Воля дороже свободы

X

Рождение первого поколения людей-богов, сильных и могущественных, было подобно рождению сверхновой звезды. Терраформирование, возведение городов, обустройство промышленности – всё это делалось нечеловечески быстро и с невиданным размахом. Часто – при содействии самого Основателя.

Столь же нечеловечески быстрыми оказались и первые войны, закончившиеся почти мгновенной гибелью населения планет, на которых они возникли. Те, кому повезло уцелеть, свидетельствовали: Основатель пытался остановить враждующих. Но это было ему не под силу.

Однако нашлись счастливые миры, где никто не воевал. Там благополучно родилось второе поколение, за ним – третье и так далее. Правнуки первопроходцев были неизмеримо слабее своих предков. Если они затевали свару, то в дело шла не смертоносная магия, а примитивное оружие: пороховое, реактивное, метательное.

В эти войны Основатель уже не вмешивался, считая их, по-видимому, чем-то вроде естественного отбора. А может, он попросту наблюдал вырождение своих подопечных и постепенно разочаровывался в эксперименте.

Постепенно разочаровывался.

Лучший Атлас Вселенной

Они шли.

Они шли по бесконечному подземному тоннелю.

Они шли по бесконечному подземному тоннелю очень долго.

Со стен, шелестя, пластами опадала глина, под ногами чавкала холодная грязь. Фонарь тихо умирал и всё никак не мог умереть совсем. Слабел, позволяя теням сомкнуться вокруг путников, затем разгорался вновь. Тогда впереди становился виден Фьол: его лысина, ниже – обтянутая стёганой курткой спина, и ещё ниже – блестящее, кольчатое, пульсирующее месиво. Смотреть на Фьола не хотелось, поэтому Кат по большей части разглядывал землю, из которой состояло всё вокруг.

Земля была разной. Стены походили то на слоёный пирог, то на морщинистую кожу, то на слежавшийся печной шлак. Временами тоннель изгибался, обходя скальную породу, в которой посверкивали угодившие под луч фонаря искорки кварца. Тут и там виднелись чьи-то норы, веером расходились следы от лап, когтей, ползучих тел – земельную толщу населяла всевозможная жизнь. И странно было порой видеть торчавшие из стен обрывки кабелей, металлические штыри, балки. Похоже, катастрофа, о которой говорил Джон, случилась так давно, что останки цивилизации успели погрузиться в землю на десяток саженей, а то и больше – Кат не представлял себе глубину тоннеля.

Было невыносимо душно.

Рядом шагал Петер. Шёл ссутулившись, бросал за спину короткие взгляды, желая рассмотреть того, кто двигался позади – и одновременно страшась этого. Кату тоже хотелось оглянуться, но он сдерживался, потому что знал: ничего не изменится от того, что он снова увидит крота.

Его лапы-ковши с когтями, растущими отовсюду, как попало, прямо сквозь роговую кожу.

Его покатые, усыпанные грубой чешуёй плечи.

Его голову с костяным тараном на конце вытянутого рыла.

Его глаза, запрятанные в складках век. Разумные, недобрые. Голодные.

Крот заполнял телом весь просвет тоннеля. От него волнами расходился вонючий жар, как от разгорячённого коня. И он не переставая бормотал, всё время повторяя какие-то слова на своём языке. Голос звучал утробно, будто коровья отрыжка. «Ы-ру-ху-бо, га-гы-бу-ра, хэ-го-гу-ду» – не то брань, не то заклинание, бесконечное, злобное.

Короче, крот действовал Кату на нервы.

А впереди топало ещё одно такое же чудище – на случай, если тоннель просядет, и потребуется быстро устранить преграду.

Кротами этих существ называл сам Фьол. Видно, подобрал самое подходящее слово на божеском языке для обозначения создания, которое передвигается под землёй и хорошо для этого приспособлено. Как себя называли сами кроты, Кат не интересовался.

Ни Фьолу, ни его подопечным свет не требовался, поэтому фонарь отдали Кату. Не сказать, чтобы от фонаря делалось намного светлее, но всё-таки он разгонял темноту. Шагать неизвестно куда под землёй в компании гигантских страшилищ – малоприятное занятие, и оно стало бы ещё менее приятным во мраке.

– Прошу прощения, сударь, – хрипло произнёс Петер, – нам долго осталось идти?

– Почти пришли, – ответил Фьол, не оборачиваясь. Голос у него был старческий, чуть дребезжащий. – Мы уже в городе. Скоро будем на месте. Скоро-скоро…

Мимо проплыла круглая дыра в стене, и ещё одна – напротив: перекрёсток двух тоннелей. Повеяло тёплым воздухом, стало чуть легче дышать. Кат повёл наугад фонарём, но темнота в дыре была непроглядной, и свет потерялся в ней, как в бездне. Через несколько шагов попался ещё один перекрёсток, затем – ещё. Стены больше не походили на слоёный пирог, стали гладко-матовыми, словно бы оштукатуренными. Похоже, этим отрезком тоннеля пользовались часто и помногу. Всё сильней делался запах – спёртый звериный душок, точно на собольих фермах. Соболи в Китеже вырастали размером как раз с батимских кротов. Только соболи были гораздо симпатичнее – пушистые, ласковые. И не бормотали себе под нос угрожающий вздор.

Помня слова Фьола, Кат ожидал, что вот-вот увидит нечто, хотя бы отдалённо напоминающее город. Блеснут в очередной дыре огни, разойдутся стены тоннеля, взгляду откроется полутёмная, огромная пещера, где между норами бродят кроты. Протоптанные когтистыми лапищами улицы, площади, дым от печурок, с помощью хитрых приспособлений выводимый на поверхность земли… Как-то так.

Но спустя полчаса Кат понял, что город – это просто система тоннелей, пронизавшая толщу земли. Порой где-то рядом слышались кротовьи голоса, топот, звучали глухие удары. И всё. На глаза им никто не попадался. Лишь тянулись верста за верстой гладкие стены, да тянуло затхлым ветром из боковых ходов. Вначале Кат тупо дивился тому, что тоннели не обваливаются под весом огромной земляной массы, что давила сверху. Потом решил, что от катастрофы подземный город хранит магия – возможно, побочный эффект излучения, разлитого в атмосфере планеты.

Когда Кат вконец изнемог от ходьбы и дурных предчувствий, а Петер начал дышать ртом и спотыкаться на каждом шагу, путешествие внезапно закончилось. Дорога пошла в гору, своды раздались, потом тоннель резко свернул в сторону, и Фьол остановился.

– Пришли, ребятки, – сказал он. – Это мой дом, моя берлога.

Кат обнаружил, что они очутились посреди пещеры в несколько саженей шириной. Тут же в пещеру ввалился сопровождавший их сзади крот. От соседства двоих монстров стало тесно, жарко и смрадно. В промежутке между кротовьими телами, на дальней стене Кат разглядел большой, пятнистый от ржавчины люк с поворотным запором, похожим на корабельный штурвал. Фьол приблизился к люку – движения были плавными, текучими – и, навалившись всем телом, повернул штурвал против часовой стрелки. Люк бесшумно отворился.

– Заходите, – сказал Фьол и прибавил ту же фразу, что насторожила Ката в начале их знакомства: – Не бойтесь. Ничего не надо бояться. Никогда…

Протиснувшись мимо горячего, жёсткого кротовьего бока, Кат подошёл к люку. Светя перед собой фонарём, переступил порог. Следом вошёл Петер.

Фьол пролаял трёхсложное слово – что-то вроде «хы-ды-ду!» Один из кротов отозвался, повторив это самое «хы-ды-ду» смирным, послушным тоном, явно соглашаясь исполнить приказ.

И люк за спиной Ката с механическим чмоканьем захлопнулся.

– Самому-то мне привычней в темноте, – раздался голос Фьола. – Но специально для вас…

Сверху полился трепещущий свет. Кат заморгал, привыкая.

– Добро пожаловать, – сказал Фьол и протянул руку. – Это вам теперь без надобности, а?

Щурясь, Кат отдал фонарь. Фьол бережливо погасил выдохшийся кристалл.

Помещение, где они оказались, было похоже на курятник – как запахом, так и теснотой. Под ногами хрустел мелкий утоптанный мусор. Низкий потолок держали подпорки, сделанные из обрезков труб, деревянных рассохшихся столбов, обломков бетонных балок и тому подобного хлама. Затхлый воздух, казалось, липнул к коже. По стенам шмыгали юркие кляксы цвета ржавчины: должно быть, местные тараканы.

Вся прихожая (если допустить, что в курятниках бывает прихожая) была заставлена аппаратурой. Металлические стойки – многоэтажные, решётчатые – ломились от нагромождений странных приборов, собранных, по всей видимости, из частей других приборов. Вились обросшие пыльными лохмотьями провода, слепо отсвечивали побитые циферблаты, торчали из панелей стёртые ручки и облезлые тумблеры. Кое-где хмуро помигивали глазки индикаторов. Агрегаты тесно мостились друг к другу, между стойками виднелись узкие извилистые проходы: похоже, хозяин не испытывал неудобства, ежедневно протискиваясь сквозь составленный из техники лабиринт.

От всего этого несло таким грязным фоном, что у Ката стягивало кожу на спине. Будто от морской соли.

В углу, стиснутый с боков приборными стойками, виднелся зарядный щиток – облупленный, допотопной конструкции, с кольчатыми шлангами, громоздким шлемом и с похожими на кандалы браслетами для запястий. Рядом косо притулилась вешалка, где висели несколько бесформенных кусков ткани, очевидно, служивших Фьолу одеждой. Под вешалкой лежала груда технического хлама: мотки проволоки, какие-то детали, болты, осколки кристаллов и прочее.

«Долго же он всё это собирал», – подумал Кат.

Между тем Фьол, исчезнувший на минуту в лабиринте приборов, объявился вновь. В руках у него была большая миска с какими-то хлопьями. Хлопья подозрительно напоминали цветом сновавших повсюду тараканов.

– Желаете пообедать? – спросил он. – Силы подкрепить?

– Не стоит, благодарю, – ответил Петер поспешно.

– Тогда прошу за мной, – сказал Фьол, закинул в рот щепотку содержимого миски и, жуя, исчез в проходе между приборными стойками.

Петер потянул носом.

– Не съест же он нас, – прошептал он и устремился в лабиринт.

«Легко, – подумал Кат. – Если только сперва прикончить сумеет». Однако вслух ничего не сказал и последовал за мальчиком. Приборы от его шагов дрогнули и угрожающе задребезжали.

Лабиринт привёл Ката в небольшую комнатку, округлую, с закопчённым потолком и обшарпанными обоями в географических пятнах плесени. Здесь оказалось меньше аппаратуры, стойки с приборами были сдвинуты к стенам, так что посредине оставалось немного пространства, занятого, впрочем, почти целиком кроватью – широкой, с резной деревянной спинкой и витыми ножками. Рядом примостилась железная, военного вида тумбочка и походный складной стул. Под потоком горел кристалл: хозяин заранее позаботился об удобстве гостей.

Фьол заполз на кровать, пристроил рядом миску и с облегчением откинулся на истлевший блин подушки. Куртка его распахнулась, открыв рубаху, из ворота которой выглядывала немытая жирная шея. Снизу же, там где кончался подол куртки, творилось нечто невообразимое: всё шевелилось, блестело слизью, порой распадалось на отдельные отростки и вновь сливалось в единую скользкую массу.

– Присаживайтесь, – сказал Фьол и повёл рукой, указывая. – Вот как раз свободный стул. Жаль, только один. Нечасто у меня бывают гости, хе-хе.

Кат бросил в угол рюкзак, не церемонясь, взял стул и сел, вытянув ноги во всю немалую их длину. Петер, тоже не церемонясь, плюхнулся рядом на пол и достал из рюкзака флягу. Торопливо открутил крышку и поднёс ко рту.

Ката внезапно пробрало злобой.

«Сейчас всё выхлебает, щенок, – подумал он. – Зачем я вообще ему воду отдал? Это же просто ходячий мешок с пневмой. Обошёлся бы и так, мне нужнее…»

Петер, не успев сделать глоток, спохватился, отнял флягу от губ. Протянул Кату:

– Демьян, будешь?

Злоба схлынула – так же внезапно, как и накатила. Кат поморщился, потёр висок основанием ладони. «Чего это я?.. – мысли ползли с натугой, преодолевая сопротивление, точно мухи по липкой бумаге. – Как пацан без воды-то? Ему силы надо восстановить, я же подчистую всё выбрал. А сам теперь взъелся без повода… Совсем меня этот Батим грёбаный доконал».

Петер держал флягу на весу и вопросительно хлопал ресницами.

– Пей, – сказал Кат.

Петер припал к горлышку и принялся шумно глотать. Фьол наблюдал за ним.

– Сколько же лет я не видел нормального человеческого мальчишку, – промурлыкал он.

– Сколько? – спросил Кат.

Фьол заулыбался. У него не было бровей и ресниц. В остальном его одутловатое лицо имело самый обычный вид: мешки под глазами, похожий на клубничину нос, складки по бокам крупного рта.

– Я довольно старый, если ты об этом, – сказал он. – Старый, старенький... Но давайте к делу. Вас ведь направил сюда Репейник? Ну, тот бог с маленького острова?

– Угу, – кивнул Кат.

Фьол покачал головой.

– Давненько никто не заявлялся на Батим вдвоём. Вам, ребятки, ого-го как повезло. Приборы засекли двойной экстремум, я сразу взял верное направление. Потому и успел вовремя. Обычно-то я не успеваю, знаете ли. Спасти получается примерно… Ну, скажем, одного из семи.

Он усмехнулся.

– Ты, значит, нас ждал? – спросил Кат.

Фьол мелко закивал, всё так же кривясь – то ли доброжелательно, то ли с хитрецой. Из-за отсутствия бровей лицо его словно бы выражало все эмоции сразу. И не выражало в конечном счёте ничего.

– В этом суть моего житья-бытья, – сказал он. – Понаставил везде детекторов, да и поджидаю. Ровно как паук в центре паутины… Впрочем, пауков я тоже давно не видел. Скажите-ка, там, откуда вы родом, есть пауки?

– Есть, – сказал Кат.

Петер, наконец, оторвался от фляги.

– Вы нам поможете, сударь Фьол? – спросил он. – Кажется, мы здорово влипли. Разрыв вторгается в миры, вы ведь в курсе, да?

Фьол засмеялся – со странным дробным звуком, будто кто-то потряс мешок, набитый костями.

– Ещё бы не в курсе! Проклятая пустыня подбирается к кротовьим норам. Скоро даже мне придётся оставить берлогу… Однако, надеюсь, сперва вы мне поможете, молодые люди. А там уж и я в долгу не останусь. Слово инженера! Да-да, я раньше был инженером. И сейчас им остался. Видали мои машинки, а?

Кат завладел флягой и сделал мощный глоток.

– Рассказывай, – предложил он, утирая губы. – Чем тебе помочь?

– Всё довольно сложно, – сказал Фьол. – Я, знаете ли, последний нормальный человек на этой планете. Носитель здорового генома…

– Ну-ну, – сказал Кат.

Нижняя часть тела Фьола пришла в движение – словно плеснули кипятком на клубок червей.

– Это не мутация, сынок. Верь – не верь, а родился я таким же, как ты. Далеко отсюда, в другом мире. Просто моему бывшему хозяину хотелось, чтобы я выглядел именно так. Вот он меня и улучшил. Двойная выгода: не надо тратиться на штаны, и можно передвигаться по вертикальным плоскостям.

– Ничего себе, – тихонько проронил Петер.

Кат поёрзал на стуле, стараясь почесать зудевший от магического фона хребет. В затылок дул хилый сквознячок: похоже, здесь всё-таки устроили какую-никакую систему вентиляции.

– Впрочем, это не важно, – продолжал Фьол. – Важно то, что все местные давно эволюционировали в подземных жителей… Вам знакомо слово «эволюционировать», а, ребятишки?

– Знакомо, сударь, – смиренно сказал Петер.

– Хорошо, – Фьол расплылся в улыбке. – Если проще, они изменились. Изменились внешне – ну, вы видели… И внутренне тоже. Привыкли, что всё время нужно прятаться. Живут в темноте, в духоте. Питаются всякой земляной нечистью. А ведь умеют выбираться на поверхность! Могут смотреть на свет. Бегать, охотиться. Но боятся. С рождения боятся и до самой смерти. А я вот не боюсь!

Он забросил в рот горсть хлопьев и с горделивым видом принялся жевать. Кат пока ровным счётом ничего не понимал, но решил выждать, не задавая лишних вопросов: авось «носитель здорового генома» сам доберётся до сути своего путанного рассказа.

– И таким образом, – дожёвывая, невнятно проговорил Фьол, – я тут едва ли не единственный, кто хочет поменять существующие порядки. Нет, у меня имеется, конечно, поддержка. Несколько юных особей, которых тоже всё это достало. Двоих вы видели – это те самые молодцы, что дежурят у входа. Но сподвижники из них, прямо скажу, так себе. Если нужно прокопать штольню или сломать что-нибудь – им равных нет. А вот с мозгами у них, между нами, неважно. Как и у всех местных.

«Дежурят у входа, – подумал Кат. – Стало быть, свалить отсюда, в случае чего, не выйдет. Ах ты сволочь хитрая». Он ощутил, как снова поднимается злость, и с усилием приказал себе быть спокойным. «Не хватало ещё нервы тратить на всякую мразь».

– А… что вы, собственно, хотели бы поменять? – осторожно спросил Петер. – И чего боятся эти несчастные люди – я правильно понял, они же люди?

Фьол звонко впечатал ладонь в морщинистый лоб:

– Охо-хо, совсем забыл сказать… Простите старика, всё о своём думаю. Хозяина они боятся. Кого же ещё-то. И да, это, по сути – люди. Кротами их сделал страх. Много лет страха. Собственно, всю вот эту ситуацию я и хотел бы изменить.

– Они боятся Основателя? – уточнил Петер.

Фьол покивал:

– Я слыхал, его так называли кое-где. В тех мирах, где он нашкодил больше всего. Надеюсь, вас он напугать не успел. Вы мне нужны непугаными.

– Мы с ним ещё не встречались… – начал было Кат и осёкся.

Фьол смотрел на него, прищурив голые веки. Руки сплелись в замок на животе, большие пальцы безостановочно крутились – заскорузлые, как пятки.

«Вихрь, – вспомнил Кат. – Вихрь нас искал. Как будто нашаривал вслепую. И та поганая рожа…»

– Торнадо, который нас едва не погубил – его устроил Основатель? – спросил Петер сипло.

Фьол, растянув рот до ушей, покачал головой из стороны в сторону.

– Всё гораздо интереснее, внучок, – сказал он. – Гораздо забавнее!

«Искал и нашёл, – подумал Кат. – И посмотрел на нас своими сучьими глазищами. Неужели…»

– Это и был Основатель? – спросил он, не веря собственным словам. – Он что, превратился в вихрь, чтобы нас прикончить?

Фьол просиял:

– В точку! Мой бывший хозяин может принять любой облик. Вихрь, или туча, или морская волна. Большая такая волна, доложу вам. А ещё может вселиться в чужое тело. Вот потому-то его кроты и боятся. Практически всесилен. Красота!

Он захихикал: звук снова был похож на бренчание костей в мешке.

– Только вот своего тела у него больше нет, – добавил он, отсмеявшись. – Нет! И не будет. Не будет никогда. За всё надо платить, так-то.

Кат почувствовал, что дико, невообразимо устал. Тащиться в такую даль. Потратить кучу времени и пневмы. Рисковать жизнью. И пожалуйста: тот, кто хотя бы теоретически мог помочь в беде, превратился в стихийное бедствие.

«Надо было остаться дома, – подумал Кат. – Забраться с Адой в постель. Пить да любиться сутками напролёт. Она бы на пианино играла... По крайней мере, хорошо провели бы время напоследок».

– Ты работал на Основателя? – спросил он Фьола, ни на что уже не надеясь. – Всё время зовёшь его хозяином. Можешь устроить так, чтобы он меня выслушал? Дело есть.

Фьол расхохотался.

– У всех к нему дело есть! – проговорил он, утирая слёзы. – У всех, кто сюда приходит, к нему дело. Но только сам посуди, верзила: как тебя может выслушать грозовая туча? А? Или крот, в которого вселился мой хозяин – у-у, я такое видел пару раз, больше не хочу. Жуткие они всё-таки твари, особенно, когда взбесятся.

Кат подумал, что, если выбраться отсюда не удастся, надо будет обязательно как-нибудь улучить минутку и задушить этого весельчака. Хоть что-то полезное сделать перед смертью.

Тут его шарахнуло чужим воспоминанием, да так, что в глазах поплыло.

Он летел. Парил над лоскутным полем, над атласной лентой реки, над курчавым ковром леса. Клубились облака, воздвигались на пути – огромные, как сотканные из пара башни – но, приблизившись, обращались в дым, в туманную морось, в ничто. Он был один. Наконец-то один, без докучливой свиты, вдали от набивших оскомину чужих слов, лиц, улыбок. Нет ничего прекрасней и благородней одиночества. Одиноко солнце. Одиноко небо. Одинок тот, кто выше всех прочих. Это естественно и разумно. Необходимо и достаточно.

Внизу сверкнула полоса пляжа и распростёрлось море. Бесконечное, тихое, будто из самоцвета вырезанное, лазурное по краю и чёрное над глубиной. Он сбавил высоту и понёсся низко-низко, вспахивая морскую гладь потоками воздуха из турбинных двигателей, оставляя за собой кипящие, расходящиеся клиньями буруны. Опустил боковое стекло, подставил лицо ветру. Засмеялся от счастья…

Кат очнулся. Он по-прежнему сидел на стуле посреди грязной каморки. Вдали от дома, в подземелье, населённом чудовищами. Без надежды, без будущего. Без Ады.

Рядом звенел мальчишеский голос.

– Неужели он всё время такой? – спрашивал Петер, ковыряя пальцем завязки на сумке. – Никогда… не приходит в хорошее настроение? Учитель нам рассказывал, что Основатель, вообще-то, не был негодяем. Просто у него по-другому работала голова.

– Эх, дружочек, – проворковал Фьол, подавшись вперёд. – У него теперь совсем-совсем по-другому работает голова. Мой бедный бывший хозяин свихнулся. Лет пятьдесят уж как. Он псих. Безумец, который ненавидит всё, что шевелится. И старается убить всех, кого заметит на поверхности.

Он снова откинулся на подушки и бросил в рот жменю хлопьев из миски.

– В сущности, – невнятно проговорил он, работая челюстями, – я не могу винить кротишек в том, какими они стали. Год за годом… Ходить под смертью... Да, тупые, да, трусливые… Но от такой жизни кто угодно станет тупым и трусливым.

– Кто угодно, но не вы, – сказал Петер, подняв голову и встретившись глазами с Фьолом. – Вы же его не боитесь, да? Сами сказали. Или это только слова? Сидите-то под землёй, вместе с остальными.

У него вдруг прорезались непривычные интонации. Слова прозвучали жёстко, с вызовом. «Смотри-ка, щенок рычать пытается», – подумал Кат удивлённо.

На Фьола, похоже, эта перемена тоже произвела впечатление.

– С хрена ли мне его бояться?! – зашипел он, щеря корявую гниль зубов и плюясь размокшими ошмётками. – Он уже мне сделал всё, что мог! Изуродовал! Я служил ему почти целый век! Верой и правдой! И всё, что получил – вот это!!

Он запрокинулся, выставив нижнюю часть тела на обозрение – гнездо сочащихся блестящей сукровицей гибких, змеистых отростков.

Кат с трудом подавил желание вскочить и запустить в него стулом.

Петер тоже остался на месте, хотя вздрогнул, когда Фьоловы щупальца прянули ему почти в лицо.

– Вы говорили о помощи, – сказал он твёрдо. – И о том, что можете сделать нечто взамен.

Фьол сопел, обсасывая губы. На бледных, как непропечённые блины, щеках, выступили звёздчатые розовые пятна.

– Да, – сказал он почти спокойно. – Да-да. Отвлёкся я что-то… Не судите строго. Я кой-чего у вас попрошу. У всех прошу одно и то же. Никто пока не справился, но попытаться-то можно, а? Хотя бы попытаться…

Он подвинул к себе миску и принялся копаться в её содержимом, опустив голову. Кат с минуту наблюдал его блестящую от пота лысину, пытаясь хранить спокойствие. Потом не выдержал.

– Что делать-то надо? – спросил он. – Говори уже, одолел совсем.

– Поймать хозяина, – буркнул Фьол. – Только и делов-то. Справитесь?

«Издевается, – злость внутри Ката заколыхалась, грозя расплескаться в любой миг. – Придушить, что ли, этого выблядка прямо сейчас…»

– У тебя, очевидно, есть мысли, как это сделать? – спросил он. – Поймать, значит, твоего хозяина.

Фьол кивнул, оторвавшись, наконец, от миски.

– Есть, – сказал он. – Думается, что именно вам это удастся. Вот ему удастся.

И он ткнул пальцем в сторону Петера.

– Чем же я такой особенный? – спросил Петер, слабо улыбаясь. – Как это у меня получится поймать бога?

– Так же, как у него получается красть чужую пневму, – объявил Фьол, зыркнув на Ката. – Вы оба особенные. Только он по-плохому, а ты, внучок, по-хорошему.

Кат опешил.

– Ну-ка, старый хер, повтори, – потребовал он. – Что ты там сказал?

– Что слышал, упырь! – ощерился Фьол. – Думаешь, у тебя одного двойной дар? Мальчишка тоже такой! Он не только в Разрыв шастать умеет. Он ещё кое на что горазд!

Кат скрипнул зубами.

– Ты видишь чужие способности? – спросил он.

– Догадался, пневмосос, – Фьол, перегнувшись через край кровати, тягуче сплюнул на пол. – Таких, как ты, раньше сразу после рождения топили. Красть чужую пневму – хуже, чем убивать. Хуже, чем дитёнка растлить. Все это знают.

Щёлкнул нож. Кат прыгнул вперёд, на кровать и, подмяв под себя Фьола, упёр остриё трёхвершкового клинка в складки на стариковской шее.

Фьол выпучил глаза. Лицо его налилось свекольной краской.

– Сейчас кротов позову! – прохрипел он, пытаясь вжаться как можно глубже в заскорузлые тряпки. – Сожрут тебя!..

– Ты этого уже не увидишь, – пообещал Кат севшим от ярости голосом и надавил ножом чуть сильней. – Ну-ка, падаль червивая, придумай, почему тебе жить надо. Да быстро.

– Демьян… – застонал Петер.

Фьол скривился.

– Чертежи, – пробулькал он. – У меня его чертежи остались! Я в лаборатории бываю, там все материалы… Дай сказать!

Помедлив, Кат отпустил Фьола и слез с кровати.

– Ладно, говори, – он подобрал опрокинутый стул и уселся, держа нож на виду. – Кто тебе раньше-то говорить не давал?

Петер шумно перевёл дух.

Фьол закашлялся – это звучало так, будто комкали лист мокрой бумаги. Петер поднялся с флягой наготове. Кат отобрал у него флягу и напился сам – не торопясь, напоказ. Воды осталось на донышке.

– Ну? – спросил он. – В двух словах. Самую суть.

– Сделка, – просипел Фьол. – Размен. Вы его ловите. Мальчик ловит, ты не сможешь… У меня прибор для этого есть. А я вам даю чертежи. Они рабочие, гарантирую. Хозяин уже собирал однажды. Всё получилось. А теперь – снова. Но собрать уже некому…

Кат хлопнул ладонью по колену:

– То пургу несёшь, а о главном – ни слова. То всё рассказал, но так сократил, что ни пса не понять. Давай-ка ещё раз: внятно, по делу, простым языком. Я даже помогу. Пацан каким-то образом ловит Основателя с помощью аппарата, который у тебя имеется. Так?

Фьол кивнул, отдуваясь и держась за грудь.

– Продолжаем разговор, – Кат с силой выдохнул, пригладил волосы. – Допустим, Петер поймал твоего хозяина. Ты нам что за это? Чертежи какие-то? На кой они нам хрен?

– То, что сейчас делается – ну, история с Разрывом, – Фьол утёрся воротом рубахи, – это происходит не впервые. Такое уже однажды случалось. Хозяин устроил эксперимент. Тогда всё тоже вышло из-под контроля…

– Погоди, – перебил Кат. – Вот эта мутотень с пустынями, которые ползут по мирам – дело рук Основателя?!

Фьол оскалился:

– А то чьё же! Началось оно полсотни лет назад. Здесь, на Батиме. Ему было интересно поглядеть, что станет, если смастерить постоянно действующий портал. Портал в Разрыв. Всё в итоге пошло вразнос, портал начал быстро расширяться. Везде появлялись его копии – мы их называли оазисами. Когда Разрыв подобрался к лаборатории, хозяин опомнился. Собрал такой специальный агрегат, бомбу. Эта бомба уничтожила ближайший оазис. Шуму было… А потом запустилась цепная реакция. Все остальные зоны Разрыва тоже схлопнулись. И всё закончилось.

– Закончилось? – Петер нахмурился. – Что же тогда сейчас происходит?

Фьол махнул рукой:

– Мы упустили из виду второй портал, резервный. Надо было его разобрать, но руки не дошли. Он всё это время гнил в подземном павильоне – как я теперь понимаю, с заряженными батареями. И не так давно рванул. Думаю, это хозяин постарался. Вот вам и вторая катастрофа.

«Или это ты, паскуда, его взорвал, – подумал Кат. – Чтобы к тебе явились со всех планет мироходцы и помогли справиться с тронутым Основателем… Ладно, не важно. Важно другое».

– Я так понял, у тебя есть чертежи бомбы? – спросил он. – Той, что уничтожила оазисы в первый раз?

Фьол помусолил веко дрожащим пальцем:

– Есть.

Стало тихо, как тихо бывает, наверное, только глубоко под землёй. Но потом слуха коснулись приглушённые, далёкие взрывы. Должно быть, бог, обратившийся в ураган, сообразил, что добыча ушла от него, и свирепствовал, разнося всё на поверхности планеты.

– Вы сможете собрать такую бомбу? – спросил Петер. – Ну, по чертежам?

– Мог бы – собрал бы, – хмуро ответил Фьол.

– Ты ж инженер, – напомнил Кат.

– Так и есть, – окрысился Фьол. – Я инженер. Техник! А не бог, который сотни лет провёл за изобретением разных штуковин.

– Кто же тогда справится со сборкой? – растерянно спросил Петер.

Фьол развёл руками:

– Почём мне знать? Походите по разным мирам, поищите всяких учёных. Талантливых и с руками не из жопы. Авось найдёте. Вы ж мироходцы, – закончил он ехидно.

Кат потянулся так, что стул под ним с натугой заскрипел и опасно накренился. Как ни странно, ярость прошла без следа. Убивать Фьола больше не хотелось. Хотелось есть. Спать. Хотелось в сортир – последний раз он облегчился дома у Ады. И ещё…

Пневма.

Если духомер не врёт, у него не осталось пневмы!

Он напрочь забыл, что каждую секунду может свалиться замертво!

Кат задрал рукав.

Камень светился – ярко и безмятежно. Словно не притворялся обычным речным окатышем пару часов назад, когда от его сияния зависела человеческая жизнь.

«Вот как, – подумал Кат с облегчением. – Выходит, что-то всё же наводило помехи. А под землёй прибор пришёл в норму. Дрянь, а не мирок, как ни крути… Однако это значит, что мы свободны».

– А почему бы тебе не отдать нам эти чертежи по доброте душевной? – задумчиво спросил он Фьола. – Вот прямо сейчас. Пока я твои щупальца по одному отрезать не начал.

Фьол оскалился.

– Либо сразу убей, либо будет по-моему. Станешь пытать – заору. Кроты сбегутся.

«И придётся сваливать в Разрыв не солоно хлебавши, – добавил про себя Кат. – После – возвращаться, искать эти его чертежи. А второй раз мы от шибанутого бога можем не уйти».

Вслух же сказал:

– Железный аргумент. Ладно, считай, договорились.

– «Договорились», – передразнил Фьол. – Иди-ка в манду! Единственная причина, по которой ты ещё жив – это мальчишка. Если бы не он, я бы позвал кротов, как только ты достал перо. Думаешь, я смерти боюсь? Ни хера я не боюсь. Только отомстить хочу господину Бенедикту. Хозяину дорогому. У меня для него такое припасено, что охренеешь. И ради этого я готов даже твою рожу здесь терпеть. Лишь бы мальчишечка хозяина одолел…

Кат с некоторым удивлением отметил, что оскорбления старика на этот раз оставили его совершенно равнодушным. Фьол с хрипом втянул воздух.

– Но если вы мне помогать не станете, то похер, что со мной будет! – закончил он свистящим шёпотом. – Могу прямо сейчас их позвать! Позвать? А?!

– Не надо, сударь Фьол, – сказал Петер. – Мы… Я готов вам помочь. Я поймаю вашего хозяина.