Восход

Глава девятая Питер

Питер пока плохо себе представлял, как лучше поступить. Ему хотелось вызвать странное «шевеление» в глазах каким угодно образом, а потом уже будь, что будет. Все утро он пристально смотрел вокруг. Сначала он все утро разглядывал снежные сугробы за окном, потом пялился в голубой потолок гиби-гиби, потом на ложку, положенную в центре кровати. Затем настал черед комиксов. Компаса. Чайной банки Джонаса, брошенной на кухне.

Он держал глаза открытыми до тех пор, пока они не начинали слезиться. Моргал, пока не закружилась голова. Но впервые за все время никакого шевеления не появилось, ни на секунду. Странное дело — оно возникало в самые неожиданные и неудобные моменты, но как только он сам захотел, чтобы оно появилось — все пропало.

Он поднялся с кровати и отдернул занавесь. Мама сидела за столом и с отстраненным выражением лица строчила что-то. Ее волосы были зачесаны в высокий пучок, и она быстро водила ручкой в таинственной красной тетради. Она даже не подняла на него глаз.

Сегодня утром Питер проснулся из-за шума: Джонас громыхал на кухне, пытаясь сварить себе кофе. Обычно это делала его мама.

Так начинались все ее приступы грусти и головные боли: она прекращала делать все, что раньше делала, скидывая с себя привычки, как неуютную и слишком теплую одежду. Она должна была бы допекать его замечаниями о том, что в такой погожий солнечный день не стоит сидеть в палатке и надо бы выгулять Сашу. Но теперь она молча сидела за столом, безучастная ко всему, и писала.

Вдруг она бросила свое занятие и встала с места. На мгновение скрывшись в их с папой спальне, она вернулась с квадратной коробкой, завернутой в светло-зеленую бумагу, и вручила ему.

— Чуть не забыла. Вот. Твой пятничный подарок.

Такой оберточной бумагой пользовались только в одном месте. Но он не мог поверить своим глазам.

— Это что, из Фонелз?

Она улыбнулась.

— Открывай скорее.

Он развернул обертку и открыл коробку. Внутри оказалось множество шоколадных яиц, каждое в отдельной цветной обертке. Это были его любимые пасхальные яйца от Руби Фонел. Она готовила их только раз в году, в одну мартовскую неделю, и сколько бы посетители ни просили, не делала никаких исключений.

Они взяли по яйцу из коробки — Питер лазоревое, мама — ярко-розовое. Затем мама вернулась за стол, некоторое время быстро что-то застрочила, а затем невидящим взглядом уставилась в пустоту.

Питер съел еще несколько яиц. Он даже не ожидал, что подобные мелочи вроде веселых ярких цветов заставят его так скучать по дому. Интересно, что сейчас делает Майлз.

Саша повела носом и громко фыркнула. В последнее время он держал ее рядом.

— А они аппетитно выглядят, правда, Саша? — поддразнил Питер, проверяя маму. В обычное время она тут же воскликнула бы: «Шоколад губителен для собак, Питер! Не позволяй ей даже облизать твои пальцы!» Но она продолжала молча сидеть за столом.

Он сел и сунул ноги в ботинки, стоявшие у кровати. Саша с надеждой посмотрела на него.

— Никакого шоколада, девочка. Хочешь прогуляться?

На небе не было ни облачка, и солнце светило так ярко, что разболелись глаза, но Питер решил не возвращаться за маской. Он притормозил у исследовательской палатки, где папа с Джонасом сидели за столом прямо в куртках и что-то набирали на своих компьютерах.

— Привет, Пит! — Папа едва взглянул на него и продолжил работу.

— А разве вы не должны сейчас рыскать по Арктике в поисках льда? — поинтересовался Питер. — Я уверен, что за компьютером вы можете поработать и в Нью-Йорке.

Джонас улыбнулся и показал Питеру свою руку.

— Но в Нью-Йорке мы не сможем делать это в перчатках!

— Это точно, — согласился Питер. — Ну ладно, меня ждет Саша.

— Продолжаете поиски второго полигона «Фольксвагена»? — спросил Джонас.

— Нет, просто идем прогуляться.

— Не сдавайся, — подбодрил его Джонас, заглянув в какой-то длинный список цифр. — Он где-то рядом.

— Ага. — Питер расстегнул молнию и вышел наружу.

Он пошел на запад в ту сторону, где наткнулся в прошлый раз на ледяную стену. Саша весело трусила рядом, победно распушив хвост. Потом она вдруг резко остановилась, вся подобралась и сломя голову бросилась вперед. Питер наблюдал, как она снова замерла, развернулась и кинулась назад к нему. Она носилась галопом, то убегая прочь, то по кругу возвращаясь к нему снова и снова.

Сначала он подумал, что собака просто играет. Но потом Питер заметил, что она бежит каждый раз в одном и том же направлении, прямо поверх собственных следов на снегу. Похоже, она пыталась куда-то его отвести.

— Саша?

Она снова бросилась прочь, затем вернулась к нему.

— Что там такое, девочка?

Питер поднял ладонь козырьком над глазами и вгляделся в направлении ледяной стены, еще не различимой на снегу. Там не было видно ничего, только сверкающий белый горизонт постепенно сливался с голубым небом. Он прищурился.

Спустя несколько мгновений началось. В другое время он бы подумал, что это игра света на снегу, но теперь знал, что это не так. Его сердце подскочило, и он замер на месте. Саша тоже затихла у его ног. Он не сводил взгляда с горизонта, приближая его к себе.

Спустя мгновение он увидел ледяную стену, сверкающую на солнце. Питер нашел глазами красное кольцо, в диаметре не больше четверти метра, и сосредоточился на нем. Оно все приближалось, пока он не смог разглядеть его во всех подробностях, даже тонкие нити, вмороженные в лед. Питер разглядывал его, стараясь не подпускать так близко, как в прошлый раз.

И затем прямо у стены он заметил нечто новое: движение. Сначала было непонятно, что именно движется. Только потом Питер осознал, что это движение белого на белом: белая земля, белый лед, и большой белый медведь… У Питера закипела кровь в жилах: у стены тяжело копошился страшный зверь, и Саша вела его прямо к нему в лапы.

У медведя было огромное круглое туловище, и он выглядел почти как мультяшка. Почему-то он делал несколько шагов, затем замирал, потом снова повторял все то же самое. Спустя несколько мгновений Питер разглядел медвежонка: такой же белый комок, только поменьше, с черными блестящими глазками, как у мамы. Он смотрел на них до тех пор, пока не почувствовал пульсацию у висков. Тогда он закрыл глаза, мысленно обратился к тому неизвестному мускулу, что только что использовал, и попытался его расслабить.

Открыв глаза, он не увидел ничего, кроме черноты. «Не паникуй, — велел он сам себе, — подобное уже было». Он опустился на корточки и коснулся обледенелой земли, почувствовав, что Саша трется об него боком. И тут зрение вернулось: он увидел свет, заливающий все вокруг, колющий глаза. Питер поднял голову и понял, что горизонт опустел. Уткнувшись лицом в пушистую шею Саши, он тяжело вздохнул. В его голове будто стучали молоточки.

— Ты замечательная охотница. Но больше никаких медведей, ладно, девочка?

Он медленно поднялся и потянул ее за ошейник. Несколько раз оглянувшись назад, Саша позволила увести себя домой.

Он не мог так просто миновать рабочую палатку и вернуться в гиби-гиби, где мама наверняка сидела в той же самой позе, в которой он ее оставил. Может быть, у Джонаса найдется время на новый урок по управлению собачьей упряжкой? У него ведь уже начало получаться.

Но когда он побрел вверх по короткому склону, то увидел Джонаса стоящим по колено в снегу между гиби-гиби и собачьим загоном. Он строил иглу.

— Мы с дедом строим такую каждый раз, когда я приезжаю к нему в гости, — объяснил он, вырезая ножом ровные снежные блоки. — Даже если нам приходилось уходить подальше, чтобы разыскать подходящий для стройки снег.

Он покончил с первым уровнем и уже начал возводить второй ряд.

— Ты оставляешь многовато места между блоками, — заметил Питер. — Будет сильно сквозить.

Джонас засмеялся, взрезая ножом снежную поверхность.

— Такой она и должна быть. Все щели я замажу мягким снегом в самом конце.

— Ого. Так ты что, переедешь в нее, что ли?

Джонас поднял на него глаза.

— Вовсе нет. Это просто шутки ради. Временное жилье. Инуиты возводят такие во время охотничьих вылазок. Каждый вечер они строят новую — вроде как мы ставим палатки в походе. Хотя, я мог бы и в ней переночевать. Не хочешь мне помочь?

Они достроили иглу уже вместе. Джонас ставил блоки один на другой, каждый раз суживая круг, а Питер собирал кучи мягкого снега и заделывал им щели. Получилось симпатичное снежное убежище высотой около полутора метров. Они отошли чуть в сторону и постояли, любуясь своим творением. Питер даже расстроился, что все получилось так быстро.

Потом он сложился пополам от хохота.

— Послушай, Джонас. Кажется, мы забыли кое-что. Как туда теперь влезть?

Почесав макушку, Джонас принялся ходить вокруг иглу и потом признался, что хотел оставить вход на потом. Он доверил Питеру вырезать входную арку, и у него получилось достаточно криво. Но все же внутрь можно было попасть. В четыре руки они отгребли снег от входа. Джонас встал на четвереньки и заполз внутрь, Питер последовал за ним.

— А тут уютно, — заметил он. Раньше ему казалось, что сидеть на снегу должно быть мокро и холодно.

Джонас выпрямился, насколько это было возможно, и проковырял отверстие в потолке.

— Для света и отвода теплого воздуха, — объяснил он. — И если уж делать все по уму, то нужно построить туннель у входа, чтобы он защищал от холодного ветра.

Питер довольно улыбнулся.

— Давай сделаем его!

Они сложили туннель из блоков помельче. Его высоты хватало ровно настолько, чтобы вползти внутрь, а длиной он оказался с Питера.

— Здесь обычно спали сироты, — вдруг сказал Джонас, пробираясь в тесный туннель. — Их тела загораживали остальных от холодного ветра.

— Сироты? Ты хочешь сказать, дети?

— Да, дети. У них была очень непростая жизнь. Им приходилось драться с собаками за остатки еды, которые оставались после дележа добычи.

— Боже, это ужасно. — Питер сидел, скрестив ноги, под неверным пятнышком света, которое только напоминало о том, какое яркое солнце осталось снаружи.

— И да, и нет, — заметил Джонас. — Эти дети вырастали очень сильными, и впоследствии становились самыми уважаемыми старейшинами общества. Из-за того, что им часто приходилось терпеть холод и недоедание, они становились лучшими охотниками.

Питер призадумался.

— Все равно это полный отстой.

— Честно говоря, я с тобой полностью согласен, — сказал Джонас. — Но вот мои бабушка с дедушкой — нет.

Они помолчали, и затем Питер спросил:

— Джонас?

— Что?

— Тебе не кажется, что мой отец ищет здесь еще что-то кроме ледников?

Джонас с интересом посмотрел на него.

— Иногда да.

— Я много об этом думал. Как ты думаешь, что это?

— Пока не знаю.

— А ты не хочешь его спросить?

Джонас улыбнулся.

— Пока нет.

Питер кивнул.

— Ладно.

— А почему ты сам его не спросил?

Питер прикинул что-то в голове.

— Мне кажется, если бы он хотел этого, то сам бы уже все рассказал.

Джонас помолчал несколько мгновений, и потом заметил:

— Чем бы оно ни было, кажется, твоя мама тоже это ищет.