Воплощённый 2. Падение рода

Глава 7

Кабинет директора школы № 7 подготовки боевого резерва практически не изменился. Тут всё было пропитано духом прежнего владельца. Предметы мебели, тональность освещения, мелкие детали интерьера. Как будто и не было этих сумасшедших нескольких дней. Не было смертей и ужасов Вторжения.

Новый владелец кабинета не вписывался в старый интерьер. Он смотрелся тут как гость, случайно заглянувший на аудиенцию к хозяину, но, ему было наплевать. Он не спешил всё переделывать под себя, наводить свой порядок в мелочах, обоснованно считая, что мелочи — подождут. Есть дела и поважнее, требующие от нового директора пристального внимания.

Например, старый «друг», с которым когда-то давно служили в подразделении, название которого секретно и по сей день.

Старый друг не был самым важным из дел, решить которые его сюда и отправили, и даже целый канцлер империи потратил кучу личного времени на подробный инструктаж. Он был лишь первопричиной этих дел, поводом, давшим возможность Сухаревым запустить в вотчину Апраксиных своих магов, не окольцованных клятвами и постоянным контролем. Жертвой во имя. Хоть и случайной. Повторяя почти один в один ситуацию двадцатилетней давности, когда их пути-дорожки разошлись, сам будущий директор школы продолжил служить, а будущий врач был комиссован по состоянию здоровья.

Расстались они тогда грязно. Будущий Вермайер затаил на своего бывшего командира зло, искренне считая, что его жертва была излишней, что боевая задача могла быть решена совсем иными силами и средствами. Но, надо отдать должное, считая так с самого момента получения приказа, этот приказ выполнил. Клятвопреступником не стал.

Чем заслужил ещё немного уважения своего бывшего командира.

И сейчас, спустя двадцать лет, судьба снова свела бывших сослуживцев, снова делая одного из них жертвой, а второго принуждая использовать эту жертву.

Из уважения к боевому прошлому, литрам крови, пролитым вместе, спасённым друг другу жизням, новый директор решил поговорить со своим старым «другом», намекнуть на грядущие события, прощупать почву и отношение Вермайера к тому, что желают тут сделать император вместе с канцлером. А может быть, заручиться какой-никакой помощью.

Всё-таки, насколько успел узнать новый директор, положение Вермайера и его племянницы довольно шаткое. Силы за ними нет, верными людьми они не обзавелись. А высунувшись с этим вызовом и став краеугольным камнем виры, стребованной императором с Апраксиных, выжив в интриге родов, они знатно засветились. Да ещё и эта помолвка.

Поддержка им явно не будет лишняя. Даже от такого вот старого «друга». А любая поддержка должна строиться на обоюдной выгоде. Кто, как не Вермайер, может помочь новому директору в поисках Некроманта? Своим доскональным знанием округи и событий, происходивших в ней последние несколько лет.

Поначалу новый директор собирался самостоятельно дойти до лазарета и побеседовать в неформальной обстановке, «по-дружески», проявив уважение. Но лазарет был закрыт для посещений категорически. Да ещё и со статусом «полная блокада». Эхо прошедшего вторжения до сих пор не утихло, видать.

Но ждать, пока будут поставлены на ноги все раненые, новый директор не собирался. Время — ценный ресурс. Потому и вызвал старого «друга» к себе.

— Рад тебя видеть, Бур, — дружелюбно улыбнулся новый директор, увидев на пороге кабинета старого «друга», — заходи, не стой на пороге! И дверь за собой поплотнее прикрой, Настенька вернётся ещё нескоро. Вникает в ваш бардак.

— Не бережёшь ты своих подчинённых, — ответил Вермайер Август Пантелеевич, слегка поморщившись, услышав старое прозвище, но привычно выполнил команду своего бывшего командира и двинулся к столу директора, — ничего не меняется под этим небом.

— Ты как будто не рад меня видеть? — насквозь фальшиво удивился новый директор, выходя из-за стола и делая шаг навстречу старому «другу», — никак до сих пор держишь на меня зло?

— Много лет тебя не видел, Пан, — интонации в голосе Вермайера ничуть не изменись, — и ещё столько же раз по столько бы не видел.

— Я тоже не горел желанием ехать в эту дыру, — криво усмехнулся новый директор, протягивая сухую, но крепкую ладонь для рукопожатия, — но моего мнения никто не спросил.

— Ничего не меняется под этим небом, — повторился Вермайер и вернул кривую усмешку бывшему командиру, пожимая протянутую руку, — давай оставим прошлое в прошлом.

— Хорошо! — искренне обрадовался названный Паном новый директор, — я рад, что время залатало тебя, и ты уже не кидаешься на всех и каждого.

Говоря эти слова, Пан, или Сухарев Степан Карпович, универсал, максимальной для Российской Империи, десятой категории, член младшей ветви императорского рода, один из сильнейших людей в этой части суши, нисколько не кривил душой.

Взгляд старого «друга» пугал. Равнодушный. Неподвижный. Мёртвый.

Так смотрят на неодушевлённый предмет, мелкую помеху, которую собираются перешагнуть, или, на худой конец, поддеть носком ботинка и сбросить с тропы в пропасть. Чтобы другим, идущим следом, не мешалась.

А не на того, кто сломал тебе жизнь!

Вермайер изменился. За те двадцать лет, что они не виделись, он сильно изменился. И взгляд — это была лишь вершина айсберга.

Тестовый импульс магии, отправленный Сухаревым во время рукопожатия, для грубой оценки состояния бывшего «друга», словно на стену наткнулся, вернувшись обратно и сведя судорогой руку. Так бывает, когда магия того, кого пытаются прощупать сильнее магии того, кто это пытается сделать. Существуют ещё защитные заклинания, закрывающие от такого «сканирования», но на докторе не было никаких визуальных эффектов активной магии.

При этом Вермайер никак не отреагировал на действия нового директора. Даже взгляд, тяжёлый, холодный, промораживающий до костей, не изменился. Хотя раньше он попытался бы набить командиру морду. Не в боевой обстановке, само собой. Получить такой импульс во время рукопожатия приравнивалось к прямому оскорблению. Пренебрежению силой собеседника. Полным игнорированием его статуса.

У Сухарева была обоснованная причина для такого действия, которой он собирался прикрыться от возмущения Вермайера, если бы тот проявил ожидаемую реакцию. Старая травма старого «друга» и забота о состоянии здоровья собственного сотрудника, информацию о котором, этот сотрудник, вполне может от нового директора и скрыть. В память о старых отношениях.

Но Вермайер никак не отреагировал на это оскорбление. Как будто его и не было. Лишь сведённые судорогой мышцы руки нового директора, по которым прошёлся отражённый разряд его же собственной магии, говорили о том, что попытка оскорбления всё-таки была.

— Говори, зачем звал, — чуть грубее, чем следовало бы, одёрнул своего бывшего командира Вермайер.

— А может быть, я просто хотел повидать старого боевого друга? — всеми силами стараясь не подавать виду, усмехнулся директор, — такой вариант ты даже не рассматриваешь?

Сухарев судорожно пытался разобраться в ситуации. Понять, что именно со стоящим напротив него доктором не так. Почему от одного его присутствия все чувства истошно вопят об опасности и совершенно не хочется выводить его из себя совсем не опасного, по отчётам наблюдения, инвалида. Калеку.

— Мы никогда не были друзьями, Пан, — снова ровно и спокойно ответил Вермайер, смотря прямо в глаза новому директору и старому командиру, — говори, зачем звал.

Невысказанным осталось многое, но оба мужчины прекрасно понимали, что прошлое действительно лучше оставить в прошлом. Совершенно по разным причинам, но они оба не хотели вспоминать былое.

— Хорошо, Август, в дремучую бездну невежества это прошлое! — взял себя в руки и поменял тему разговора новый директор, — Пригласил я тебя по поводу настоящего и будущего твоего рода, поэтому о нём и поговорим. Вот скажи мне, глава рода Морозовых, чем ты думал, когда ритуал помолвки проводил? Ты же огромную мишень нарисовал у себя на спине! У себя, своей племянницы и её избранника!

В этот момент глаза Вермайера затянуло ярко-жёлтым туманом и воздух в кабинете директора ощутимо потяжелел. Стало теплее. Сеточка мелких трещин с противным хрустом зазмеилась по огромным панорамным стёклам, игнорируя защитные руны, нанесённые на оконные рамы. Защитные артефакты, установленные ещё во время строительства школы, с противным шипением стали чернеть прямо в стенах и потолке, проступая чёрными кляксами прямо сквозь декоративные панели.

— Никогда. Больше. Не трогай. Мой. Род! — медленно, тяжело, словно сквозь силу проталкивая слова, проговорил Вермайер, — Мы сполна за всё заплатили! Больше. Не. Смей!

С последним словом взгляд доктора, словно копьём пригвоздивший нового директора к месту, вспыхнул потусторонним пламенем и Сухарев Степан Карпович, универсал, десятой категории, прошедший огненный ад Турции и ледяной ад Финляндии, совершенно рефлекторно, ломая паралич мышц, отпрыгнул от старого «друга» подальше. Ещё находясь в прыжке, комплексным слово-силием накладывая на себя защиту от стихий и физического урона, и призывая к себе всех своих Воплощённых.

Для боя насмерть.

Не прошло и секунды, в приёмной вдребезги разлетелось окно, а следом с жутким грохотом дверь в кабинет рухнула на пол и внутрь проскользнула быстрая и гибкая фигура каменной горгульи. Следом виднелась ещё одна.

— Совсем сдал, Пан, — равнодушным тоном констатировал Вермайер, даже не повернувшись в сторону новой угрозы, — нервы тебе лечить нужно. Видано ли, напасть на верного вассала. Калеку! После того как он чудом пережил Вторжение. Люди узнают — вовек не отмоетесь вместе с императором! А уж если сюда приплетут виру, которую вы взяли с Апраксиных за это же…

«Калеку»! Ха! Как же!

Все бы врачи в провинциальных школах были такими калеками и весь мир бы склонился перед Российской Империей!

Холодный пот прошиб нового директора, когда остальной смысл слов доктора дошёл до его сознания, работающего в боевом режиме. Запоздалая команда отмены атаки ушла Воплощённым и тройка горгулий, уже успевших набиться в тесный для них кабинет, и окруживших худую фигурку доктора, но медливших с атакой, также стремительно, как и ворвались сюда на защиту Хозяина, покинули уже изрядно разрушенное помещение. Что удивительно, гремлины, охочие до драк даже больше, чем до проказ, из личных покоев так и не показались, хотя им до драки было намного ближе, чем горгульям. И, хвала твердыне знаний, голем был занят на разборе завалов и был далековато от здания школы. А то разрушений было бы…

Всё это молнией промелькнуло в настроенном на смертельный бой разуме мага-универсала и кануло на задворки памяти. Угроза, исходящая от «калеки» была нешуточной и чутьё, выработанное годами жизни на грани, твердило, что Воплощённых он отпустил зря. Спасти — не спасут, но хоть дадут время на подготовку достойного посмертной памяти удара.

Тишина в кабинете затягивалась. Молчал директор, боясь шевельнуться и спровоцировать развитие конфликта, совершенно не понимая ситуацию и выгадывая каждую секунду для оценки и просчёта возможностей и действий противника.

Молчал Вермайер, с удивлением легко взяв себя в руки после вспышки ярости, рассматривая своего бывшего командира спокойным до мёртвого равнодушия взглядом и с удовлетворением отмечая следы растерянности в его глазах и позе.

Постарел Пан. Двадцать лет назад никакие сомнения не остановили бы командира диверсионного подразделения от атаки, коль решение уже принято и подготовка к ней началась. Тот, кто посылал на смерть подчинённых, и сам не раз смотрел ей в глаза, никогда не колебался, нанося удар. Несгибаемая воля, сила и харизма Пана ломала молодых родовых магов, лепя из них послушные орудия, несущие волю императора. Ломала настолько, что они, выполняя его приказ, сжигали свой дар, побигая или становясь калеками. Кто выживал, ненавидели его всю оставшуюся жизнь, но понимали, что подчинились бы и вновь, наступи этот момент ещё раз. Подчинились бы, видя в глазах командира несгибаемую волю, силу духа и непоколебимую уверенность. И от этого ненавидели ещё и себя.

Сейчас в глазах своего бывшего командира Вермайер видел сомнения. Неуверенность. Растерянность. Не страх, нет! Увидеть страх в глазах Палача Императора, чтобы потом об этом рассказать, не удавалось ещё никому. Но даже так, Вермайер был разочарован. И вот этому человеку он подчинялся? Ему он позволил распорядиться своей судьбой? Вот этого человека он ненавидел двадцать лет?

А ещё Вермайер был раздосадован тем, что сорвался. Вполне понимая, что сорвался бы в любом случае, но до ритуала в танатологичке этот срыв превратился бы в нелепый фарс с соплями и пустыми угрозами. Сейчас же он по полной программе засветился перед сильным, умным и опытным магом, который сделает правильные выводы и начнёт копать.

С другой стороны, пусть лучше копают под него, чем под Катюшу с Найдёновым. Это даст им всем время, покажет «деликатность» инквизиции, которая своими действиями раскроет заинтересованность императора в контакте с новой силой.

Откуда-то из приёмной раздался возмущённый голос секретарши, быстро ставший испуганным:

— Степан Карпович, что тут случилось? Степан Карпович, у вас всё в порядке?

Этот испуганный женский голос сдвинул ситуацию с мёртвой точки. Новый директор поднял руки с широко разведёнными пальцами, показывая, что не складывает никаких жестов активации заклинаний.

— Давай успокоимся, и не будем пугать Настеньку больше, чем она уже испугалась, — придав голосу максимально мирных интонаций, обратился к Вермайеру Сухарев, — знаешь, как трудно найти толкового и старательного секретаря? Уволится девочка, я же с ума сойду!

— Давай, — кивнул доктор, успокаивая течение своей магии и совершенно не удивляясь тому, с какой лёгкостью ему даются эти манипуляции.

Угроза, исходящая от худой, высокой и какой-то нескладной фигуры доктора растаяла, как утренний туман под лучами солнца.

— Что тут у вас случилось? — Настенька заглянула в кабинет директора и тихонько ойкнула, оценив светящуюся от влитой защитной магии фигуру директора, прячущегося где-то за разломанным столом, — Степан Карпович, мне вызвать Апраксиных?

— Не нужно, Настенька, — через силу улыбнулся Сухарев и, буквально ломая все свои инстинкты об колено, развеял наложенную защиту, — небольшое недоразумение, всё в порядке. Занимайся своими делами! И вызови кого-нибудь прибраться тут. Через часик.

Дождавшись, пока шаги секретарши затихнут в глубине коридоров, и даже намёка на скрежет обломков кирпича под ногами не будет слышно, директор повернулся к Вермайеру:

— Извини, Август, в дела твоего рода я не лезу! Но, бездна безумия, что с тобой случилось? Чуть, как в старые добрые времена меня не приложил! А ведь лучшие специалисты не давали тебе и шанса на восстановление!

— Сказал, что в дела рода не лезешь? Вот и не лезь! — отрезал Вермайер — зачем ещё звал? У меня в лазарете дел куча, некогда с тобой воспоминаниями обмениваться. Либо говори, зачем звал, либо я пошёл!

Просто так, не прощупав всё, отпускать доктора Сухарев не собирался. Даже с учётом того, что всю нить беседы доктор сжёг, продемонстрировав невозможную силу.

— Племянница твоя, — аккуратно подбирая слова, начал директор, — как и её избранник. Ты же понимаешь, что они числятся учениками школы, а отчисления у нас не предусмотрены. Они должны закончить обучение, пройти выпускные испытания, получить рекомендацию и только тогда станут окончательно свободными. Если, конечно, сразу не подпишут контракт.

— Понимаю, — кивнул Вермайер.

— И то, что они, находясь в составе одной из немногих боеспособных групп, будут постоянно направляться на затыкание всех дыр? Патрулирование, разведка, зачистку территории?

— Понимаю и даже одобряю.

— И то, что я, как директор, будучи озабоченным состоянием здоровья всех учеников и их в том числе, — продолжил плести простую словесную вязь Сухарев, — обязан пригласить медиков из столицы. Только для заботы о здоровье детей! Ты же понимаешь, что всего один квалифицированный специалист на всю школу, да ещё и травматолог, это не нормально!

— Ооо! Вот как ты заговорил! — усмехнулся Вермайер, — понимаю ли я? Да мы с господином Кожевниковым, который до тебя добрые десять лет был директором этой провинциальной школы и держал её на плаву вопреки, а не благодаря, ежегодно бомбардировали мольбами прислать уже даже не деньги на найм, а врачей и учителей все эдиктом положенные службы! Десять сраных лет! Службы, обязанные по личному эдикту императора, поддерживать нас и материально в том числе, а не только специалистами! И ты мне сейчас угрожаешь тем, что выполнишь сокровенную мечту господина Кожевникова?

— Ты же понимаешь, о чём я? — прервал Вермайера новый директор.

— Делай, что тебе велит устав школы! — ответил доктор, — и это не будет вмешательством в дела рода. Выполняй свою работу, а я буду выполнять свою! И мы поладим.

— Тогда не смею тебя больше задерживать, — кивнул Вермайеру на пролом в стене на месте двери в кабинет Сухарев, — мне ещё тут порядок наводить.

И глядя в спину удаляющемуся по коридору доктору, новый директор прошептал себе под нос:

— Я рад, что у тебя всё хорошо, Бур. Но, извини, снова приказ…

И первый отчёт, детально описывающий произошедшие в кабинете события, с его выводами и рекомендациями, уже спустя несколько часов с одной из горгулий был отправлен в Москву. Сухарев искал тех, кто может помочь ему выйти на след Некроманта, советом ли, опытом ли. А нашёл первого подозреваемого, прекрасно подходящего под часть описания, мелким убористым почерком втиснутого в единственную рукописную страницу в той самой папочке, которую даже упоминать за пределами кабинета Канцлера было запрещено, не то, что выносить куда-то.

«…Некромантом может оказаться любой человек. С даром, без дара или перегоревший. Вероятнее всего, изначально без дара или перегоревший. Нежити легко зацепить такого человека обещанием силы. Обязательно изучить любой факт неожиданно проявившегося в старшем возрасте дара или чудесного исцеления старых ран. Обращать внимание на людей, имеющих доступ к мёртвым телам, и на их круг общения. Держать на контроле кладбища, крематории, танатологические секции служб правопорядка и всех людей, имеющих к ним свободный доступ…»