Ворчунов посадили в тюрьму, точнее, в следственный изолятор, располагающийся под залом суда. Выглядел он примерно так же, как тюремные камеры, которые часто показывают в вестернах: эдакая клетка с железными прутьями, где одна внешняя стена сделана из камня.
Лучик оказался в одной камере с Ворчунами, и выглядело это так же, как на обложке этой книги. Единственное различие в том, что на самом деле нос у мистера Ворчуна был перебинтован.
[ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Если бы на обложке мистер Ворчун был изображён с перебинтованным носом, это отпугнуло бы большинство читателей.]
Полицейский, который отвечал за камеры, не хотел пускать Лучика к Ворчунам, однако мистер Ворчун сказал ему, что это их адвокат.
— А уж адвоката вы просто обязаны впустить.
— А это точно ваш адвокат? Слишком молодо выглядит, — заметил полицейский, нахмурившись. Он недоумевал, кто в своём уме станет нанимать такого юного адвоката с такими оттопыренными ушами и такими растрёпанными волосами, да ещё в этом странном голубом платье. А потом посмотрел на Ворчунов. И ему тут же всё стало ясно.
— Ну что ж, ладно, — проговорил полицейский, пропуская Лучика в изолятор. — Имя?
— Прошу прощения? — сказал Лучик.
— Мне нужно записать ваше имя, сэр, — пояснил полицейский и показал на, судя по всему, очень важную книгу, лежащую на его столе в коридоре, куда выходила дверь изолятора. — Чтобы суд знал, кто будет представлять Ворчунов на слушании дела.
— A! — сказал Лучик. Этот момент они не продумали. Ведь он никак не сможет выступать адвокатом во время судебного заседания!
— Лучик, — сообщил мистер Ворчун. — Его зовут Лучик.
— Лучик, — повторил полицейский и начал записывать имя в книгу.
— Через «и», — предупредил Лучик, потому что знал, что некоторые люди пишут не «Лучик», а «Лучек».
— Лучик Черезьи, — повторил полицейский, внося запись в книгу. Он подумал, что Лучик называет ему свою фамилию. Потом он положил ручку, выбрал из связки ключей, висевшей у него на ремне, один и открыл дверь ь изолятор. — Что ж, мистер Черезьи, милости прошу.
— И что теперь? — спросил Лучик, когда дверь за ним захлопнулась.
— Мы попросим судью нас отпустить, — сообщил мистер Ворчун. Он был очень занят: заправлял рубашку в штаны (ему, кстати, удалось починить ремень при помощи старого офисного степлера, который он «позаимствовал» со стола полицейского, пока их загоняли в изолятор).
— Пап, — начал Лучик, понижая голос, чтобы полицейский его не услышал (полагаю, адвокаты нечасто называют своих клиентов «папами»), — если тебе завтра придётся выступать перед судом, ты уже решил, что скажешь?
— От нас потребуется только одно — говорить правду и ничего кроме…
— Бутылочки шоколадного молока? — предположила миссис Ворчунья.
Мистер Ворчун в ответ заворчал:
— Я скажу суду, что веселился в своё удовольствие на ярмарке и, может, и правда врезался в нескольких людей и налетел на пару предметов. Делов-то.
— Может, тебе всё-таки найти настоящего адвоката, пап? — предложил Лучик.
— Адвокаты дорогие! — заявил мистер Ворчун.
— И шумные, — добавила миссис Ворчунья.
— Ты путаешь адвокатов с игровыми автоматами, — заявил мистер Ворчун.
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Нет!
— Да!
— Я думала о вулканах. Вулканы шумные, — заявила миссис Ворчунья.
— Не всегда. Спяшие вулканы не шумят! Ха! — уверенно воскликнул мистер Ворчун.
— Но леди Великаны сказала, что, если у человека нет денег на адвоката, суд предоставляет ему бесплатного.
— То есть? — переспросила миссис Ворчунья.
— Ну, они сами ему заплатят, а тебе этого делать не обязательно, — пояснил Лучик. — Но сложность в том, что придётся соглашаться на того, кого дадут…
— То есть на меня! — провозгласил господин, спешащий к ним по коридору.
— Вы кто такой? — удивлённо спроси я полицейский.
Господин показался Лучику знакомым и в то же время незнакомым. Это был Клумбис, бывший садовник из поместья Великаннов! Но выглядел он совсем не так, как раньше. На нём был сверкающий синий костюм с галстуком, а в руках он держал новенький портфель для документов.
Когда Лучик и Ворчуны впервые оказались в поместье Великаннов, Мими ещё служила там чистильщиком обуви, а Клумбис работал садовником. Но когда лорда Великанна посадили в тюрьму, его жена леди Великанн отпустила слуг. Клумбис был просто на седьмом небе от счастья, что ему больше не придётся сажать цветы, подрезать кусты или проращивать семена. Он терпеть не мог садоводство. Он мечтал быть изобретателем. И действительно изобрёл поразительные вещи. Напримёр, затычку для ванны и галстук. Дверной звонок и велосипед. Надувных дельфинов и подставку под яйцо. Сухую смесь для торта и карамельный пудинг. Но все, абсолютно все его изобретения роднило одно: их уже кто-то успел придумать. Поэтому он расстался с мечтой стать профессиональным изобретателем, покинул поместье Великаннов (а большинство бывших слуг, кроме дворецкого Нектарина, так и остались там жить) и стал ходить в вечернюю школу, ЧТОБЫ СТАТЬ АДВОКАТОМ.
И ему это понравилось. По вечерам Клумбис учился на адвоката, а днём выполнял всякие адвокатские домашние задания. И обнаружил, что у него очень даже неплохо выходит. В итоге бывший садовник начал учиться по УЮП, ускоренной юридической программе, — иными словами, должен был стать адвокатом очень, очень быстро. И ему как раз предстояло проверить, хорош он или плох. Ворчуны должны были стать его первыми подзащитными на его первом слушании в суде!
— Кто я такой? — переспросил Клумбис у удивлённого полицейского. — Я — Клумбис, адвокат, предоставленный судом.
— А кто тогда в изоляторе? — строго спросил полицейский.
— Тоже адвокат, — сказал мистер Ворчун. — У нас их два. В чём проблема?
— Вот именно! — подтвердил Клумбис, который не имел ни малейшего понятия о том, что происходит, однако наслаждался моментом. — Будьте так любезны, оставьте нас с подзащитными наедине.
— Вот только запишу ваше имя, сэр, — сказал полицейский. Он записал имя Клумбиса, а потом сдержал слово и вышел из коридора, закрыв за собой дверь.
— Замечательно! — воскликнул Клумбис. — Давайте же приступим к делу!
Лучик никогда не видел его таким счастливым.
— Не тратьте время, — сказал мистер Ворчун. — В чём бы меня ни обвиняли, я совершенно невиновен. Я только и сделал, что привёз мать миссис Ворчуньи на ярмарку — вот и всё. Остальное…
— Каша! — подсказала миссис Ворчунья.
— Остальное — никакая не каша, ты, комок пыли!
— Гарпун!
— Песочница!
— Градусник!
— Остальное — полная чушь. Я не совершил ни одного из тех преступлений, в которых меня обвиняют.
— Моя работа — сделать так, чтобы вы не сгнили в тюрьме! — провозгласил Клумбис, пододвинул к себе стул и уселся напротив камеры.
— Вам разве не нужно время на подготовку к суду? — полюбопытствовал Лучик.
— Завтра будет не суд, — сказал Клумбис, вытаскивая из портфеля бежевую папку, набитую бумагами. — Завтра пройдёт слушание по делу, на котором будет решаться, нужно ли вообще вас судить — обоих и по отдельности. — Он закрыл портфель, положил его себе на колени, словно поднос, и водрузил сверху толстую папку. — Иначе говоря, может случиться так, что с вас снимут все обвинения — и никакого суда не будет.
— Или? — спросил Лучик.
— Или же они решат, что суд состоится. В таком случае мы условимся о его дате, и потом вас освободят на время, — проговорил Клумбис с лёгкой и неожиданной неуверенностью.
— Или? — спросил Лучик. Опять.
— Или же они решат, что суд состоится, но все обвиняемые или кто-то из них должен будет сидеть в тюрьме до… собственно, до суда, — сообщил Клумбис. — Всё зависит от того, что завтра случится там, наверху, — сказал он и многозначительно показал на потолок камеры, он же — пол зала суда.
— Как вы думаете, как всё пройдёт? — спросил Лучик сквозь решётку.
— Не волнуйся! — успокоил его Клумбис. — Ведь за дело берусь я!
Возможно, Лучика эти слова и успокоили бы, не успей он заметить, что же написано на листках из впечатляюще толстой бежевой папки, лежащей на портфеле, который, в свою очередь, лежал у Клумбиса на коленях.
Ничего.
Страницы были совершенно пусты.