Восход

Глава третья Тиа

Грейсхоуп

Тиа открыла глаза и потянулась за скомканным одеялом, которое она сбросила во сне. «Вряд ли уже пора одеваться», — подумала она и вяло перевернулась на бок. В голову почему-то лезли названия домашних животных: свинья, курица, овца, утка, корова… Наверное, они ей приснились. Тиа сонно размышляла, не перепутала ли что-нибудь: разве лошадь и свинья одного размера? Она была почти уверена, что одно животное несколько больше другого, но никак не могла вспомнить, какое именно.

Монотонный шум водяного колеса убаюкивал ее. Из глубин подсознания медленно выплыло слово и вдруг ударило ее, как электрический разряд.

— Совет! — вскрикнула она, вскочила в кровати и больно стукнулась головой о скошенный потолок комнаты.

— Ай, черт! Лана! Ай… — Она выбралась из кровати и накинула меха, которые приготовила накануне ночью. Можно было не тратить времени на ванную — она только вчера помыла волосы, но еще следовало надеть браслеты. С застежками придется провозиться минимум пять минут, и это была одна из немногих вещей, которые Тиа не могла делать, пока едет на коньках. На сколько она уже опоздала?

— Лана! — Она подхватила с сундука меховой комбинезон, сунула в него ноги, затем руки и вывалилась в главную комнату, гремя браслетами и перекинутыми через плечо коньками.

— Тиа, — спокойно ответствовала ее тетушка, которая восседала за столом перед чашкой с дымящимся рисовым отваром.

— Почему ты меня не разбудила?

— Я не разбудила тебя потому, что уже предупреждала о том, что не стану тебя будить. Потому что девушка, достаточно взрослая для того, чтобы обращаться в Совет, может подняться с постели и привести себя в порядок самостоятельно. — Говоря это, она подошла к Тиа и стала помогать ей с браслетами. — Твой завтрак уже готов.

Тиа посмотрела на стол.

— Большое тебе спасибо. Но у меня нет времени, чтобы его съесть.

— Ты можешь ехать на коньках и есть одновременно, — невозмутимо ответила тетя и отпустила ее руку. Все браслеты были аккуратно застегнуты. Она добавила:

— Маттиас ждет тебя, я знаю.

Тиа заглянула в маленькую миску перед собой, потом посмотрела на Лану глазами, полными искренней благодарности.

— Скороягоды! Что ты, не стоило…

Лана сделала вид, что не слышит.

— Сегодня тебе нельзя опаздывать, Тиа. Вспомни, сколько ты трудилась. Вперед, иди же.

Тетя наверняка сидела за столом с самого Восхода и боролась с желанием разбудить племянницу, одеть и накормить завтраком, вручив детскую ложку, которую она вопреки правилам хранила в ящике рабочего стола, бережно завернув в тряпицу.

Тиа взяла мисочку и аккуратно выложила бесценные ягоды на развернутый блин. Затем ловко свернула так, чтобы не потерять ни единой капельки ягодного сока, и отработанным движением проскользила в одних носках до входной двери, остановившись прямо перед меховым ковриком.

Тетя лишь покачала головой.

— Настанет день, когда тебе все-таки придется вести себя, как подобает леди. Тиа, пора взрослеть…

— Как ты любишь напоминать мне об этом! — Держа в одной руке свернутый блин, Тиа сунула ноги в коньки и подхватила свою накидку с вешалки. — Пожелаешь мне удачи?

Тетя послала ей воздушный поцелуй. Тиа послала такой же в ответ, театрально вскинула руку и крутанулась в сторону двери. Сделав глубокий вдох, она оттолкнулась коньком и выехала наружу, прямо в гущу уличного движения.

Поедая на ходу блинчик с ягодами, Тиа размеренно катилась по главной улице и махала рукой попадавшимся на глаза знакомым. Наступил час пик, многие люди спешили на работу, и она старалась глядеть под ноги и лавировала между конькобежцами, пытаясь как можно быстрее добраться до места встречи с Маттиасом.

Маттиас жил недалеко от Пятой улицы, узкой дороги, отделявшейся от главного проезда. Тиа едва не оступилась на повороте, когда какой-то парень резко затормозил прямо перед ней. Ей удалось сохранить равновесие и скорость, и она поспешила дальше. Маттиас стоял перед своей квартирой вместе с мамой, Селой. Они с Тиа были родственниками: Села приходилось кузиной Лане и маме Тиа, Маи. Мама Тиа умерла, когда Тиа была совсем крошкой.

— Тиа! — окликнула ее Села. — Прошло уже две недели, как мы не виделись. Бог мой, вы только посмотрите! Тиа, ты сегодня просто очаровательна, честно.

Тиа кокетливо кивнула ей и смущенно поблагодарила за комплимент. Села не сказала о том, что она просто копия мамы, но Тиа и сама знала, что это так. Кем бы ни был ее отец — можно было только гадать, — он никак не повлиял на ее внешность. У Тиа остался мамин портрет, нарисованный талантливыми руками Селы. Она специально носила длинные волосы, так же, как и мама когда-то. И, хотя Тиа даже самой себе не призналась бы, что задумывалась об этом, но где-то в глубине души она надеялась, что ее темная шевелюра хорошо смотрится на белом меху.

Села поймала Тиа за руку и поддернула ее рукав вниз.

— Маловато слегка! — Она нахмурилась. — Я бы раздобыла парочку подходящих для тебя.

Мехов не хватало, как и всего остального. Кажется, так было всю ее сознательную жизнь.

— В длинной одежде тяжело ездить на коньках, — поспешно ответила Тиа. — А эта — в самый раз.

За спиной Селы заскрипела дверь, и выглянул младший брат Маттиаса, Эзра. В руке он держал надкушенную рисовую лепешку.

— Тиа!

— Доброе утро, Эзра.

— А у меня завтра день рождения!

Тиа улыбнулась.

— Я помню.

— Мне исполнится пять.

— Мы знаем! — сказал Маттиас. — Ты уже месяц об этом твердишь. — Он наклонился и пощекотал мальчика. Эзра взвизгнул и скрылся в доме. — Тиа, поехали. Я стою тут уже вечность, еще немного, и оледенею.

Села пожелала ребятам удачи, и они отправились в путь.

Тиа с Маттиасом вместе учились кататься на коньках. Им было всего по два года, когда они, спотыкаясь, ковыляли по задворкам под присмотром Ланы и Селы. Теперь они двигались как единое целое, синхронно переставляя ноги.

Почти весь путь до палаты Совета они проделали молча. Тиа декламировала про себя речь, обращенную к членам Совета. Она столько раз переписывала ее на своем световом планшете, что сияющие строчки буквально стояли перед глазами. Когда они приближались к Восьмому проезду, Тиа почувствовала, что Маттиас начал съезжать налево.

— Нет, Маттиас! — сразу сказала она. — У нас нет времени!

— Время есть.

Неподалеку отсюда исключительно в дни заседания Совета одна наследница Четвертой линии родословной по имени Джиа пекла сладкие рулеты и продавала их с пылу с жару прямо в дверях своей квартиры. Никто понятия не имел, откуда у нее бралось столько провизии, но никто и не спрашивал. У Джиа выходили совершенно необыкновенные рулеты: пышные, воздушные, со сладкой корочкой. В конце месяца перед заседанием члены Совета толклись у дверей Джиа: ее выпечка была весьма популярной.

— Я все восполню, — сказала Тиа. — Обещаю тебе. Куплю пару рулетов по дороге домой.

— Но они горячие только сейчас. — Маттиас замедлил ход и сердито посмотрел на нее.

Он был прав. Остывшие рулеты теряли весь свой вкус. Бедный Маттиас, он, похоже, мечтал побаловать себя уже много дней. Тиа покачала головой и посмотрела на него глазами, полными раскаяния. Она понимала, что Маттиас вряд ли сможет устоять.

— Тогда в следующий раз — вдвое больше! — сердито пробурчал он, снова разгоняясь.

Несколько минут спустя неподалеку показались высокие двери палаты Совета. Маттиас с теплой улыбкой пожелал ей удачи и поднялся вверх по лестнице на балкон для зрителей. Тиа скинула коньки и пробралась через толпу к боковым местам, предназначенным для горожан, желающих обратиться к Совету. Она присела и огляделась вокруг.

Круглая палата Совета была вырезана прямо в толще льда, потому что была частью первого поселения. За исключением озера, Тиа никогда еще не видела такого большого свободного пространства. Потолок поднимался вверх на девять метров и был выкрашен в светло-голубой цвет, символизировавший небо. Над головами виднелись скульптурные портреты первых поселенцев, окруженных собаками-чикчу, делившими с ними все невзгоды холодного мира. На их лицах застыло «оптимистическое выражение», как говаривал Мэриуэзер, наставник Тиа. Ей же всегда казалось, что они выглядят усталыми, будто хотят отыскать место, чтобы поставить палатки и скрыться от пронизывающего ветра хотя бы на несколько часов. Как им рассказывали, ветер был тяжелым испытанием для Поселенцев в холодном мире. Тиа по привычке взглянула наверх, туда, где ее прародительница Грейс целеустремленно ступала перед упряжкой собак. Одной рукой она зарылась в пушистый мех лайки, шагавшей у ее ног. По правде говоря, Грейс никогда не встречалась с чикчу, она даже не видела холодного мира. Но именно ей принадлежала идея раз и навсегда скрыться от охотников, и благодаря ее гениальности вся задумка удалась.

Грейс долгие годы готовилась к переселению: открыла способ, которым можно заставить лед стать твердым и надежным, как камень; изобрела кислородные лампы, дававшие жителям свет, придумала водяное колесо, обеспечивавшее их энергией и воздухом с поверхности земли. Казалось вполне логичным, что ее портрет можно видеть рядом с теми, кто воплощал ее замысел в жизнь.

Внучка Грейс, двенадцатилетняя Сара, пережила путешествие в холодный мир. После того, как поселенцы выдолбили себе новое убежище во льдах, она родила первого ребенка, став родоначальницей Первой линии родословной. Тиа угрюмо посмотрела на свои туго застегнутые браслеты: каждый из шести обозначал поколение дочерей, унаследовавших кровь Сары. Последний, седьмой, обозначал ее саму: Тиа была последней девушкой в Первой линии родословной. Если у нее не будет дочерей, род Грейс прервется.

Считалось, что узор браслетов придумала сама Грейс. Они были хороши: Лана говорила, что этот узор напоминает ей о нежных ростках, тянущихся от земли к теплу и солнцу. Но на руке Тиа они висели тяжелой ношей.

Члены Совета рассаживались по своим местам. На боковом столе Тиа заметила стопку коробок и красных знамен: декорации для праздника, посвященного Запуску, который должен был наступить через две недели. Тиа про себя повторила речь: она не могла допустить ни малейшей ошибки, особенно сейчас.

Роуэн, бабушка Тиа и глава Совета, призвала всех к порядку. Секретарь встал, чтобы зачитать перечень вопросов, обсуждавшихся на последней встрече. Хотя Тиа вежливо повернулась в сторону говорящего, она не уловила ни слова. Она так нервничала, что слышала, как шумит кровь в ушах. Хотелось чем-нибудь занять руки: кусок мягкой амбры, который Тиа любила вертеть в пальцах, остался забыт у постели. Её пустая правая ладонь сама собой сжалась в кулак.

Девушка украдкой глянула на Маттиаса, расположившегося в первом ряду на балконе для зрителей. Ему наверняка пришлось потолкаться, чтобы сесть туда. Маттиас понимал, что если Тиа сможет его видеть, ей будет спокойнее. Он сидел, подперев подбородок ладонью, и когда заметил ее взгляд, легонько помахал пальцами.

Тиа не могла помахать ему в ответ: это выглядело бы глупо. Но ей стало легче. Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.

Роуэн знаком пригласила ее встать.

Тиа автоматически улыбнулась, но тут же пожалела об этом. Ей же не вручали награду. Сейчас наверняка Совет следит за каждым ее движением. Она сделала серьезное лицо и зашагала к подиуму.

Такой большой зал тяжело было натопить, и члены Совета все закутались в меха. Роуэн считала, будто холод в зале свидетельствует о том, что они ничем не отличаются от простых жителей Грэйсхоупа и не имеют никаких привилегий. Но Тиа знала, что бабушка себе ни в чем не отказывает. Роуэн дважды в день принимала горячую ванну: одну на Восходе и другую прямо перед ужином, и каждое утро пила крепкий чай, в то время как другим приходилось решать, растягивать ли свой скудный месячный паек или истратить его за пару недель. Тетя Лана вообще пила рисовый отвар, а чай берегла для гостей.

В поисках знакомого лица Тиа обвела глазами зал и заметила Эрика, молодого историка из Двенадцатой линии родословной. Глубоко вздохнув, она начала свою речь.

— В этом зале собираются самые мудрые и образованные люди нашей родной земли. — Она заметила несколько удовлетворенных кивков в свою сторону и продолжила. — И этот зал сам по себе может о многом поведать. — Она указала на изображения поселенцев. — Он служит памятью о том, как много лет назад наши предки решили проследовать за Грейс, выбрав жизнь в мире и равноправии…

Снова кивки.

— …И о том, какие невзгоды им пришлось перенести, о риске, которому они подвергали себя, чтобы построить новый мир. — Тиа посмотрела на красные знамена, символизировавшие кровь, пролитую при бегстве из старого мира.

— Теперь настал наш черед. Число потомков сорока поселенцев достигло шестисот человек. Наши предки праздновали каждое рождение. Теперь же позволено иметь всего двух детей. Нам нужно больше пещер и пространства для посадок растений. Больше места для лечебниц, и больниц, и мастерских. Все их нужно отапливать и освещать. Представьте себе такой Грейсхоуп, в котором рады каждому младенцу, независимо от того, первенец он или четвертый в семье. О таком мире мечтали первые поселенцы. И он ждет нас на другом берегу озера…

Но другой берег находился очень далеко. И попасть туда можно было единственным путем.

— Мы знаем, что из Грейсхоупа не достичь противоположной стороны озера. — Тиа замолчала: ее мать погибла, пытаясь сделать это. — Но мы можем проникнуть туда с поверхности земли.

Все взгляды метнулись к Роуэн, сидевшей позади Тиа. Но девушка продолжила.

— Поселенцы терпели невзгоды ради того, чтобы мы жили в мире. Настала наша очередь рисковать. Позвольте нам расширить границы нашего мира, вместо того чтобы сокращать население. Позвольте…

— Дорогая моя Тиа, — перебила ее бабушка своим сильным, хорошо поставленным голосом. — Пойми, несмотря на твой возраст, члены Совета уважают твое право на голос.

Роуэн смотрела на нее со своего места, сверху вниз. Тиа находилась достаточно близко, чтобы заметить, насколько та раздосадована. Но ее голос источал теплоту и заботу. Казалось, будто она почти хвалит ее.

— Однако ты должна осознавать весь гигантский масштаб предлагаемого тобой предприятия. Особенно если учитывать твой возраст и положение. Тебе, насколько я знаю, всего четырнадцать. И ты еще не завершила начальное образование.

Тиа поджала губы. Бабушка прекрасно знала о том, что она все еще учится.

— Бабушка, я не настаиваю на немедленных действиях. Я только предлагаю Совету создать особый комитет, который позволил бы нам заняться исследованиями и установить, возможно ли подняться на поверхность для того, чтобы расширить наши владения.

Маттиас предусмотрительно посоветовал ей заменить первоначальный вариант «команда первооткрывателей» на «исследовательский комитет». Кто станет выступать против мирных исследований?

— Поэтому я составила план, — продолжила она, — который я хотела бы…

— Тиа, — покачав головой, перебила бабушка. Она пыталась говорить тепло и дружелюбно, но девушка понимала, что она злится. — Боюсь, что твой план никуда не годится. И время ты выбрала не самое лучшее. У нас есть множество других срочных дел. Экспедиция наверх потребует огромных трудозатрат. — В ее голосе зазвучала сталь. — Или ты уже разработала легкий метод прокладывания туннеля на поверхность? Или предлагаешь всем нам покинуть свои рабочие места и начать копать? Может, ты уже нашла безопасное место, в котором можно начать работу?

Наблюдая, как злится бабушка, Тиа хватанула ртом холодный воздух.

Роуэн меж тем продолжала.

— Ты, похоже, позабыла о том, что наши предки едва не погибли на поверхности. Хотя ты, возможно, еще не изучала историю нашего народа?

— Конечно же, я знаю историю! — Огрызнулась Тиа. — На наших предков охотились, как на диких зверей, и они проследовали за Грейс сюда, чтобы основать это поселение. Она погибла, пытаясь спасти наш народ, чтобы ее внуки и правнуки могли жить. И именно по этой причине я настаиваю на новой экспедиции.

Изображая искреннее сочувствие, Роуэн медленно покачала головой и перевела взгляд на членов Совета.

— Разве она не похожа на мать? Она же просто копия Маи. — Она снова посмотрела на Тиа. — Я ни в коем случае не хотела тебя обидеть. Я понимаю, что ты охвачена теми же мыслями и стремлениями. Но тебе, так же как и ей в свое время, требуется многому научиться.

Тиа залилась краской, ее голос зазвенел.

— Да, моя мама искренне верила в дальнейшее развитие Грейсхоупа! Но я здесь не по этой причине!

Тиа понимала: это было не совсем правдой. Но она уже не могла остановиться.

— Наши люди озабочены дележкой и распределением паек, а агрономы ломают головы над тем, откуда еще добыть еды. — Тиа сделала вдох, пытаясь успокоиться, но тщетно. Она уже почти кричала. — Не о такой жизни мечтала Грейс! Мы не должны цепляться за старое только из страха и невежества!

Она с опозданием осознала, что слова вроде «дележка», «цепляться» и «невежество» были слишком резки. А еще она повернулась спиной к членам Совета, чтобы иметь возможность смотреть в глаза Роуэн.

— Тиа. — Голос бабушки звучал пугающе ровно и беспристрастно. — Ты не смогла оценить того, что тебе доверили такую привилегию: обратиться к Совету. Я надеялась, что ты уже достаточно сознательна и не способна попрать честь Совета, вопя на его членов, будто они капризные нашкодившие дети, а не люди, преданные своему городу и народу. Твое выступление окончено. После формального голосования по поводу твоего предложения сформировать комитет мы продолжим заседание согласно принятому регламенту.

Нет! Тиа лихорадочно пыталась придумать, как заставить ее замолчать. Она так долго работала над своим планом. Если бы только члены Совета согласились выслушать ее, то поняли, что это не пустая болтовня.

— Подождите…

— Голоса «за»? — воскликнула Роуэн. Было видно, что она уже откровенно скучает.

Не поднялось ни одной руки. Кое-кто из заседающих злобно сверлил Тиа взглядом. Эрик с преувеличенным интересом рассматривал свои ботинки. А на Маттиаса она даже боялась посмотреть.

— Предложение отклонено, — гаркнула Роуэн. — Комитет сделает заключение. Начнем с вопроса о жилье в старом квартале.

Лицо Тиа горело так, будто ей отвесили пощечину. Она коротко кивнула — так было принято завершать обращение к Совету — и, стараясь не споткнуться, прошла к своему месту. Хотя последующие докладчики развели монотонный, просто усыпляющий бубнеж, все оставшееся время заседания ее сердце колотилось, пытаясь выскочить из груди, переполненной стыдом и злобой.

Когда бесконечное заседание подошло к концу, Тиа одной из первых вышла из створчатых ворот зала Совета. Маттиас уже поджидал ее во дворе. Он ничего не сказал, только взял ее за руку. В тягостном молчании они вернулись в старый квартал. Время шло к полудню: плоский потолок над их головами освещался на полную мощность, и главная дорога пустовала: все разошлись по своим местам, на работу или учебу. Когда у Тиа на душе скребли кошки, обычно помогала лихая езда. Сейчас она гнала изо всех сил и готова была поспорить, что Маттиас с трудом за ней поспевает. Мысли в ее голове сменяли одна другую с такой же скоростью. И чем больше она размышляла, тем больше ее охватывал гнев. Роуэн намеренно вывела ее из себя. Теперь члены Совета будут считать ее зарвавшейся наследницей знаменитых предков. Она сама позволила случиться тому, к чему стремилась бабушка.

Маттиас потянулся к ней и слегка сжал ее руку. Ему пора было повернуть на третий проезд: к водяному колесу, где он работал помощником главного инженера.

— Я увижу тебя после ужина? — спросил он, обернувшись.

Она покачала головой.

— Мне придется работать ночью.

Он кивнул и поспешил прочь. Водяное колесо обеспечивало Грейсхоуп теплом и воздухом, и у помощников инженера была пропасть работы. Маттиасу частенько приходилось одалживать у Тиа конспекты лекций: директор Берлинг не считал учебу уважительной причиной для отсутствия своих работников. Тиа знала, что Маттиасу пришлось немало вынести за то, чтобы прийти на это заседание Совета. И его она тоже подвела.

Днем Тиа планировала пойти на озеро. Ей нравилось сидеть на старой скамейке под деревом и растворяться в окружающем мире: плеске воды, стуке рыбацких лодок у причала и далеком невидимом берегу в противоположном конце озера. Там обитали ее самые заветные мечты о таившихся на поверхности чудесах: о том, каким может быть тепло солнца или прикосновение ветра. И там ей казалось, что она ближе к своей маме, Маи, пропавшей в бескрайних водах.

Тиа опустила голову и помчалась домой.

Лана уже ушла на службу, в сады. В квартире никого не было. Тиа пошла прямо в спальню и скинула с себя меха, оставив их бесформенной грудой на полу. Она не разожгла световую сферу и легла прямо на пол в тонкой тунике и леггинсах, которые носила под мехом. Ей хотелось плакать, но тело казалось закостеневшим и ломким, будто в нем не осталось ни капли воды.

Тиа попыталась выполнить дыхательные упражнения, глядя на звезды, которые Лана прикрепила для нее к потолку, когда она была еще совсем малышкой. Они были покрыты краской, изготовленной тетиными руками, и серебрились в слабом свете сферы. Лана выбрала несколько из тех созвездий, что Тиа перерисовала из настоящих атласов звездного неба. Ей это нелегко давалось: расположение звезд казалось ей совершенно беспорядочным. Да и какой вообще был смысл в изучении того, что она никогда не увидит?

А вот Маттиас, конечно, с первого взгляда мог назвать любое созвездие. Он часами валялся на полу вместе с Тиа и пытался заставить ее увидеть смысл в путаном скоплении светящихся точек над их головами. Он объяснял ей и множество других вещей.

— Так где же горизонт? — спрашивала она. — Сначала ты говоришь, что это место, где небо соединяется с землей, а спустя мгновение ты сам же заявляешь, что на самом деле они вообще не соединяются!

Конечно, Маттиас, как и она сама, никогда не видел настоящего горизонта, но он с легкостью усваивал подобные знания. Лана понимала, что это, наверное, потому, что он попусту не тратит силы на вопросы, зачем вообще нужно все это учить.

Когда ей удалось сконцентрироваться и взять себя в руки, она села и пододвинула свой сундук. Раскрыв его, Тиа покопалась в сложенных платьях и мехах и извлекла свою шкатулку. Она была настоящей редкостью: деревянная, а не из запаянного льда, с красивой резьбой и изображением дуба, символом Первой линии родословной. При одном виде этой шкатулки Тиа уже чувствовала себя умиротворенной. Вещица переходила из рук в руки по наследству: от дочери к дочери. Лана подарила ее Тиа на двенадцатилетие.

Внутри лежал большой овальный медальон, выточенный из кости. Когда-то он принадлежал маме. На ощупь украшение казалось фантастически гладким и теплым. Внутри скрывалось два портрета, нарисованных тушью. С одной стороны — изображения трех сестер: ее мамы, Селы (обеим по двенадцать) и четырнадцатилетней Ланы между ними. Они прижимались щеками друг к другу. В другой же створке медальона имелся незаконченный портрет, даже набросок. Маи, уже взрослая женщина, держала на руках свою малютку-дочь. Тиа уткнулась личиком маме в шею, так что были видны только ее темные кудрявые волосы.

Она не помнила, каково это — быть в объятиях мамы. Она вообще не помнила маму. Тиа пристально посмотрела на маленькую картинку. И потом наконец заплакала.