Волчий остров

Сокровище мертвеца

– Ты ничем не рискуешь, – продолжал Сергей убеждать Васька. – Зато подумай, какие деньги на кону. А все за простейшую работу: сходил вечером к могилке, выкопал старушку, забрал, что положено, землей забросал. Всего делов!

Сергей уговаривал Васька уже битый час, но тот кочевряжился. Скорее всего, цену набивал.

– Пятьдесят процентов твои!

– Ага, пятьдесят. Маловато будет! Я, считай, все сам сделаю!

Сергей стиснул челюсти, чтобы не заорать матом и не послать идиота куда подальше. Васек был ему нужен. Сергей не привык выполнять черную работу – это раз. Во-вторых, старался заботиться о своей безопасности, проворачивая, как сам говорил, операции. Вандализм, раскапывание могил – это не по его части. В случае осложнений он мог объяснить полиции, что Васек, старый пьяница, принес ему цацки, спрашивал, что делать. Ну, Сергей и помог, не его печаль, откуда взялись сокровища.

Истинной стоимости драгоценностей Васек и вообразить себе не может. Сергей сказал, что сумеет загнать все тысяч за шестьдесят, даст Ваську половину. Для того это огромная сумма, несколько месяцев бухать можно.

– Что ты «сам сделаешь»? Ты знаешь, где копать? Я тебе наводку дам! А сбыть драгоценности сможешь? Знаешь кому? Нет. Принесешь в ломбард, тебя там надуют, вручат тысяч пять, если повезет. Вот и думай.

На самом-то деле Васек давно подумал и решил. Просто, как верно предполагал Сергей, надеялся побольше выторговать. Хотя и так уже деньги запредельные, что и говорить!

Васька все считали стариком, но ему не было и пятидесяти. Годы беспробудного пьянства накладывали отпечаток. Жизнь не удалась: школу кое-как окончил, в армии отслужил, грузчиком пошел работать – куда еще-то? Девяностые были, городок небольшой, работы нет. А в продуктовый мать пристроила, все же деньги какие-никакие.

Потом по глупости связался с одними… Под статью попал. Вышел, два года помыкался, опять угодил. Мать померла, квартиру сестре оставила, та ее продала и уехала. Ваську и жить негде. Так и пошло-покатилось. То у бабы какой поживет, то у дружка. Пару лет назад сторожем на кладбище взяли. Денег мало платили, зато хоть крыша над головой. Иногда и подработка: ограду покрасить, могилку подправить – тоже хорошо.

Мертвых Васек не боялся. Мертвые – они тихие.

А теперь вот Сергей нарисовался. Со своим, как сказал, деловым предложением. Тоже мне, деловой. Знаем мы таких. Скользкий, как угорь. Мать родную обманет – не поморщится.

Васек вспомнил, что жил Сергей в том же доме, где и Васек когда-то с матерью жил. Матери Васька и Сергея вроде как общались. Бегали чего-то друг к дружке, шептались – известное дело, бабье. Серега сопливый пацан еще был, когда Васек впервые на зону отправился. А теперь – смотрите-ка. Одет как с картинки, ключами от машины поигрывает. Машина небось крутая.

– Согласен или нет? Без наводки ты не знал бы ничего. Я ведь, в общем-то, и сам могу. По знакомству обратился, по старой дружбе.

Тут, пожалуй, стоит сказать пару слов про наводку.

Одна из приятельниц Сергея, Инна, обмолвилась в разговоре, что вчера померла ее соседка. Барышня жила с родителями в коттеджном поселке, где проживали весьма небедные люди, нигде не работала, была глупа, как аквариумная рыбка, и влюблена в Сергея как кошка. Вот такой зоопарк.

Сергей сначала слушал ее рассказ вполуха, а потом заинтересовался, но вида не подал, чтобы не привлекать внимания подружки. Так вот, старухе-покойнице было лет сто, зажилась на этом свете, и в самом факте ее смерти ничего примечательного не было. Однако старуха была непростая, в прошлом – известная актриса, даже звезда. Дом у нее богатый, мебель и обстановка – как в музее.

«Ой, – смеялась глупая подружка, – умора! Единственный сын (и сам человек обеспеченный, в Москве имеет большой бизнес) сказал, что похоронит мать, как она завещала: в нарядном парчовом платье лимонного цвета, в любимом ювелирном комплекте. Его актрисе подарил благодарный поклонник, кажется, Леонид Ильич Брежнев. Или Пьер Карден. Или вообще Ротшильд».

Зачем покойницу украшать, как новогоднюю елку? Закапывать в землю деньжищи? Но сын сказал, что волю матери не нарушит. К тому же и без этих украшений наследство было немалое.

Сергей узнал дату похорон, сходил на кладбище. Проститься со старой дамой пришло немало людей, затеряться в толпе было легко. Старуха лежала в гробу в сверкающем желтом платье, а в ушах, на шее и на пальце блестели бриллианты. Наметанный глаз Сергея сразу отметил изящество украшений, огранку, величину и прозрачность камней. Едва взглянув на это великолепие, решил, что не позволит оставить этакую красоту в могиле, рядом с гниющими костями старой ведьмы.

Потому они с Васьком и обсуждали сейчас нюансы.

Сторож запустил пятерню в нечесаные сальные волосы. Вздохнул:

– Лады.

– Окей, – улыбнулся Сергей. – Договорились. Значит, сделаешь сегодня, я завтра утром приду и заберу.

Васек заколебался: а ну как обманет? И цацки возьмет, и денег не даст? Сергей уловил его сомнения.

– Поскольку люди мы не чужие, я твою долю отдам сразу же. А себе уж возьму, как продам.

Васек облизнул губы:

– Что, прямо завтра? Тридцать косарей?

Сергей показался ему в этот момент самым лучшим человеком на свете. Обманет, наверное, в цене. Себе не тридцать, а все пятьдесят возьмет, и что с того? Главное – быстро!

– Точно?

– Точно, точно. По рукам?

На том и порешили, принялись обговаривать детали.

Следующим утром Сергей явился в сторожку, делая над собой усилие, чтобы не зажимать нос. В воздухе повисла застарелая вонь немытого тела, дешевого курева, еще чего-то кисловатого, отвратительного, затхлого. Васек сидел, сгорбившись, смолил очередную цигарку.

– Взял? – коротко спросил Сергей.

Васек мотнул головой в сторону захламленного стола. Там, рядом с допотопным кнопочным телефоном, в замызганном пакете лежало, как полагал Сергей, целое состояние.

Стараясь ничем не выдать нетерпения, он протянул руку, взял пакет и сунул в карман.

– Погляди, все там. И серьги, и кольцо, и ошейник.

– Я верю, зачем проверять? Вот, возьми. Как договаривались.

Васек протянул подрагивающую руку, глаза его вспыхнули. Сергей вышел на улицу, пьянчужка засеменил следом: не терпелось за бутылкой сбегать.

– Спасибо, Серый. Ты звони, если что, номер знаешь.

«На хрен ты мне сдался», – подумал Сергей и кивнул. Номерами телефонов они обменялись в прошлый раз. Надо бы внести номер Васька в черный список и удалить.

Сергей уже повернулся, чтобы уйти, когда Васек произнес ему в спину:

– Я, было дело, струхнул вчера маленько.

– Что так?

– Вечером пошел к могилке-то, стемнело уже. Народу никого. Я ворота запер, но помимо ворот столько дыр в заборе, чисто решето, заходи кто хочешь. Хотя на ночь глядя мало кто сунется. Боятся люди мертвяков. Еще и дождь был. Могилка та далеко от центральной аллеи. Копать легко – свежая. Я все обратно заделал, чтобы родственники не орали. А если что скажут, ну так могила усадку дала, всякое бывает.

– Васек, я спешу.

– Щас, щас. Погоди. – Пьяница затянулся в последний раз и бросил бычок на землю, раздавил. – Так вот. Докопался до гроба. Открываю крышку. Старуха лежит, страшная больно. Рот зашит, некоторым зашивают зачем-то. Руки на груди сложены. Платье желтое. Кто в желтом хоронит? Обычно беленькое, светленькое для старушек. Да, Серега?

Тот пожал плечами. Принявший с утра на грудь сторож стал его утомлять.

– Я фонарем посветил, положил его на краешек, давай брюлики снимать. Старуха будто камень. Холодная, зараза. Как с манекена снимал ошейник-то.

«Ожерелье», – хотел поправить Сергей, но промолчал.

– Хорошо, замочек слабый. Расстегнул, взял. Кольцо легко соскользнуло. Велико, видать, было. Хотя трупы раздувает обычно, но это уж потом. А серьги… Не мог их снять, не видно ни черта, на небе тучи, фонари далеко. Не в зубах же фонарь держать, чтобы замочек увидеть, а он мелкий, сволочь. Надо бы налобный фонарик, знаешь, как у шахтеров. Не смог я расстегнуть, вырвал с корнем. И показалось мне, что труп застонал! Глухо так. Я шарахнулся, фонарь схватил, свечу на старуху. Жутко стало, думаю, сейчас увижу, что она сидит в гробу… Копыта отброшу! Но нет. Лежит, родимая. Я гроб закрыл, закапывать стал. И слышу: опять стонет, а следом скрежет. Как будто, знаешь, ногтями обивку матерчатую царапает! – Голос Васька задрожал. – Или зубами скрежещет! Рот-то зашит, открыть не может, сказать что-то, вот и…

– Хватит! Мне пора, – остановил его Сергей. Сколько можно слушать байки этого кретина! Надо же, чувствительный оказался. – Забрал все – и молодец. Получил свое. Ты меня не видел, я тебя тоже, а теперь иди купи себе беленькой. Пусть душа успокоится.

Васек открыл рот, хотел сказать что-то, потом махнул рукой и ушел в свою берлогу.

Прошло шесть дней.

Сергей и думать забыл про сторожа, дел полно было. Поэтому, когда увидел его номер на дисплее, присвистнул с досады. Хотел же удалить и в черный список внести!

Трубку Сергей не взял, но Васек оказался упрямым и настойчивым. Снова позвонил. И опять. Да что стряслось? Вдруг важное… Пришлось ответить.

– Серый? Ты? – хрипло проговорил Васек.

– А ты кому звонишь? – огрызнулся тот. – Чего надо?

Послышались сдавленные звуки. Плачет он там, что ли?

– Ты это, Серега… Вернуть бы надо. Брильянты-то.

Сергей чуть не поперхнулся.

– В каком смысле – вернуть?

– Старухе вернуть. Ее ведь это. Вот пусть и…

– Слушай, ты до зеленых чертей допился? Или вместо водки керосину хлебнул? Че несешь-то? Проспись иди!

Он хотел нажать отбой, но Васек внезапно закричал отчаянным, тонким голосом:

– Приходит она ко мне! Каждую ночь таскается!

– Что? – Сергей оторопел.

– А то! Первый раз я подумал, правда перебрал. На вторую ночь, почитай, трезвый был. Желудок прихватило, только воду и пил. Среди ночи слышу: стук в окно. Гляжу: она там. Стоит и внутрь заглядывает. В желтом платье. Пальцами костлявыми по стеклу скребет. Рот у нее зашит, вот она и воет, утробно так, глазами меня сверлит. Луна была, ясная ночь. Я ее четко видел. Всю ночь под окнами бродила; то в окно пялится, то в дверь стучит.

– Внутрь же не может войти, пускай себе бродит!

– Погоди, дослушай! На другую ночь она уже в доме была! Я все запер, а она пробралась как-то. С вечера задремал, а ночью будто будильник над ухом прозвенел. Открываю глаза – стоит в углу комнаты мертвая старуха! Еще жутче стала, чем была. Руки ко мне тянет, воет… А у меня в голове голос: «Отдай украшения! Не твои они, чужое взял! Отдай, сукин сын! Не отстану, каждую ночь ходить буду, изведу тебя до смерти!» Так мне страшно стало… Я, кажется, в обморок грохнулся. К утру сгинула она, а слова ее все равно у меня в ушах, знаешь, так и гремят: «Отдай! Верни!» Теперь она каждую ночь является, воет, руки тянет, свое твердит. – Васек перевел дыхание. – Все ближе придвигается, Серега! Прошлой ночью возле кровати стояла. Думаешь, я по синьке все придумал? Нет. Есть не могу, водка не берет. Трезвый уж который день. Спасу нет, как страшно. Если прямо сегодня ей побрякушки не вернем, достанет она меня. По-человечески прошу…

– Да как я верну-то? – психанул Сергей. – Что за бред? Нету их у меня, продал!

Васек помолчал, а потом произнес тихо, обреченно:

– Что ж, значит, так тому и быть. Придется, видно, помирать.

От этой усталой безнадеги Сергею стало жутко, он понял, что Васек и вправду напуган, рассказанное им – это не алкогольный бред.

– Заберет меня покойница с собой. Не переживу эту ночь.

– Перестань, ты… – начал Сергей, но Васек его перебил:

– А когда меня заберет, за тобой придет. Как ты говорил? Без тебя ничего бы не было.

Сергею захотелось сказать Ваську, чтобы не выдавал его злобной покойнице, не говорил, чья была идея, но устыдился, стал подыскивать слова, чтобы произнести что-то спокойное, утешительное, может, ироничное, но Васек уже нажал отбой.

Разговор со сторожем оставил неприятный осадок. Весь день Сергей ходил как в воду опущенный, ни на чем не мог сосредоточиться. Вроде и ерунда, как в такое верить? Васек давно остатки мозгов пропил. Но было в голосе, интонациях Васька нечто, что заставляло ему верить. Неподдельный страх – вот что. Такое не сыграешь.

Ночью Сергею снились кошмары. Покойница в желтом платье садилась в гробу, ухмылялась зашитым черными нитками ртом, пыталась задушить его длинными, похожими на сухие ветки пальцами.

Было четыре утра, когда Сергей понял, что больше не уснет, и принял решение. Наскоро привел себя в порядок, выпил кофе, чтобы взбодриться, и поехал на кладбище. Толком не знал, что хочет делать, но ему нужно было еще раз переговорить с Васьком, убедиться: все сказанное – правда.

Как убедиться? Чем, кроме слов, Васек сможет доказать, что мертвая старуха является к нему по ночам, требуя вернуть драгоценности?

«Допустим, он убедит тебя. Если ты поймешь, что неупокоенная актриса встает из гроба, что тогда?» – спрашивал себя Сергей и, кажется, знал ответ.

Возле сторожки никого не было, дверь оказалась закрыта. Ушел, наверное, попытался убедить себя Сергей, в глубине души зная правду. Разлилось что-то в воздухе, который внезапно стал гуще, плотнее. Случилось плохое, и Сергею почудилось, что даже небо низко нависло над убогим домишкой, навалилось, стало давить к земле.

Он обошел неказистое строение, заглянул в окно, но внутри было темно, ничего не разглядеть. Постучал, окликая Васька, понимая, что ответа не будет.

Выбить дверь оказалось несложно. Она держалась на честном слове. Предчувствие было верным: Васек никуда не уходил. Лежал на топчане; спал, не раздеваясь. Трясясь от ужаса, Сергей приблизился к телу, заставил себя присмотреться.

Рот Васька был широко раскрыт, словно он и мертвым кричал во весь голос. Глаза тоже были распахнуты, чуть не выкатывались из орбит. Вероятно, врачи скажут, что сторож допился до смерти, вот сердце и не выдержало, но Сергей знал, что это не так.

И бутылок в комнате не было. Если пил, куда делась тара?

Несчастный Васек умер от страха, от смертельного ужаса, увидев то, что ни один человек видеть не должен. Умер, потому что его навестило противоестественное, дикое, совершенно невозможное…

«То, что скоро явится и ко мне, – отстраненно подумал Сергей. – Или они станут приходить вдвоем».

Мысль привела его в чувство. Сергей попятился и выбежал из дома, ставшего местом расправы. Лишь оказавшись на центральной аллее, остановился, отдышался, сунул руку во внутренний карман. Мешочек был на месте, где ж ему быть. Теперь надо сделать то, о чем просил несчастный Васек.

Сергею не хотелось думать о том, что он виноват в смерти этого человека, пусть и никчемного, а все же живого, настоящего, того, кто еще вчера дышал, ходил, умолял о спасении.

«Но ведь я и пришел сюда, чтобы все исправить, – подумал Сергей. – Немного не успел».

Могилу старой актрисы, которая и после смерти цеплялась за свои сокровища, нашел быстро. Васек все сделал аккуратно, даром что пропойца. И не заметишь, что могилу вскрывали, раскапывали.

Сергей огляделся по сторонам. Никого. Еще очень рано, семи нет. Никто не увидит. Он присел возле могилы, достал маленькую садовую лопатку, которую, убегая, прихватил из дома Васька, и мешочек с драгоценностями.

Он солгал, сказав, что украшения проданы, сделка совершена, фарш обратно не провернуть. Глупо было продавать драгоценности тут, в провинции, где правда может выплыть. У Сергея имелись связи в столице, он должен был отвезти туда золото на следующей неделе.

Васька можно было вчера спасти…

Но об этом лучше не думать. И без того достаточно жути. При мысли о том, что двумя метрами ниже лежит мертвая старуха, которая, как говорил Васек, воет и скрежещет зубами, у Сергея кружилась голова.

Ему даже послышался какой-то звук!

«Скорее», – скомандовал он себе и взялся за дело.

Глубоко копать не стал: раскапывание могилы, открытие гроба в его планы не входило. Он и изначально этого делать не стал не только потому, что руки не хотел марать. Боялся таких вещей и, по всей видимости, не напрасно.

Когда сокровище очутилось в жирной коричневой земле, Сергей встал с колен и отошел от могилы. Дело сделано. Можно уходить.

Оставалось надеяться, что покойница, получив желаемое, отстанет, отвяжется от него, не заморит, как Васька. В крайнем случае придется вернуться и сделать то, от чего мороз по коже: напялить украшения на мертвую актрису.

Резко повернувшись спиной к могиле, Сергей быстрым шагом пошел прочь с кладбища.