Глава тридцать шестая

В глубине души Кеннет и Сандра ожидали увидеть дом таким, каким оставили. Они робко вошли в гостиную, но ничего не узнали. Озираясь подобно деревенским простакам, попавшим в большой город, Кеннет и Сандра растерялись.

— Красиво, — наконец нашлась Сандра. — У вас очень красиво.

Фрэн видела, что мыслями Юэн далеко — без сомнения, его больше занимают найденные в сумке дочери чек из супермаркета и непрочитанный блокнот. Может, перебирая ее вещи, он верит, что ушедшая из жизни дочь по-прежнему рядом. И продолжает с ним говорить.

Однако семейство Брюсов наверняка сочло его человеком нелюбезным, даже высокомерным. Роль хозяйки Фрэн пришлось взять на себя: предлагать кофе, показывать, куда повесить верхнюю одежду. Брюсов сопровождала женщина-полицейский в штатском. Возможно, они знали ее давно, еще до отъезда, потому что обращались к ней по имени — Мораг.

— А хотите, можете походить по дому одни, — наконец предложила Фрэн Брюсам. — Как вы, Юэн, не возражаете?

Юэн от неожиданности вздрогнул:

— Да-да, конечно.

Сын Брюсов, Брайан, следовал за родителями; на все вопросы Фрэн, предлагавшей кофе, прохладительные напитки, он отвечал односложно. Парень был долговязым, нескладным, с ломающимся голосом и очень себя стеснялся. Когда родители пошли на второй этаж, он остался внизу — сидя у камина и уставившись себе под ноги, вертел в больших ладонях банку колы. Юэн стоял у огромного окна и обозревал Вран-горку; казалось, он и не заметил, что парень еще здесь. Фрэн первой не выдержала гнетущей тишины.

— Ты, наверное, мало что здесь помнишь, да? — обратилась она к Брайану. — Когда вы уехали, тебе ведь было всего ничего.

Парень поднял голову — она заметила его усеянный прыщами подбородок.

— Кое-что очень даже помню, — сказал он. — Тот день, когда сестра пропала. Хорошо помню.

Фрэн ждала продолжения, но он замолчал. Немного погодя отпил из банки, запрокинув при этом голову.

— Какие-то отдельные детали, да? — сделала новую попытку Фрэн. — Что ел на завтрак, что надел…

Парень улыбнулся, и Фрэн подумала, что из него вполне может вырасти симпатичный молодой человек.

— Ну да, на мне была футболка с эмблемой «Селтика»[8]. Не знаю почему, но я всегда болел за них.

— Это случилось летом, верно? В летние каникулы? Школьных занятий в тот день ведь не было?

— Школа — полный отстой.

— Правда? — Фрэн хотелось спросить почему, но она боялась, что парень снова замкнется.

— Мне кажется, это все сестра. Она школу терпеть не могла, ну а я — на нее глядя.

— Почему ей в школе так не нравилось?

Парень пожал плечами:

— Миссис Генри ее невзлюбила. Я случайно услышал. Знаете, как бывает: родители думают, что дети не слышат или не понимают, что к чему, и откровенничают. Папа хотел перевести сестру в другую школу. Говорил, в этой миссис Генри вечно будет ее шпынять. Мама возражала: мол, неудобно, да и что они скажут миссис Генри? — Он посмотрел на Фрэн: — На самом деле они и Генри никогда не были друзьями. Так, заходили друг к другу по-соседски. Понимаете, так запросто Кат в другую школу было не перевести. Все равно что сказать миссис Генри в лицо: «Учительница из вас хреновая». Когда Кат исчезла, мать во всем винила себя: учись Катриона в другой школе, ничего этого не случилось бы. Папа говорил, чтобы она не выдумывала чепухи. Тогда как раз были каникулы, и о школе сестра думала меньше всего.

— А почему миссис Генри невзлюбила Катриону?

«И что произойдет, если она невзлюбит Кэсси?»

— Ну, не знаю. Сестра егозой была той еще. Вечно ей не сиделось на месте, она часто поступала наперекор. А еще ей нравилось быть в центре внимания.

— Тебе, наверное, трудновато приходилось?

— Да нет. Я-то к этому не стремился. — Брайан помолчал. — Миссис Генри считала, что Катриону необходимо показать врачу. Ну, там, психологу или еще кому. Папа тогда не на шутку разозлился. Говорил, что с Катрионой все в порядке. Что она смышленая девочка, просто надо суметь ее заинтересовать. А миссис Генри не сумела. — Брайан снова улыбнулся. — Ясное дело, это тоже было не для моих ушей.

Брюсы осматривали комнаты наверху — Фрэн слышала их шаги, приглушенные голоса. Сейчас они в спальне Юэна — там, где раньше сами спали, где зачали своих детей. Фрэн решила было, что Брайан так и будет сидеть как в рот воды набрав, но, видимо, дом, пусть и изменившийся до неузнаваемости, настроил его на воспоминания.

— Помню, сестра все вертелась у мамы под ногами. День был солнечный, но ветреный, а мама стирала занавески. И вот она стояла на стуле — снимала их с окна. Окно тогда было меньше теперешнего, но все равно с занавесками приходилось повозиться. Сестра бегала вокруг и задела стул. Мама упала, порвав при этом занавеску. Ну и накричала на нас обоих. А потом выставила на улицу. — Он помолчал. — Отлично помню, что мама к тому времени уже постирала часть белья — полотенца и наволочки — и развесила во дворе на веревке — ветер их так и трепал. Правда, прикольно, как мы запоминаем всякое?

— Кадрами, как фильм, — сказала Фрэн, думая о Кэтрин.

— Точно, прямо как фильм.

— Выходит, тогда-то Катриона и убежала?

— Нет, мы еще немного поиграли. Не помню во что. Но сестра водила — она всегда была первая. А потом пошла в сад — нарвать цветов. Они росли возле стены дома, где не так задувает. Мама их любила, гордилась тем, что вырастила. Я предупреждал Кат — ей за это влетит. А она сказала, что хочет подарить букет бабушке Мэри, так что мама не будет ругаться, потому что сама учила ее быть с бабушкой Мэри любезной.

— Бабушка Мэри — это мать Магнуса? С Взгорка?

— Ага. Она была совсем уже старой. Мне казалось, ей лет сто, потому что и Магнус, ее сын, сам был старик. Но ему тогда было где-то шестьдесят, ну а ей — под восемьдесят. Так вот, сестра взяла ленту и перевязала букет. А затем стала взбираться на холм. А я пошел на пляж — так как раз друзья играли. Мама наверняка думала, что Катриона со мной, потому что вышла из дому и позвала пить чай нас обоих. — Брайан на секунду умолк. — Остальное плохо помню, только это.

Тем временем Сандра и Кеннет спускались со второго этажа, топая по деревянной лестнице; Мораг шла следом. На последней ступеньке они задержались — Сандра приложила к глазам носовой платок.

— Ну ладно, сынок, — сказал Кеннет, — нам пора.

Брайан поднялся, кивнул Фрэн и Юэну и последовал за родителями.

Юэн не стал провожать гостей до двери. Фрэн вышла, чувствуя, что ей надо извиниться за его неучтивость. Прощаясь с Брюсами у их машины, она сказала:

— Видите ли, мистер Росс еще не оправился от происшедшего. Надеюсь, вы поймете его и извините.

Когда она вернулась в дом, Юэн уже сидел в кухне, на столе лежали сумка Кэтрин и блокнот. Блокнот был закрыт, однако Юэн смотрел на него не отрываясь. Дождавшись, пока Фрэн сядет, он дрожащей рукой потянулся к нему. Фрэн села совсем близко, чтобы читать записи вместе. До нее донеслось несвежее дыхание Юэна — даже после кофе.

Первую страницу они уже видели: «ОГОНЬ И ЛЕД». Причем надпись скорее нарисована, нежели написана, — большие буквы составлены из сосулек. На следующей странице надпись повторилась, но на этот раз от нее расходились линии к другим словам и фразам — все вместе напоминало схему. Слово «огонь» было связано со словами «страсть», «желание», «сумасшествие», «полуночное солнце», «Апхеллио», «жертвоприношение». Слово «лед» — со словами «ненависть», «подавление», «страх», «темнота», «холод», «зима», «предрассудки». Линии, соединяющие слова, прочерчены жирно, с сильным нажимом.

— Похоже на сюжеты отдельных эпизодов, — сказал Юэн.

— По-моему, она подбирала к зрительным образам соответствующие эмоции, — предположила Фрэн. — Наверняка это как-то связано с идеей противоположностей. Дерзко.

Юэн, болезненно реагировавший на малейшую критику, оторвался от блокнота:

— Ей было всего шестнадцать. В шестнадцать позволительно быть дерзким.

Он перевернул лист — следующий оказался пустым. Пролистал оставшиеся — ничего. Швырнув блокнот, Юэн со всей силы хватил ладонью по столу. Этот внезапный приступ ярости испугал Фрэн.

— Ничего, опять ничего! А мне позарез нужно знать, что с ней случилось.

Фрэн не представляла, как быть. Ведь перед ней сидел не капризный ребенок, она не могла одернуть его: «Перестань! Веди себя прилично!»

— Погодите, а папки-то, папки? — напомнила она. — Давайте все-таки посмотрим, что там?

Юэн встал, и Фрэн показалось, что для него это было уже слишком, он просто-напросто уйдет. Она и в самом деле малость перегнула палку, так что и не подумала бы его винить. Но Юэн прошел к раковине, открыл кран с холодной водой, подставил под струю ладони и плеснул себе в лицо. После чего вернулся к столу, на ходу вытирая руки полотенцем.

— Ну конечно, вы правы, — произнес он уже спокойнее. Недавний взрыв гнева поразил Фрэн, но теперь от всплеска эмоций не осталось и следа. — Давайте заглянем в папки.

Их было три, и все надписаны. «История», «Психология», «Литература». Фрэн предоставила право выбора Юэну. Он бегло проглядел первые две и тут же отложил в сторону — в них были лекции с последних уроков. Папка «Литература» оказалась очень тонкой. Фрэн даже забеспокоилась: вдруг пустая? Юэн раскрыл папку и вытащил один-единственный лист бумаги формата А3. Чтобы лист поместился в папке, Кэтрин сложила его пополам. Юэн развернул его и чуть подвинулся, чтобы и Фрэн могла видеть.

Поначалу она ничего не поняла. Ей показалось, что на листе лишь наброски идей о том, что и как снимать. Весь лист был расчерчен на небольшие прямоугольники, в каждом — несколько эскизов черной чернильной ручкой. И к ним — наспех, корявым, неразборчивым почерком сделанные подписи. Все это так не походило на аккуратную, собранную Кэтрин.

— Как думаете, что это? — растерянно спросил Юэн. И тут же в отчаянии прибавил: — А ведь больше ничего и нет.

— Похоже на раскадровку. Каждый кадр прорисован. Правда, не везде — иногда Кэтрин обходилась словесным описанием. Однако в общем и целом это — план фильма.

— Общий замысел, значит? Что и за чем снимать?

— Вроде того.

Фрэн попробовала рассматривать каждый прямоугольник по отдельности, закрывая остальные руками и вырванным с конца блокнота листом бумаги.

— Так, с чего же он начинается?.. А, вот — набросок воронов. Хорошо получились. Судя по всему, первые кадры она снимала здесь, у дома. — Фрэн перешла к следующему прямоугольнику. — А этот вам о чем-нибудь говорит?

— Написано: «Комната отдыха». Так десятиклассники называют аудиторию, где можно посидеть в свободное между уроками время. Наверное, Кэтрин собиралась там снимать.

— А это?

Юэн покачал головой:

— Какие-то человечки — похоже на детские каракули. Хотя для Кэтрин они бессмыслицей уж точно не были. Может, какое-то схематичное изображение. Мне, правда, это ни о чем не говорит. А вообще сам план — уже какой-то результат, есть от чего оттолкнуться. Надеюсь, нам удастся разгадать ее замысел.

Фрэн подумала, что едва ли у них получится проникнуть в мысли Кэтрин. Но промолчала — она радовалась за воспрянувшего духом Юэна. И продолжила изучать прямоугольники. В одном они разобрали изображения овец, в другом — морских котиков. Наверняка Кэтрин планировала снять их в качестве иллюстраций к своей закадровой речи. Однако Фрэн не представляла, как овцы и котики соотносились с темой огня и льда.

То в одном, то в другом прямоугольнике попадались инициалы. Но расшифровать их Фрэн не могла. В одном месте она увидела: Р. И. Неожиданно Юэн высказал догадку:

— Роберт Избистер? Как вы думаете, это Роберт Избистер?

— Такие инициалы подошли бы многим.

— Инспектор Перес спрашивал меня о нем. Интересовался, знаю ли я парня. Сказал, что однажды вечером ехал к нам и по дороге встретил его фургон. Но это было уже после смерти Кэтрин, так что вряд ли имеет значение.

«Если только он не приезжал, чтобы выкрасть фильм и сценарий, — подумала Фрэн. — Ведь они могли исчезнуть и после убийства — Юэн начал искать далеко не сразу». Однако оставила свои мысли при себе. Ей не хотелось распространяться о своем знакомстве с Робертом. Да и что она скажет? «Это взрослый сын уже немолодой любовницы моего мужа»? В прямоугольнике с инициалами Р. И. было написано что-то еще.

— Как вы думаете, что это?

В сценарном плане Кэтрин писала неразборчиво — будто торопилась обозначить едва наметившуюся мысль на бумаге.

Юэн придвинул лист к себе, чтобы как следует разглядеть.

— Это дата: третье января. Такое впечатление, что вписана позже. Правда ведь, чернила другие? — Юэн разогнул спину, потянулся. — И все-таки чего-то не хватает. Не вижу здесь ни единой зацепки.

— Может, ничего и нет. — Грубовато, конечно, но других слов у Фрэн не нашлось. — Может, Магнус Тейт и есть убийца. А фильма и сценария нет дома только потому, что к концу семестра она закончила работу и сдала преподавателю. Ведь у него никто не интересовался? Тогда вам не пришлось бы затевать поиски.

— Нет, — возразил Юэн, — я не согласен. Если бы фильм был полностью готов к середине декабря, откуда январская дата? Зачем отсылка к Апхеллио, которую мы нашли в блокноте? Ведь фестиваль раньше середины января не устраивают. — Юэн взял магазинный чек с пометкой на обороте. — И с чего такой интерес к Катрионе Брюс?

— Ну, это не нам решать. — Фрэн представила, что если так будет продолжаться и дальше, если Юэн просидит еще одну ночь, вчитываясь между строк, которые на деле ничего не значат, то попросту свихнется. — Покажите свои находки Джимми Пересу. Ломать голову над такими вот загадками — работа полиции.

И снова Юэн отреагировал неожиданным образом. Он вскочил так резко, что опрокинул стул.

— Нет, это касается лишь меня. И к полиции никакого отношения не имеет.

Заметив, что Фрэн опешила, поднял стул и сел. Фрэн снова увидела перед собой вежливого, выдержанного преподавателя.

— Простите меня. Пожалуй, вы правы. Но прежде, чем отдать полиции, сделаю себе копии. И, знаете… Для меня эти записи — нечто очень личное. Одна только мысль о том, что они попадут в руки к посторонним людям, причиняет мне невыносимую боль. А я и без того уже настрадался.

Загрузка...