел. Солдат, что шел в конце колонны, упал на дорогу мертвым. Усташи без команды открыли беспорядочный огонь. Но на их выстрелы никто не отвечал.

«Это он, лесник, — мелькнуло в голове Стипе. — Его-то я и ждал. Кто, кроме него, может напасть в одиночку на вооруженную колонну? Всем известно, что Михайло прекрасный стрелок. Кто же еще мог стрелять в сотника?»

Наконец отряд добрался до штаба. Поручик Батурина, дежуривший в ту ночь, увидев подводу с убитыми, принялся ругать Стипе на чем свет стоит:

— Как ты допустил такое?! И в бою не были, а уже трое убитых. Лучше бы пленного привели!

— На то и война, господин поручик. Вы бы спросили о нашей победе. Слышали выстрелы? Был жаркий бой, скольких мы партизан уложили! Здесь-то я и поймал главного партизанского разведчика Джуро Гаича.

— Так где же он?

— Умер во время допроса.

— Почему вы опять суетесь не в свое дело?! — вскипел Батурина. — Надо было сюда его доставить! Подлечили бы его немного, заговорил бы как миленький!

Когда туман над рекой рассеялся, к мельнице подошел Михайло. Он увидел пробитый пулями забор, следы крови повсюду. Кровь застыла в жилах Михайло, когда он вошел в дом. С потолка свисало мертвое тело Джуро. В доме стоял запах горелого человеческого мяса.

Тяжело ступая, вышел из боковой комнаты Муйо, словно постаревший за одну ночь.

— Здесь был Стипе со своими головорезами, — пробормотал он. — Если бы Джуро не пришел первым, то попался бы ты. Они тебя ждали в засаде.

— Понимаю… Но со мной бы такого не произошло. У меня есть Серый. Он меня вовремя бы предупредил.

Лесник погладил собаку. Прижимаясь к его ноге, пес нюхал воздух и нервно поводил ушами. Шерсть у него стояла дыбом. Серый хорошо знал Джуро и сейчас тихо скулил.

Михайло и Муйо разрезали веревку и сняли безжизненное тело старика.

— Ребята с Совиной горы ни в коем случае не должны узнать о смерти Джуро, — сказал Михайло. — Нужно только их предупредить, чтобы внимательно следили, как бы Стипе там опять не появился. От него всего можно ожидать.

Михайло взглянул на изуродованное лицо друга:

— Джуро, прости меня. Это я во всем виноват… Но что я мог поделать? Клянусь, я не оставлю твоих ребят. Ты за них не беспокойся…

Друзья похоронили старого Джуро, засыпали могилу листьями, ветками и завалили камнями, чтобы никакой лесной зверь не отрыл.

Бегич все причитал:

— Помоги тебе аллах! Сегодня ты, завтра я. От смерти никуда не уйдешь. — Он все повторял, что ноги его больше не будет на мельнице, что уйдет он отсюда куда глаза глядят.

— Ты должен остаться здесь, — сказал ему Михайло. — Если ты уйдешь, это сразу же вызовет у усташей подозрение. Эти гады, если узнают, обязательно доберутся до твоих дочерей. Да и тебя вряд ли в живых оставят.

— Тебе ведь известно, что я пользуюсь покровительством сотника Куделы. Вот только проклятый Баканяц не дает мне покоя. Не знаю, что ему от меня нужно. Болтает о каком-то турецком золоте, о котором я и знать ничего не знаю.

— Пока не поздно, Баканяца надо убрать. Он опасен для всех, и в первую очередь для ребят на Совиной горе. А тебе советую завести собаку, чтобы она вовремя предупреждала, когда кто приближается к мельнице.

— Да, ты, конечно, прав. Собаку я заведу, найди мне какую-нибудь. Были у меня две, да обе сбежали.

— Хорошо, собаку я тебе подыщу. Только бдительности впредь не теряй.

Простившись с мельником, Михайло сразу отправился на Совиную гору. Ребятам он велел уходить в лесное убежище. Ребята, которым уже наскучила тесная землянка, ничего не подозревая, с радостью перебрались в лес. Здесь они тщательно замаскировали вход, забросали его камнями и ветками.

Ребята наперебой спрашивали Михайло о дедушке. Лесник уклончиво отвечал, что деда долго не будет, что сейчас он находится по другую сторону горы, помогает партизанам строить в лесу госпиталь.