Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.
Ну, а этой за движенья стана,
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана
И ковер ширазский подарю.
— Вот ты, Тигран, что будешь делать, когда станешь богатым и водить караваны с контрабандным товаром через границу не будет нужды?
— Когда это случится, мой дорогой Парвиз, я буду уже старым и больным. Если удача мне не изменит, к тому времени у меня будет свой большой дом с садом любящая жена, куча детишек и внуков. Я буду сидеть за столиком под раскидистой шелковицей, кушать долма, сыр чанах, лаваш, запивать все это легким белым вином, смотреть как из-за гор появляется светлый солнечный лик и начинается новый день.
Если бы какой-нибудь путник случайно оказался на сокрытой от взгляда постороннего человека лесной поляне, расположенной в стороне от узкой горной тропы, он увидел бы довольно странную картину. У небольшого костерка с подвешенным над ним казаном с готовящимся в нем пловом расположились на кошмах два совершенно разных человека.
Первый, Тигран Мелик-Гайказян армянин двадцати пяти лет отроду. Толстый низкорослый мужчина с выдающимся носом, круглым лицом густо заросшим черным курчавым волосом и большими темными глазами навыкате, мечтательно глядящими на мир. На нем подпоясанные кожаным ремнем штаны, светлая рубаха из грубого домотканого холста и традиционный армянский архалук темно-серого цвета. Обут в мягкие сафьяновые сапожки со шнуровкой, на толстой подошве из грубой воловьей кожи.
Второй мужчина Парвиз Голбахар перс ровесник Тиграна, но по внешнему виду полная его противоположность. Высок, сухощав, при этом жилист и вынослив, по его собственному утверждению, «как десять ишаков». Одет в шаровары неопределенного цвета, пестрый халат на голое тело, подпоясанный широким шелковым поясом, на голове темно-синяя чалма. На ногах такие же сапожки со шнуровкой как у коллеги по бизнесу.
У каждого на поясе по револьверу в кобуре, в сторонке на траве лежат заряженные автоматические карабины. Горы, место дикое и опасное, здесь огнестрел под рукой — вещь жизненно необходимая. Помимо дикого зверья можно запросто нарваться на злого и жадного человека, готового отобрать у контрабандиста всё честно нажитое.
Тигран плохо говорил на фарси, Парвиз армянского вовсе не понимал, поэтому общались на языке ненавистных обоим приятелям османов. Вообще-то странная, на первый взгляд, компания — мусульманин и христианин. Однако в жизни всякое бывает. Главное, чтобы людей объединялаобщая цель, при этом они друг другу доверяли и могли полностью положиться на компаньона, как на себя, особенно, когда дело касается вещей, связанных с риском для жизни. Эти двое уже не первый раз ходят по звериным тропам с дорогущим товаром, минуя погранзаставы и таможенные посты. Они не единожды побывали в серьезных переделках и вполне убедились в надежности друг друга. А то, что один молится Аллаху, другой — христианскому богу, не проблема, у каждого свои заморочки в голове.
Итак двое молодых парней, промышляющих контрабандой устроились на ночной привал на расстоянии дневного перехода от небольшого городка Джебраил, что в Нагорном Карабахе. Там на промежуточной базе их ожидает настоящий отдых с хорошей едой, баней и гуриями, готовыми одарить усталого путника любовью и лаской. И все это за вполне разумную цену. У кромки леса на густой траве пасется дюжина расседланных стреноженных ослов. Переметные сумы с контрабандным китайским шелком, серебряными чеканными блюдами хорезмских мастеров и еще с кое-каким весьма дорогостоящим товаром стояли неподалеку от костра под бдительным присмотром своих владельцев.
Сегодня наши друзья решили не экономить на еде и устроить праздник живота в виде казана вкусного плова из красного китайского риса коджи, нежного мяса молодого барашка, ярко оранжевой ленкоранской моркови, трех огромных репчатых луковиц, выращенных в междуречье Тигра и Евфрата, с добавкой дорогущих индийских специй, пяти крупных головок чеснока, и всё это на курдючном жире с добавлением хлопкового масла. Вах, вах! Пальчики оближешь. А запах! Аромат практически готового лакомства густо разливался по лесной поляне.
— А ты поэт Тигран, — иранец устремил мечтательный взор на окрашенную закатными лучами солнца в розовое вершину довольно высокой горы. — Я бы тоже не отказался иметь собственный домик с садом где-нибудь неподалеку от Тегерана в предгорьях Эльбурса, и чтобы три жены, как полагается правоверному мусульманину, ну и все прочее. Но для этого нам с тобой еще очень и очень далеко.
— Ха, три жены, Парвиз! Не многовато ли для одного мужчины? Мой горячо любимый папенька еле-еле справлялся с моей матушкой, Царствие им обоим Небесное! — истово перекрестился молодой человек.
— Вы гяуры ничего не понимаете в семейной жизни, — перс с явным превосходством посмотрел на товарища. — Назначил одну жену старшей, та следит за порядком в гареме. Не справилась, назначил командовать другую. Тут политика, похлеще, чем между государствами. Когда жены делят власть в гареме, им не до мужа.
— Да ладно! Теоретик семейной жизни! А ну, как объединятся супротив супруга? Впрочем, все это ерунда, спокойная семейная жизнь, брат, нам с тобой еще не скоро светит. Даст Господь через седмицу будем стоять рядом на главном рынке Эривани и поносить друг друга последними словами, при этом я за аршин шелка буду драть пять дирхамов серебром, а ты за три торговать. Меня станут называть плохим армянином, а ты у нас будешь хорошим муслимом. Ха-ха! И никому невдомек, что торгуем-то мы с тобой в один карман.
— Это ты, конечно, здорово придумал, хатроумный армяшка. Раньше почти месяц торчали на рынке, стараясь сбыть товар с рук, теперь в неделю укладываемся. Правильно, что с оптовиками связываться не стали.
— Ага, если бы не мои армянские ум и прозорливость, эти жадные твари ободрали бы нас как липку. А так сам привез товар, сам же его реализовал за нормальную цену. Кстати, мне обещал один русский купец к следующему нашему приходу подогнать партию ручных дамских зеркал, а еще стеклярусов и шариков разноцветных для бус прямиком из Гусь-Хрустального. Продадим в Тегеране, пятерную выгоду поимеем, я смотрел, сравнивал цены. Ты как, не против?
Ответить персиянин не успел. В шаге от костра, словно из ниоткуда, материализовался какой-то мужчина, высокий и худющий (куда там Парвизу), взгляд водянистых глаз пустой, будто принадлежит сумасшедшему. Единственной его одеждой были основательно изодранные штаны, ноги босы. Даже в сумерках несложно разглядеть многочисленные шрамы по всему телу. Особо бросалось в глаза изуродованное рубцами лицо под всклокоченной сивой бородищей в обрамлении седой косматой шевелюры.
Внезапное явление диковатого незнакомца буквально обескуражило товарищей. Справедливости ради стоит отметить, что растерянность эта продолжалась недолго. Руки сами потянулись к оружию. Однако не успели револьверы покинуть свои кобуры, как загадочный визитер одной рукой схватил казан прямо с костра, другой что-то кинул на кошму перед толстяком и тут же, будто облако, истаял вместе со своим трофеем на глазах ошарашенных парней.
— Забеэль! Шайтан! — выругался по-арабски перс.
— Гётферан! Клирес цецес! — не менее эмоционально поддержал товарища его армянский коллега. — И что мы кушать сегодня будем?! Такой плов унес! Точно шайтан! Вай, вай, вай!
— Тигран, он там тебе что-то кинул под бок, в темноте плохо видно.
Парень повел рукой по кошме рядом с собой, нащупал брошенный предмет и поднес к глазам. Он мгновенно понял, что ему оставили взамен утащенного казана. Трясущимися пальцами он расстегнул хитроумную застежку плотно набитого кожаного кошелька. В следующий момент оттуда на походную кошму не первой свежести пролился дождь из английских банкнот, каждая достоинством сто фунтов, помимо бумажных денег из недр кошелька выпало не менее полусотни желтоватых кружков, номиналом в сто турецких курушей каждый.
— Парвиз, кажется, нам с тобой больше нет нужды таскаться по горам с риском для жизни. Наконец у нас появятся собственные дома, да такие, о которых мы и мечтать не могли. Столько денег нам за всю жизнь не заработать. Да простит меня добрый джин, за нехорошие слова, брошенные сгоряча в его адрес! Пусть Господь будет к нему добр и не менее щедр, чем он к нам! Посмотри, друг, что там у нас в мешках из еды, не оставаться же голодными на сон грядущий.
Несмотря на то, что прошедший день из-за случая на стрельбище оказался для меня не самым приятным я не упустил возможности после отбоя отправиться в самовольную отлучку в станицу Зареченскую, что широко раскинулась вдоль одного из пойменных рукавов дельты Волги примерно в трех верстах от расположения взвода. Там меня с нетерпением поджидала красавица Вероника дочка тамошнего атамана казачьего полковника Заболотнова.
С ней познакомился во время второго набега на станицу с целью закупки харчей. Представьте, я и двое моих бойцов топаем по улице, а навстречу выплывает эдакое чудо с фигуркой на загляденье. А когда сблизились, я и вовсе сомлел от вида восхитительного личика в обрамлении увязанных в толстую тугую косу до пояса золотистых волос, этих чертовых изумрудных глазищ, слегка вздернутого носика, прелестного ротика с пухлыми алыми губками и пары ровных рядов жемчужных зубов безупречной формы.
Сопровождавшие меня парни при виде пустых ведер, висящих на коромысле, в ужасе ломанулись в стороны (реальности хоть и разные, но предрассудки одинаковые), а мне по барабану, плевать на всякие глупости насчет баб с пустыми ведрами. Стою столбом, периодически зыркаю, то на симпатичную мордашку, то на четвертый размер, выпирающих из-под сорочки двух полусфер, то на стройные ножки в стильных туфельках, выглядывающие из-под юбки до колена и млею.
Представьте, от охватившего меня волнения не очень помню, как познакомились. Будто помутнение накатило. Пришел в себя лишь после того, как сделал предложение Веронике встретиться вечером после отбоя. К своему удивлению и непередаваемой радости, отказа не получил. Теперь время от времени тайно с ней встречаемся.
Вот и сегодня меня оповестили запиской, доставленной каким-то шустрым деревенским пацанчиком, о том что меня ждут с нетерпением в условленном месте. Парню выдал гривенник и отпустил с богом. Отлично, должно же быть что-то хорошее в жизни человека после пережитых неприятностей.
Звездная ночь, знакомый сеновал на отшибе станицы, жаркие объятия восхитительной красавицы, томные вздохи и едва сдерживаемые охи. Что еще нужно суровому солдату, не знающему слов любви, для душевного успокоения? Шучу, конечно, приятных слов я её наговорил вагон и маленькую тележку. Попробуй не скажи, что она самая красивая, самая горячая, самая желанная на свете — сразу в глаз прилетит. Казачки они такие, я бы сказал, брутальные. Зато в постели нежны и охочи до разного рода приятных экспериментов.
— И кто ж тебя такому научил, гаденыш ты эдакий?! — Выпустив из ротика головку моего члена, выдала Вероника. В разговоре она заметно смягчала «г» на южно-русский манер, поэтому «гаденыш» у нее получался едва ли не «хаденыш».
Убедившись в том, что ее потуги на ниве оральной стимуляции привели к ожидаемому результату, радостно заулыбалась и ловко взгромоздилась сверху на мою восставшую крайнюю плоть. Любит доминировать. Я не возражаю, мне так удобнее ласкать её упругую будто с силиконовыми имплантатами грудь и вообще смотреть приятно, как входит и выходит, иногда из-за её слишком интенсивных прыжков выскакивает. Ничего, дело поправимое, то есть вправляемое.
Наконец девушка вскрикнула, я также оказался на пике блаженства. Кончили одновременно. Рухнувшую на меня обессиленную Веронику еще какое-то время сотрясало в сладостных спазмах, меня тоже основательно лихорадило. Гармония, черт побери.
— Ты прелесть, — сказал я, целуя казачку в губы.
Вероника скатилась с меня и легла рядом на принесенное из дому одеяло. Прижавшись к моему телу своими пышными грудями и возложив ногу мне на живот, девчонка хлюпнула носиком:
— Говорят вас через три дня на войну отправляют. — Во блин, режим секретности, называется, я не знаю толком ничего, а гражданское население уже в курсе.
— Откуда сведения?
— Папенька разговаривал с хорунжим Дятловым, я случайно подслушала. Приказал в пятницу всем рыбакам на промысел не выходить, будут вас морем переправлять на Апшерон.
Ну точно, болтун находка не только для шпиона, но и для родной дочурки. Впрочем, второе, хоть и нежелательно, но вполне простительно.
— Понятно, значит скоро поплывем.
— Дурень, — укорила меня девушка, — плавает какашка, моряк ходит.
— Ну ты ж у нас рыбачка, тебе лучше знать, что плавает, что ходит.
За свою в общем-то незлую шутку получил крепким кулачком по ребрам.
— А ты после войны меня заберешь отсюда? — Нежно ластясь ко мне всем своим аппетитным телом спросила девушки.
— Если не убьют до смерти, непременно заберу. Увезу тебя в глухую деревню, построю там дом и буду держать взаперти, чтобы такую красоту не сглазили всякие мужики и не скрали заезжие дворянчики.
— Тьфу на тебя! — очередной удар крепким кулачком прилетел мне по ребрам. Мне и без твоей деревни своей глухомани хватает. В город хочу, лучше в одну из столиц.
— Ага, чтобы там тебя вмиг увели богатенькие буратины?!
— Буратины? Забавное слово. Кто такие?
— Ну всякие бояричи, дворянчики, да купчины, у которых денег куры не клюют.
— Не, я верная. Ты мне люб, Андрюша. Я ж казачка, а казачья любовь крепче цепей железных.
От столь откровенных любовных признаний меня тут же возбудило, прям Ванька-встанька какой-то неугомонный промеж ног. Третий раз подряд за какие-то полчаса подскакивает, будто по команде.
Теперь уж я не упустил инициативу. Подмял под себя казачку и оприходовал по-крестьянски от души. Дружно пошумели, поохали, постонали, подруга, оказавшись на пике блаженства, выдала поток отборнейшей площадной матерщины. Кстати, здорово возбуждает, когда с нежных девичьих губ срывается нечто такое, что я постеснялся бы повторить перед строем своих бойцов.
Утомленная любовными утехами казачка Вероника сунула свою головенку мне под мышку, привычно взгромоздила стройную ножку на мой живот (чтобы не убежал, наверное) и мерно засопела своим красивым носиком. На дворе ноябрь, а за окном ночью температура выше двадцати градусов, днем и вовсе до тридцати подскакивает. Тропики. В моей прежней реальности было не так. Интересно, каким образом появление магии здесь повлияло на климат? Местные ничего такого необычного в этом не усматривают. И вообще, если какая непонятка, ответ один: «На все воля Божия».
Лежу рядом с красивой девушкой, которой очень хочется вырваться из этой сельской рутины туда, где, по её мнению, вечный праздник. А может быть, действительно жениться на ней, если, конечно, меня не убьют на войне. Вообще-то я не собираюсь умирать в ближайшие лет сто, а может быть и больше, но чем черт не шутит. Вот закончится война, явлюсь пред очи её бати казачьего полковника, так мол и так, мы с вашей дочкой любим друг друга, извольте выдать её за меня замуж. Ну поженимся, ну привезу Веронику во Владимир. Сам продолжу учебу в университете. А она чем будет заниматься? Умирать со скуки, поджидая меня с занятий? А вот это вряд ли…
Тут я поймал себя на мысли, что жениться-то мне по младости лет не очень хочется даже на такой роскошной девчонке. Ну молодой я еше, незрелый, к семейной жизни не готовый. Но не скажешь же такое Веронике в глаза, можно и без какой нужной части тела остаться. Оно хоть обещать, не значит жениться, придется изворачиваться, благо недолго осталось, а там война план покажет.
Неожиданно до моего слуха донеслись мужские голоса. Я просканировал окружающее пространство с помощью своего чародейского Дара и был несказанно удивлен. Вне всякого сомнения, к нашему сараю приближались двое одаренных, судя по структуре аур, адепты стихийной магии, короче, боевики. Чтобы не быть обнаруженными, пришлось прикрыть себя и девушку астральным щитом. А еще слегка подействовать ментально на Веронику, чтобы та не проснулась в самый неподходящий момент.
Тем временем двое, молодых парней подошли к сеновалу. Через какое-то время мой чуткий слух уловил характерное журчание. Тэ-экс, понятно, отлить пришли. Скорее всего, надолго не задержатся. Однако не угадал. Оросив угол строения, парни отошли в сторонку и присели на валявшееся неподалеку бревнышко.
— Василь, еще будешь? — что именно предлагают неведомому мне Василию, я сообразил по характерному звуку извлекаемой из горлышка бутылки пробки.
— А давай, Степа, наливай, — не отказался молодой человек.
Налили, дружно выпили, дружно крякнули, чем-то закусили.
— Все-таки забористый самогон у казачков, — сказал Степан.
— Хорош, — подтвердил приятель, — интересно, из чего они его гонят?
— Дык фруктов разных здесь дохренища, пресс в каждой хате, отжимай сок, ставь бражку и выгоняй продукт. Вчера дынной бражки попробовал. Вкус, скажу тебе, приятственный, только по ногам шибает. Голова вроде свежая, а зад оторвать от лавки сил нет. Ладно, это все ерунда. Ты лучше, Вась, расскажи, как там в Сосенках и вообще, каким образом в гриднях боярина нашего оказался?
— А чо с Сосенками сделается, Степа? Как стояли себе, так и стоят на прежнем месте. Пахома Севастьяновича Петрова, Ивана Силантьевича Жеребцова, Кольку Николаева и Степаниду Огаркову Господь прибрал еще по прошлому году. У твоих и моих все живы-здоровы. Глафира Тимошкина твоя бывшая замуж вышла за парня из соседнего села прошлой осенью, грят народился кто-то у их. А в дружину боярина Орлова я попал также, как и ты — приехал по нонешней весне чародей боярский, протестировал всех парней и девок, кому семнадцать исполнилось. Выявил Дар у меня, еще у Гришки Степанова и Машки Голубевой. Мой оказался самый сильный. После чин чинарём заключили договор с нашим семейством. Бате сто рублев золотом, а меня в гридни определили на полный кошт, да еще кажный божий месяц двадцатку ассигнациями выплачивают. Не жисть — малина.
— Да! Глашка девка горячая, если б в гридни не взяли, женился б на ей, да крестьянствовал потихоньку, а оно эвон как вышло. Меня теперь в деревню дрыном не загонишь опосля столичной-то жизни и барышни там не чета нашим сельским, гладкие, нежные, обходительные… Хотя всё одно баба она и есть баба, в темноте не разобрать, где крестьянка, где барышня.
— А мне пока что не до баб и девок было, полгода наш набор гоняли как сидоровых коз. Особливо тяжко пришлось, когда за Грань отправили.
— Ну и как тебе за Гранью? — с нескрываемым интересом спросил Степан.
— По первости хреново. Помню, когда совсем малым был, взрослые парни надо мной покуражились — посадили на качели и раскачивали пока не облевался. А потом меня еще долго мутило и голова кругом шла, шагу ступить невозможно. Считай, больше часу на травке отлеживался. Вот примерно так там себя и чувствовал. Потом правда попривык малость, но все равно тошнота и головокружение — от этого никуда. Да я от портала практически не отходил. Это чародеям с сильным Даром все ни по чем, они даже в руины уходить рискуют, хотя тоже ненадолго потом также хреново себя чувствуют. А еще голос там меняется, рычишь прям аки труба ерихонская, ну ты и сам о том ведаешь. Пять раз там был и не без пользы, скажу тебе — главный ведун Николай Викторыч отметил усиление моих мажеских способностей ажно в три раза.
— Ух ты! А у меня прирост всего в половину от первоначального, — с легкой завистью в голосе сказал Степан, — так чего же тебя такого даровитого сюда прислали? Может из тебя еще один ведун получился бы?
— Не, ведун не выйдет, только стихийник сильный, — возразил Василий, — а послали меня сюда по рекомендации именно Николая Викторыча, велел полгода держаться как можно дальше от Врат, дескать, Источник может перенапрячься и схлопнуться, тогда вообще чародейских способностей лишусь. Ну меня на подмену Ветрову и прислали для негласной охраны боярича. Грят, лихой он шибко, так в бой и рвется.
— Это здорово, что именно тебя прислали, все-таки не чужой человек, с одного села. Давай еще по одной, да спать.
— Давай, брат еще по одной, согласился Василий.
Тихонько булькнуло. Гридни выпили, закусили, затем еще разок дружно отлили, похоже перед самогонкой изрядную толику пивка или бражки приняли на грудь. Затем слиняли также тихо, как и появились.
Я же после их разговора призадумался. Меня взбудоражил один момент из их разговора. Получается, у боярского рода Орловых, скорее всего не только у них, имеется возможность отправлять людей куда-то за Грань. Судя по тому, что в этом месте резко понижается тембр голоса и наличию руин, это именно то самое место, где мне довелось побывать несколько лет назад. Точнее мир один и тот же, но выходы в разные места. И еще один момент — этот парнишка Василий, да и все прочие чародеи испытывают там существенный дискомфорт. Я же, находясь в запорталье, ощущал лишь подъем душевных и физических сил и никаких отрицательных эмоций не испытывал. Странно как-то! Неужели я один здесь такой особенный? То, что боярские чародеи используют чужой мир для прокачки способностей одаренного для меня также стало едва ли не откровением. По всей видимости, будь у меня возможность свободно посещать иную реальность, мой Дар уже давно вырос бы многократно. Ладно, я не ропщу. По моим внутренним ощущениям мне осталось не так уж и долго прокачивать Источник, для того, чтобы я смог прогнать через свои каналы необходимый объем энергии за определенный промежуток времени, чтобы наконец-то распахнуть врата в мир полуразумных гэвов.
Однако время приближается к двум ночи. Через час мне нужно быть в расположении. Пора будить Веронику и заняться с ней тем, для чего я сюда собственно и пришел.
Последующие пару дней из моей головы не выходил смысл подслушанного ночью разговора двух орловских гридней, коих чадолюбивый родитель прислал для охраны драгоценной тушки своего дорогого сыночка. А я и не знал, что в одной дивизии с ним служим. Интересно, в каком полку Виктор Александрович взводом командует? Для ротного он вряд ли созрел, хотя кто его знает, боярич все-таки.
Вот оно как судьба-злодейка играет людьми. Совсем недавно студент, потом подследственный по делу об избиении двух высокородных придурков с их кучером, далее вольноопределяющийся курсант школы младших командиров, выпихнутый оттуда едва ли не пинками в звании сержанта, теперь командир отдельного взвода снайперов, по должности, пожалуй, повыше простого взводного лейтенанта Орлова буду. Вот как бы донести до него эту информацию, нехай обзавидуется их благородие стремительному карьерному взлету простого парня, которого он едва не отправил на каторгу. Хе-хе-хе!
Впрочем, я человек неглумливый и немстительный, пусть себе живет в розовых иллюзиях, что жизнь удалась только у него. И пожалуй, мне все-таки не стоит дразнить гусей.
А на третий день после той памятной ночи наш полк действительно был поднят по тревоге. Если быть точным, случилось это в четыре утра. Вот любят отцы командиры не дать выспаться своим подчиненным, а мне так и подавно, поскольку едва сомкнул глаза после бурных страстных прощаний со своей ненаглядной Викторией. Обещал непременно вернуться с войны и забрать её. Обманул девку, да простит меня Господь. Откровенно говоря, я за нее не переживаю, найдет себе другого и со своим железным характером сделает из него покорного подкаблучника. Мне же столь незавидная роль как-то претит.
После общего построения полка наш отец родной подполковник Милославский-Дружинин в краткой но пламенной речи благословил бойцов на ратный подвиг. Затем раздал командирам подразделений письменные распоряжения о порядке погрузки на транспортные суда, и мы двинули дружно строем в Астрахань, где нас уже поджидали более сотни самых разных посудин от большегрузных морских пароходов до рыболовецких парусных шхун небольшого водоизмещения. В одну из таких посудин целиком погрузился мой взвод со всем своим скарбом.