…Но ни просчитались,
Окруженье пробито,
Нас теперь не догонит
Автомата заряд.
По тундре, по стальной магистрали,
Где мчится скорый «Воркута-Ленинград»…
В расположение русских войск мы вышли через четыре дня после памятной встречи с диковатым мужчиной. Сделали это мы в составе восьми десятков повозок с освобожденными из плена бойцами, к которым присоединились на второй день от начала нашего эпического похода. Бойцы и офицеры двести тридцать третьего драгунского полка были буквально обескуражены при нашем появлении в расположении русских войск. И не мудрено, непонятно откуда на их головы свалились четыре с лишним сотни человек, большинство которых, были буквально на пределе физического истощения. Данный факт впоследствии повлиял на отношение русских к пленным персам. Впрочем, это уже совсем другая тема, лично ко мне и моим военным приключениям никакого отношения не имеющая. Прошу прощения, как-то сумбурно начал свой рассказ, пожалуй, стоит вернуться к событиям прошедших дней и рассказать обо всем по порядку.
Итак, значит, сидим мы на поляне, наслаждаемся дразнящим запахом классического узбекского плова, тут из лесной чащи выходит человек… Хотя, не стоит повторять то, что уже ранее поведал.
Вид грязного обросшего волосами, к тому же горько плачущего мужчины вызвал в моей душе приступ такой жалости, какой я вряд ли когда испытывал даже по отношении к себе. Это сколько же всего плохого нужно пережить, чтобы вот так буквально по-детски рыдать взрослому человеку?
Как сказал один древний мудрец: «Все в этой жизни проходит». Успокоился наконец и незнакомец. Обвел помутневшим взором нашу группу и, возможно, по причине наличия на моих плечах погон, обратился именно ко мне, как к лицу официальному:
— Уважаемый господин офицер, не знаю, как вас величать по званию, поскольку таких знаков различия во времена моей службы в армии еще не было, да и форма тогда была совершенно другая. Позвольте одинокому беглецу присоединиться к вашей приличной компании?
— Прошу прощения, но я не офицер, а всего лишь прапорщик Российской Армии. Воронцов Андрей Драгомирович, — и отчего-то дурашливо добавил на благородный манер: — Прошу любить и жаловать. Я представился, теперь хотелось бы узнать и ваше имя.
Мужчина ненадолго завис, закатил глаза к небесам. По напряженному выражению его лица несложно было догадаться, какие грандиозные мыслительные процессы происходят в этой косматой голове. Наконец он вернулся в реальность и отчего-то виновато посмотрел на меня.
— Не имею представления, молодой человек, кто я и как меня зовут. Память будто напрочь отшибло. Знаю лишь, что я русский по национальности, православный христианин по вероисповеданию… Да!.. Еще у меня была когда-то семья — жена, дети, но ничего определенного вспомнить не могу.
— Вы только не переживайте, — я поспешил успокоить своего визави, — как студент-медик, прервавший на время процесс своего образования, — при этом я скользнул выразительным взглядом по виновнику столь резкого загиба в моей судьбе. Орлов все понял и смущенно отвел глаза в сторону, — смею вас уверить — память ваша со временем восстановится. Так оно часто бывает, из-за перенесенного стресса человек теряет все воспоминания о предыдущей жизни и даже забывает собственное имя, а потом неожиданно — бабах! — и все вновь возвращается на круги своя. Что же касаемо вашей просьбы, долг русского человека оказать всемерную поддержку всякому соотечественнику, оказавшемуся в затруднительном положении. Подвигайтесь ближе к костру, скоро плов в казане дозреет… Вот только, не в обиду сказано, перед едой вам бы не помешало помыться и переодеться.
После этих слов я развязал тесемки своего вещмешка и достал оттуда персидскую военную форму, при этом мысленно погладил себя по голове за неискоренимую склонность к хомячеству. А ведь выбросить хотел, но рука не поднялась, как знал, что пригодится. К сожалению, лишней обувки подходящего размера у меня нет в наличии, но, судя по мозолистой подошве «дикаря», она ему пока без особой надобности. Также извлек из недр баула большой кусок вонючего солдатского мыла и прихваченное из офицерского узилища свежее полотенце. Прежде чем передать мужчине одежду, срезал с нее все знаки различия, чтобы в будущем ненароком не приняли за врага.
Пока мужчина с удовольствием плескался в ледяной воде горного ручья, смывая с тела застарелую грязь, я продолжил заниматься готовкой нашего обеда. Тем временем офицеры обсуждали странного пришельца.
— Эко человеку досталось! — сказал Новиков. — Похоже, также, как и мы из плена бежал.
— Или из рабства, — заметил Евгений Михайлович. — Магометане часто используют захваченных христиан в качестве бесплатной рабочей силы, хотя и своих единоверцев так же закабаляют.
Разговор продолжил капитан Максимов:
— Судя по шрамам на теле, доставалось ему изрядно от своих хозяев, а это означает, что наш новый попутчик человек неуступчивый и с характером.
Орлов проигнорировал появление какого-то дикаря и своими впечатлениями о незнакомце делиться не стал и вообще после данного ему укорота старался помалкивать. Обиду, конечно, он на меня затаил, Плевать, на обиженных воду возят. Попытается мстить, крепко пожалеет.
Офицеры недолго мусолили тему «дикаря», поскольку у каждого своих проблем хватало. Никто из них вопрос будущего возвращения к своим так и не поднял, но меня-то не обманешь с моим ментальным чутьем. Практически все они в той или иной степени переживали на сей счет. Меньше всех волновался капитан Максимов, а вот лейтенант Новиков был едва ли не на грани самой настоящей паники. Внешне это не было особо заметно, зато внутри юноши все «шипело» и «шкворчало», будто кусок сала на раскаленной сковороде. Причины этого его весьма престранного состояния для меня были непонятны. Ну побывал в плену, так выбрался же оттуда без урона офицерской чести и человеческому достоинству. От сотрудничества с врагом отказался. Скорее всего, переживает по поводу утерянного чародейского Дара? Жалко, конечно, парня, хоть он индюк заносчивый, но особого вреда мне не нанес, обидно было, когда меня как пацана безмозглого их благородие отчитывали в столовой, по морде ведь не дал и слава Богу, ответные меры применять не пришлось, тогда бы для меня оставалась единственная дорога в далекую Венесуэлу (или как она называется в этой реальности) и перспектива стать нефтяным магнатом, как когда-то планировал в случае моей отправки на каторгу. Теперь мы где-то квиты — этот вельми гордый типчик вынужден подчиняться какому-то безродному прапорщику. А может быть, его именно этот факт и смущает? Не стану ломать голову, постараюсь на первом же ночном привале облегчить страдания юноши, ведь я не только целитель тел, но чуть-чуть и душ. Немного помагичу, не в ущерб собственному Дару и приведу его нервную систему в порядок. Эх, если бы мои прежние чародейские способности остались со мной, я бы попробовал восстановить его Источник. Орлову бы не помог этому — да. Не знаю почему, но мне именно этого парня откровенно жалко. Хотя почему бы и нет? Попробую потихоньку залатать, как недавно свой, может чего из этого и получится, а еще дополнительный опыт не будет лишним.
Также меня очень сильно волнует мужчина, который в настоящий момент натирает тело импровизированной мочалкой из травы, намыленной ядреным солдатским мылом, при этом от удовольствия аж повизгивает и покряхтывает. Его Источник в ментальном зрении светит будто маленькое солнышко. Чародеев со столь мощным Даром мне пока что не доводилось встречать. Интересно, каким образом этот человек вообще смог оказаться в плену или рабстве? Манипулировать кому-то стороннему столь серьезной колдовской силой практически невозможно. М-да, как говаривала самая известная героиня книг Льюиса Кэролла: «Все страньше и страньше! Все чудесатее и чудесатее! Все любопытственнее и любопытственнее!»
На всякий случай я предельно закрыл от внешнего сканирования свой Дар, точнее то, что от него осталось. Всё, теперь для всех я индивид с крайне скромными возможностями целителя, практически бездарь.
Вернувшись к костру, облаченный в форму сарбаза мужчина подошел ко мне и вопросительно посмотрел на висящий на поясе нож.
— Молодой человек, позвольте воспользоваться вашим кинжалом — волосы укоротить, и ногти подстричь. Уж больно выглядят неаккуратно.
Нож я ему не дал даже не из опасения, что нападет. Его чародейских возможностей вполне хватает, чтобы перемешать всех нас в труху. Снова залез в свой бездонный баул, извлек оттуда трофейный немецкий несессер с ножницами, бритвой с помазком, небольшим зеркальцем и прочей мыльно-рыльной благодатью. После чего обратился к нему со словами:
— Присаживайтесь на вон то поваленное дерево, — я показал рукой на толстый ствол, валявшийся неподалеку от ручья, — попробую вам подсобить в столь невеликой малости.
Мужчина не возражал. Спокойно уселся на предложенное место.
Едва я коснулся пальцами его шеи, сработал мой талант ведуна. Информация об этом человеке бурным потоком хлынула ко мне в мозг. Епрсть! Да это же родной батя бывшего владельца моего тела сам Драгомир Германович Иноземцев! Вот откуда он мог свалиться на мою бедную голову?! И как бы из-за этого чего дурного для меня не вышло! Это же надо, какой фортель зарядил Его Величество Гадский Случай! Столкнуться в какой-то сраной дыре нос к носу с родным батей тела моего реципиента, к тому же, весьма и весьма сильного одаренного! Вот вам и теория вероятности. Господин Рандом рулит со всей своей бессмысленной беспощадностью. Если найдется какой умник, пусть подсчитает математическую составляющую вероятности нашей случайной встречи, а я пока что просто оху… пардон, охреневаю.
Насчет «бурного информационного потока», поступающего в мой мозг, я, вообще-то изрядно преувеличил, он оказался довольно ограниченным. Кроме личности этого человека были лишь обрывки из его прошлой жизни — наиболее яркие образы. Вот он маленький мальчик, которому разрешили впервые самостоятельно без подстраховки дядькой-воспитателем прокатиться на лошади, и пусть это всего лишь маленький пони, ощущения бесподобные. А это дуэль на шпагах с курсантом Роговым и первая взятая им кровь. Боже, словами не передать, как же он тогда ненавидел этого заносчивого подонка, посмевшего паскудно выразиться о Катеньке Верещагиной, в которую он был безумно влюблен. Женитьба на Наташе Шуйской — следующий эпизод. Брак не по любви, а по расчету, а также из-за генетической и магической совместимости юноши и девушки. Словами не передать, как же он был тогда несчастен! Однако супротив патриаршего решения не попрешь. Если бы тогда он сам был бы главой рода, непременно выбрал другую кандидатуру в жены. Еще множество подобных ярких сцен из жизни Драгомира Иноземцева (назвать его отцом, как-то язык не поворачивается) промелькнули в одно мгновение перед моим внутренним взором и все это в весьма сумбурном обрывочном виде. Не позавидуешь тому кавардаку, что сейчас творится в его голове. Лично для меня подобный сумбур, скорее, полезен, он пока мешает весьма продвинутому магу адекватно воспринимать реальность и делать определенные логические выводы. То есть в настоящий момент ему не до меня и это прямо-таки здорово. И не нужно обвинять меня в предвзятом эгоизме, своя рубаха для каждого индивида завсегда ближе к телу, тем более, сам я ничего плохого ему не делаю и не желаю зла.
Однако наибольший мой интерес вызвали воспоминания последних лет жизни Иноземцева, также обрывочные и бессистемные, при этом очень яркие. Вот он заперт в каком-то темном ящике, судя по неравномерной тряске, его куда-то везут по не самой гладкой дороге. Многочисленные попытки обратиться к своему Дару для прояснения обстоятельств к успеху не привели. Чтобы восстановить связь с Источником он, было, попытался войти в медитативный транс, но не случилось. Снаружи началась беспорядочная стрельба. В какой-то момент повозка, на которой находился ящик с его телом куда-то понеслась. Удар о водную поверхность, предсмертный крик какого-то животного, шум бурлящего потока и треск ломающегося дерева. Яркий солнечный свет, мощный удар головой о камень, темнота.
Далее он очнулся на каменистом берегу горной реки. Непонятно, то ли сам он выбрался из воды, то ли его выкинуло. Боль, страшная боль раздирает все его сильное тело. Вокруг какие-то женщины с закрытыми черными паранджами лицами, что-то бурно обсуждают. Вновь темнота. Следующее воспоминание — он бредет куда-то по горной дороге. К нему обращаются какие-то люди на незнакомом языке. Он не может им ответить, поскольку ничего не понимает. Изредка кто-то сердобольный дает ему кусок лепешки, сыр, или еще какую еду — тоже яркие воспоминания ибо редкие.
А вот больной ребенок, он умрет, если ему не помочь. Мужчина способен оказать помощь и спасает дитя. Радость на душе.
Одно из последних воспоминаний — он привязан к позорному столбу, и его тело нещадно секут замоченными в крепком солевом растворе прутьями. Адская боль не позволяет сосредоточиться, чтобы облегчить собственные страдания. Рядом глумливая рожа с выпученными от радости глазами, что-то говорит, а что именно, непонятно. После того, как пытка закончилась, он до наступления темноты валялся у стенки какого-то здания, «зализывая» полученные раны. Никто из местных жителей не подошел к нему, чтобы хотя бы дать напиться. Ничего, выжил, немного оклемавшись, дополз до ближайшего вонючего арыка и утолил мучившую его жажду. Ночью звериное чутье привело его к поместью мучителя, и тот был заслуженно наказан. После удачной мести, он неожиданно для себя осознал, что оставаться дальше среди этих людей он не может. Откуда-то из подсознания к нему пришло понимание, что где-то далеко на севере есть место, там он будет среди своих и никто более не посмеет его обидеть. На этом, пожалуй, и все. Хотя был еще один курьезный случай. Батя умудрился умыкнуть казан с пловом у двух каких-то забавных персонажей, похоже, контрабандистов. Он даже расплатился с ними толстенным лопатником, прихваченным из спальни покойного иранского вельможи. И самое последнее воспоминание перед окончательным просветлением сознания моего «отца» — запах, манящий запах плова, который будто нить Ариадны привел его к нашему лагерю.
Еще раз повторюсь, все эти образы промелькнули в моей голове буквально в считанные мгновения. Клиент, которого я собирался обиходить, как это ни странно, ничего не заметил и не отреагировал на мое краткое замешательство. Я же, в свою очередь, постарался еще больше изолировать свой Источник от любого стороннего взгляда и поневоле, возблагодарил Высшие Силы (в которые не очень верю) за то, что от моего недавнего Дара остались сущие крохи. В будущем, надеюсь, все восстановится, но сейчас для меня крайне полезно быть слабым одаренным, дабы не привлечь к своей персоне интерес Драгомира Германовича.
Ну нет у меня ни малейшего желания вступить в роды бояр Иноземцевых, иже с ними Шуйских, тем более в свете предстоящих плюшек от Государя Императора. Сам стану кузнецом своего счастья. САМ и только САМ! И никакая сомнительная родня, которая для Андрея Воронцова и не родня вовсе мне не нужна. Сейчас я свободен аки птиц небесный. Войду в род, окажусь в золотой клетке, даже жену не позволят самостоятельно выбрать, всё ведуны порешают, чтобы, значит, случить с кем нужно для получения наиболее ценного потомства. А вот хрен всем им по всей их морде, да с отворотом! Я и только я буду решать, что мне делать и с кем заводить детей. А Иноземцевы с Шуйскими и без меня разберутся со своими проблемами. Батя эвон какой крепыш, вернется к обязанностям главы рода, ведуны подберут ему очередную жену по понятиям, будет страдать, но «грызть тот кактус», новых детей нарожает, хоть и не по любви, но вельми одаренных и будет жить-поживать, да добра наживать. При случае горько вздохнет, помянув невинно убиенных жену и деток. Постепенно время всё сгладит и жизнь его наладится.
Пока стриг и брил Драгомира Германовича старался никак не проявить бушевавшую в моей душе бурю. Мне это удалось, даже ни разу не порезал своего клиента. Ловко, будто занимался этим всю свою жизнь, сначала укоротил бороду и усы ножницами, затем соскоблил оставшийся волос бритвой. С излишками шевелюры на голове расправился посредством ножниц и расчески. Результат меня порадовал, если бы не изрядно покоцанная физия, мой батя был бы еще тем красавцем. Хоть оно и принято считать, будто шрамы мужчину украшают, однако, в данном случае, это утверждение, на мой взгляд, весьма и весьма спорно.
Тут поймал себя на мысли, что как-то ненормально переживаю за этого человека. Драгомир Иноземцев сильный маг, вполне возможно в статусе ведуна, ему ничего не стоит полностью убрать шрамы с тела. Непонятно, почему он раньше этого не сделал? Других лечил, а о себе как-то не позаботился. Наверное, это связано с травмой головы, полученной при ударах о камни во время вынужденного заплыва в горном потоке. Ладно, теперь вроде бы очухался, в дальнейшем сам о себе позаботится.
Ногти на ногах и руках он состриг сам — не хватало еще мне этим заниматься. Ну не мастер педикюра я ни разу, хоть цирюльник из меня вроде бы получился неплохой. Хе-хе!
После означенных выше процедур мы ели вкуснейший плов. Подполковник с капитаном пытались что-нибудь разузнать об обстоятельствах появления престранного человека в этом месте. Однако Иноземцев лишь разводил руками, но назвать своего имени и фамилии так и не смог. Странно, может, темнит, не доверяет, а может быть, действительно еще не вспомнил, кто он есть на самом деле. Лично я устанавливать истинные причины его поведения не собираюсь. Как вернемся к своим, им займутся армейские целители, а ментаты быстро установят его личность и со всем возможным пиететом передадут магам рода Иноземцевых. Так что я за его судьбу не беспокоюсь, главное доставить до нужного места.
После небольшого отдыха оседлали лошадок и двинули в направлении движения колонны освобожденных пленных. До вечера так и не смогли их догнать.
Той же ночью, не откладывая задуманного в долгий ящик, я все-таки умудрился залатать Источник лейтенанта Новикова. «Заклеил» стенки, добился слабого наполнения, затем слегка расширил каналы, чтобы обеспечить свободный выход избытков энергии. Если чудить не станет, то есть — перенапрягать свой Дар, через год-два все вернется к нормальному состоянию. Утром намекнул ему, мол, как медик, к тому же одаренный, наблюдаю небольшой прогресс восстановления его чародейских способностей, однако перегружать Источник пока не стоит, в противном случае можно навсегда остаться бездарем. По загоревшимся глазам лейтенанта и резко подскочившему настроению несложно было догадаться, что мои слова легли на благодатную почву. Однако веселое настроение Новикова продолжалось недолго, вскоре лейтенант вновь впал в черную хандру.
Особо мы не торопились, лошадок не гнали, поэтому подводы увидели лишь к обеду следующего дня. Поначалу нас приняли за погоню противника, даже пальнули в нашу сторону, благо мимо. Пришлось мне привязать к стволу винтовки одну из своих запасных портянок. За белый флаг вполне сошло. Когда подскакал к телегам, меня узнали и встретили радостными приветственными криками. Потом и остальных товарищей из моей кавалькады приняли без эксцессов, впрочем, сильно дивились на странного диковатого мужчину, но не цепляли и ладно.
Прапорщик Коновалов тут же предложил мне принять бремя власти над вверенным ему контингентом, но я отказался. Он добровольно взялся за этот «гуж», практически довел людей до расположения русских войск, с моей стороны было бы чистой воды свинством отбирать у этого человека хотя бы малую толику его будущей славы и наград.
По большому счету, этого добра мне должно перепасть с избытком. Дело в том, что так называемый лейтенант Новиков оказался младшим из царевичей. Нет, я не лез под его личину, просто к концу похода наложенный конструкт сам собой развеялся, а в истинном обличье узнать Его Императорское Высочество Великого Князя Даниила Петровича Бельского не составило ни малейшего труда не только для меня, но и для всех окружающих.
Царевич поначалу был шокирован фактом всеобщего узнавания. Потом перестал обращать внимание на восторженные взгляды и перешептывания рядовых бойцов за спиной. Это надо же, сам Великий Князь оказался в персидском плену, и им, простым парням, в основном из крестьян, повезло лицезреть воочию этого небожителя. Вернутся по домам, расскажут, как хлебали щи из одного котла с наследником престола, никто не поверит.
Насчет общего котла, я, конечно, слегка загнул. Дело в том, что вопросами кормежки офицеров и своего папахена занимался исключительно сам, дабы исключить малейшую вероятность несварения их нежных желудков. Мне этих соколов нужно довести и сдать на руки компетентным органам в животе и здравии, тем более в наши скромные ряды затесалась столь высокая персона.
Вот интересно, на кой ляд этот высокородный юноша вообще поперся на фронт? Героические подвиги совершать? Наверное. Насколько мне известно, его родной отец, нынешний Император Всея Руси, в юном возрасте бороздил просторы Мирового Океана и умудрился принять участие в войне со шведами за обладание Финляндией. Вроде бы знатно отличился в той компании. Вот и решил наследник престола последовать по стопам отца. Вот только крепко ему не повезло, попадание в плен весьма неприятный факт, который может негативно отразиться на его карьере. А еще, его, мягко говоря, неправильное поведение в бою с превосходящими силами противника, о котором непременно доложат царю. Теперь мне понятен мрачный вид юноши на протяжении всего нашего похода. Не хотелось бы мне оказаться на его месте во время встречи с горячо любящим родителем.
К вечеру четвертых суток похода наш конный поезд был замечен передовыми разъездами двести тридцать третьего драгунского полка. Тут также не обошлось без недоразумений. Нас приняли за наступающего противника. И вновь моя портянка послужила делу мира и взаимопонимания между людьми. Вот так, обычный льняной лоскут помог всем нам избежать ненужных неприятностей.
Разобрались, нас препроводили в расположение полка. А когда узнали о присутствии в наших рядах Его Императорского Высочества, всё вокруг забурлило. Мне же эта движуха из немыслимого количества понаехавших генералов и офицеров высоких званий напомнила бурление в уборной, после того, как я туда по младости лет запулил уворованный у бабули брусок дрожжей.
Случилось со мной подобное в классе седьмом во время летних каникул. А все дело в научном споре с одним соседским парнем. Тот сказал, что если в толчок кинуть дрожжи, произойдет бурная реакция. Я же самый умный городской, утверждал что ничего подобного произойти не может, поскольку дрожжевой грибок питается исключительно сахаром, а в выгребной яме сахару, как известно, взяться неоткуда. Сахар отсутствовал, а вонь, бурление и мощный выброс пены на половину двора были налицо. Пришлось объяснять деду с бабушкой причины туалетного бурления. Так мол и так, эксперимент ради установления научной истины. Как ни странно, я был понят и прощен. Дед лишь ехидно заметил:
— Чисто Менделеев растет у нас в семье, бабка. Глядишь когда-нить Нобелевку отхватит.
Великий химик из меня не получился. А вышел обычный менагер или офисный планктон — это если объективно. Субъективно я, разумеется, считал себя пупом земли и весьма удачливым человеком, ухватившим от той жизни приличный «кусок пирога». А по сути, штаны в креслах протирал, людям мозги компостировал, теперь вспомнить противно, какой ерундой занимался.
Дальнейшие события закрутились, завертелись в непрерывном калейдоскопе и коловращении. Рядовых бойцов, в зависимости от их состояния распределили по их родным частям, либо по госпиталям. Меня вместе со спасенными офицерами, включая примкнувшего Иноземцева, отправили в Баку. Там поселили в одном из дворцов какого-то богатея и заставили заниматься форменным бумагомарательством. Никогда раньше не описывал в таких подробностях все перипетии собственной жизни. А потом все мною написанное, я должен был озвучить двум офицерам контрразведки, один из которых был сильным менталистом. Три дня меня мурыжили, аки Тузик грелку. С гордостью признаюсь, из этой схватки я вышел победителем — ничего лишнего не ляпнул, при этом представил вполне объективную картину своих действий как во время боя, так и впоследствии в тылу противника.
В конечном итоге от меня отстали. Я был удостоен личной встречи с генерал-лейтенантом Красновым, назначенным к тому времени командующим всеми войсками закавказской группировки, а также пяти пехотных дивизий и десяти конных полков, подошедших к тому времени из европейской части Российской Империи.
Прокопий Митрофанович принял меня очень тепло, даже обнял и по русскому обычаю расцеловал троекратно. Пришлось терпеть, поскольку не любитель я всех этих мужских лобызаний, хотя бы и без всякого намека на нехорошее. Однако смущению моему не было предела, поскольку в генеральском кабинете находилось масса служивого люда в высоких званиях. Впрочем, никто из них даже не хихикнул ибо не видели в этих телячьих нежностях ничего предосудительного.
— Орел! — пророкотал басовитым голосом генерал. — Хоть из вольноопределяющихся. — Не понимаю, чем этим воякам не угодили вольнопёры? Похоже, всему виной закоренелый снобизм военных в отношении гражданских лиц, каким-то непонятным образом оказавшихся на войне. Ладно, пусть себе считает гражданских недочеловеками, поскольку строем не ходят. Тем временем генерал продолжил ораторствовать: — Однако, прапорщик, избавить от позора плена четырех российских офицеров, в том числе самого Великого Князя, да еще вернуть Родине четыре сотни рядовых бойцов! Однако! Про подорванные склады неприятеля также следует упомянуть. Крепко ты помог нам, Андрей Драгомирович! Крепко. Ты настоящий герой¸ Воронцов! Не удрал трусливо из тыла врага, а навредил ему изрядно — это по-нашему, по-русски!
— Но Ваше Высокопревосходительство, — я скромно потупил глазки, — без всемерной помощи прапорщика Коновалова и его людей у меня ничего бы не вышло.
— Вот, он еще и скромняга! О едва знакомых ему людях заботится. — Генерал обвел орлиным взглядом присутствующих в кабинете офицеров, мол, берите пример. — Ты за других, прапорщик, не переживай. Всех достойных и наградят достойно. — Собственный, выданный экспромтом каламбур изрядно повеселил военачальника, он раскатисто расхохотался, а следом за ним и все прочие присутствующие в помещении лица. Я также не отстал, хоть и было не очень смешно, но соответствовать пришлось, чтобы не обидеть уважаемого человека и тем самым, упаси Господь, не накликать на себя беду. Изрядно отсмеявшись, генерал смахнул слезу со щеки и обратился ко мне уже серьезным тоном: — Итак, Воронцов, теперь твоя дальнейшая судьба находится в юрисдикции Канцелярии Его Величества. Завтра получаешь все необходимые документы, иже с ними полагающиеся выплаты и отправляешься домой в бессрочный отпуск с сохранением права ношения мундира и выплаты ежемесячного должностного оклада. Гордись, солдат, — в голосе генерала промелькнули отеческие нотки, — сам Государь Император озабочен твоей судьбой. Вполне вероятно, ты еще вернешься в свой родной полк, вот только совсем в ином качестве. Засим, свободен, прапорщик Воронцов, можешь до завтра отдыхать. С утра изволь явиться в штаб.
Генерал хотел было заняться другими делами с присутствующими офицерами, однако я, набравшись наглости, обратился к нему:
— Ваше Высокопревосходительство, небольшая к вам просьба.
— Слушаю, Воронцов.
— Разрешите перед отъездом навестить свой полк. Негоже как-то уезжать, не попрощавшись с боевыми товарищами и командирами.
— Хорошо, прапорщик, три дня тебе хватит?
— Вполне.
— В таком случае, разрешаю. Но чтобы по истечении данного срока находился на борту судна, отбывающего в Астрахань.
— Есть, Ваше Высокопревосходительство! Разрешите выполнять!
— Выполняй, прапорщик и, — голос генерала как-то подобрел, — удачи тебе, сынок.