Волчий остров

Я тебя съем!

Катя Стрельникова подошла к двери и вытащила из сумки ключ. Сунула в скважину, повернула. В квартире, как обычно, было тихо, немного сумрачно (дело шло к вечеру) и пахло лекарствами.

– Марь Васильна, я пришла! – громко возвестила она.

Ей предстояло провести тут вечер и ночь, а утром Катю сменит внучка Марии Васильевны, Лидия.

Не всем старикам так везет (Катя всякого навидалась, было дело). Но у этой старушки и квартира уютная, со всеми удобствами, и родня внимательная. Внучка приходит регулярно, живет в двух остановках отсюда, готовит, убирает. А трижды в неделю – Катины дежурства. Раньше ночевать здесь не требовалось, но в последние месяцы Мария Васильевна сильно сдала, и Лидия решила, что оставлять ее на ночь одну небезопасно. Поэтому четыре раза в неделю ночевала она, а три раза – Катя.

Стрельникова даже обрадовалась. Ночевать в хорошей квартире куда удобнее, чем в общаге медуниверситета, где училась девушка, к тому же и денег стали платить намного больше.

Не всем ее одногруппникам повезло такую подработку найти. Катя училась на четвертом курсе, сначала пробовала с детьми сидеть, но потом поняла, что за пожилых платят больше (тут ведь еще медицинские навыки нужны), и переключилась на уход на пожилыми. Стала сиделкой.

Пациенты бывали разные, но к Марии Васильевне за минувшее время девушка привязалась. Это была скромная и улыбчивая интеллигентная бабушка, не капризная, чистенькая, вежливая. Бывшая вузовская преподавательница. Правда, в последние месяцы ей стало хуже: Мария Васильевна начала путать имена и даты, забывать элементарные вещи, сделалась угрюмой и плаксивой. Процесс сползания, как выражалась ее внучка, шел удручающе быстро и был, к сожалению, необратим.

На приветствие сиделки старушка не ответила. Катя достала телефон и позвонила Лидии (сообщить, что она на посту). Но та не взяла трубку. Ничего страшного, такое бывало. Инструкции и указания Кате не требовались, она знала, что делать.

Разулась, повесила пальто на вешалку, прошла в ванную помыть руки, а после направилась к своей подопечной. В квартирке было две комнаты и кухня. Комнаты проходные – гостиная и спальня.

– Мария Васильевна, как вы? Как ваше здоровье сегодня?

Катя заглянула в комнату старушки и застала ту сидящей на кровати. Была она в теплом халате и шерстяных носках.

– Здравствуй, Катюша, – с улыбкой проговорила Мария Васильевна.

Надо же, имя вспомнила, улыбается. В последнее время Катю чаще встречал хмурый взгляд и вопрос: «Ты кто такая? Зачем пришла? Ограбить меня хочешь? Милицию вызову, будешь знать!»

– О, вы молодцом сегодня! Давайте-ка мы с вами давление померяем.

Мария Васильевна поднялась с кровати с грацией молодой девушки.

– Не стоит, дорогая. Я отлично себя чувствую. Ты лучше почитай мне. А после посидим, чаю попьем. Лида вчера торт купила вкусный. Побалуем себя!

Катя подумала, что давление можно померить и потом, никакой спешки и острой необходимости.

– Какую книгу вам прочесть?

Старушка выбрала любовный роман, и следующие полчаса Катя прилежно читала про волооких красавиц и мужественных красавцев, которые то мирились, то ссорились, томно вздыхали и рыдали в ночи от избытка чувств.

– Довольно, душенька, – оборвала ее Мария Васильевна. – Теперь, пожалуй, можно и чаю. А там уж время спать ложиться. – Она почему-то хихикнула.

Катя хотела проводить свою подопечную, но Мария Васильевна почти бегом пошла к выходу из комнаты.

«Ей определенно лучше сегодня», – подумалось Кате. Жаль, Лидия не перезванивает, а то Катя обрадовала бы ее.

– Вы пока телевизор посмотрите, а я все приготовлю. – Катя знала, что старушка любит музыкальные передачи, а сейчас как раз должна была начаться одна из них, перед выпуском вечерних новостей.

Оставив Марию Васильевну в большой комнате, Катя пошла на кухню. Тут было немного неопрятно. Обычно Лидия все прибирала, но сегодня в мойке оказалось полно посуды, на столе лежал не убранный в хлебницу батон. Да и в прихожей было грязно, точно кто-то в обуви ходил, это Катя еще раньше заметила. На Лидию непохоже, но, с другой стороны, может, она торопилась. Вынуждена была уйти в спешке, не успела навести порядок.

Катя быстро перемыла посуду, протерла пол. После заварила чай в синем чайничке, достала молоко. Торт, купленный Лидией, был слишком жирным: пышный бисквит, масло, кремовые розы. При одном взгляде на него поправиться можно.

Пока занималась делами, не обратила внимания, что в соседней комнате тихо. Мария Васильевна смотрит передачу без звука? Эх, видимо, Катя переоценила ее прогресс: старушка, должно быть, позабыла прибавить звук. А Катя хороша, не проверила!

– Мария Васильевна, вы… – начала она, входя в комнату, но умолкла, озадачившись.

Старушка сидела перед телевизором, уставившись в экран, и смеялась. Тело ее колыхалось, плечи поднимались и опускались, она покачивала головой и даже слезы утирала – так ей было смешно. При этом экран был пуст. Телевизор она даже не включила. Заметив растерянно застывшую в дверях Катю, всем корпусом повернулась к ней. Губы были по-лягушачьи растянуты в стороны в клоунской улыбке, обнажая неестественно белые протезы.

– Что ты хотела, милочка? – спросила Мария Васильевна. – А мы здесь веселимся, так веселимся!

«Мы? О ком она?»

Ладно, это больной человек. Что тут анализировать. Может, ей кажется, что она в театре, на премьере комедии. Или сидит за столом в шумной компании друзей, которые на самом деле уже давно померли.

– Мария Васильевна, пойдемте чай пить. Я все приготовила.

Старушка стерла с лица улыбку, поправила халат и пошла в кухню. Уселась за стол, положила ладошки перед собой, как примерная ученица.

– Лида не оставила вам горячее. Хотите, я могу для вас…

– Ничего не нужно, – перебила старушка. – Наемся еще. Но чайку хочется.

Они уселись друг напротив друга.

«Наемся еще». Странная фраза. А последовавшая за ней быстрая лукавая улыбка и того страннее. Катя постаралась выбросить это из головы.

За окнами было черно: ранней весной темнеет рано. Дом стоял в глубине двора, кругом находились другие многоэтажки. Человейники, в которых полно народу, особенно вечером, когда все возвращаются домой. Но Кате почему-то подумалось, что в целом мире нет никого, лишь она сама да выживающая из ума старая женщина.

А та принялась за торт. Отломила ложечкой большой кусок и отправила в рот. Жевала неаккуратно, к подбородку прилипли крошки, Кате было неприятно смотреть на это, и она отвела глаза.

Мария Васильевна пребывала в отличном расположении духа. И аппетит был отменный. В два счета расправившись с одним куском, она взялась за второй. А перед этим, точно вспомнив о чем-то, схватила двумя руками чашку с чаем и жадно, в один присест выпила, шумно сглатывая.

Струйки чая стекали по подбородку, стол был усеян бисквитными крошками. Катя взяла салфетку и потянулась к своей подопечной.

«Как быстро она ест, просто удивительно, никогда такого не было», – подумала Катя. Обычно старушка клевала, как птичка.

– Ты мало ешь, душенька, – заметила старушка. – А в жизни ведь как? Либо ешь ты, либо едят тебя! – Она снова затряслась в приступе беззвучного хохота. – Тебя начнут грызть, с таким-то отношением!

Катя не знала, как реагировать, а Мария Васильевна неслась дальше:

– Тот мальчишка, на которого ты вечно смотришь… Вот он из тех, кто жрет всю жизнь, а никак не нажрется. Друзей жрет, коллег по работе станет жрать, женщин. Лишь бы самому вперед идти, брюхо набивать.

– Что? Вы о ком? – еле выдавила Катя.

Старуха внезапно сделалась серьезной и уперлась в Катю немигающим взором.

– Имя его Богдан. Но тебе этого юношу никакой бог не давал.

Секунду они смотрели друг на друга, а потом Мария Васильевна снова взялась за ложку. Обескураженная Катя молчала. Запихнув в себя почти целый кусок, старая женщина потребовала еще одну чашку чаю.

Катя охотно поднялась, отвернулась к плите, лишь бы не смотреть на Марию Васильевну. Пока наливала кипяток и заварку, размышляла, что происходит со старухой. Не иначе, очередная стадия ее болезни. Но, с другой стороны, откуда она могла знать про ее скрытую влюбленность в Богдана?

Взяла чашку в руки, хотела повернуться, но вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть. Вибрация воздуха, колебание. Медленно повернувшись, Катя едва не выронила чашку. Старуха стояла почти вплотную к ней. Как она умудрилась неслышно встать, подойти, а главное – зачем?

Они теперь стояли нос к носу, и лицо у старухи было напряженное, но при этом лукавое.

– Вы лучше присядьте, – пролепетала Катя.

Старуха с животным проворством вернулась на свое место.

– Давай чай, – велела она. – Торт прямо комом встал!

Катя вытаращила глаза, увидев, что торт съеден полностью. Когда она успела?!

Мария Васильевна вырвала чашку из ее дрожащих рук, снова одним глотком опрокинула в себя содержимое. С грохотом поставив чашку на стол, распахнула рот, обнажив зубы.

– Как думаешь, стоит их почистить?

Катя не успела ответить, как старуха вынула вставную челюсть и прошамкала:

– Ты почисти, уважь старуху. – Сероватый язык то и дело высовывался изо рта. – А я тебя за это не укушу! Так и быть!

И снова – смех.

Кате захотелось сбежать из этого дома. Но если она так поступит, то подведет Лидию. Та разозлится, нажалуется на Катю, понизит ей рейтинг в агентстве. Нет, нельзя уходить. Кого она испугалась? Слабой больной старухи, которая одной ногой в могиле? Катя же медик, будущий врач!

Стараясь держать себя в руках, Катя промыла вставную челюсть (все время казалось, что искусственные зубы вцепятся ей в пальцы), подала ее Марии Васильевне, которая все это время сидела смирно, уставившись в окно.

– Правильно ты рассудила, – проговорила она, вставляя зубы на место, – нельзя тебе меня оставлять. Ты должна переночевать со мной, иначе как? – Старуха помолчала немного. – Хорошо, думаешь, в черную ночь идти?

Вроде про то, что на остановку в темноте не пойдешь, сказала, а вроде…

«Хватит дергаться!»

– Десятый час, вам пора ложиться, – решительно сказала Катя.

– Пора ложиться. А не хочется! – пропела старуха, и опять это прозвучало двусмысленно.

Спустя некоторое время Катя устроила свою подопечную в кровати, дала необходимые лекарства, поправила одеяло. Та выносила все смиренно, без возражений, была послушна и покорна. Вспышка активности, видимо, угасла, и Катя почти успокоилась.

Вышла из комнаты, погасив свет, постелила себе на диване, как обычно, и отправилась в ванную снять косметику, принять душ.

Когда сушила волосы полотенцем, смотрела на себя в зеркало, думая, не перекраситься ли в блондинку, услышала за дверью шум. Будто кошка скребется, царапается, просит впустить. Только нет у хозяйки никакой кошки.

Катя замерла: что делать? Одернула футболку, в которой обычно спала, поправила пояс халата. Выходить не хотелось: здесь светло, спокойно и…

И никакой Марии Васильевны.

Но Катя же взрослый, ответственный человек! Воображение мигом нарисовало старушку, сраженную приступом, упавшую на пол, пытающуюся ползти, с трудом добравшуюся до ванной и молящую свою сиделку о помощи, пока эта самая сиделка дрожит как заяц, боясь не пойми чего.

Девушка решительно распахнула дверь. Никого в коридоре не было, но она готова была поклясться, что увидела тень, метнувшуюся в комнату. Неужели Мария Васильевна? Очень уж быстро для ослабленного болезнью человека… Показалось, наверное.

Катя прошла через большую комнату, приоткрыла дверь, заглянула в спальню. Старушка лежала в кровати, отвернувшись к стене. Кажется, спала. Катя тихонько притворила дверь и, повернувшись, чтобы уйти, обнаружила на полу носовой платок. Мария Васильевна любила кружевные платочки: маленькие, изящные, они были во всех карманах ее халатов и домашних платьев.

Недавно ничего тут не было, никакого платка! Выходит, больная все-таки вставала, подходила к двери ванной, а потом прошмыгнула к себе? Представив себе старуху, скребущуюся по-кошачьи в дверь, Катя содрогнулась.

Быстрее бы ночь прошла.

Она на цыпочках подошла к своему дивану, откинула одеяло, легла. Надо поскорее заснуть, утром все будет выглядеть иначе. А если не захочется больше приходить сюда, нужно сказать, что учебы много, она не успевает. Кто ее осудит?

Повозившись, Катя закрыла глаза. Ночник решила не выключать. В соседней комнате было тихо, и Катя, уставшая за день, вымотанная и изнервничавшаяся, вскоре заснула.

Ей снилось, что она идет мимо болота. В жизни такого огромного не видала. Мертвые деревья торчат из коричневатой воды, небо навалилось серым брюхом, а в стоячей воде надуваются и лопаются зловонные пузыри. Сладковато пахнет гнильем, протухшей водой, еще чем-то отвратительным.

Внезапно из воды высунулась рука – полуразложившаяся, с ошметками плоти и длинными костистыми пальцами. Катя закричала и проснулась.

Запах все еще никуда не исчез. Канализацию прорвало?

Ночник горел, но свет не добавлял спокойствия. Сердце колотилось, тело казалось холодным и неповоротливым. В следующую секунду до Кати дошло страшное. Она не одна на диване! За ее спиной кто-то был. Вот пошевелился тихонько, подвинулся.

Обернуться страшно, но лежать, зная, что кто-то подобрался к тебе, еще страшнее. Девушка медленно повернулась, отчаянно надеясь, что ей показалось, но это было не так. Рядом с нею лежала Мария Васильевна, желтовато-бледная в свете ночника, будто бы за минувшие часы постаревшая еще лет на десять. Глаза ее запали, нос, наоборот, торчал вперед, рот провалился, кожа сморщилась.

Катя вскочила и попятилась.

– Вы… Что вы… – Она никак не могла закончить фразу.

– Плохо одной-то лежится, – утробным голосом проговорила старуха. – Холодно мне. Одиноко.

– Но нельзя же…

Катя не договорила. Старуха села резко, будто в позвоночнике у нее пружина была. Оскалилась, как собака. В затянутых пеленой, словно бы слепых глазах – лютая ненависть.

– А ну иди сюда, – пролаяла она.

Встала на четвереньки и быстро, как люди не умеют, перебирая руками-ногами, поползла по дивану к Кате. Та завизжала, не в силах больше этого выносить, и побежала к выходу из комнаты.

За спиной слышался топот, сумасшедшая старуха не отставала. Катя выскочила за дверь, успела захлопнуть ее перед носом преследовательницы. Дверь была наполовину деревянная, а сверху – матовое стекло. Катя шарахнула рукой по выключателю, в прихожей загорелся свет.

Замка на двери не было, Катя навалилась на нее всем телом, не давая открыться, не впуская старуху. Девушке был хорошо виден силуэт Марии Васильевны: вот она добежала до двери, врезалась в нее в последнюю секунду, завыла, заскрежетала зубами от ярости. Бежала за Катей на четвереньках, противоестественно для человека, а теперь поднялась на ноги и припала к стеклу, как уродливое насекомое.

– Чего напугалась, глупышка? Пошутила я. Открой дверь. Ты помогать мне должна, ухаживать… Просьбы мои выполнять. – Она со всего маха ударила лбом в дверь. Катя испугалась, что стекло разобьется, но оно выдержало. – А знаешь, чего я хочу, деточка?

Старуха мерзко захихикала.

Катя не спросила, чего она хочет, она вообще ни слова не могла проговорить, но Мария Васильевна все равно ответила:

– Сожрать тебя хочу. Молодость твою, плоть, душу. – Она принялась трясти дверь. – Знаешь, что такое голод? Истинный? От которого все горит?

Катя плакала. Она не знала, что делать, не понимала, что происходит.

«Выбираться отсюда нужно, вот что! Входная дверь в двух шагах!»

Но если отойти, то старуха вырвется и…разорвет на части.

Стоять тоже не вариант, тварь может разбить дверь.

Не успев все обдумать, Катя одним прыжком подскочила к входной двери (слава создателям тесных квартирок, в которых прихожую можно пересечь парой шагов), открыла замок. Какое счастье, что она не заперла входную дверь еще и на задвижку!

Старуха, не ожидавшая того, что дверь никто не удерживает, неуклюже вывалилась в прихожую, пошатнулась и немедленно бросилась к Кате.

Но то ли страх придавал девушке сил, то ли Мария Васильевна двигалась недостаточно быстро, но Катя успела выскочить на лестничную клетку буквально за долю секунды до того, как ее схватили. Девушка даже ощутила колебание воздуха возле своей головы, а после очутилась на площадке перед квартирой.

– Вернись, дрянь! – провыла некогда мирная, воспитанная старушка, но Катя уже захлопнула дверь. Ключ остался в ее руке, и она сунула его в скважину, повернула. Теперь старухе не выбраться. Странно, но та и не пыталась выйти. Быстро сдалась.

Катя услышала тяжелые шаркающие шаги: сумасшедшая побрела прочь. Словно попросту забыла о существовании Кати, потеряв ее из виду. Некоторое время Катя прислушивалась к тому, что происходило внутри, но больше ничего не слышала, будто за дверью была пустая квартира. Она не знала, который час: телефон остался внутри, как и сумка, ключи, одежда.

В полицию звонить? Кому-то из друзей?

В итоге Катя решила дождаться утра, а после войти в квартиру, взять свои вещи. Почему-то она была уверена, что при свете дня (если еще оставить нараспашку входную дверь) ей ничего не грозит. В крайнем случае, можно не одной зайти, а соседей позвать на помощь.

Это была долгая ночь, но Катя выдержала. Старалась гнать от себя мысли о том, что напало на нее, что случилось с тишайшей Марией Васильевной, что в нее вселилось. Пусть потом ее внучка разбирается. Главное, Катя спаслась.

Наступило утро, в соседних квартирах проснулись люди. Зажурчала вода, запели будильники, послышались сонные голоса и шаги. Катя вставила ключ в замочную скважину, повернула.

Квартира встретила тишиной и покоем. Дверь в комнату была открыта. Катя, не закрывая входную дверь, заглянула внутрь. Возле разобранного дивана лежали ее вещи и телефон. Ночник все еще горел. Полоумной старухи не было: должно быть, убралась к себе и спит; проверять Катя не стала. Это же надо, сколько в ней ночью было энергии!

Катя ураганом пронеслась по комнате, схватила телефон и одежду; вернувшись в прихожую, сдернула с крючка пальто, взяла обувь. Минута – и она уже снова на лестничной площадке. Обулась, оделась, благо никто из соседних квартир не вышел.

Телефон завибрировал, Катя глянула на экран. Лидия.

Она ответила на звонок.

– Катюша, солнышко, прости! – затараторила женщина. – Совсем забыла тебе позвонить! Ты вчера пришла к бабуле напрасно, вот вижу, звонила мне, а я… – Она всхлипнула. – Но пойми, дни были бешеные, я совсем закрутилась. Похороны, поминки… Я оплачу́ этот день, не беспокойся, извини еще раз, что напрасно приходить пришлось, время тратить.

Она говорила еще что-то, но у Кати в голове отпечаталось только одно слово.

– Вы сказали «похороны»? – с трудом произнесла она. – Кто-то умер?

– Да, милая. Бабуля умерла.

Дальше Катя ничего не слышала. Упала в обморок. Нашли ее вышедшие из другой квартиры жильцы.

После того происшествия Катя лечилась, горстями глотала таблетки, ходила по врачам. Покрестилась, даже в монастыре некоторое время пожила.

От ночи, проведенной с мертвой старухой, отходила долго, но, пожалуй, не отошла до конца. Страх перед стариками не покидал ее. Врачом она так и не стала, переучилась на фармацевта.

Стоит ли говорить, что сиделкой Катя больше никогда не работала.