Грэйсхоуп
Большинство ребят его возраста никогда не держали в руках настоящей бумаги — ее осталось слишком мало. Бумагу берегли для рисования и важных документов. Еще до того как впервые встать на коньки, Маттиас твердо знал — если он замнет уголок страницы или испортит лист бумаги, его серьезно накажут. Но он не мог противостоять соблазну похозяйничать за маминым письменным столом. Маттиасу нравилось все, что в нем было: и бесшумно открывающиеся ящики с полками, и яркие баночки с красками, и вымытые кисточки на подставке, и деревянный ящичек с углем. Хотя во всем остальном Маттиас производил впечатление послушного мальчика, стоило его оставить без присмотра, как он тут же приступал к исследованию стола. Он знал каждый его сантиметр наизусть и даже помнил, с какой стороны на стенке одного из ящиков лучше видно черную кляксу, оставленную задолго до его рождения. И всякий раз, подходя к столу, Маттиас думал о том, что клякса, как и всегда, на том же самом месте.
Но сегодня его ожидало нечто новое.
На столе под набросками маминых рисунков лежал плотный белый конверт, еще не запечатанный. Хорошенько запомнив, на какую длину была примотана нитка конверта, Маттиас аккуратно отмотал ее и раскрыл конверт. Внутри оказался странный бумажный прямоугольник с цветным изображением. Ничего подобного Маттиас в жизни не видел — будто некто остановил время и перенес саму жизнь на бумагу, сохранив каждую мелочь. Даже его мама, признанная лучшей из художниц современности, не могла бы создать и бледной копии этого чуда. Аккуратно держа за уголки, Маттиас повертел загадочную картинку в руках. Это был портрет двух женщин. «Наверное, сестры» — подумал он. За их фигурами виднелось кое-что еще — сияющее пятно.
Солнце.