Волчий остров

Месть мертвых

Дочь считает боязнь кладбищ одной из моих странностей. У меня много причуд, и окружающие считают, так и должно быть, профессия обязывает: я музыкант, творческая личность, а кто их, творцов, разберет, что у них в голове!

Мы с дочерью стоим у могилы моих родителей, она крепко держит меня за руку, желая поддержать. Я не могу скрыть дрожь, руки у меня ледяные, и дочь понимает, что мне страшно.

Предыдущую ночь я не спала, думая о предстоящем походе на кладбище. Примерно за две недели до этого дня я начала нервничать, мне снились кошмары. Гнала от себя страшные мысли, но они возвращались, как голодные коты к миске с кормом. Перед выходом из дома я приняла сильные успокоительные, однако они не помогли. Знала, что лекарство не поможет, ничто никогда не помогало. Одно меня успокаивало: скоро я отбуду повинность, уйду с погоста и буду знать, что не вернусь сюда еще год.

На кладбище я бываю лишь на Родительскую субботу, раз в год навещаю могилы матери и отца. Не убираюсь, не выпалываю сорняки, не крашу оградку – просто кладу цветы, стою пару минут и бегу прочь. Это все, на что я способна, на что хватает душевных сил. Ухаживает за могилами бабушки и деда дочь. Она хорошая девочка, но даже ей я не могу открыть причину моего панического ужаса, объяснить, почему пройти по кладбищенской аллее, постоять у могилы дорогих людей для меня мучение.

Я решила, что напишу об этом. Пусть дочка прочтет, когда будет разбирать бумаги после моей смерти (надеюсь, это случится еще не так скоро).

Замуж я вышла довольно рано, и это был мой первый и единственный брак, заключенный по большой любви. Мужа звали Александром, и был он красив, как античный бог. Познакомились мы в Москве: оба приехали в этот город как туристы, по путевке, я – из небольшого волжского городка, а мой будущий муж – из Югославии.

Завязался роман. Распрощавшись через несколько дней, мы продолжили общаться по переписке, а вскоре Александр сделал мне предложение. Так я и оказалась замужем за иностранцем, отправилась жить за границу, в солнечную Югославию. Я была на седьмом небе от счастья, а все подруги мне завидовали.

В каком именно месте мы жили, говорить не стану. Скажу лишь, что первый год прожили в городе, а потом умерла дальняя родственница Александра, которую он называл тетей Софией, хотя тетушкой она ему не приходилась, и завещала ему дом и много земли.

Мы поехали осматривать новые владения Александра, и в тот первый раз я была в восторге. Это оказалось настоящее имение с роскошным садом и гектарами земли, расположенное у подножия гор. Неподалеку протекала живописная река, километрах в десяти-пятнадцати располагался небольшой уютный городок, в саду росли абрикосы, груши и черешня. Рай на земле!

Александр по натуре был немного авантюристом (иначе, наверное, не выбрал бы жену-иностранку, когда в родной стране невесты в очередь выстраивались за таким завидным женихом), поэтому решение переехать и попробовать стать фермером было вполне в его духе.

– Хочу выращивать малину или ежевику, – азартно говорил он. – Изучу вопрос, проконсультируюсь. Куплю трактор, установлю систему полива…

Он говорил и говорил, а я знала, что у него получится. У Александра все всегда получалось отлично.

– Ты напишешь самую красивую музыку, Мария. Это место вдохновит тебя на настоящий шедевр, вот увидишь! Ты согласна?

Разумеется, я ответила утвердительно.

Спустя короткое время мы переехали.

Первые два или три месяца прошли в суете и бесконечных заботах. Дом, в котором много лет жила пожилая женщина, был порядком запущен, пришлось делать ремонт, покупать новую мебель, подстраивать все под себя и свои потребности.

Я носилась по лестнице с первого этажа на второй, убиралась в комнатах после покраски, вешала новые занавески, покупала посуду и светильники. Это были чудесные дни! Дом стал таким, как нам хотелось, мы с Александром гордились им и своим выбором.

Пришла пора обрабатывать землю и сажать ежевичные кусты. К тому времени Александр перечитал горы книг, выслушал тысячи советов и горел желанием приступить. Я забыла упомянуть, что образование у мужа было экономическое, работал он в финансовой сфере, поэтому знал, как вести дела. Я не сомневалась, что он преуспеет.

Это, может быть, прозвучит глупо, но за месяцы жизни в новом доме я ни разу не удосужилась обойти все наши владения. Двор, придомовая территория с летней кухней и пристройками, сад – площадь немалая, за ее пределы я не выходила. На огромное, заросшее травой поле, которое заканчивалось как раз возле горной гряды, я не заглядывала. Что мне там было делать?

Поэтому, когда в один из дней все-таки решила прогуляться по полю, которое вскоре будет вспахано и засажено, я не подозревала, что меня ждет.

На самом краю его я заметила нечто странное. Оградки, холмики, покосившиеся, словно бы утонувшие в земле мраморные кресты…

«Это надгробия! – дошло до меня. – Тут кладбище!»

Могил я насчитала около десятка или чуть более. Очень старые, утопающие в высокой траве захоронения были безымянными: невозможно прочесть, кто покоится под землей. В двух шагах начинался склон, гора высилась надо мною, и мне вдруг стало страшно, что эта махина рухнет и похоронит меня под собой. Похоронит прямо тут, возле древних могил.

Я пыталась не поддаваться панике, но вышло плохо. Повернулась, побежала в дом, на ходу выкрикивая имя мужа. Он услышал, поспешил навстречу.

– Что такое? Что с тобой стряслось? – спрашивал Александр.

– Там… – я задыхалась от волнения и быстрого бега, – в конце поля могилы!

Думала, он испугается, как и я, но на лице мужа отразилось облегчение.

– Слава богу, я уж думал, тебя змея укусила!

– То есть как – «слава богу»? – возмутилась я. – Ты слышал, что я сказала? На нашем участке маленькое кладбище! Кто там похоронен?

Я сыпала вопросами, и Александр вскинул руки: помолчи, успокойся, дай объяснить.

– Не знаю, кто там покоится. Точно не мои родственники. Когда тетя вышла замуж и они поселились тут с мужем, могилы уже были. Отец ее мужа когда-то купил эту землю, видимо, вместе с захоронениями.

– Что за бред! Почему этих людей не похоронили на кладбище?

– В этом нет ничего необычного. Ты просто недавно переехала и еще не видела или внимания не обратила. А как приглядишься, увидишь, что хоронят порой не только на кладбищах, но и во дворах деревенских домов, и в полях, и на огородах. Иногда таково желание умерших. Или денег нет купить место на кладбище. В наши дни это уже редкость, но прежде бывало. Что ж поделать.

– Хорошо, пускай. Но ты знал: на нашей территории есть старые могилы! И не сказал, что мы живем рядом с ними? – Меня разрывало от возмущения, однако муж не смутился.

– Знал, конечно. Я их видел еще в детстве, когда несколько раз приезжал сюда, к тете Софии. Что ты переполошилась? Боишься привидений? – Муж обнял меня. – Послушай, ты три месяца здесь. Кто-то тебя беспокоил? Нет. Тетя София жила одна десятилетиями, дожила до восьмидесяти девяти лет, ни разу ни на что не жаловалась. Чего тебе бояться?

В его словах был резон. Я начала успокаиваться. Зачем устроила истерику на пустом месте?

– И потом, я собираюсь их снести. Кости давно истлели, могильные камни я уберу, тут будет расти ежевика, так что… Все отлично, Мария!

Моя тревога утихла окончательно.

Через несколько дней Александр начал вспахивать поле. Решил не нанимать кого-то, сделать все самостоятельно. Ушло у него на это с непривычки больше одного дня, муж выглядел усталым, но довольным.

– Ты снес могилы? – спросила я.

– Теперь на этом месте просто участок поля, не волнуйся. Забудь об этом.

Прошло два дня. Я занималась домом и писала музыку, а Александр рано утром вставал, уходил и целый день пропадал в поле. Как-то раз он пришел пообедать, и вид у него был встревоженный.

– Ты не выходила сегодня в поле?

Я удивилась.

– Нет, конечно. Почему ты спросил?

– Утром увидел, земля как будто перекопана. – Муж бросил на меня мимолетный взгляд. – Вернее, все выглядит так, будто кто-то вырыл яму.

– Странно. Уж конечно, это не я, мог и не спрашивать. Но кто тогда?

– Понятия не имею. Ладно, я все исправил: зарыл, разровнял.

На следующее утро я решила проведать мужа: поднялась пораньше, пошла за ним, стоило ему уйти из дому. Что-то тревожило меня. Придя на поле, я увидела Александра в дальнем конце. Стараясь ступать осторожно (уже были готовы места для саженцев и проходы между рядами), шла по тропинке и добралась до Александра. Он стоял спиной ко мне, а когда обернулся и увидел, что я иду, кажется, был недоволен моим появлением.

Подойдя ближе, я ахнула. Муж стоял возле разрытой ямы глубиной не менее двух метров.

– Ты же сказал, что все исправил!

– Так и было. Только ночью кто-то снова устроил подкоп.

Мне было страшно произнести это вслух, но я все же сказала:

– Яма ведь на том месте, где были могилы?

– Чья-то шутка, – раздраженно проговорил муж. – Поговорю с соседями.

Он разровнял землю во второй раз, объехал соседние дома (они находились довольно далеко), поспрашивал. Все удивлялись, пожимали плечами, советовали купить собаку. Ясно было, что никто из местных жителей не портил поля Александра.

Настроение у нас было плохое: как сажать, если есть опасения, что на поле появляются посторонние, творят невесть что? Однако мы надеялись, что все прекратится само по себе. Но стало только хуже.

Когда на следующее утро мы на рассвете отправились в поле, то увидели не только вновь появившийся раскоп, но и следы. Множество следов, цепочкой тянущихся по вспаханной земле. Непрошеные гости шли, не разбирая дороги, прямо по ровным рядам, где предстояло расти ежевике. Следы обрывались на краю поля.

– Они вернулись обратно или…

«Или были у нас во дворе, возле дома?» – этого я вслух не произнесла.

– Не знаю, – растерянно ответил муж. – Судя по следам, прошел не один человек.

– Не меньше десятка, если точнее, – дрожащим голосом сказала я, а потом прибавила: – Знаешь, такое впечатление, что кто-то выбрался из ямы и…

– Перестань! Не говори глупостей!

Александр резко развернулся и пошел в дом. Этот момент запал мне в память – то, как он идет по полю, упрямо вскинув голову, всем видом своим говоря: «Вам меня не испугать, посмотрим, кто кого!» Мне тогда пришла в голову мысль, что надо бросить все и уехать, но я не решилась высказать ее. Да муж и не согласился бы ни за что.

Он решил бороться. Снова привел поле в порядок, съездил в ближайший городок и привез собаку. Большого пса, беспородного, бездомного, свирепого на вид.

– Это Джек, – сказал муж, – он будет охранять наше поле.

До самого вечера Александр был занят: мастерил для собаки будку, а потом посадил пса на длинную цепь.

– Джек будет лаять, злоумышленники обычно не лезут туда, где есть собаки, – сказал Александр.

Среди ночи мы проснулись, услышав захлебывающийся собачий лай.

– Кто-то пробрался на поле! – Муж вскочил, стал одеваться.

– Что ты делаешь? – закричала я, не решаясь признаться себе, что напугана до смерти. – Нужно подождать до утра!

– Чего ждать? Сейчас я увижу, кто хулиганит, положу этому конец! У меня есть ружье, мало этим выродкам не покажется.

– Погоди! – перебила я. – Ты слышишь?

– Слышу что?

– Вот именно – ничего! Джек лаял, но лай оборвался! Сейчас тишина.

Это была правда. Ночь молчала.

– Надо пойти проверить, – неуверенно отозвался муж, и теперь я видела страх на его лице.

– Не нужно ничего проверять! – горячо сказала я. – Прошу тебя, послушай меня хоть раз! Сейчас ночь, не выходи из дома. Ты видел: следов было много! Что ты сделаешь один против всех? Дождемся рассвета.

Я кое-как сумела уговорить его, умоляла, заклинала, и муж послушал. До утра мы не сомкнули глаз, а едва солнце встало, пошли в поле. Александр, которому было в ту пору двадцать девять, казался постаревшим. Что-то изменилось в нем, как мне подумалось, уже навсегда.

Все было, как прежде: разбросанная кругом земля, будто нечто выбралось ночью наружу, шаги, тянущиеся к дому, и… Бедняги Джека не было. Цепь валялась на земле, как мертвая змея, ошейник был разорван. Я увидела несколько клочков шерсти и прижала руки к лицу, чтобы не закричать.

Больше никаких следов собаки. Несчастного пса словно бы вырвали из ошейника. Что с ним сделали? Ничего хорошего, если вспомнить резко оборвавшийся лай.

– Как нам быть? – спросила я.

– Мы должны понять, что происходит. Пока не поймем, не остановим это.

– Лучше давай уедем, – со слезами проговорила я, – оставим все, вернемся в город. Продадим дом, ты снова станешь работать экономистом, тебя с радостью возьмут обратно, я пойду преподавать музыку.

Говорила, но понимала, что все бесполезно.

– Они не заставят меня бежать с моей собственной земли. Я не боюсь!

Вот и все, что я услышала в ответ на свою тираду. Стало ясно, что сегодня ночью мне не удержать Александра в доме.

– Может, вызвать милицию?

– Что мы скажем? Что кто-то роет яму и бродит по полю?

– Убили собаку!

– Мы не знаем этого наверняка.

– Кажется, на ошейнике кровь.

– Они скажут, пес вырвался и убежал, он же не наш, просто бездомный, бегал по городку, и я его взял. Мог взять и ночью убежать обратно.

– Ты же знаешь, что это ложь!

– Да, но так все выглядит со стороны, и именно это нам скажут.

Я не сдавалась, просила позвать соседей, хотя понимала: мы новенькие, никого не знаем настолько, чтобы попросить подежурить с нами всю ночь. А если ночь пройдет спокойно, что они подумают? Александру не хотелось глупо выглядеть в глазах людей: городские, приехали и дурят, напугались невесть чего.

Ночь наступила как-то очень рано. Вернее, стемнело раньше обычного, потому что после обеда небо заволокло тяжелыми серыми тучами. Ночью обещали дождь с грозой. Мы нервничали и не разговаривали друг с другом: Александр был сосредоточен, проверял оружие, а я злилась на него за упрямство, думая, что лучше всего было бы просто уехать.

Спать мы не ложились, сидели на первом этаже. Одно из окошек выходило на сад, за которым простиралось поле, но из-за деревьев ничего нельзя было рассмотреть.

Девять часов, десять, одиннадцать.

Напряжение ощущалось так явственно, что мне казалось: вот-вот молния вспыхнет. Кстати, о молнии. Дождь уже накрапывал, вдалеке ворчал гром, и небо за окном то и дело озарялось далекими всполохами.

Половина двенадцатого. Полночь.

Мы прислушивались, но ничего необычного не слышали.

– Я выйду посмотрю, – сказал муж.

– Постой, давай сходим на второй этаж, – осенило меня, – сверху, из гостевой спальни, можно увидеть поле.

И почему эта мысль не пришла в голову раньше?

Мы взлетели по лестнице, подбежали к окну. Снова сверкнула зарница, и в свете ее мы увидели то, от чего меня словно кипятком ошпарило, кровь бросилась в лицо.

По нашему полю шли люди. Я насчитала четырнадцать человек. Судя по росту, были среди них и дети, но большинство – взрослые. Шли странно: медленно, путаясь в собственных ногах, пошатываясь, точно пьяные или смертельно уставшие.

– Кто это? – хрипло спросила я.

– Сейчас узнаем! – воскликнул Александр.

Не успела я его остановить, как он вышел из комнаты, направился к лестнице. Я все еще смотрела в окно, не могла отвести взгляда: ночные ходоки заворожили меня. Небо озарила новая вспышка, и за спинами идущих я увидела провал, черную яму. Никаких сомнений: эти люди выбрались из-под земли.

«Мертвецы! Восстали из безымянной могилы, которую мы осквернили, и теперь идут к нам!»

– Александр! – вне себя завопила я и бросилась за мужем.

Я услышала, как хлопнула дверь: он был уже во дворе. Выбежав из дома под усиливающийся дождь, я увидела, что Александр идет к саду, за которым – поле и эти существа.

– Не ходи туда! Стой, они мертвые! – кричала я, но мои слова заглушали громовые раскаты и шум дождя.

Бежала я быстро, но мне нипочем было бы не догнать мужа, не остановись он на краю поля. А остановился он потому, что в свете очередной вспышки увидел наконец, кто идет к дому. Я приблизилась к Александру, и мы оба смотрели на тех, кто навестил нас ночью.

В темноте их можно было принять за обычных людей, но при свете молнии становилось видно, что они давно мертвы. Бледные лица со следами разложения, изъеденные гниением губы, провалившиеся носы, мутные глаза. На женщинах и мужчинах болтались ветхие лохмотья: остатки длинных платьев (скорее, саванов) и черных костюмов, вымазанных в грязи. Волосы, похожие на паклю, костлявые руки, вывернутые шеи – какая сила подняла их из земли?

Мы стояли, а мертвецы приближались неумолимо, как прилив, как гроза, что шла из-за гор. Сверкнуло, громыхнуло – и дождь хлынул во всю мощь.

– Бежим! – крикнула я и взяла мужа за руку.

Он высвободился, вскинул ружье и выстрелил. В одного мертвеца, в другого, в третьего… Это не возымело действия. Александр попада́л, в свете молний я видела дыры в черепе и груди, но восставшие покойники продолжали двигаться к нам.

Александр стрелял, пока не раздался сухой щелчок. Патронов больше не было. Кошмарные твари находились в двух шагах. Я умоляла мужа одуматься, бежать прочь, пока не стало слишком поздно, но на него нашло затмение.

Я, музыкант, человек с живым воображением, поверила во все легко и сразу, безоговорочно, а Александр, математик, экономист, сопротивлялся очевидному до последнего, не желая сдавать позиций, признавать нарушение всех известных жизненных законов.

Лишь когда идущая впереди остальных тварь схватила его за руку, он закричал, ударил ее прикладом, вырвал руку, а потом бросил бесполезное ружье, и мы побежали.

Мертвецы шли медленно, так что догнать нас не могли.

– В доме опасно! – крикнул муж.

Он был прав: стеклянные раздвижные двери в гостиную, множество окон, входная дверь совсем не такая прочная, как я привыкла в своей стране.

Александр потащил меня за собой в сарай, я знала, что он задумал. В сарае есть вход в погреб, где хранились соленья и маринады. Толстенные стены, крышка, которую просто так не открыть. Мы спрячемся внутри, запремся и подождем до утра. Эти твари исчезают с восходом солнца.

Так мы и сделали. Опередив наших преследователей, забрались погреб, Александр захлопнул крышку, закрепил, как мог, чтобы ее нельзя было открыть снаружи.

Не знаю, как мы пережили ту ночь. Сидели, прижавшись друг к другу, прислушиваясь к шагам и звукам снаружи. Слышно было плохо: гроза, толстые стены, да и сидели мы на приличной глубине.

– Ты говорил, костей не было, – шепотом сказала я.

Он промолчал. Видимо, останки все же были, оставались в земле. Больше я ничего не спросила, муж тоже ничего не говорил.

Когда пришло утро, мы выбрались из погреба. Дом стоял нетронутым, дождь смыл все следы. На поле, конечно, чернела яма, но проверять мы не стали.

– Уезжаем, – отрывисто проговорила я, заходя в дом. Муж шел за мной. он выглядел больным и чем-то напоминал наших жутких гостей: лицо бледное, глаза провалились. – Немедленно, сейчас же. Потом решим, что делать с домом, можно и продать. Если мертвецы охотятся на тех, кто осквернил их последнее пристанище, то их злость будет направлена только на нас, остальные…

Я не договорила, потому что Александр внезапно потерял сознание, рухнул на пол. Тоже чуть не свалившись в обморок от ужаса, я обнаружила на его руке чудовищную рану: мертвец ночью не просто схватил Александра за руку, но сильно оцарапал. Сейчас окровавленная рана выглядела страшно, из нее сочился гной, воспаленная кожа полыхала огнем.

Пока Александра везли в больницу, он пришел в себя, посмотрел на меня, не узнавая.

– Все будет хорошо, – сказала я, еле сдерживая слезы.

Муж не услышал, не понял даже, кто с ним говорит. Глаза его вновь закрылись. Я сказала, что Александр поранил руку, когда работал в поле. Что еще мне оставалось говорить? Муж пролежал в больнице четыре дня. Состояние его ухудшалось, врачи не могли понять, в чем дело, никакие лекарства не оказывали эффекта. Они думали, это инфекция, вызвавшая заражение крови. В себя Александр так и не пришел до самого конца. Мне оставалось лишь утешать себя тем, что он не испытывает боли. Хотя так ли это было? Не знаю.

Я не отходила от мужа ни на шаг, родители его были убиты горем, мать увезли в больницу с сердечным приступом, и вскоре она умерла, пережив единственного сына всего на несколько дней. Вслед за женой через пару лет ушел и отец Александра.

Похоронив любимого мужа, я не могла оставаться в прекрасной южной стране, где мне все напоминало об утраченном счастье, и вернулась домой. Как стало ясно совсем скоро, возвращалась я не одна: под сердцем у меня был ребенок. Моя дочь, которую я назвала в честь отца Александрой.

Эту историю я не рассказывала никому, потому что никто все равно не поверил бы. Что стало с домом, не знаю и не желаю знать. Хочу лишь сказать всем, кто читает эти строки, что с местами захоронений нужно быть предельно острожными. Не стоит тревожить покой мертвых, ведь они умеют ненавидеть живых.

И умеют мстить.