Он проснулся оттого, что мама разговаривала во сне.
— Нет! — громко воскликнула она. И потом: — Потому что все пропало.
Раздался папин шепот.
— Рори, ты спишь. Проснись, Рори.
Ночь выдалась пасмурной: Питер с трудом мог разглядеть собственную руку, даже когда подносил ее прямо к лицу. Он рывком перевернулся на другой бок и поплотнее завернулся в одеяло.
— Я пытаюсь найти в этом хоть какой-то смысл, — мама уже не спала и казалась сильно взволнованной.
— Любимая, конечно, я понимаю.
— Все исчезло, разве не так?
Последовала пауза, и затем папа совсем тихо ответил.
— Возможно. Хотя я пока не понял, как.
— Неужели мы опоздали?
— Нет, не опоздали.
Питер подумал: интересно, как это истолковал бы Джонас, но потом вспомнил, что он решил сегодня спать один, в иглу.
— Грегори, найди его для меня.
— Тсс!
Хотя Питер ничего не видел в почти кромешной тьме, он знал, что папа погладил маму по голове.
— Не шикай на меня, — ответила она, и больше они не разговаривали.
Питер вытянул руку в темноте и нащупал дверцу тумбочки, в которой спрятал мамин рисунок. Он задумался, стоит ли открывать ее сейчас: ему не хотелось, чтобы родители поняли, что он уже не спит.
Раздалось приглушенное цоканье когтей по полу: это к нему шла Саша. Иногда по ночам она бродила между кроватей, словно совершала обход, строго следуя какому-то своему плану. Теперь она решила прийти к нему: устроившись на полу у кровати, она лизнула ему руку. Его пальцы тут же согрело ее теплое дыхание. Он выпустил ручку ящика и стал гладить собаку.
Свет месяца пробился через ночные тучи. Питер увидел, что Саша задумчиво положила голову на лапы. Небо потихоньку прояснялось.
«Завтра», — сказал он сам себе.