Ехать в дом покойной тети Оли Света не хотела. Она вообще ничего не хотела, настроение было ужасное. Вчера Света поссорилась со Славой, уже второй раз за неделю. Ссоры участились, это сложно не заметить. В последнее время что-то между ними не клеилось, и в глубине души Света знала, что именно. Она ждала, когда же Слава сделает ей предложение, они ведь три года вместе, отношения должны развиваться, выходить на новый этап…
Но Слава медлил, и Свету это раздражало, вот она и срывалась.
– Дом нужно привести в порядок, в среду риелтор придет смотреть, – сказала мать, – я не могу все сама делать, в одиночку.
Света понимала, что мать права. Вдобавок она работает в эти выходные, а Света – нет, и делать ей особо нечего.
– С понедельника я отдыхаю, сама поеду, но ты же можешь помочь?
Света, конечно, могла. Так и оказалась на улице Грибоедова, в доме номер тридцать.
Тетя Оля всегда была со странностями. Они с матерью ладили плохо, общались мало, даром что родные сестры, мать – младшая. Да и с племянницей тетка не особенно стремилась общаться. Так, дежурные подарки к праздникам, суховатые разговоры по телефону. Тетя Оля была вся в работе, в карьере: работала главным бухгалтером. Четкий, выверенный мир цифр был ей дороже и милее отношений с двумя единственными родственницами. Детей и мужа у тети Оли не имелось, зато был дом на Грибоедова, в пригороде, плюс городская однокомнатная квартира. Все свое имущество она завещала сестре и племяннице.
Света, к слову, уже почти год жила в бывшей теткиной квартире.
– С домом надо решать, – часто говаривала мать.
А что решишь? Только продавать. Вот мать и договорилась в итоге с риелтором, которого ей подруга посоветовала.
Света открыла калитку, вошла во двор. За домом раскинулся сад, участок довольно большой, но запущенный: тетя Оля сюда приезжала крайне редко, а после ее смерти в дом много месяцев никто не наведывался.
«Небось пылищи полно, мусора разного», – с тоской думала Света.
Был конец сентября. Лето осталось в прошлом, впереди ждали долгие месяцы холодов, дождей, серой тягучей мороси по утрам. А потом выпадет снег, будет лежать до середины марта…
Света мечтала жить там, где лето длится по полгода, а зима такая мягкая, что не нужны ни сапоги на меху, ни шуба или пуховик, в которых ты похожа на неповоротливую медведицу.
Но мечтать об этом бессмысленно, по крайней мере, пока. На дом в теплых краях Света не заработала, а Слава, хотя и был близок к этому – карьера складывалась ого-го, – не спешил поделиться своим благосостоянием с возлюбленной, позвать ее замуж и увезти поближе к морю.
Света вздохнула и повернула ключ в замочной скважине.
Дом встретил тишиной. Воздух был затхлый, застоявшийся, пахло пылью и старыми вещами. Все лежало и стояло на своих местах; пол, видно, тетя Оля вымыла, уборку сделала, когда приезжала в последний раз. За порядком она следила всегда очень тщательно – это у них с матерью семейное качество. Но все равно было тут неуютно, серо, хотелось развернуться и уйти.
– Как там, все нормально? – спросила мать, которая позвонила, будто подслушав мысли дочери об отступлении с позиций.
– Нормально, – вяло отозвалась Света.
– Перебери вещи. Что нужно – в пакеты складывай, что на выброс – в мусорные мешки. Что под вопросом – в сторонку отложишь. Книг у нее полно, журналов; раскладывай в стопочки отдельные; посуду погляди, хрусталь.
– Мам, ты это уже говорила.
– Ладно, не отвлекаю больше. Сама разберешься.
Мать повесила трубку, а Света, вздохнув, принялась за работу.
Одним днем не обойтись, Света приготовилась здесь ночевать. Взяла с собой постельное белье, шампунь, полотенце. Вода была проведена в дом, ванная комната небольшая, но опрятная.
Разгребая завалы, Света размышляла, почему тетя Оля сюда не ездила, забросила дом. Постройки он был добротной: три просторных комнаты, кухня, санузел в полном порядке. Мебель неплохая, а туалетный столик с зеркалом и кухонный уголок Света подумывала себе забрать, не оставлять будущим жильцам.
Занавески, зеркало, светильники, палас – все явно покупалось с любовью, подбиралось в тон. Насколько Света помнила по рассказам матери, тетка собиралась к пенсии продать городскую квартиру и насовсем перебраться сюда, ближе к природе, речке. То есть это она так говорила, когда еще молодая была, много лет назад, покупая участок и собираясь строиться.
А потом построилась и… И дом стал не нужен, стоял, ветшая в одиночестве.
В глубине дома стукнуло. Света, которая перебирала вещи в комоде в спальне, подняла голову и прислушалась. Кажется, в большой комнате шум. Подавив дурацкое желание спросить, кто там (потому что никого нет), она вышла в небольшой коридорчик и заглянула в гостиную.
Пусто, как и следовало ожидать. Но ясно, что за звук слышался: на полке над пианино сидела большая кукла в синем вязаном костюме, а теперь она свалилась на пол.
Сидела, сидела месяц за месяцем, смотрела кругляшами глаз в пустоту, а теперь взяла и упала? Света почувствовала, как вдоль позвоночника пробежал холодок. Избитое выражение, но весьма точное.
– Глупости! – громко сказала она.
Подняла куклу и посадила на место.
Через пару часов с комодом и тумбочками было покончено. Настала очередь платяного шкафа. Света втянулась в процесс, о Славе не вспоминала. Разглядывала вещи, давно вышедшие из моды, и думала, что мода всегда делает круг, так что некоторые из них вот-вот снова можно будет носить, а ведь они отличного качества. Тетка, судя по всему, ерунды не покупала.
Постельное белье, полотенца, скатерти, салфетки – много было того, что не нужно выбрасывать. И зачем тетя Оля хранила все это здесь, не забирала в квартиру, не пользовалась? Как будто позабыла про свое добро.
Свете вспомнилось, как мать рассказывала, что Ольга нарадоваться не могла на новый дом. Гордилась, всех сюда возила, заставляла восхищаться, в саду что-то посадила, хотя всю жизнь городская была. Неподалеку речка, так она всем уши прожужжала о том, что летом теперь не будет ездить на курорты, а только здесь станет отдыхать…
– А потом как отрезало, – дивилась мать, – Олька дом по широкой дуге обходила. Не продавала, гостей больше не звала, сама не ездила. Ой, она всю жизнь такая: наиграется и бросит.
Света знала, что мать обижается на сестру. Наверное, она хотела быть с нею ближе, но тетя Оля сделалась с годами колючая, как еж. Никого к себе не подпускала.
Мусорные пакеты наполнились всякой ветошью, и Света решила отнести их на помойку. Уже темнело, можно бы поужинать, чаю попить, душ принять. Хватит батрачить, выходной все-таки.
Выбросив мусор, девушка шла по двору к входной двери. Ей показалось, в окне промелькнуло что-то. Как будто пробежал кто мимо окошка. Света поморгала, пригляделась. Вроде никого.
Что значит «вроде»! Конечно нет! Дом пустой.
«А если жулик забрался, пока я на мусорку ходила? Дверь не запирала!»
Света осторожно заглянула внутрь. Перед ней были небольшие сени, ведущая на чердак лестница, открытая дверь в коридор, по обе стороны которого – двери комнат.
– Эй! – позвала Света. – У меня телефон с собой, полицию вызову!
Никто не ответил. Показалось, ясное дело.
Она закрыла за собой дверь и пошла в коридор. Внезапно услышала что-то вроде шепота. Тихий шелест доносился сверху, с чердака. Мыши, наверное. На чердаке точно никого быть не могло, он заперт, а ключ Света пока не нашла. Мать тоже не знала, где он. Сказала, что приедет поищет, и, если они не найдут ключа, дверь придется сломать, посмотреть, что там. Риелтор уж точно захочет взглянуть.
Короче, наверху никого быть не может.
А шелест?
«Мыши, не будь идиоткой!» – велела себе Света.
Она убеждала себя, что все хорошо, нервы расшалились, но… Вроде дом как дом, а вроде и странное что-то. Свете чудилось: на нее все время смотрят, и от этого по спине словно бы муравьи ползают, и хочется оглянуться и спросить, кто здесь.
Девушка прошла в кухню. Все кругом было в пыли. Света открыла воду, смочила тряпку, протерла стол, вымыла нож, вилку, пару тарелок, чтобы разложить нехитрую снедь, которой собиралась поужинать.
Глухой стук из гостиной заставил ее подскочить на месте.
Она помчалась в ту комнату и увидела куклу, которая снова валялась на полу, только не возле пианино, а посреди комнаты. Будто не просто свалилась (не могла она свалиться!), а еще и отползла на середину. Представив, как кукла, извиваясь, ползет по полу, шустро перебирает пластиковыми ручками и ножками, Света прижала ладони ко рту: ее затошнило.
Не раздумывая, она подскочила к кукле, схватила, подбежала к окну, открыла створку и зашвырнула игрушку как можно дальше в сад. Все.
В тот момент, когда Света задергивала занавески, что-то мягко ударило ее по ноге в районе щиколотки. Она взвизгнула и поглядела вниз. Мячик. Самый обычный мячик.
Наверное, он все это время был тут, возле стола, стоявшего под окошком. Света задела стол, вот мяч и выкатился. Логично же?
Но откуда взялся мячик? У тети Оли детей не было.
«Перестань! Могло быть все что угодно: к тетке могли прийти подруги с детьми или соседи, мячик укатился под стол, его не заметили, а сейчас…»
Кто-то засмеялся. Тихо-тихо, словно бы в кулачок, стараясь вести себя потише. В доме или снаружи? «Снаружи, – сказала себе Света, – хватит этих глупостей!»
Она отпихнула мячик ногой и вышла из комнаты, стараясь побороть нарастающее чувство, что чьи-то глаза следят за ней, смотрят вслед.
Света была здравомыслящей девушкой, в сверхъестественные силы не верила, привидений не боялась. Поэтому включила музыку на телефоне и приготовила себе салат из томатов и огурцов и бутерброды, не думая о плохом. Пару раз показалось, что она снова слышит смех, но Света убедила себя: смеются на улице.
Чайник засвистел на плите, подавая сигнал, что пора заваривать чай. Заварку девушка забыла, но у тетки оказался целый арсенал: и ромашковый, и зеленый (Свете казалось, он по вкусу напоминает половую тряпку), и черный.
Снова позвонила мать.
– Ты чего там?
– Чаи гоняю. В спальне все разобрала: и шкаф, и комод. Завтра займусь большой комнатой и кухней, – отрапортовала Света.
– Умница, – похвалила мать. – А я с работы пришла, без ног.
Она работала медсестрой в частной поликлинике.
– Почему тетя Оля тут не жила? Хороший же дом, только мрачноватый.
Мама молчала, обдумывая сказанное дочерью, а потом вздохнула:
– Давай после поговорим, а? Устала как собака.
Свете показалось, мать хотела сказать что-то, но ушла от ответа. Девушка не стала настаивать. Они закончили разговор, музыку Света включить еще не успела, и наступившая в доме тишина показалась зловещей.
Тьма прилипла к окнам, и Света поспешно задернула занавески. Ей почудилось: в саду кто-то стоит. Есть уже не хотелось, но не пропадать же добру. Света съела салат, без аппетита пожевала бутерброд, остатки хотела убрать в холодильник. Она включила его, придя в дом. Изнутри остро пахну́ло гнилью, и Свету чуть не вырвало. Надо было помыть его! Но ведь когда она днем пришла, то тоже открывала дверцу, такого запаха не было.
«Туда будто труп засунули», – пришло в голову, и девушка подивилась нелепости этой мысли.
Она завернула остатки бутербродов в пакет. Не жарко, не испортятся, если на окошко положить. Холодильник был уже закрыт, но запах разложения никуда не делся. Наоборот, усилился. Света открыла форточку, вышла из кухни, прикрыла за собой дверь. Пусть проветривается.
Было девять вечера. Душ, почитать немного – и спать.
Света зашла в ванную, пустила воду. Ей было не по себе, глупо отрицать. «Может, домовой здесь обитает, – подумалось внезапно. – Вот и тетку из дому выгнал. Любила она этот дом, а как домовой стал ее пугать, перестала ездить».
Если и так, ей одну ночь переночевать, а потом они дом продадут, и пусть новые жильцы думают, как с домовым уживаться.
Света вымыла волосы и смывала гель с тела, когда в дверь постучали. Стук был отчетливый, показаться не могло. Девушка поспешно выключила воду.
– Кто там?
Позабыла входную дверь закрыть, кто-то из соседей вошел?
Ей не отвечали. Трясущимися руками натянув на себя футболку и джинсы, Света замотала волосы полотенцем и прислушалась. Тишина. Может, и не было стука?
В этот момент он раздался снова, еще и еще.
В дверь не стучали, поняла Света, а бросали мяч! Удар о дверь, о пол, снова о дверь, опять о пол, с жуткой монотонностью.
«Надо позвать на помощь! Мама! Полицию вызвать!»
Но телефон остался в комнате. А выходить – страшно.
Тук-тук, тук-тук.
– Кто там? Что вам от меня нужно? – истерично заорала Света, схватила фен (больше ничего, способного заменить оружие, не было), резко распахнула дверь.
В коридоре было пусто. Горел свет. Возле двери лежал на полу мяч.
Света метнулась вправо: входная дверь заперта на задвижку, никто с улицы войти не мог. Но тогда, получается, тот, кто бросал мяч, находится…
Мысль не успела оформиться. В коридоре несло вонью, как из холодильника, а еще было холодно, гораздо холоднее, чем прежде. Света задрожала, полотенце свалилось, мокрые волосы рассыпались по плечам, по спине стекала влага.
Она прижалась к стене и услышала совсем уж невозможное. Плач. Жалобный детский плач раздавался из кухни! Плакал ребенок, младенец, и Света, не успев подумать, откуда здесь взяться малышу, бросилась в кухню. Никого. Зато стало очевидно, откуда идет крик: возле окна был квадратный люк – вход в погреб. Плач шел оттуда.
Света подошла ближе и открыла крышку. Может, не стоило, но в такие минуты не рассуждаешь. Плач стал громче. Ребенок был внизу, в темноте.
Где свет включается? Есть ли в подполе освещение?
Света побежала в комнату, вернулась с телефоном, включила фонарик.
Плач прекратился. Девушка опустилась на колени, направила луч вниз. Ступени, каменные стены, полки вдоль одной из них…
– Эй, – севшим голосом произнесла Света, – ты там? Отзовись!
Она размышляла, что нужно спуститься, забрать ребенка, как случилось нечто ужасное. Из темноты, откуда-то сбоку, высунулась рука. Белая, тонкая, холодная.
Маленькая детская ручка вцепилась Свете в запястье, и девушка заверещала дурным голосом. Хватка была цепкой, неожиданно сильной. Свету потянули вниз, во тьму, и она выронила телефон. Новенький, недавно подаренный ко дню рождения аппарат улетел, упал, и экран погас.
Белая (мертвая) стылая рука продолжала тащить Свету в подвал. Запах сделался невыносимым, волны холода шли снизу, парализовывали. Света забилась, задергалась, силясь освободиться. Она уже не стояла на коленях, а лежала на животе. Кое-как ухватившись свободной рукой за ножку тяжелого кухонного уголка, сумела выдернуть другую руку из захвата. Пальцы создания, обитавшего в подвале, разжались, и Света выскользнула, вырвалась.
Не теряя времени, захлопнула крышку, придвинула сверху стол. Снизу ударили раз, другой. Крышка чуть подпрыгнула, потом послышался смех – безрадостный, злой. После все стихло.
«Что это было? Что за тварь там живет?»
Позвонить бы маме! Но телефон остался внизу, а Света не полезет туда и под дулом пистолета.
Бежать отсюда, к черту жуткий дом, тетю Олю, будь она неладна, мать с ее затеей прибраться! Света выбежала в коридор, схватила сумку, сунула ноги в сапоги и, на ходу натягивая куртку, выскочила в сени. До того, чтобы открыть дверь и выскочить во двор, оставалось всего ничего, но в этот миг Света услыхала шум над головой. Повернулась и увидела, что дверь чердака, недавно запертая на ключ, который не удалось найти, распахнута настежь.
Но это было не самое плохое. По деревянным ступеням, выбравшись из чердачной тьмы, скатывалось существо, ужаснее которого Света ничего в жизни не видела.
Оно было похоже на белого червя и извивалось, как червь. Уродливый младенец без рук и ног, без глаз и носа, зато с хищными зубами, торчавшими из огромного раскрытого рта. Существо шустро и довольно ловко изгибалось, перекатываясь со ступеньки на ступеньку, и голову Светы наполнили слова, которые ей не принадлежали: «Останься, куда собралась? Мне хочется поиграть с тобой! Оставайся со мной, нам будет весело, очень весело!»
Существо щелкнуло зубами, и Света, словно очнувшись ото сна, увидела, что оно уже добралось до нижней ступеньки и скоро коснется ее ноги!
Не помня себя, девушка толкнула дверь и вылетела из проклятого дома. Вслед ей несся детский плач: так кричат дети, неожиданно ударившись обо что-то. В таком плаче одновременно слышатся боль, страх, мольба о помощи.
Два часа спустя Света, трясясь и икая, рассказывала матери, что случилось. Та сидела бледная, потрясенная, гладила дочь по голове и в кровь кусала губы.
– Я туда ни за что не сунусь. Если ты скажешь, что мне померещилось, что я слишком впечатлительная или…
– Не скажу, – глухо произнесла мать.
Света умолкла, и пару секунд они смотрели друг на друга, а потом мать отвела глаза.
– Ты знала, да? Знала о том, что творится в доме? – Света почувствовала, что закипает от злости. – Знала и отправила меня…
– Погоди! – остановила ее мать. – Я и подумать не могла! В общем, тут дело такое. Ты знаешь, я на Ольгу злилась, понять не могла, почему она так со мной, с нами… В юности мы близкими были, не просто сестры, а подруги. Потом я замуж вышла, тебя родила; Ольга вся в работе, в карьере, ее семейная жизнь, принцы на белых конях и пеленки-распашонки не привлекали. Денег много зарабатывала, участок купила, дом построила. А потом отдалилась. Я не заметила сразу-то, свои проблемы были, с отцом твоим. – Мать махнула рукой. Родители жили плохо, отец пил, погуливал, а в итоге мать узнала, что у него есть постоянная любовница, и они развелись. – Когда спохватилась, поняла: с Ольгой творится что-то, но было поздно. Она закрылась, замкнулась в себе, близко меня не подпускала. Я старалась наладить контакт, но сестра – ни в какую. В дом тот ездить тогда же перестала и нас не звала ни на каникулы, ни на праздники. А если я заговаривала об этом, рычала, психовала, один раз сказала, что ей нахлебники не нужны. Только перед смертью Ольга сказала мне, что произошло. Ты в курсе, болела она тяжело, рак, обнаружили поздно. Препараты сильные принимала, в голове у нее от них мутилось…
– И ты подумала, что она нафантазировала про жуть в доме?
Мать уныло кивнула:
– Тем более, когда она тайну свою открыла. Оказывается, надругались над ней двое негодяев. Прямо в доме. Подкараулили, избили, затащили в собственный дом!
– Она не сказала никому? Полицию не вызвала? Тех подонков не нашли, не наказали? – поразилась Света.
– Стыдно, говорит, было. Она сильная женщина, успешная, обеспеченная, на руководящей должности. Пройти через допросы, обследования, дознания, суд ей казалось немыслимым. И не восемнадцать лет, за тридцать уже было. Она, дурочка, себя же и винила, что отбиться не сумела! Отлежалась, пришла в себя, пыталась жить, как раньше. Но выяснилось, что беременна.
Света ахнула, хотя подозревала, что так и будет.
– Проглядела Ольга срок для аборта. У нее цикл всегда скакал, никаких признаков косвенных (тошноты, например) не было, она и не подозревала, а когда поняла, врачи отказались аборт делать: опасно, срок большой. Ребенка она ненавидела. Живот скрывала, талию перетягивала потуже, мечтала о выкидыше, чего только не делала. В итоге в этом доме преждевременно родила ребенка. Семимесячного. Может, если бы в больницу обратилась, он и выжил бы, но… Ольга закопала его в подвале, там земляной пол был, а после она его забетонировала, наняла рабочих. В платной клинике сестру осмотрели: со здоровьем все хорошо, без осложнений. Она надеялась, все позади, повезло, но все лишь началось. Про то, что дальше было, Ольга говорила, а я не верила. Думала, совесть ее мучает. Я поняла, почему она в дом не ездила и нас не звала, почему не продавала дом с трупом своего младенца в подвале. Не осуждала сестру, она сама себя всю жизнь поедом ела! Решила, что происходящее в доме Ольге чудится.
– Она видела это существо?
– Игоша. Так Ольге бабка-ведунья сказала, когда сестра, не зная, что делать, к ней обратилась. Только ведунья не помогла. Ольгу игоша в покое не оставлял, звал, спрашивал, за что извела его, за что ненавидела, всякое такое. Игоша, говорила Ольга, – это дух умершего без крещения нежеланного, проклинаемого матерью ребенка. Воет и плачет ночами, пугает, покоя не дает, до сумасшествия и смерти довести может. Если в доме обитает игоша, там нельзя оставаться детям и беременным женщинам. Утащит за собой. Он себе партнера для игр ищет, одиноко ему. Я приезжала после Ольгиной смерти, недавно тоже была, ничегошеньки не видела. Вот и считала, что Ольге чудилось. Если бы хоть на секунду подумала, что тебе может опасность грозить, неужели я бы…
Мысль пришла в голову обеим сразу.
– Говоришь, детям и беременным игоша вредит? – прошептала Света.
– Так ты что же…
Мать не смогла договорить. На следующий день Света сделала тест. Он показал две четкие полоски.
«Вот и вышли наши отношения на новый уровень», – со странным спокойствием подумала Света.
Она понятия не имела, как отреагирует будущий отец на неожиданную новость, знала лишь одно: даже если он будет против, не захочет жениться, будет отговаривать рожать, она его не послушает.
После того, что открылось ей на днях, – точно нет.
Не будет ее ребенок нежеланным, проклинаемым, как несчастный младенец тети Оли.
Не станет игошей.