Восход

Глава одиннадцатая Питер

У Питера окоченели ноги. Яркий солнечный свет, отражавшийся от снега, немилосердно бил в глаза.

Он наблюдал, как папа возится с тонкими настройками портативной метеостанции — так красиво прозвали дурацкий воткнутый в снег столб, на котором развесили оборудование: две солнечные панели, батарею и гроздья маленьких черных коробочек. Они регистрировали изменения температуры, уровень снега и множество других вещей.

Станцию заложили здесь их предшественники много лет назад. Папа с Джонасом решили навестить это место и убедиться в том, что ее не сломало и не опрокинуло ветром. Питеру разрешили править санями большую часть пути. Несясь по снежным просторам вслед за упряжкой собак, он ощущал неподдельное счастье. Он не думал о том, что мама печалится без причины, что отец полностью погружен в какие-то свои размышления. В его голове была блаженная пустота. Он просто наслаждался скоростью.

С остановкой случилась небольшая проблема — они проскочили метеостанцию и пришлось закладывать крюк назад, но папа все равно похлопал его по спине, а Джонас заметил, что у него большой прогресс.

Джонас проверил последнюю черную коробочку, записал что-то в свой блокнот, вздохнул и пошел к саням за лопатой.

— Пора выкопать снежную пещеру. Я надеялся, что ветер уляжется, а зря, — бубнил он.

— Тебе помочь? — предложил Питер.

— Нет, мы только зашибем друг друга лопатами. Это работа на одного.

Питер сел в сани, почесал Саше животик и стал наблюдать за тем, как Джонас выкапывает в снегу аккуратную квадратную яму. Снег на лопате был рыхлый, и ветер каждый раз сдувал его прямо Джонасу в лицо. Он морщился, но продолжал работу.

Мама Питера ушла куда-то в одиночестве — когда Питер проснулся утром, ее уже не было в палатке. Папа сказал, что она отправилась прогуляться и подумать над книгой.

Джонас между тем копал и копал. Яма обрела форму: это был четырехугольник диагональю в полтора метра, и Джонас помещался там по шею. Он подозвал папу Питера посмотреть.

— Идет, — бросил доктор Солемн. — Теперь подробно опиши ее в своем блокнотике.

Джонас ни капли не обиделся на скупую похвалу. Он улыбнулся Питеру и вытащил из кармана два шоколадных батончика «Хершиз».

— Готово. Не хочешь со мной отметить?

Когда они съели шоколадки, Джонас прошел к своему рюкзаку, достал блокнот и ручку и запрыгнул в яму. Питер помогал: принес измерительную ленту и держал ее кончик наверху, пока Джонас прикладывал другой ко дну ямы. Затем он сдвинул маску набекрень и стал, прищурившись, разглядывать стенки ямы.

— Что ты ищешь? — поинтересовался Питер.

— Много всего, — ответил он. — Я прокопал годовой уровень снега и в первую очередь ищу голубые прослойки льда: они показывают, когда произошел сильный шторм и снег утрамбовался в лед, или где снег растаял, а затем вновь замерз.

Он сделал набросок в своем блокноте.

— Я учитываю размер снежинок и плотность снежного покрова. Видишь, наверху снег достаточно рыхлый — мы говорим «на кулак», потому что я могу просунуть в него руку. Потом следуют «четыре пальца», «два пальца», «палец», «карандаш» и «лезвие ножа». Не такие уж научные названия, а? Зато легко понять, о чем речь. Полезай сюда, я тебе покажу.

Питер проскользнул в яму.

— Попробуй-ка. — Джонас указал ему место почти у самого дна. — Просто толкни локтем.

Питер попытался. Он будто бил кулаком в кирпичную стену. Он навалился всем телом, но снег совсем не проминался.

— Теперь попробуй пальцем.

Ничего.

Джонас засмеялся.

— Жесткий, а? А попробуй вот так. — Он вынул из кармана простой карандаш. Питер легко воткнул его в плотную массу снега.

«Карандаш», — записал Джонас в своем блокноте.

Они закончили работу вместе, проверяя плотность снега и отыскивая ледяные прослойки, которые Джонас отмечал у себя в блокноте.

— Это было круто! — сказал Питер, когда они вылезли наверх.

— Рад, что тебе понравилось, — ответил Джонас. — В следующий раз можешь копать, если захочешь!

— Разве эти записи сообщат тебе что-то, о чем ты еще не знал?

— Только если рассмотреть все в комплексе, — объяснил Джонас. — Тогда мы сможем заметить закономерности: когда шел снег, когда происходило повышение или понижение температуры и все в таком духе.

— А зачем вообще вам все это знать?

— Зачем нам знать, когда идет снег в Гренландии, в которой кроме снега ничего и нет? — Джонас улыбнулся. — А ведь это очень важно. Ледниковый щит, на котором мы сейчас находимся, махина толщиной в три километра, начал двигаться.

— С трудом себе это представляю.

— Когда происходит таяние снегов, вода просачивается в мельчайшие трещинки во льду. Потом эти ледяные глыбы соскальзывают по воде вниз, в океан, обрушиваются и тают, и уровень мирового океана повышается.

— А-а-а, вот о чем постоянно талдычит папа!

Джонас нахмурился.

— Знаешь, он талдычит об очень серьезных вещах, которые касаются нас всех. Если весь лед Гренландии растает, уровень океана поднимется на шесть с половиной метров. Нью-Йорк затопит.

— Знаю, — ответил Питер. — Именно поэтому мы живем на верхнем этаже — так сказал папа.

Джонас засмеялся.

— Хитро придумано, ничего не скажешь.

Питер правил упряжкой и по дороге домой. Собаки остановились, как вкопанные, по первому же его слову.

Когда они все вместе готовили обед, вернулась мама. Она крепко обняла Питера и едва заметно покачала головой, обращаясь к папе.

После еды Джонас и доктор Солемн ушли в рабочую палатку. Мама расположилась за столом со своей красной тетрадкой, а Питер прилег в постель со стопкой комиксов. Где-то спустя час ему послышался тяжелый вздох со стороны кухни.

Он взглянул на маму: она потянулась с таким видом, будто вспоминала, как пользоваться руками и ногами. Положив локти на стол, она посмотрела на Питера.

— У тебя остались домашние задания? Я могла бы тебе помочь.

— Домашние задания? — изумился Питер. — Я обогнал школьную программу!

— Ого, — она посмотрела на него с уважением. — Надо было захватить несколько радио-наборов для тебя. Даже не знаю, почему мы не подумали об этом.

Его раздражала такая манера говорить: она словно проталкивала слова через плотную завесу тумана или ткани.

— Я тоже не знаю, — сказал он.

Они минуту помолчали.

— Что ж, — проговорила мама с таким видом, будто тратила на слова последние силы. — Как насчет окунуться в науку?

— Что, прямо сейчас?

— Если тебе интересно.

— А почему бы и нет? — Ему хотелось отвлечь ее от красной тетрадки любым способом. Хоть как-то расшевелить.

Прихватив несколько шоколадных яиц из коробки, которая стояла у кровати, он подсел за стол к маме. Она закрыла тетрадку и отложила ее в сторону. Саша потрусила за ним и примостилась под столом у их ног.

— Ты помнишь, что такое митохондрия? — начала мама.

— Это клеточный механизм, — заученным безучастным тоном пробубнил он.

Она едва заметно улыбнулась.

— Точно. Значит, это мы уже усвоили и можем двигаться дальше.

Она будто оживала и снова становилась нормальной мамой. Питер воспрял духом.

— Да, митохондрии действительно походят на механизмы, — согласилась она. — Они совершенно также потребляют энергию. Но при этом они способны к самовосстановлению. К каждому из них прилагается свой набор инструкций — ДНК.

— Мам! Я знаю, что такое ДНК.

— В школе вы изучали клеточную ДНК. Она представляет собой инструкцию к клетке или план, объясняющий, как выстроить человеческое тело. А я сейчас говорю о митохондриальной ДНК, которая управляет механизмом каждой клетки так, чтобы она восстанавливалась и выполняла свое предназначение. Каждый вид клеток выполняет свою работу: клетки мозга — мозговую, мышц — мышечную и так далее. Я не слишком быстро говорю?

Она все больше и больше становилась собой.

— Неа, я все понимаю, — радостно сказал Питер. — Механизмы выстраивают сами себя, а клетки используют их, чтобы усваивать энергию и выполнять свое предназначение. Слышать, думать, двигать мускулы и так далее.

Мама кивнула.

— Прекрасно. Когда клетки делятся и образовывают новые — а это, кстати, происходит постоянно — митохондриальные ДНК, или МТДНК, воспроизводятся снова и снова. Каждой клетке необходима собственная МТДНК, чтобы она могла выстроить собственный механизм. Успеваешь? Тогда слушай самую заковыристую часть. Когда воспроизводятся МТДНК, эти инструкции по постройке клеточных механизмов, могут возникнуть некоторые изменения. Непредусмотренные изменения, по-другому называемые мутациями. И эти мутации изменят механизм, который будет построен — точно также, как по разным инструкциям собирают разные радио. Изменения в основном незначительны, как, например, ручки у радио надо было бы поворачивать в другую сторону вместо привычной. Большой разницы это не составит. Но иногда встречаются исключения.

Питер кивнул. Он собрал достаточно радио, чтобы понимать, о чем речь.

— И я изучаю изменения, происходящие с МТДНК, как они влияют на развитие людей. Ты когда-нибудь слышал о болезни Лебера[2]?

Питер покачал головой.

— Болезнь Лебера ослабляет зрение и у некоторых людей вызывает слепоту. Она вызвана одним-единственным базовым изменением в МТДНК.

— Базовым изменением?

— Представь себе опечатку в инструкции к радионабору: заменили одно слово, предположим, «скрутить» вместо «повернуть», или что-нибудь в этом роде. Когда дело касается МТДНК, такое изменение делает механизм клетки менее эффективным и более слабым. Для некоторых клеток это некритично, например, для кожных — им не нужны мощные механизмы.

Питер посмотрел на свою кожу. Действительно, непохоже, чтобы она сильно напрягалась, в отличие от тех же мускулов.

— Но другие виды клеток выполняют гораздо более сложную и ответственную работу. Клетки зрительных нервов, например — им требуется огромное количество энергии. Слабый механизм не позволяет им выполнять свою работу должным образом. И вот тогда появляется болезнь Лебера: мутация МТДНК ослабляет клеточный механизм и у людей возникают проблемы со зрением: ведь их зрительные нервы не получают достаточно энергии.

Проблемы со зрением… Не пытается ли она сказать ему что-то другое?

— Значит, — медленно начал он, — если клеточный механизм ослаблен, некоторые вещи не будут происходить, как нужно.

— Именно. Высокоэнергетическим клеткам нужны мощные механизмы: клеткам слухового прохода, мозговым клеткам, клеткам внутренних органов. И на все это влияют мутации МТДНК. Мышечной ткани тоже требуется энергия. Есть болезнь, вызывающая ослабление мышечной ткани по той же схеме, что и болезнь Лебера ослабляет зрение.

Питер кивнул. Его ступни горели под теплым Сашиным мехом. На мгновение он обрадовался — нормальная мама вернулась! И она здесь, вместе с ним.

— Мам, это очень интересно. И ты пишешь обо всем этом?

Она покачала головой.

— Нет, об этом уже написали до меня. Я изучаю другие виды мутаций: пытаюсь выяснить, что произойдет, если МТДНК случайным образом улучшилась через мутацию и клеточный механизм стал более эффективным.

— Суперсильным, ты хочешь сказать?

— Да.

— А такое возможно?

Миссис Солемн улыбнулась.

— Никто точно не знает. Но я считаю, что возможно.

Питер заглянул в блокнот, в котором мама чертила какие-то каракули, пока разговаривала.

У него перехватило дыхание. Ткнув в центр страницы пальцем, он повернулся к маме.

— Что это такое?

Она посмотрела в блокнот с таким удивлением, будто видела его впервые.

— Это митохондриальная ДНК. Она свернута в круг.