Ворчуны спять влипли!

Глава тринадцатая Тишина в зале суда!

Утром перед слушанием по делу Ворчунов зал суда был набит до отказа. Леди Ля-Ля Великанн ухитрилась впихнуть в свою машину всех своих попутчиков: Нектарина, бывшего дворецкого, который теперь заправлял делами её таверны под названием «Резвая свинка», Агнес, бывшую кухарку и горничную, её мужа Джека-умельца (также известного как Умелец Джек), который раньше чинил всё в поместье, и свинку Малинку.

Машина была крошечной. Нектарин сел на переднее сиденье, рядом с леди Великанн, и изо всех сил старался сохранить прямую, степенную осанку, насколько это вообще возможно, когда колени у тебя прижаты к подбородку. А прижать их пришлось, вероятно, потому, что кресло Нектарина было максимально выдвинуто вперёд, чтобы сзади было побольше места.

Позади него сидели Агнес и Джек, а между ними — свинка Малинка. Из-за того что крыша автомобиля была невысокой и покатой, Джек смог в нём уместиться, только высунув голову и локоть в окошко. Агнес сложилась, как могла, словно оригами. Малинке досталось больше всего места, и вид у неё был такой счастливый, какой только может быть у свинки, теснящейся в машине с четырьмя людьми.

Леди Великанн припарковала машину на одном из немногих свободных мест, оставшихся перед зданием суда. Пассажиры высыпали из салона и принялись разминать ноги, крутить головами, потягиваться и наклоняться — словом, всеми силами пытались оживить затёкшие конечности.

Шея Джека-умельца издала пугающее «ЩЁЛК!», и голова вновь склонилась набок. Джек так и пошёл к зданию.

Казалось, он по-прежнему высовывает голову из машины, только на этот раз — из невидимой. Нектарин вёз свинку Малинку в коляске.

Войдя в зал суда, группа леди Великанн поспешила к местам для публики — они располагались рядами (почти как в театре), и с них было удобно наблюдать за процессом. У входа висела табличка, на которой чёрным по белому было написано:

Именно поэтому леди Ля-Ля Великанн нарумянила свинке Малинке щёчки, накрасила её помадой, надела на неё тесноватое платье в цветочек и соломенную шляпу. Именно поэтому Нектарин вёз свинку в большой старомодной коляске.

— Доброе утро, ваша светлость! — поздоровался мистер Харпер, судебный охранник, коснувшись в знак уважения козырька своей фуражки: леди Великанн была довольно известной фигурой в округе — во многом потому, что владела поместьем, хотя на самом деле жила в свинарнике — а ещё была немного… эм-м-м… странной.

— Доброе утро, Харпер! — поприветствовала его леди Ля-Ля Великанн. Они вдвоём с Нектарином держали в руках нечто вроде живого щита, которым прикрывали свинку Малинку, и беззаботно прошли мимо охранника.

Шесть мест в переднем ряду были зарезервированы для «Леди Великанн и её сопровождающих» (для пятерых пассажиров машины и Мими). В итоге пришедшие заняли четыре места, а два остались пустыми, потому что Мими ещё не пришла, а свинка Малинка так и осталась сидеть в коляске в конце ряда. Леди Великанн села рядом с ней и то и дело поглаживала ей животик, чтобы та не переживала. Через проход от них сидели

Лара Рыгпук, Аций, доктор Альфонсо Табб и Дженни Прендергаст. Многие из них наклонялись вперёд, чтобы лучше видеть, что происходит в самом зале суда, который располагался ниже.

Через два ряда от леди Великанн и её спутников сидела очень миниатюрная дама с золотистыми локонами, которая — что вас, наверное, ни капельки не удивит — не раз выигрывала в конкурсе красоты «Мисс грациозная лавочница». Она держала в руках черенок от швабры, к которому гвоздями была прибита табличка с надписью.

Это был не кто иной, как мисс Зимозад, владелица продуктового магазина «Гастроном Уолла».

Тем временем внизу, в изоляторе, Клумбис (адвокат, предоставленный обвиняемым судом) и Лучик Черезьи (лже-адвокат, предоставленный Ворчунами самим себе) давали последние наставления своим подзащитным.

— Ну что ж, значит, мы обо всём договорились, — сказал Клумбис, защёлкивая портфель.

— О чём именно? — уточнила миссис Ворчунья.

— Для того чтобы суд вас отпустил, нужно произвести на него хорошее впечатление, — напомнил им Клумбис.

И тут миссис Ворчунья зашипела.

— ТТТ-тп-ттт-тп-тп-пт-пт-ттт-ттт-ш-ттт-пт-пт-пт. Это я изображаю проколотый надувной мяч. Впечатляет? — с хихиканьем поинтересовалась она.

— Не дури! — грозно проворчал мистер Ворчун.

— Пыльцу собери! — воскликнула миссис Ворчунья и вдруг поняла, насколько остроумно её замечание, ведь именно из-за пчёл они здесь и оказались — и начала жужжать.

Открылась дверь в конце коридора, и показалась Мими. Она торопливо пошла к Ворчунам, а у неё над головой, как обычно, кружились Завиток и Спиралька.

— Я хотела пожелать вам удачи, мистер Ворчун и миссис Ворчунья! — сказала она, а потом обняла Лучика. — Леди Великанн и остальные уже сидят в зале. Приехали почти все жители поместья, а ещё Лара Рыгпук и Аций.

— Отлично! — воскликнул Клумбис, потирая руки. — Моральная поддержка!

— Я лучше пойду займу своё место, — сказала Мими. А потом повернулась к Клумбису и спросила: — Вы готовы?

— Я во всеоружии, Мими! — сказал Клумбис, кивнув. И погладил свой портфель.

И Мими, и Лучик сильно в этом сомневались.

Когда Ворчунов вывели из изолятора и привели в зал, тот был уже полон. Собралась не только вся приглашённая публика, но и разные судейские чиновники: судебный секретарь, судебный писарь (который записывал всё происходящее), адвокаты — «защитники», Клумбис и Лучик, и «обвинитель», прокурор мистер Безвольби. А ещё там был судья, Судья Шалтатуп.

Больше всего голова Судьи Шалтатупа напоминала шар: гладкая, лысая и даже по форме шарообразная. Уши у него были крохотные, глаза, нос и рот — тоже и теснились посередине лица, словно кто-то собрал их там вместе. Голос у него был писклявый, будто он наглотался гелия.

Если бы Клумбис был опытным адвокатом, он бы всё знал о Судье Шалтатупе и непременно предупредил бы Ворчунов, что, хоть судья и выглядит забавно, а разговаривает ещё забавнее, ни в коем случае нельзя смеяться над ним, тыкать в него пальцем и отпускать грубые шуточки, потому что судьи это очень не любят. (Пожалуй, это даже ХУЖЕ, чем тыкать пальцем в полицейского.)

Поэтому, оказавшись на скамье подсудимых. больше напоминающей деревянную коробку с деревянными стенами с трёх сторон и со ступеньками позади, Ворчуны первым делом посмотрели на Судью Шалтатупа, сидящего напротив, потом обменялись взглядами и расхохотались.

— Ой, лицо — воздушный шар! — воскликнул мистер Ворчун.

Мне бы хотелось написать, что Судья Шалтатуп постучал молоточком, какие обычно бывают у судей в фильмах и мультиках, но у него молоточка не было.

— Тишина в зале суда! — выкрикнул судебный служащий, который стояч рядом с судейским возвышением — возвышением, на котором восседал судья и смотрел свысока на подсудимых (в данном случае на Ворчунов).

Наконец судья заговорил.

— Прежде всего хочу всем напомнить, что это не судебное заседание, а предварительное слушание, на котором решится, есть ли в действиях подсудимых состав преступления и нужно ли их судить, — сообщил он и взглянул на мистера Ворчуна. — Вам всё ясно, мистер Ворчун?

— Ясно, как лимонный джем! — кивнув, подтвердил мистер Ворчун.

— А вам, миссис Ворчунья? — пропищал судья.

— А мне как ему! — сказала миссис Ворчунья.

Судья Шалтатуп нахмурился.

— Ваша честь, моим подзащитным всё ясно, — со всей серьёзностью заверил его Клумбис.

И слушание началось. Сперва мистера Ворчуна обвинили в вандализме, ведь он умышленно уселся на торт, приготовленный для конкурса «Угадай, сколько весит!».

— Помню, что он был раздавленный, — сказал мистер Ворчун.

— Потому что вы его раздавили, — заявил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.

— На вид он был некрасивый и плоский, — сказал мистер Ворчун.

— Потому что вы его раздавили, — повторил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.

— Да чего ты, ушастый, всё на меня валишь? — возмутился мистер Ворчун.

Судья Шалтатуп строго посмотрел на мистера Ворчуна и, ДУМАЮ, НЕПРЕМЕННО стукнул бы молоточком, если бы он у него был.

— Это его работа, мистер Ворчун! — пропищал судья.

Клумбис поднялся и посмотрел на чистый лист бумаги у него в руке.

— То есть вы отрицаете, что садились на торт, мистер Ворчун? — спросил он.

— Нет, конечно! — негодующе вскрикнул мистер Ворчун. — Я действительно на него сел.

— Толстая попа! — крикнула миссис Ворчунья.

— Банка укропа! — парировал мистер Ворчун.

— Ваша честь, мой подзащитный сел на торт по гой причине, что торт был высотой со стул, — поспешно вмешался Клумбис, пока Ворчуны вновь не затеяли первостепенную перебранку. — Дело в том, что торт для конкурса «Угадай, сколько весит!» был помещён на стол, высота которого оказалась ниже допустимой нормы высоты столов, и поэтому официально тот стол был стулом, согласно…

Он вдруг замолчал, опустил глаза и ткнул пальцем в чистый лист, лежавший рядом с Лучиком, который сидел справа от Клумбиса. Лучик передал ему пустой лист, и Клумбис внимательно его просмотрел, будто в нём содержались какие-то важные записи.

— …согласно Постановлению 1892 года об общественных присаживаниях, усаживаниях и лежаниях. Так что я считаю, обвинение нужно снять!

Судью Шалтатупа, очевидно, поразило, насколько хорошо адвокат знает закон. Сказать по правде, сам судья за последние годы закон практически не изучал. Когда он был помоложе, он любил почитать огромные, толстые, увлекательные собрания законов в кожаных переплётах. Теперь же ему гораздо больше нравилось хмыкать, выглядывать в окно или представлять, что пятнышки грязи у него на галстуке — это острова. Он подбирал этим островам названия, а потом придумывал, кто на них жил и где там располагался рыбный рынок. Шалтатуп подумал о том, как же хорошо, что умный молодой адвокат, который учился по ускоренной юридической программе, знает все эти новые тонкости, да и старые тоже, — значит, ему самому в них вникать не придётся.

— Так, значит, снять обвинение? — переспросил Судья Шалтатуп Клумбиса.

— Полагаю, что да, ваша честь, — подтвердил Клумбис.

— Постановляю, — сказал судья.

Послышался чей-то радостный возглас. Мистер Ворчун обнял миссис Ворчунью. Миссис Ворчунья обняла мистера Ворчуна.

— Ну и отлично, тогда мы пошли! — заявил мистер Ворчун и направился было к выходу.

— Тишина в зале суда! — прокричал служащий, потому что больше ему ничего говорить не разрешалось и потому что ему нравилась эта фраза.

— Успокойте своих подзащитных, мистер Клумбис, мистер Черезьи! — велел судья. Он нуждался не только в знающих адвокатах, которые могли бы упростить ему жизнь. Ещё ему было важно, чтобы адвокат умел успокаивать своих клиентов. — Мистер Ворчун, миссис Ворчунья, это лишь первое обвинение против вас. Кроме него, есть ещё много других, нам предстоит с ними разобраться, — напомнил он. Вообще, Шалтатуп очень надеялся, что слушание закончится быстро. Он планировал пообедать супом, после чего у него на галстуке неизбежно станет больше пятен, а значит, больше воображаемых островов, на которых можно побывать, и больше рыбных рынков, для которых можно придумывать адреса.

Судья огласил второе обвинение — порча имущества: битьё нескольких глиняных горшков, сделанных-с-любовью-и-своими-руками.

— Да, это правда. Я много их перебил. Потому что горшки были кошмарные.

— Кошмарные они были или нет — это совершенно не важно! — заявил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.

— Только если они не стоят у вас на буфете! — встряла миссис Ворчунья. — А то ведь может кто-нибудь прийти и сказать:

«Какие уродливые горшки!» — Кошмарные!

— Отвратительные!

— Тошнотворные!

— Да попросту ужасные!

— Это не важно, — повторил мистер Безвольби.

— Он опять придирается к моему мужу, ваше сдетельство! — возмутилась миссис Ворчунья.

— МИССИС ВОРЧУНЬЯ, ЭТО ЕГО РАБОТА, — пояснил Судья Шалтатуп, повысив голос чуть сильнее, чем требовалось.

Клумбис прочистил горло:

— Ваша честь, на самом деле виноваты были сами горшки, а не мой подзащитный. Они представляли потенциальную угрозу для общественности, потому что могли в любую минуту разбиться и кого-нибудь поранить. Трагическое происшествие было неизбежно. Горшки следовало бы хранить таким образом, чтобы они не представляли опасности для посетителей ярмарки… — сказал он и замолчал ненадолго.

Лучик, прилежно выполняя свою роль, перебрал на столе несколько чистых листов бумаги, выбрал один и передал его Клумбису, который сделал вид, будто что-то с него читает.

— …согласно Постановлению 1922 года о безопасном размещении предметов, осколки которых могут поранить. Я снова заявляю о том, что это обвинение с моего подзащитного нужно снять.

— Постановляю! — сказал Судья Шалтатуп, но вид у него был весьма недовольный. Он посмотрел на прокурора мистера Безвольби.

А вот Лучик, сидевший на своей адвокатской скамье, и Мими, сидевшая в зале, обменялись куда более счастливыми взглядами. А Аций даже пискнул от радости.

— Тишина в зале суда! — прокричал судейский служащий, ужасно радуясь тому, что можно ещё раз повторить эту фразу. (Сказать по правде, в душе он надеялся, что публика снова начнёт шуметь.)

Мисс Зимозад угрюмо потрясла своей табличкой, сохраняя вежливое молчание.

Судья Шалтатуп уже немного подустал от этих перерывов. Чем чаще в слушание заминок, тем дольше ему ждать супа. А чем дольше ему ждать супа, тем дольше ему ждать появления новых пятен на галстуке. Шалтатуп прочёл следующее обвинение: выведение из строя вязальной машины и растрату нитки. Ну уж ТЕПЕРЬ мистер Ворчун не отвертится. Кому нравятся транжиры?

— Вязальная машина, о которой идёт речь, такая большая и мощная, что Национальное общество вязания требует, чтобы один из его членов всегда был при ней, если она используется в общественных местах, включая ярмарки или выставки, — терпеливо пояснил Клумбис. — Как вы все знаете: серьёзное вязание — это серьёзная ответственность…

Тут его перебили громкие восклицания: «Слышали? Слышали?» Это кричал пожилой господин, сидящий в рядах приглашённой публики. Он вязал чехол для велосипеда своего сына. А сыном его был как раз тот самый судейский служащий, который тут же воскликнул:

— Тишина в зале суда, папа!

И воцарилась такая тишина, что слышно было, как щёлкают вязальные спицы.

— Пожалуйста, продолжайте, мистер Клумбис, — попросил адвоката Судья Шалтатуп.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказал бывший садовник. — Так вот, поскольку машина для вязания была оставлена без присмотра, у моего подзащитного мистера Ворчуна появилась возможность выразить себя в искусстве, создав довольно длинный шарф…

— Снять обвинение! — перебил его Лучик, с трудом сдерживая восторг.

— Склонен согласиться, — пропищал Шалтатуп, который уже начал откровенно сердиться на сторону обвинения в лице мистера Безвольби за то, что он вообще затеял эти слушания. Судья очень надеялся, что в судейской столовой сегодня подают наваристый суп-гуляш: он оставляет на галстуках самые красивые пятна.

Шалтатуп вновь взглянул на список обвинений и вздохнул: ох, мама дорогая! Следующим в списке шло обвинение, от которого мистеру Ворчуну и его ловкому адвокату будет практически невозможно отвертеться: подрыв общественного туалета.

— Вы подтверждаете, что принесли в туалет подожжённые фейерверки? — уточнил мистер Безвольби.

— Само собой, а какой толк в неподожжённых? — спросил мистер Ворчун. — Пустая твоя голова!

— Рыболовная сеть! — добавила миссис Ворчунья.

— Тухлое киви!

— Кожура от сардельки!

Оскорбления предназначались прокурору, но миссис Ворчунья настолько привыкла обзывать своего мужа, что увлеклась и пихнула его от избытка чувств.

— АЙ! — заорал он.

— Тишина в зале суда! — выкрикнули хором судейский служащий и миссис Ворчунья. Вернее, миссис Ворчунья скорее пропела, чем выкрикнула.

Служащий и судья очень разозлились.

— Мистер Клумбис! Мистер Черезьи! — закричал Судья Шалтатуп. — Если вы сейчас же не успокоите подсудимых, я обвиню их в неуважении к суду! — пригрозил он. По его тону даже Лучик понял, что неуважение к суду — это совсем не здорово.

Клумбис предупреждающе посмотрел на Ворчунов, но это было всё равно что осуждать мешок с рисом.

— Ваша честь, — начал Клумбис, — Постановлением 1977 года об обеспечении общественных удобств посетителям уличных мероприятий даровано право доступа к туалету со смывом, а также право любыми средствами прочищать эти туалеты, если ими невозможно воспользоваться. Так что я считаю, что и это обвинение нужно снять!

Если раньше те, кто сидел в первом ряду, очень боялись за судьбу Ворчунов, то теперь им начинало казаться, что парочка ещё вполне может выйти из этой битвы победителями.

— Давай, Клумбис, давай! — негромко скандировала леди Ля-Ля Великанн.

— Хрю! — поддержала её Малинка.

— Покажи им, Клумбис! — прошептала Мими.

Далее следовало обвинение в угоне пчёл (это как угон скота, только вместо скота пчёлы).

— Пчёлы преследовали моего подзащитного, а не он их! — сказал Клумбис, пожалуй, с чересчур драматичным видом.

— Обвинения снимаются! — заорала миссис Ворчунья.

— Злоключения прекращаются! — прокричал мистер Ворчун.

— Приключения начинаются! — добавила миссис Ворчунья.

У Судьи Шалтатупа был такой вид, словно его голова вот-вот ЛОПНЕТ.

— Мистер Ворчун, миссис Ворчунья, предупреждаю вас в последний раз, — проговорил он и обратился к Клумбису: — А по поводу угона пчёл я совершенно согласен, мистер Клумбис. Обвинение снимается.

В ответ на это несколько людей в зале захлопали, но судейский служащий воспользова лея положением и одарил их очень-серьёзным-взглядом-судейского-служащего, которому его в первый же день обучили в Школе судейских служащих, и все тут же затихли.

Далее последовало обвинение в несанкционированном запуске фейерверков.

— Очевидно, что это происшествие случилось потому, что мистера Ворчуна преследовали пчёлы, а он пытался отогнать их зажжённым факелом. Более того, вероятность происшествия увеличилась по той причине, что сотрудник компании «ПИРОТЕХНИКА ПАТТЕРСОНА» мистер Смит не обеспечил надлежащей безопасности, — сообщил Клумбис.

Лучик, который по-прежнему сидел справа от Клумбиса, схватил очередной чистый лист со стола и впихнул его в руку Клумбису. Бывший садовник, он же почти адвокат, явно совершенно не нуждался в этом листе и потому через секунду-другую высморкался в него, скомкал и сунул в карман брюк. А потом добавил:

— Я считаю, что обвинение надо снять.

— Постановляю! — со вздохом сказал Судья Шалтатуп.

Прокурор, мистер Безвольби, выглядел так, будто вот-вот расплачется.

Далее следовало обвинение в уничтожении экспериментального образца фейерверка «Шарм-5».

— Поскольку образец экспериментальный, он вообще не должен был находиться на территории, где проводятся общественные мероприятия! Он не прошёл официальную проверку безопасности, необходимую для запуска фейерверка в штатном режиме. Эта проверка обязательна, что зафиксировано в постановлении 1998 года о фейерверках и громких взрывах, — сообщил Клумбис.

— Мистера Ворчуна нельзя обвинять в непредумышленном уничтожении того, чего вообще не должно было быть на месте преступления. И потому я полагаю, что… обвинение надо снять!

Теперь даже Ворчуны затихли…

Клумбис был счастлив. Этот день стал лучшим в его жизни! Даже лучше, чем день, когда он ушёл с должности садовника! Лучик тоже сиял от восторга. Конечно, он не считал себя настоящим адвокатом, но зато чувствовал себя настоящим помощником адвоката!

Угроза воздушному судну и птицам?

— В самолёт врезался фейерверк «Шарм-5», а не мистер Ворчун.

— ОБВИНЕНИЕ СНЯТО! — хором закричали все, кто наблюдал за слушанием. Потом вскочили на ноги.

Начали прыгать и улюлюкать. Все, кроме, разумеется, мисс Зимозад. Она почувствовала, что кто-то бьет ее по коленям, опустила глаза и увидела довольно маленькую даму с довольно большой сумочкой. Этой сумочкой незнакомка и дубасила мисс Зимозад.

И незнакомкой этой была миссис Дыщ. Лучик оставил бабушку в фургоне, но у неё самой были совершенно иные планы.

Мими улыбалась до ушей и показывала большие пальцы обеих рук в знак одобрения. Они даже не надеялись, что всё так удачно разрешится. Казалось, победа у них в кармане!