Волчий остров

Кошмар в наследство

Зося умерла внезапно, очень молодой. Тридцать только-только исполнилось.

«Какое несчастье! – шептались люди на похоронах. – Жалко бедняжку. Мужа недавно похоронила, а следом за ним и сама ушла!»

Возле гроба в обнимку рыдали старшая сестра покойной Марина, племянница Даша и лучшая подруга Ируся. Никто из них не ожидал, что Зося не доживет до лета.

Марина была на двенадцать лет старше Зоси, заменила сестренке родителей после ранней трагической смерти матери и отца. И теперь Марине казалось, что злой рок преследовал Зосю: родителей потеряла в детстве, замуж вышла по большой любви, но прожили с мужем всего ничего – он умер, а теперь и…

– В отпуск хотела, на море, – тряслась от слез Ируся, – а оно вон как вышло.

Даша тоже не могла уместить в голове смерть тети. Собственно, тетей она ее и не называла, только Зосей. Пока была суета с похоронами – место на кладбище, гроб, отпевание в церкви и прочие скорбные дела, – она не успела толком осознать, что произошло.

А произошло страшное, и теперь это страшное навалилось, придавило.

Спустя примерно три месяца Даша переехала в Зосину «однушку». Квартира досталась по наследству Марине, и было решено, что там поселится Даша. Она только-только окончила институт и устроилась на работу, офис был поблизости. У Марины начала складываться после многолетнего перерыва личная жизнь, поэтому всем было хорошо, что у Даши появилась возможность жить отдельно от матери.

Всем, кроме бедной, безвременно ушедшей Зоси.

Даше было грустно, мысли об этом не шли из головы, пока она расставляла вещи в квартире покойной тети, делала уборку – словом, обживалась. Но ведь жизнь есть жизнь: одним приходит пора уходить, а другим нужно оставаться и жить дальше.

Зося не так давно сделала в квартире ремонт, потому никаких вложений не требовалось. Часть вещей Даша с матерью раздали, кое-что (вроде старых колготок и резинок для волос) девушка сложила в пакеты и понесла на помойку. Спускаясь по лестнице, увидела то ли входящую, то ли выходящую из квартиры Ирусю: они с Зосей были не только лучшими подругами, но и коллегами по работе, и соседками.

– Привет, как ты на новом месте? – круглые, чуть навыкате глаза Ируси стали наполняться слезами, и Даша почувствовала себя чуть ли не убийцей. Тюки, которые она несла, стали казаться больше и тяжелее, захотелось, чтобы их вовсе не было. Сейчас Ируся спросит, что в пакетах, а когда узнает…

Но Ируся не спросила. Тихой мышкой прошмыгнула к себе, наспех попрощавшись. Даша представила, как она, заперев дверь, примется плакать и горевать, и на душе стало еще гаже. Даша знала, что Ируся была одинокая, замкнутая, замуж так и не вышла. По словам матери, в последнее время ударилась в религию: книги читала, свечи жгла, носила скромный платок и длинные платья.

Впрочем, скоро Даше стало не до страданий Ируси.

Все началось на третий день после переезда, и, оглядываясь назад, Даша понимала, что точкой отсчета стала чашка. Даша налила себе чаю и пошла в ванную, а когда вернулась, обнаружила пустую чашку в раковине. Мелочь вроде – чашка, какая от нее опасность? Это ведь не маньяк с ножом.

Случившееся можно легко списать на случайность, на забывчивость. Если рассказать кому-то, то собеседник скажет, что Даша хотела налить себе чаю, даже думала, что налила, но на самом деле переключилась на другое и попросту забыла. Забытый утюг – происшествие того же порядка.

Только Даша знала, что ничего не забыла. И чай в чашке был, и стояла она на столе, а потом опустела и переместилась в мойку. Словно кто-то попил чаю и поставил чашку в раковину, чтобы помыть.

Даша легла спать, но перед этим, чтобы успокоиться немного, решила почитать. Погасила свет, устроилась на диване и погрузилась в любовный роман. Внезапно в кухне что-то грохнуло. Даша подскочила на месте, едва не выронив электронную книгу. Включила свет, прислушалась.

Кошка уронила что-то?

Какая кошка! У Зоси когда-то жил кот Малыш, его принес еще Зосин муж, подобрал бездомыша на улице. Но Малыш пропал за месяц до смерти Зоси. Сбежал из дому; с балкона, наверное, выпал. Так и не нашелся.

Тогда что за шум?

Даша встала с дивана, вышла в маленькую прихожую, толкнула кухонную дверь.

«Закрывала я ее или нет?»

Вряд ли. Наверняка оставила открытой. Но сейчас дверь была закрыта, а за стеклом…

«Там кто-то стоит!»

Даша замерла на месте.

«Не глупи, – произнес спокойный, рассудительный голос внутри нее, похожий на мамин, – это всего лишь холодильник».

Девушка открыла дверь. В кухне никого не было, но окно оказалось приоткрыто, а на полу валялся подсвечник, который раньше стоял на подоконнике. Вот все и выяснилось! Окно приоткрылось от сквозняка, подсвечник упал, вдобавок и дверь в кухню закрылась.

Никаких тайн.

Ага, кроме того, что ночь безветренная, окно было закрыто на защелку и… И холодильник стоит так, что со стороны двери его никак не могло быть видно.

«Значит, в кухне кто-то был?»

Даше захотелось выбежать из квартиры и пешком, в тапочках и пижаме, помчаться на другой конец города, к маме.

Вместо этого она вернулась в кровать и постаралась успокоиться.

Мы же взрослые люди, так? Привидений и прочей нечисти не существует, это выдумки. Рациональное объяснение есть всегда, только оно не сразу находится, а страху не следует поддаваться.

Странно, но Даше удалось довольно быстро заснуть. Сны, правда, мучили неприятные: как будто ее тошнило, и она поняла, что в горле застряли черные волосы, целый ком, она вытаскивала их, тащила и тащила, но волосы были длинные, прочные, как веревки. Даша задыхалась, кашляла, в результате проснулась измученная, с красными глазами и бледным помятым лицом.

На работе никак не могла сосредоточиться, сделала несколько опечаток в тексте отчета, хорошо еще, что сама заметила, а не начальник носом ткнул. Она же пока на испытательном сроке!

Вечер выдался спокойным, хотя Даша ловила себя на мысли, что чего-то ждет. Но это что-то не наступило, и она легла спать, пообещав себе выспаться. Выпила на ночь молока с медом, настойку пустырника приняла, чтобы уж наверняка.

Но народные средства не помогли. Среди ночи Даша проснулась, вынырнув из очередного кошмара: кто-то душил ее, навалившись всем телом, в рот забивались перья, пахло гнилью и сырой землей.

Открыв глаза в темноте, Даша никак не могла сообразить, где она, почему не в своей комнате. Только потом вспомнила, что теперь живет у Зоси.

Кто-то вздохнул. Полный отчаяния вздох раздался слева, и Даша повернула голову в ту сторону, еще не успев испугаться. Там были окно и балкон, плотные шторы свисали до самого пола. Как только Дашин взгляд остановился на них, тяжелая штора колыхнулась, пошла волнами, будто кто-то стоял за ней и перебирал руками, собираясь выйти.

Даша сдавленно вскрикнула и щелкнула кнопкой ночника.

Обыденная картина: шкаф, кресла, журнальный столик, полки, комод. На комоде – фотографии в рамках, всякие безделушки, Зосины и Дашины, кукла. Не старинная, а обычная, но в нарядном кружевном белом платье, похожем на свадебное. Кукла, видимо, красовалась на капоте машины из свадебного кортежа Зоси и ее мужа.

Штора висела неподвижно. Даша начала успокаиваться: спросонок почудилось, видимо. А потом кто-то засмеялся. Горловой такой, булькающий издевательский смех.

Дашу вымело из кровати, она прижалась к стене, озираясь по сторонам.

«Что такое? Кто смеялся? А вздыхал кто?»

Она долго стояла, но больше никаких зловещих звуков не услышала. Ноги затекли, захотелось в туалет. Даша отлепилась от стены, сделала осторожный шаг, потом еще. Вернувшись из ванной, легла в кровать и до утра ворочалась, не в силах заставить себя закрыть глаза.

– Привет, Дашенька, – прошелестела Ируся, которую Даша встретила, уже возвращаясь в тот день с работы. – Как ты? Привыкаешь потихоньку?

– Послушайте, – отрывисто сказала Даша, сама от себя этого не ожидая, – а вы же в церковь ходите, да? Где тут ближайшая?

Ируся внимательно посмотрела на Дашу и спросила:

– А ты крещеная?

– Нет.

Ируся вздохнула.

– Вот и Зосенька нет. А я говорила ей, звала. Особенно, когда… – Ируся не договорила и подняла руку, указывая влево: – Церковь в той стороне, пройдешь два перекрестка и увидишь. Только сначала покреститься бы надо.

– А то не поможет? – вырвалось у Даши.

– От чего поможет? – удивилась Ируся. – Просто ты идешь в дом божий, помощи ищешь, а сама даже сказать «здравствуйте» не хочешь. Я это так вижу. Невежливо получается, неправильно.

«Сейчас уговаривать начнет, лекции религиозные читать», – досадливо подумала Даша, уже жалея, что спросила.

– Я пойду, мне домой надо, – торопливо проговорила она, поблагодарила Ирусю и пошла к себе.

Заперев дверь, подумала, что она в ловушке и сама же заботливой рукой повернула ключ… «Все, хватит, это просто смешно. Двадцать первый век!»

Даша включила телевизор, чтобы наполнить квартиру звуками человеческих голосов. Приготовила ужин, подпевая известному певцу. Пока ела, смотрела ток-шоу, ей пришли на ум слова Ируси: «А я говорила ей, звала. Особенно, когда…»

«Когда» – это, наверное, после смерти Зосиного мужа, она очень его любила и, потеряв, убивалась. Или когда сама Зося заболела. Чем, кстати?

Зося умерла в мае, а примерно в марте то и дело звонила старшей сестре, жаловалась на здоровье. Даша тогда вся была в учебе: последний курс, диплом, экзамены, нервы, бессонные ночи. Они с мамой, конечно, говорили про Зосю, но, если честно, Даша не могла до конца проникнуться. Мама была больше погружена в тему. Даша толком не поняла, что за диагноз у тети. Умерла она от сердечного приступа, но что ее беспокоило?

– Дочка, с тобой все в порядке? – спросила мать, когда Даша позвонила ей и задала этот вопрос.

– Все хорошо, – отрывисто проговорила Даша. – Ну так и…

Мать вздохнула:

– Мне кажется, Зосенька от смерти Миши так и не отошла. Переживала очень, плакала, вот и мутилось в голове.

– В каком смысле?

– В каком, в каком… Нервное расстройство, панические атаки. Она таблетки принимала. Но плохо помогало. Не спала почти, боялась чего-то. То голоса ей чудились по ночам, то звуки. Иногда позвонит и начнет такое рассказывать! Хоть стой, хоть падай.

– Например? – холодеющими губами выговорила Даша.

– Ой, не помню всего-то. Будто бродит кто-то по квартире по ночам. Предметы передвигает. Занавески дергает, и они колышутся. Стоит и смотрит на нее, дышит в лицо, едва она ночью глаза закроет. Даш, зачем тебе это? Болела она, говорю же, вот сердце в итоге и не выдержало!

Даша кое-как попрощалась с матерью. Руки похолодели, в груди сжалось, не давая вздохнуть. Похоже, Зосю мучили кошмары, чем дальше, тем больше. И теперь она умерла, но кошмары никуда не делись из ее жилища.

Принялись за Дашу.

Стрелки часов подобрались к десяти. Надо бы принять душ да ложиться спать, как все нормальные люди. Нормальные люди в нормальных квартирах.

Только это не ее случай. Даша посмотрела на фотографию тетки. Зося улыбалась, но улыбка казалась затравленной, вымученной.

Нужно срочно смыть с себя этот день.

Пока принимала душ, стало чуть легче: горячие струи барабанили по коже, потоки воды уносили прочь дурные мысли и предчувствия. Даша вытирала волосы полотенцем и думала о том, что нужно освятить квартиру. Она читала или в передаче какой-то видела: надо зажечь церковную свечу, походить по квартире. Где свеча станет чадить, там постоять подольше, пока трещать не перестанет, не начнет гореть хорошо. Еще и святой водой по углам побрызгать можно. Продадут же Даше свечи и воду? Не станут допытываться, крещеная она или нет?

За дверью послышались шаги.

Короткий быстрый топоток, словно ребенок пробежал. Полотенце выпало из Дашиных рук.

– Кто там? – пискнула она.

Никто не отозвался.

Когда Даша нашла в себе силы выйти, в квартире было пусто и тихо, как и должно быть. Ни в кухне, ни в прихожей ничего необычного. В комнате тоже, если не считать того, что кукла свалилась с комода. Даша подошла, подняла ее, посадила на место. Ручки и ножки куклы были твердые, пластмассовые, а тело мягкое, набивное. Длинные каштановые волосы вились крупными кольцами, с красивого личика смотрели карие глаза. Белое платье выглядело несвежим на вид, и Даша мельком подумала, что не мешало бы снять его и постирать.

Что-то ударило в окно.

Даша вскрикнула и, оставив куклу в покое, посмотрела в ту сторону. Пятый этаж, что могло ударить в стекло? Птица? Девушка подошла ближе, раздвинула занавески. За окном – засыпающий город: дворы, дома, машины. Высоко в небе – тусклые трепещущие огоньки звезд. Ничего необычного.

Краем глаза Даша заметила движение. На балконе кто-то стоял. Она видела силуэт, но боялась повернуться и взглянуть в упор. В желудке лежал холодный ком, внутри все дрожало.

Даше показалось, сердце сейчас перестанет биться.

Если Зося чувствовала и видела все это, как она умудрилась продержаться так долго?

Даша отошла от окна, поправила шторы, чтобы между ними не осталось зазора, стараясь не думать о том, кто стоит сейчас на балконе. Когда по стеклу постучали с издевательской вежливостью, Даша стиснула челюсти и отошла подальше.

Девушка разложила диван, постелила постель, хотя уснуть даже не надеялась. Был порыв переночевать у матери, но она его подавила. Незачем ее пугать. Явного вреда все эти явления не причиняют. Просто на психику давят. Завтра суббота, Даша решила пойти в церковь, купить свечи и святую воду. Может, все и прекратится. Барабашка, домовой, наверное, шалит.

Некоторое время в квартире было тихо. Даша сидела на диване, сжавшись в комочек, подтянув ноги к груди, как Аленушка с известной картины Васнецова.

Свет оставила зажженным, это успокаивало. Плохое, потустороннее любит темноту, так ведь? Сама не заметив, Даша заснула. Проснулась среди ночи, словно кто-то прошептал ей на ухо, что пора вставать.

Верхний свет потух. Лампочка перегорела? Света ночника не хватало, чтобы развеять тьму, и по комнате ползли тени. Они казались живыми и двигались под потолком, как щупальца осьминога.

«Это деревья, ветки за окном!»

Ага, на высоте пятого этажа.

Значит, еще какой-то эффект скудного освещения!

Но Даша устала находить удобные, рациональные объяснения. Она оглядывала комнату, ожидая нападения в любой момент, не понимая, что может на нее напасть. Часы показывали четвертый час. Скоро начнет светать. Продержаться бы.

Даша подумала, нужно пойти на кухню, сделать что-то простое и понятное: вскипятить воду в чайнике или сварить себе кофе, съесть печенье, достать молоко из холодильника…

Взгляд ее упал на куклу.

Она по-прежнему сидела на комоде, но Даше показалось, что в ее позе что-то изменилось. Да, точно: раньше кукла смотрела в другую сторону, а теперь уставилась прямо на Дашу. В стеклянных глазах девушке почудилось затаенное злорадство, глаза куклы были пустыми – и вместе с тем живыми. Даша могла поклясться, что кукла именно смотрит. Смотрит и видит ее.

Но хуже всего было даже не то, что в кукле затеплилась отвратительная жизнь, а в ее тени. Тень на стене за спиной куклы была огромной, ее мог отбрасывать мужчина двухметрового роста, но никак не маленькая игрушка.

Даша поняла, что данному факту при всем желании объяснения найти не сумеет. Вскочила с дивана, думая, что если еще минуту пробудет тут, то сойдет с ума или умрет от разрыва сердца, как Зося. Даша выбежала в прихожую, рванула с вешалки ветровку, обулась и вылетела из квартиры.

Остаток ночи до рассвета она провела на лавочке, во дворе. Когда солнце взошло, поднялась, разминая затекшие ноги, медленно побрела к подъезду.

Свечи ей в церковной лавке продали, святую воду тоже. Никто не спросил о ее отношениях с богом, были бы деньги. Даша обошла квартиру, стараясь не пропустить ни одного уголка, окропляя стены святой водой. А вот со свечой не выходило, невзирая на все усилия. Зажечь не удавалось, свеча гасла, словно кто-то задувал ее.

Свечек Даша купила с запасом, хотела, чтобы они горели ночами. Может, бракованная попалась. Она принесла из прихожей остальные, разложила на комоде, хотела взять следующую, когда ей пришла в голову одна мысль.

Кукла.

Ее огромная тень. Живой злорадный взгляд (при свете дня он снова погас). Топоток за дверью ванной: тогда Даше подумалось, что это детские шаги, но сейчас она поняла, что так постукивать могли кукольные башмачки.

Руки тряслись, когда Даша взялась за куклу. Тельце ее казалось омерзительным на ощупь. Под пальцами что-то перекатывалось, в мягком было жесткое: в живот куклы что-то зашили!

Даша попыталась снять с куклы платье, но оно оказалось пришито накрепко. Девушка открыла один из ящиков комода, достала ножницы, принялась распарывать швы. После недолгих мучений сорвала с куклы кружевные тряпки и обнаружила, что была права: через кукольный живот тянулся шов, похожий на уродливый шрам.

Не колеблясь, Даша принялась кромсать игрушку, вспарывая шов, обнажая внутренности. Нитки разошлись, и взору потрясенной Даши предстало то, что хранила кукла.

Мать, которой Даша позвонила сразу же, обнаружив находку, примчалась через сорок минут: суббота, пробок не было, такси домчало быстро.

Даша, захлебываясь словами, чуть ли не рыдая, рассказала маме про свои мытарства, про то, почему решила разрезать куклу.

– Господи, вот ужас! – прошептала Марина. – Ты же руками не трогала?

– Нет. Как увидела, сразу тебе позвонила.

Внутри куклы была земля, грязно-серые тряпки, комки волос, черные птичьи перья, зубы.

– Это подклад, я уверена, – сказала Марина, голос ее дрожал. – Порчу на смерть в куклу зашили. Земля с кладбища, волосы и кусочки савана, еще что-то, уж не знаю…

– Меня сейчас вырвет.

Марина обняла дочь:

– Твоя прабабушка, моя бабуля, рассказывала, как ее подруге в юности в подушку подобное зашили. Болеть она стала, чуть не умерла. Таяла на глазах.

– Что же нам делать?

– Бабуля говорила, подруга в руки ту пакость не брала, ей посоветовали смахнуть все веником в мешок или сумку, вынести во двор, подальше, и сжечь. И мы с тобой сожжем. Вместе с куклой. Сейчас же.

Сказано – сделано. Много времени процедура не отняла. Сожгли ведьмовскую поделку в лесочке. Никто не увидел, только собачник один со своим Шариком на поводке прошел мимо, но и тот не остановился.

От куклы и подклада ничего не осталось, дольше всего горело кукольное личико, однако покорилось огню и оно.

Пока несли да жгли, почти все время молчали, внутреннее напряжение не давало вымолвить ни слова. А когда закончили, обеих немного отпустило, и Даша задала очевидный вопрос:

– Откуда это взялось у Зоси? Куклу ей на свадьбу подарили, на машину посадить?

Мать покачала головой:

– Не было у нее на машине никакой куклы. Эта дрянь позже появилась. – Она медленно повернула голову и посмотрела на Дашу. – Как же я раньше эту тихоню не раскусила! И Зося… Бедная моя.

– Ты о чем? – спросила Даша, уже зная ответ.

Ируся. Милая, скромная, набожная Ируся. Мама говорила, она книги читала да свечи жгла. Ясно теперь, что это были за книги, что за свечи! А религиозность, интересно, только для отвода глаз была? Или она творила такие вещи, а параллельно себя верующей считала?

Марина кивнула, поймав взгляд дочери.

– Ируся куклу подарила Зосе на день рождения. Сказала, что увлеклась изготовлением кукол, сама сшила ее, купила все необходимое в специальном магазине для рукоделия. Зосе кукла уж больно понравилась. Мы и не подумали, не связали… – Мать судорожно вздохнула. – У Зоси день рождения в ноябре, а уже в декабре Миша умер. Немного прошло времени – Зося стала жаловаться. А я-то дура! Если бы с тобой что случилось…

– Мама, перестань, ты же не знала. Кто о таком думает.

Марина опустила голову.

– Не пойму, зачем Ирусе лучшую подругу и ее мужа со свету сживать?

Мать усмехнулась, лицо ее стало жестким:

– Бабская зависть – самая черная вещь на свете. С Мишей, Зосиным мужем, Ируся первая познакомилась. Он в компанию, где она работала, устроился, в соседний отдел. Ируся влюбилась, на свидание один раз сходила. Но у Миши к ней сердце не лежало, так и не вышло ничего. А потом он Зосю увидел. Там любовь была самая настоящая. И никакой подлости! Даже то малое, что было между Мишей и Ирусей, к тому времени закончилось, они просто работали вместе. Ируся твердила, как рада за подругу, счастлива, что через нее они познакомились, что это судьба. Пела и пела им в уши. Они и праздники вместе отмечали, таскали с собой везде эту змею, знакомить с Мишиными друзьями пытались. А она затаила злобу. Обоих убила и тебя могла. Видать, не успокоилась. Ненависть ей жить не давала.

Даша вспомнила беззащитную на вид Ирусю с кроткой улыбкой, негромким голоском и тонкими руками. Убийцу, которая не понесет наказания, потому что нет никаких доказательств ее вины.

Марина, словно подслушав мысли дочери, сказала:

– Не нам ее судить, но она за все ответит. За страшное дело и расплата будет страшная.

Мать и дочь вернулись в квартиру, проветрили ее, открыв настежь окна и балконную дверь, потом зажгли церковные свечи. Теперь поджечь фитиль удалось без труда, а огоньки горели ярко и ровно.

Квартиру решили продать.