Восхождение. часть 3

10. Крах операции «Overflight»

В апреле 1960 года дипломаты СССР, США, Великобритании и Франции вели сосредоточенную подготовку к предстоящей четырёхсторонней встрече глав государств в Париже. Саммит был назначен на 16 мая, согласования начались вскоре после визита Н.С. Хрущёва в США в сентябре 1959 года. Дипломатическая работа и различные переговоры между великими державами велись постоянно, и лишь периодически обычные граждане узнавали о значительных результатах этой незаметной для постороннего глаза деятельности.

Так, 1 декабря 1959 года был заключён договор о статусе Антарктиды. Многостороннее соглашение устанавливало, что этот континент и его ресурсы не могут принадлежать какой-либо одной стране. На тот момент такое положение устраивало всех. Человечество пока не могло осваивать ресурсы Антарктиды сколько-нибудь эффективно. При подписании договора советская делегация выступила с официальным заявлением, что в случае его нарушения другими сторонами или прекращения его действия, СССР предъявит права на всю Антарктиду, открытую русскими моряками (АИ). Этот демарш был совершён с учётом того, что, несмотря на подписание договора, многие страны не отказались от претензий на куски Антарктиды и рисовали на картах свои «антарктические сектора».

Теперь на первый план выходил будущий Парижский саммит, где предполагалось, в числе прочего, обсудить в очередной раз германский вопрос и советские предложения по разоружению в Европе, выдвинутые Н.С. Хрущёвым во время его выступления в ООН 18 сентября 1959 г. (Реальная история, см. гл. 04–16). Как позже диктовал в своих воспоминаниях Никита Сергеевич: «…особых надежд на возможность найти взаимоприемлемое решение у нас не имелось, но готовились мы, тем не менее, серьезно: хотели использовать буквально всё для смягчения наших отношений и ставили целью гарантировать мирное сосуществование государств с различным социально-политическим устройством.»

Германский вопрос поднимали и постоянно муссировали Соединённые Штаты, тогда как позиции СССР, Англии и Франции по этому вопросу если не совпадали, то были очень близки. Разделённая на две антагонистические части Германия устраивала всех, кроме самой Западной Германии, и США.

Американцы хотели превратить объединённую Германию в плацдарм для удара по странам Варшавского договора, однако ни Англии, ни Франции не было выгодно появление в Европе столь сильного игрока. Де Голль на встрече с Хрущёвым в марте 1960 г очень ясно выразил свою позицию. Британский премьер Макмиллан также не скрывал своего видения данного вопроса.

Советские предложения по разоружению, выдвинутые в сентябре 1959 года в ООН, активно обсуждались дипломатами на всех уровнях. Радикальный план упразднения всех вооружённых сил в течение 4-х лет, разумеется, был отвергнут, но благоразумно предложенные советской стороной поэтапные сокращения вооружённых сил в Европе рассматривались в самых различных вариантах и комбинациях.

Советские дипломаты активно продавливали предложение поэтапного вывода западных и советских войск с территории Западной и Восточной Германии. К началу встречи удалось прийти к соглашению, по которому после поэтапного вывода войск в течение 10 лет на территории Германии должны были остаться только территориальные оккупационные силы, обеспечивающие контроль над национальными армиями ФРГ и ГДР, и склады оружия на случай необходимости развёртывания в угрожаемый период. Предполагалось вывести с территории Германии соединения, оснащённые наступательными средствами, прежде всего — танками, артиллерией и тактическими ракетами. Вооружение этих частей предполагалось на этом этапе хранить на складах на немецкой территории. Совместными усилиями дипломатов были даже подготовлены варианты плана-графика постепенного вывода войск, но окончательное решение предстояло принять лидерам четырёх держав в Париже. (АИ)

Камнем преткновения на переговорах оставалась позиция США, требовавших включить в план вывода советских войск также и части, дислоцированные в Венгрии, на основании того, что территория ГДР меньше территории ФРГ, и таким образом, «демилитаризованная зона» на территории ОВД по советскому варианту получается меньше, чем на территории НАТО. Советская сторона не соглашалась, так как национальная армия ФРГ, бундесвер, противостоящая Народной армии ГДР, значительно превосходила её по численности и количеству вооружений. (АИ)

Учитывая что Венгрия была отделена от НАТО социалистическими Югославией и Чехословакией и нейтральной Австрией, советская сторона предлагала вывести войска из Венгрии, в обмен на вывод американской армии из ФРГ.

СССР также предлагал включить в демилитаризованную зону на востоке ещё и Польшу к западу от Вислы и Сана. Вместе с ГДР и Венгрией это было вполне сопоставимо с территорией ФРГ. Однако, американцы, с самого начала нацеливавшиеся торпедировать соглашение, последовательно отвергали все советские инициативы (АИ)

В целом дипломаты возлагали на предстоящую встречу определённые надежды, хотя Хрущёв и не слишком верил, что они оправдаются. Но далеко не все на Западе желали успеха предстоящим переговорам. Быстрое и впечатляющее усиление Советского Союза, его успехи в ракетно-космической области и создании ядерного оружия, ещё недавно пятимиллионная армия, оснащённая большим количеством современных танков откровенно пугали и европейцев и, пусть и в меньшей степени, американцев.

Ещё более сильный страх вызвало в США возрождение Коминтерна в ответ на «доктрину Эйзенхауэра». Череда революций в Азии и Латинской Америке стали для Госдепартамента явным и зримым подтверждением «теории домино». Взращиваемые Соединёнными Штатами реакционные режимы посыпались один за другим, как костяшки домино, фактически развалился блок СЕНТО, предназначенный для блокады СССР с юга и недопущения выхода советского флота в Индийский океан. Советские корабли, базируясь на иранские порты, теперь постоянно патрулировали Персидский залив, который к тому же полностью простреливался противокорабельными ракетами, установленными на иранском побережье. (АИ)

В этот раз они собрались в Калифорнии, сняв на одни сутки скромную виллу. Прислугу, подготовившую всё необходимое для гостей, отпустили заранее, чтобы никто не видел тех, кто приедет. Сначала дом тщательно осмотрели охранники. Прошлись по всем комнатам со спецаппаратурой, выискивая возможно спрятанные микрофоны, взрывчатку и радиодетонаторы. Все углы и укромные места обнюхали по очереди несколько собак, натасканных на различные запахи. И только после этого к дому подъехал первый лимузин, за ним второй, третий…

Аллен Даллес, как гостеприимный хозяин приветствовал гостей, точнее — своих партнёров, и отчасти — работодателей.

— Прошу, господа. Напитки и бокалы на столе, сегодня у нас самообслуживание, прислуги в доме нет. Нам никто не помешает.

Гости расселись на креслах и диванах, разобрав бокалы с напитками. В гостиной сгущался вечерний полумрак, но свет был выключен, шторы опущены, жалюзи снаружи на окнах закрыты. Лимузины, высадившие хозяев, были припаркованы в разных местах за пару кварталов от дома. Снаружи вилла выглядела нежилой, лишь замаскировавшиеся охранники периодически обменивались щелчками по радио, проводя перекличку.

— Мой бог, до чего мы докатились — вынуждены прятаться в собственной стране! — недовольно проворчал Гарольд Хант.

— Лучше уж так, чем стать мишенью для Коминтерна, — откликнулся Джозеф Кеннеди.

— Господа, вы сильно преувеличиваете, — покачал головой Никсон. — Я неоднократно обсуждал этот вопрос с Гувером. Джон Эдгар привёл мне исчерпывающие доказательства, что деятельность Коминтерна нацелена, прежде всего, на третий мир, где у коммунистов имеется достаточно сторонников среди местной бедноты. В Соединённых Штатах Коминтерну не на кого опереться, поэтому его активность здесь очень невелика.

— Вы всерьёз верите этому жирному педерасту? — криво усмехнулся Хант. — Он за последние несколько лет не поймал ни одного крупного красного шпиона — ловит только всякую мелкую сошку. Не знаю, куда вы смотрите там, в администрации, я бы уже давно его заменил.

— Думаю, вы несправедливы к мистеру Гуверу, Гарольд, — заметил Даллес. — Возможно, его интимные вкусы и не совпадают с вашими, но дело своё он знает. Но в любом случае, разумная осторожность ещё никому не повредила.

— К тому же крайне маловероятно, что красные станут предпринимать какие-то активные действия в преддверии Парижской встречи и визита президента в СССР, — добавил Никсон.

— А мы собираемся что-то предпринимать в отношении Парижской встречи и визита президента? — поинтересовался Уильям Мартин. — Или вы собираетесь позволить президенту подписать этот договор о сокращении вооружённых сил в Европе, с которым так носится мистер Гертер? Для нашей национальной экономики такое соглашение совершенно невыгодно.

— Конечно, ведь на оборонных госзаказах оружейные корпорации получают возможность так пилить бюджет, как скромному торговцу нефтью, вроде меня, и не снилось, — криво ухмыльнулся Хант.

— Я ещё ни разу не видел ни одного действительно скромного торговца нефтью, — усмехнулся Нельсон Рокфеллер.

— План действий у нас подготовлен, — ответил Даллес. — Я не стану посвящать вас в детали, они, разумеется, секретны. Поясню лишь основной замысел.

Нам необходимо сорвать Парижскую конференцию, и, по возможности, сорвать визит президента в красную Россию. Причём это надо сделать так, чтобы виноватыми в срыве мероприятий можно было выставить красных.

— Задача непростая, учитывая ту способность договариваться и находить общий язык с кем угодно, которую демонстрировало в последние годы их руководство, — заметил Рокфеллер.

— Верно. Поэтому мои люди тщательно наблюдали за поведением Хрущёва, когда он ездил по территории США во время прошлогоднего визита, — ответил Даллес. — Мистер Никсон по согласованию со мной организовал беспрецедентную кампанию политического давления на Хрущёва, чтобы постоянно держать его в напряжении и состоянии стресса. Не скажу, что это удалось на сто процентов, но пару раз наши усилия дали результат — Хрущёва удалось вывести из себя, и понаблюдать за ним в этом состоянии, чтобы составить его психологический портрет и определить слабые места.

— Вот как? Очень любопытно. Не поделитесь своими выводами? — спросил Мартин.

— Пожалуйста. Хрущёв отчасти парадоксален. Он интересуется наукой и техникой, но из-за недостатка образования ни в чём не разбирается, в отличие от дядюшки Джо, который, как нам известно, хорошо ориентировался в технике, особенно в военной.

В обычном спокойном состоянии Хрущёв играет роль добряка, но он очень вспыльчив и импульсивен. Если его вывести из себя, он взрывается немедленно, обрушиваясь на оппонента всей мощью своей харизмы. Прямо скажем, она у него есть, и немалая. Более того, в состоянии стресса он начинает себя «накручивать», всё более раздувая скандал, вместо того, чтобы попытаться найти пути к компромиссу и решить дело миром.

Ещё одной его слабостью является болезненная мнительность в отношении признания западными странами истинной позиции Советской России на международной арене. И это присуще не только Хрущёву. Красные постоянно боятся, что их не принимают всерьёз, не считают равным партнёром. Отсюда их постоянные требования соблюдения всех нюансов дипломатического протокола, показушные действия вроде взрыва их гигантской бомбы в Арктике, в эту же схему укладывается и прилёт Хрущёва на этом огромном самолёте.

Советская Россия слаба в военном отношении, и постоянно стремится скрыть свою слабость, — пояснил Даллес. — Поэтому она не является для нас сколько-нибудь серьёзной угрозой.

— Слаба? — удивился Хант. — Аллен, вы это серьёзно? У них есть бомба на 50 мегатонн! А у нас такая есть?

— У нас есть бомбы на 25 мегатонн и средства их доставки, а у красных нет возможности доставить свою сверхбомбу на нашу территорию, — ответил Даллес. — Наши специалисты полагают, что бомба у них вышла очень тяжёлой, их ракеты её поднять не в состоянии.

— Да, но у них есть ракеты, и боеголовки для них, пусть и меньшей мощности! В конце концов, даже одна мегатонна может разрушить Нью-Йорк или Вашингтон! А ещё Хрущёв, помнится, говорил про автоматическую систему запуска ракет с кобальтовыми боеголовками…

— Мы тоже можем разрушить Москву или Петербург, который они называют Ленинград, — пожал плечами Никсон.

— По нашим оценкам, у них мало ракет большой дальности, — добавил Даллес. — Около сорока, возможно — сорок четыре, не более. Что касается автоматической системы запуска, и кобальтовых боеголовок — тут мы с президентом расходимся во мнениях. Я считаю, что это блеф, красные не в состоянии сделать такую автоматизированную систему на их текущем техническом уровне. Кобальтовые боеголовки на их ракетах, по моему мнению — это просто страшилка, которую не стоит принимать всерьёз. Впрочем, президент думает иначе.

— Что толку, если при этом красные сумеют нанести свой удар? — возмутился Хант. — Все ваши военные игрушки хороши, только если противник не может до нас дотянуться, а красные уже могут! У меня отлаженный, работающий как часы бизнес, и я не хочу, чтобы какие-то красные его разрушили!

— Мы отвлеклись, — холодно заметил Мартин. — Так как вы собираетесь использовать эти слабые места Советов?

— Мы собираемся их унизить, — усмехнулся Даллес. — Дать им понять, что Америка — единственная сверхдержава на планете, и она будет делать всё, что ей заблагорассудится, ни во грош не ставя ни красных, ни кого-либо ещё. Хрущёв этого не потерпит, и потребует официальных извинений. Которых мы, разумеется, давать не станем. После этого какого-либо диалога в Париже уже не получится.

Скорее всего, красные также отзовут своё приглашение Эйзенхауэру посетить Россию. В результате, в глазах всего мира они будут выглядеть агрессивными идиотами, неспособными договориться, тогда как наша позиция только усилится.

— Айк на такое не пойдёт, — покачал головой Джозеф Кеннеди. — Он же не дурак, он понимает, что такие действия бросают тень на его репутацию и репутацию страны.

— А кто его спрашивать будет? — усмехнулся Даллес. — Мы поставим его перед фактом, на кону будет престиж Соединённых Штатов, и у него не будет другого выхода.

— Боже мой, Аллен, вы что, собираетесь подставить президента? — ужаснулся Хант.

— Айк — фигура сыгранная, — пожал плечами Мартин. — В январе следующего года Белый Дом займёт следующий президент, вот на него и надо ориентироваться.

— Допустим, вы правы… — задумался Рокфеллер. — Какова вероятность, что Хрущёв действительно так сильно оскорбится? Конечно, я понимаю, всё зависит от того, что именно вы задумали…

— Не беспокойтесь, мистер Рокфеллер, то, что мы задумали — гарантированно выведет его из себя, — заверил Даллес.

На встрече в Калифорнии Даллес не говорил ничего конкретного о задуманной им провокации. Операция была совершенно секретной, кроме самого Даллеса в подробности был посвящён лишь его заместитель Ричард Бисселл. Ему и принадлежал план.

После сбитого над Байконуром в августе 1957 года второго самолёта U-2 (АИ, см. гл. 02–42) в полётах пилотов ЦРУ над СССР наступило продолжительное затишье — президент запретил им полёты над советской территорией. Пилоты ВВС, в основном на разведчиках B-47, продолжали летать, пока в феврале 1959 г один из RB-47 не был сбит перехватчиками в районе Надымской губы (АИ, см. гл. 04–02).

Пилоты U-2 и RB-57D продолжали полёты над Китаем и Ближним Востоком. В полёты над Китаем RB-57D уходили с Тайваня. Три отряда разведчиков U-2 размещались в западногерманском Висбадене — отряд А, на турецкой авиабазе Инджирлик — отряд B, после событий сентября 1958 г (АИ) он был передислоцирован в пакистанский Пешавар, отряд С первоначально разместили в Японии, на базе Atsugi, но затем перевели на аэродром Eielson на Аляске. В ноябре 1957 г отряд А, базировавшийся в Висбадене, был отправлен на переформирование в США.

(Источник http://www.spyflight.co.uk/u2.htm)

Только с января по март 1959 г. самолеты RB-57D ВВС Тайваня десять раз нарушали воздушное пространство КНР, проводя «стратегическую разведку вдоль и поперек континента». Их деятельность распространялась на 13 провинций и городов, таких как Фуцзянь, Чжэцзян, Шанхай, Цзянси, Гуандун, Хунань, Хубэй, Аньхой, Гуйчжоу, Сычуань и Шаньдун и др. За 8–9,5 часов полета RB-57D мог пролететь до 6800 м, с высоты 18 км четырьмя фотоаппаратами производил аэрофотосъемку полосы шириной до 70 км и протяженностью до 4000 км. В июне 1959 г. этот самолет дважды пролетал над Пекином и не был перехвачен.

В рамках взаимодействия с КНР советская сторона весной 1959 года передала Китаю несколько зенитно-ракетных комплексов С-75. Советские специалисты обучили китайских товарищей.

К 5 сентября 1959 г. пять ЗРК разместили следующим образом: 1-й батальон — в Цзаолине на востоке уезда Дасинсянь, 2-й батальон — на аэродроме Чжанцзявань в уезде Тунсянь, 3-й батальон — в Хуайшулине в Фэнтайюй, 4-й — на аэродроме Шахэ в Чанпине, 5-й — в Хэнаньцуне в уезде Шуньисянь. Все пять ракетных батальонов заступили на боевое дежурство. В 20-х числах сентября командующий ВВС и ПВО НОАК генерал Чен Цзюн доложил министру обороны и правительству КНР о готовности зенитной ракетной группировки ПВО к выполнению боевых задач по противовоздушной обороне Пекина.

7 октября 1959 года над Пекином появился разведчик RB-57D. РЛС обнаружила цель в небе над морем в 50 км от Тайбэя в 9:41. В 10:03 с РЛС сообщили, что вражеский самолет в провинции Чжэцзян над местечком Вэйлин пересек береговую черту на высоте 18000 м. Над Нанкином он поднялся на высоту 19500 м, затем пролетел Цзинань и приблизился к Пекину. В 11–15 он был на удалении 700 км от столицы. Перехватчики ВВС НОАК КНР поднялись в воздух, но вражеский самолет достать не могли.

5-й зенитно-ракетный батальон первым объявил боевую тревогу. Когда самолет был уже на расстоянии 480 км, все системы ЗРК по рекомендации советского военного советника, полковника В.Д. Слюсара привели в полную боевую готовность. В 11–30 удаление составило 380 км, высота 19000 м, скорость 750 км/ч. О цели доложили министру обороны Китая маршалу Линь Бяо, который и дал добро на пуск.

Станция наведения ракет обнаружила цель на дальности 115 км и высоте 20300 м. RB-57D взяли на ручное сопровождение на дальности 100 км, с 70 км перешли на автосопровождение. Командир батальона приказал пустить три ракеты с интервалом в 6 с, когда удаление до цели сократится до 28 км, в тот момент до нее было еще 60 км. Команда «Пуск» прозвучала в 12:04.

Нарушитель шел с набором высоты. На дальности 41 км стартовала первая ракета, на дальности 40 км — вторая, 39 — третья. 40–45 секунд, пока ракеты шли к цели, на командном пункте царило предельное напряжение. Наконец его разрядили доклады командира ЗРК, следовавшие один за другим с интервалом 2–3 секунды: «Первая — подрыв», «Вторая — подрыв», «Третья — подрыв».

Какой по счету ракетой был поражён разведчик, так и не установили. Его обломки упали на юго-востоке уезда Тунсянь. Приехав на место падения, выяснили, что летчик ВВС Тайваня Ван Инцинь выпрыгнул с парашютом, но часть строп была перерезана, возможно, осколками ракеты. Он упал в 100 м к северо-западу от обломков самолета. Умирающего летчика спасти не удалось. В карманах обнаружили какие-то бумаги и удостоверение пилота ВВС Гоминьдана.

Обломки самолета носом воткнулись в землю, по бортовому № 5643 позже установили, что RB-57D был построен в США в июле 1955 г., а в 1958 г. его передали ВВС Гоминьдана, там он находился в 4-й эскадрилье 6-й авиагруппы 5-го объединенного отряда, размещенного на авиабазе Таоюань. До этого он совершил 15 полетов над континентом.

Сбитый RB-57D стал действенным предупреждением гоминьдановцам, которые после октября 1959 г. в течение 2 лет и 3 месяцев не вели стратегическую воздушную разведку над континентом высотными самолетами. Впрочем, тактическая разведка и нарушения воздушного пространства КНР не прекращались.

(Источник http://www.airwar.ru/history/locwar/asia/u2china/u2china.html «Коллекция» сбитых в середине 60-х над Китаем самолётов U-2 в музее НОАК http://afirsov.livejournal.com/61201.html)

В ходе полётов RB-57D над Китаем и RB-47 над территорией СССР они не один раз попадали в лучи радиолокаторов, как различных РЛС обнаружения, так и РЛС наведения (СНР)зенитно-ракетных комплексов С-75. К 1960-му году американцы уже знали, на каких частотах работает СНР комплекса С-75, и оснастили свои U-2 аппаратурой для обнаружения и опознания этого излучения, а также постановки помех по каналу управления ракетой. (АИ, в реальной истории такая аппаратура появилась позднее, уже после начала Вьетнамской войны).

Самолёт был оснащен электромагнитным индикатором для обнаружения и регистрации источников радио- и радарных излучений наземных установок. На машине были установлены автопилот A-10, компас MR-1, радиостанции ARN-6 и АРС-34UHF, фотокамера типа 73В.

Характерная особенность любого радара — его излучение обнаруживается на значительно большем расстоянии, чем он сам может обнаружить цель. Боевые характеристики комплекса были ясны ещё не до конца, поэтому была принята условно безопасная дистанция 50 километров, ближе которой к источнику излучения приближаться запрещалось. Расстояние до радара аппаратура вычисляла автоматически, методом триангуляции (АИ).

Учитывая наличие на U-2 аппаратуры обнаружения излучения и постановки помех, Даллес и Бисселл решили использовать полёт U-2 для срыва мирной конференции в Париже, и, возможно, отмены визита президента в СССР. (АИ частично, в реальной истории это решение было принято без всякой аппаратуры). Конечно, полной уверенности в успехе у них не было, и при обсуждении плана операции Ричард Бисселл прямо высказал своё сомнение:

— Сэр, почему вы так уверены, что Хрущёв разозлится настолько, что сорвёт Парижский саммит?

— Наши психологи хорошо его изучили, Дик, — ответил Даллес. — Он импульсивен, вспыльчив и склонен к необдуманным решениям. Но, чтобы наш план сработал наверняка, мы пошлём наш самолёт 1 мая этого года. Этот день у красных считается национальным праздником. Если полёт нашего разведчика в день такого праздника, за две недели до встречи в Париже не разозлит Хрущёва сильнее, чем бандерильи — быка на корриде, я съем свою шляпу.

— Вот теперь я понял ваш замысел, сэр, — усмехнулся Биссел. — Но перед таким полётом стоит провести одну-две репетиции, не углубляясь слишком далеко в советское воздушное пространство.

— Да можно и углубиться, только не соваться близко к их новым зенитным ракетам, — пожал плечами Даллес. — По имеющимся агентурным данным, красные что-то активно строят в районе озера Балхаш. В Казани вроде как начали строить новые сверхзвуковые бомбардировщики. Можно попробовать сфотографировать эти объекты, не перелетая всю территорию красных. А вот уже на 1 мая стоит запланировать сквозной пролёт над всей европейской территорией красной России.

— Понял вас, сэр, — Бисселл кивнул, сделав краткую пометку в блокноте.

К полёту U-2 готовились не только в Штатах. Иван Александрович Серов, постоянно изучая в ИАЦ документы, касающиеся политической ситуации и сравнивая их с текущим положением дел, знал, что майская провокация ЦРУ стала событием, определившим дальнейший ход «холодной войны».

Нарушения воздушного пространства СССР американскими и британскими самолётами во 2-й половине 50-х происходили постоянно. Несмотря на принятый обеими сторонами план воздушного контроля «Открытое небо» (АИ, см. гл. 01–32), самолёты США и их союзников по НАТО то и дело залетали в советское воздушное пространство. В основном это были обычные разведчики ВВС, которых можно было перехватить истребителями. И перехваты происходили регулярно.

Добиться поражения цели нашим лётчикам удавалось далеко не всегда. Воздушный бой реактивных самолётов происходит на больших скоростях, и даже простой маневр курсом, выполненный нарушителем грамотно и своевременно, мог оставить перехватчик в нескольких десятках километров позади, без всякой надежды снова догнать «супостата».

(Всех сомневающихся отсылаю к книге Якушин М.Н. Важин Ф.А. «Воздушный бой пары и звена истребителей» М, Воениздат, 1958 г. В книге приведены тактические схемы, разобраны стандартные приёмы атаки и уклонения.)

Однако, в случаях, когда противником выступал более тихоходный самолёт, шансов уйти от перехватчиков у него было немного. Один из таких случаев произошёл 27 июня 1958 года, менее чем за месяц до революции в Ираке и событий, приведших 23 августа 1958 г к падению шахского режима в Иране (АИ частично)

Американский военно-транспортный самолет С-118 (DC-6), один из двух, которыми пользовался директор ЦРУ Аллен Даллес, в этот день совершал перелет из Висбадена, ФРГ, в Пакистан, на аэродром Пешавар, откуда совершались полеты U-2. Самолёт нёс опознавательные знаки ВВС США. На его борту находилось девять офицеров и солдат, трое из которых были сотрудниками ЦРУ. При них были секретные документы, связанные с программой разведывательных полетов над СССР. Перед вылетом самолета из Западной Германии в Висбадене с него сошел заместитель Даллеса генерал С. Кейбелл. На участке маршрута полета из Аданы, Турция в Тегеран самолет С-118 нарушил границу СССР над территорией Армении.

Перед Серовым встала диллемма: ликвидировать ли офицеров ЦРУ ещё в воздухе, чтобы они не успели уничтожить документы, или дать им такую возможность? Он понимал, что в случае захвата документов американцы полностью изменят свои планы, а если документы будут уничтожены ещё в воздухе, останется больше шансов, что полёты U-2 будут и дальше происходить более-менее в тех же районах и в сроки, близкие к упомянутым в присланных статьях, если даже 100 %-ного совпадения и не будет. Поразмыслив, Иван Александрович решил ничего Бирюзову не говорить.

Самолёт был обнаружен над Арменией вечером 27 июня. Около 22 часов два истребителя Як-25 перехватили нарушителя. Американский самолёт, хорошо видимый в лунном свете, попытался оторваться и уйти, но реактивные перехватчики имели превосходство в скорости. Лётчики запросили у КП инструкции. В 50-е годы, приказы министра обороны о действиях по нарушителям часто менялись. В некоторых из них указывалось, что в случае невыполнения требований истребителей цель следует сбивать, в другим — предписывалось только принуждать к посадке, а о дальнейших действиях не говорилось. В тот период как раз предусматривалось лишь принуждение к посадке.

Командующий округом генерал-полковник Иванов, находившийся на КП, запросил Центральный командный пункт Войск ПВО страны в Москве: как быть, цель уходит в сторону Турции? Вскоре был получен ответ: действуйте в соответствии с обстановкой. Иванов принял решение сбить нарушителя.

Истребители открыли огонь, самолёт загорелся. Пять членов экипажа выбросились с парашютами. В это время пилот самолёта майор Лалл сумел энергичным маневром сбить пламя и по команде истребителей посадить повреждённую машину на военный полевой аэродром Гиндарх на территории Армении. В самолёте были задержаны 4 человека. Парашютистов задержали и передали в милицию местные жители.

После первичного допроса в районных отделах КГБ американцев передали в руки прилетевшей из Баку межведомственной комиссии, куда входили представители КГБ, министерства обороны, погранвойск. Затем из Москвы прилетела специальная группа следователей КГБ.

Американцев доставили сначала в Кировабад, а оттуда в Баку, разместили в здании КГБ. Но тут уже Серов действовал иначе. По его указанию американцев с самого начала разделили, выявили сотрудников ЦРУ — в частности, это был старший на борту полковник Дейл Бреннер, и майор Бенни Шуп — и подвергли их вежливому, но длительному допросу.

Однако офицеры ЦРУ оказались на высоте. Никто из них не сознался в принадлежности к разведке и причастности к организации полётов U-2. Американцы, даже будучи разделёнными, придерживались одной и той же версии — что их самолет выполнял обычный рейс по обслуживанию американского посольства в Иране и следовал в Тегеран, но, обходя над Турцией грозовой фронт, принял озеро Севан в Армении за находившееся в Турции озеро Ван.

В самолёте были обнаружены следы уничтожения каких-то бумаг, но никаких доказательств принадлежности задержанных к ЦРУ обнаружить не удалось.

СССР и США обменялись официальными нотами. Нота СССР была опубликована 28 июня 1958 года, в ней правительство Советского Союза требовало от США принятия серьезных мер по недопущении впредь подобных ситуаций нарушения воздушных границ. В ответной ноте американского правительства было заявлено: «Погода была облачная, горы. Самолет заблудился. Нарушение непреднамеренное. Просьба вернуть экипаж и самолет, если можно, или оставшиеся его части». Заявления о том, что С-118 игнорировал приказы посадить самолет, американская сторона оставила без ответа.

Продержав пленных в течение 9 дней и не добившись ничего, кроме повторявшейся на разные лады легенды о грозовом фронте, после выяснения обстоятельств нарушения воздушной границы СССР 7 июля 1958 года экипаж самолета С-118 был передан на советско-иранской границе в г. Астара представителям США.

(источник http://militera.lib.ru/research/orlov_as1/05.html)

Через 2 месяца, 2 сентября 1958 г, в том же районе произошел новый инцидент. Вновь американский самолет-разведчик ВВС США С-130А, бортовой номер 60528 в 15 часов 6 минут на высоте до 10 000 метров, следуя со скоростью 650–720 км/ч со стороны Турции, нарушил государственную границу СССР в 20 километрах южнее Ленинакана, и следуя курсом 120 градусов, углубился на территорию СССР на расстояние до 45 километров.

На перехват американского разведчика были подняты четыре истребителя МИГ-17. В 15.10 они перехватили нарушителя. Два перехватчика слева и справа от С-130 подавали ему сигнал: «Следуй за нами». Нарушитель уходил от них к границе, не реагируя на предупредительные очереди.

В 15.12 ведущий истребитель второй пары старший лейтенант Виктор Лопатков открыл огонь на поражение. Горящий самолет упал на землю в районе Мастара, в 20 километров юго-восточнее Ленинакана, и продолжал гореть ещё около двух часов. Из-за огня подойти к самолету не представлялось возможным. Генерал В. Д. Созинов выставил охрану, чтобы избежать жертв среди населения. Были приняты все возможные меры к тушению пожара. Все 17 человек, находившиеся на борту С-130, погибли. Через несколько дней американцам были переданы останки семи тел. Из них смогли опознать только четырех.

В том же 1958-м году, 7 ноября — как видим, традиция нарушать советскую границу по государственным праздникам в США началась отнюдь не 1 мая 1960 года — разведчик RB-47 вошёл в советское воздушное пространство над Балтийским морем в районе г. Вентспилс. Два истребителя МиГ-17 перехватили нарушителя и обстреляли. Однако подбитый RB-47 сумел оторваться и уйти над нейтральными водами.

Хрущёв был зол и раздражён, он жёстко отчитал стоявших перед ним по стойке «смирно» маршалов — Бирюзова, Вершинина и генерал-полковника Савицкого:

— Что, опять обосрались?! Реактивных сбивать — это вам не козявки трескать! То, что американцы нам на праздник прямо в душу плюнули — это полбеды! Вот что делать, если таких B-47 сразу тыща с атомными бомбами на нас попрёт?

Маршалы, красные и злые, стояли перед ним навытяжку, понимая, что Первый секретарь прав — ситуация была неприятная, истребители не смогли сбить бомбардировщик, и уже далеко не в первый раз. Фактически, B-47 летали над страной беспрепятственно. Как видим, у Хрущёва были основания считать, что авиация устарела, изжила себя, и будущее принадлежит ракетам.

Поэтому, когда Серов через пару месяцев предложил маршалу Бирюзову устроить ракетную засаду на предполагаемый RB-47 в районе горы Холат-Сяхыл (АИ, см. гл. 04–02), Сергей Семёнович немедленно согласился, рассчитывая хоть как-то восстановить репутацию войск ПВО. В тот раз, за счёт тщательно спланированной ловушки и пары мегатонн везения тяжело повреждённый RB-47 удалось-таки завалить на лёд Надымской губы, но руководители ПВО понимали, что в реальных условиях массированного налёта госпожа Удача уже не будет так благосклонна.

Готовясь к американской провокации, Серов обсудил проблему с Первым секретарём ЦК.

— «Кто предупреждён — тот вооружён», — привёл в ответ полюбившуюся ему поговорку Никита Сергеевич. — Мы знаем, как это было, к чему привело, и чем закончилось. Ситуация в наших руках, и мы можем корректировать нашу политическую реакцию как угодно. Можем просто сбить его по-тихому, сказать, что никакого самолёта не видели, и как ни в чём не бывало продолжить переговоры в Париже.

— Угу. Малику только ничего не говорить, и вообще обеспечить полную секретность, — проворчал Серов.

(В реальной истории вскоре после инцидента 1 мая 1960 г на дипломатическом приёме заместитель министра иностранных дел Яков Александрович Малик, как утверждают, злоупотребил коньяком и проболтался шведскому послу Сульману, что пилот сбитого U-2 жив и находится в КГБ, сорвав тем самым советскую дипломатическую операцию. см. С.Н. Хрущёв «Рождение сверхдержавы»)

— А если не получится? — продолжал Иван Александрович. — Это ведь такое шило, которое удержать в мешке будет очень сложно. Сами же американцы, как в прошлый раз, могут нарочно обратиться к нам с запросом о поисках «заблудившегося самолёта» (АИ, см. гл. 02–42)

— Это маловероятно, — покачала головой Хрущёв. — Прошлый раз полёт выполнялся с разрешения президента, а сейчас, как ты говоришь, они собираются лететь без его санкции. Думаю, они будут держать Айка в неведении до последнего. По сути, Даллес собирается подставить президента. Жаль, Айк оказался неплохим стариканом, мы с ним даже сумели в итоге найти что-то вроде взаимопонимания и договориться.

— Вот этого «ястребы» в Вашингтоне и Лэнгли больше всего и боятся, — буркнул Серов. — Я, конечно, не имею права диктовать Президиуму ЦК, как реагировать, но посоветовать могу. Моё мнение — нельзя вестись на эту провокацию, а требовать от президента ещё и официальных извинений — вообще нет смысла. Великие державы не извиняются. Если бы в результате нам был нанесён какой-то материальный ущерб, можно было бы требовать компенсацию, но ведь и этого не было.

— Я тоже документы изучал, — ответил Никита Сергеевич. — В Париже Айк был готов официально извиниться, прямо на заседании, но его отговорил Гертер.

(см «Четырехсторонняя встреча в Париже» http://www.hrono.ru/libris/lib_h/hrush60.php)

— Да, я тоже обратил внимание на этот эпизод, — кивнул Серов. — Знаешь, тут, мне кажется, сыграл роль очень резкий тон нашего заявления, которое ты в «той» истории зачитал прямо в начале Парижской встречи. Для президента это стало в определённой мере если не шоком, то откровенным ультиматумом, а никакая великая держава не потерпит, чтобы ей предъявляли ультиматумы. Что, если мы поступим диаметрально противоположно?

— Сделаем вид, что ничего не было, даже если о самолёте станет известно? То есть, нам прямо в наш праздник в лицо плюнули, а мы утёрлись? — возмутился Хрущёв. — Кто после этого станет воспринимать нас всерьёз?

— Нет, не так, — Серов хитро усмехнулся. — У нас же есть линия прямой связи с США. Ты сам говоришь, что вы с Айком сумели найти некоторое взаимопонимание. Вспомни, в августе 57-го Айк первым обратился к нам с просьбой поискать «пропавший самолёт» (АИ, см. гл. 02–42). Мы тогда в первый момент не знали, как реагировать, он нам своим доверительным обращением чуть всю обедню не испортил.

Что, если ты сразу после перехвата свяжешься с ним, так же доверительно опишешь, как было дело, и намекнёшь, что Даллес и компания хотят его подставить и сорвать мирные переговоры, а возможно, и его визит в СССР, и весь процесс мирного урегулирования. Типа, мы этого не хотим, но обстоятельства вынуждают нас сделать резкое заявление. И предложить ему вместе поискать пути выхода из ситуации, как раз сославшись на ваши неплохие взаимоотношения, сложившиеся в ходе визита?

— Гм… Подозреваю, что на этот раз баночки вазелина для Даллеса будет мало, — ухмыльнулся Никита Сергеевич.

— Я ему трёхлитровую банку пошлю, — хохотнул Серов. — Тут ещё один момент важный. Как ты помнишь, наверное, до майского инцидента в 60-м было ещё два полёта U-2 — 5 февраля и 9 апреля (в разных источниках указываются даты 9 апреля и 19 апреля, где опечатка — понять трудно, но американские источники дают дату 9 апреля). Конечно, сейчас конкретные даты могут сместиться, всё же политическая ситуация уже во многом отличается.

— Мы это узнаем 5-го февраля, — согласился Хрущёв.

— Именно. А в апреле U-2 летал над полигоном ПВО в Сары-Шагане, — напомнил Серов. — Я так думаю, что эти два полёта могли быть своего рода репетицией. Нас проверяли на бдительность перед основной провокацией.

— Гм… Пожалуй… — Первый секретарь задумался. — Причём, в «той» истории после апрельского полёта мы дали дипломатам указание «не шуметь», и Даллес, обнаглев, отправил ещё один самолёт, теперь уже 1 мая, явно с расчётом нас разозлить.

— И если мы собьём U-2 не 1 мая, а раньше, то майский полёт они, скорее всего, отменят, — закончил Серов. — А перехват разведчика в феврале или в апреле — это уже совсем другой политический резонанс — и не праздник, и до саммита в Париже ещё относительно далеко.

— И наша реакция может быть не такой жёсткой, — продолжил его мысль Никита Сергеевич. — А если мы ещё и не станем наезжать на Айка, а попробуем обратиться к нему в доверительном тоне, то и эффект от такого обращения может оказаться куда больший.

— Именно! По-моему, стоит попробовать, хотя бы уже потому, что мы и так знаем, к чему приведёт противоположный вариант, — поддержал его мысль Серов.

— Тут главное — чтобы техническая сторона вопроса не подкачала, — предупредил Хрущёв. — Ты с Бирюзовым всё подготовь, как в прошлом году, Грушина подключи, чтобы надёжность комплексов была пусть не 100-процентная, но по возможности более высокая.

— Тут ещё один интересный момент есть, — напомнил Серов. — С 4 января этого года начались войсковые испытания автоматизированной системы наведения перехватчиков «Воздух-1». А в неё уже встроены каналы цифровой связи системы «Электрон». То есть, мы скоро сможем проверить, как функционирует наша январская задумка 57-го года.

— Ого!

Никита Сергеевич просиял, и было от чего. Впервые предстояло опробовать разрабатывавшуюся с 1957-го года единую систему ПВО страны. Это была гигантская сеть радиолокаторов, управляющих ЭВМ, командных центров и отдельных ЗРК, объединённых цифровыми каналами связи сети «Электрон» в некое подобие даже не американской системы SAGE, а, скорее, в охватывающий всю территорию страны аналог комплекса «Aegis». Сеть ещё не была развёрнута полностью, развёртывание системы такого масштаба должно было занять несколько лет.

Она состояла из нескольких подсистем, первоначально создававшихся отдельно, но после январского совещания 1957 года (АИ, см. гл. 02–23) интегрированных в единое целое. Основными подсистемами были уже упоминавшаяся АСУ ПВО «Воздух-1», система опознавания «свой-чужой», получившая шифр «Кремний-2», сеть обработки и передачи информации «Электрон», и, в качестве отдельных компонентов общего «организма» ПВО страны — многочисленные зенитно-ракетные и зенитно-артиллерийские комплексы, с собственными радарами.

АСУ ПВО «Воздух-1», существовавшая в стационарном и передвижном («Воздух-1П») вариантах, была предназначена для полуавтоматического съёма, а также автоматической передачи, отображения и обобщения данных воздушной обстановки на индикаторные устройства системы; приборного наведения самолетов-перехватчиков на обнаруженные воздушные цели; управления и оповещения войск и соединений ПВО. Она представляла собой сеть наземных РЛС (шифр «Паутина»), данные от которых шли в центр наведения. Его ЭВМ (в реальной истории использовалась аналоговая ЭВМ «Каскад», в АИ — заменена в 1959 г на цифровую) осуществляла вычисление координат целей и соотносила их с положением истребителя-перехватчика, передавая данные на борт при помощи радиолинии управления «Лазурь-М». По этой линии шла вся необходимая информация для успешного перехвата цели: заданный курс, включения форсажа, включения РЛС, команды целеуказания, пуска ракет, отворота от цели и т. д. Истребитель-перехватчик, приблизившись к объекту-нарушителю, должен был захватить его собственной РЛС, после чего поразить цель ракетами.

Система прошла государственные испытания в 1956 году, и её аппаратура была поставлена в серийное производство. Комплектование войск ПВО компонентами системы и их освоение в войсках заняло почти 4 года. Проведённые в январе 1960-го войсковые испытания подтвердили готовность частей и соединений ПВО к выполнению боевых задач с применением технических средств системы «Воздух-1». В качестве мишеней для проведения условных пусков ракет применялись два самолета — Як-25РВ и Ту-16. При этом туполевская машина могла подниматься только до высоты 12500 метров. Яковлевский самолет, максимально облегчённый и имевший крыло большого удлинения, почти как U-2, добирался до нужной высоты в 20000 метров. (источник http://topwar.ru/76135-vozduh-1-sistema-navedeniya-perehvatchikov-na-cel.html Подробно о системе «Воздух-1» см учебник в двух томах. Том 1 http://www.rtv-pvo-gsvg.narod.ru/doc/Wozduch_1.djvu Том 2 http://rtv-pvo-gsvg.ucoz.ru/doc/Wozduch_1-2.djvu)

По решению январского совещания 1957 г НИИ-5 начал опытно-конструкторскую работу под шифром «Луч», целью которой и стало объединение этих отдельных систем в единую АСУ ПВО страны, получившую сначала название «Луч-1», (последующие модификации соответственно назывались «Луч-2», «Луч-3», «Луч-4» см. http://www.vko.ru/oruzhie/piramida-nachalas-s-vozduha). Главным конструктором системы «Луч» и её информационной сети «Электрон» был назначен начальник отдела НИИ-5 Анатолий Леонидович Лившиц. (с 1960 г — директор НИИ-5).

Первые эксперименты по передаче координатно-временной информации в цифровом виде по проводным и беспроводным каналам связи были проведены в июне-июле 1957 года, и продемонстрировали преимущество данного способа связи по быстроте и помехозащищённости. Реакция средств ПВО ускорилась в несколько раз, появилась возможность централизованного управления. Перехват U-2 5 августа 1957 г над космодромом Байконур (АИ, см. гл. 02–42) стал блестящим тому подтверждением.

Когда командующий ПВО маршал Бирюзов пригласил Никиту Сергеевича посетить новый командный центр ПВО страны в Кубинке, Хрущёв ожидал увидеть обычную комнату, заставленную пультами с круглыми индикаторами РЛС, какие он видел в аппаратных кабинках комплекса С-75. Однако его привели в большой, затемнённый круглый зал. В нём единым кругом с несколькими узкими проходами располагались рабочие места операторов системы, а на стене над ними, выше человеческого роста, был устроен сплошной кольцевой проекционный экран со шкалой азимутов и высот. В центре располагался блок проекционных кинескопов. (АИ)

На экран проецировалась полная картина воздушной обстановки над территорией Советского Союза. Каждой отметке система автоматически присваивала номер, набрав который, оператор мог просмотреть краткую сводку данных по цели — принадлежность, скорость, высоту, курс, текущие координаты, пункт назначения (для авиалайнеров). (АИ)

Ещё один проекционный экран, но уже горизонтальный, на высоком потолке, в виде планшета отображал в плане территорию СССР и прилегающие к ней страны, с ключевыми городами и координатной сеткой. На нём, также схематично, отображались те же отметки целей. По сути, это был обычный радиолокационный индикатор, но очень большой площади, отображавший воздушную обстановку на всей территории страны.

(АИ, хотя в реальных индикаторах системы «Воздух-1» также использовалось проецирование изображения при помощи проекционной ЭЛТ-скиатрона с длительным послесвечением, см. учебник «Автоматизированная система управления «Воздух-1» часть 2 «Автоматизированная система передачи данных АСПД-1», стр 42 http://rtv-pvo-gsvg.ucoz.ru/doc/Wozduch_1-2.djvu)

Коллектив разработчиков из НИИ-5, совместно со специалистами Московского научно-исследовательского телевизионного института, взял за основу идею системы панорамной кинопроекции «Кинопанорама» (https://ru.wikipedia.org/wiki/Кинопанорама), объединил наработки по проецированию изображений на изогнутый экран, проекционным кинескопам и аналоговому телевидению высокой чёткости, с разрешением 1125 строк.

(В конце 1950-х годов в Московском научно-исследовательском телевизионном институте (МНИТИ) создали опытную систему военно-штабной связи «Трансформатор», позволявшую передавать изображения с разрешением 1125 строк. http://zebrafilm.ru/text/text_25.htm)

(В 1953 г специалистами МНИТИ в кинотеатре «Эрмитаж» установлена проекционная телевизионная аппаратура с размером экрана 12 кв.м. http://www.mniti.ru/about/history/)

Первый секретарь был впечатлён возможностями системы, но, погрозив маршалу пальцем, заявил:

— Теперь, Сергей Семёныч, ты мне до конца жизни будешь доказывать, что народные деньги не зря потрачены! И только попробуй теперь хоть одну воздушную цель пропустить! Я тебе задницу так надеру, что долго не присядешь!

— Так, Никита Сергеич, тут всего 7 проекционных кинескопов на 24 оператора, — парировал Бирюзов. — Это даже дешевле получилось, чем каждому отдельный большой экран на пульте ставить, а информативность, сами видите, в разы больше. Сразу видно, где, с какого направления, на какой высоте идёт цель.

Основными источниками информации для системы «Луч» были обзорные радиолокаторы различных типов, наземного и воздушного базирования. Новаторским решением разработчиков системы стал единый формат информационного протокола, с помощью которого сопрягались совершенно разные РЛС разных лет разработки. Для каждой из ранее созданных РЛС пришлось разрабатывать собственный аналого-цифровой конвертор данных, новые радары уже сразу делались с учётом обмена информацией по единому протоколу. Зато теперь каждый радиолокатор в стране выдавал информацию в общую сеть. Её принимали и обрабатывали десятки управляющих ЭВМ. Они фильтровали недостоверные данные, объединяли дублирующуюся информацию и формировали общую картину воздушной обстановки в небе СССР и сопредельных государств. Эта же система передавала данные в гражданскую систему управления воздушным движением, что позволило сэкономить немалые средства и с гарантией избежать, к примеру, столкновений в воздухе военных и гражданских самолётов. (АИ, в реале случаи таких столкновений в 1960-х бывали)

Вторым и наиболее важным для всей страны гражданским применением каналов связи системы «Электрон», входившей в состав АСУ ПВО «Луч», была передача по ним данных Общегосударственной автоматизированной системы учёта и обработки информации (ОГАС).

Обе системы соединялись через электронные «шлюзы», принимавшие только «свои» для каждой системы пакеты данных. В ОГАС использовался собственный формат информационных пакетов, также с бинарным заголовком, но отличающийся от используемого военными.

Идея сопряжения изначально военной системы связи и передачи данных «Электрон» с гражданской хозяйственной ОГАС принадлежала начальнику Вычислительного Центра № 1 Министерства Обороны (ВЦ-1 МО) Анатолию Ивановичу Китову. Хрущёв поддержал его начинание, (АИ, см. гл. 02–04) и назначил Китова ответственным за обеспечение взаимодействия ОГАС с аппаратурой системы «Электрон», прикрыв Анатолия Ивановича от нападок руководства министерства обороны. Совместное использование каналов связи военными и гражданскими понравилось далеко не всем высокопоставленным военным, хотя в системе изначально применялось шифрование информации.

Третьим применением каналов связи системы «Электрон» стало подключение к ним через информационные «шлюзы» ЭВМ различных типов, установленных в университетах, институтах, и других ВУЗах страны, в различных НИИ и КБ. К 1960-му году по стране их было уже немало. Для этого информационного обмена был разработан свой формат заголовков пакетов и свой способ шифрования, таким образом, каждый пользователь имел доступ только к той информации, к которой у него был допуск.

Для открытой информации использовались нешифрованные пакеты данных, что позволило обеспечить на первых порах обмен телексными сообщениями по сети в цифровом виде. Причём связь могла осуществляться как по проводным, так и по беспроводным каналам, с наземными и воздушными объектами. (Как в авиационной системе связи ACARS) Получился аналог электронной почты, где приходящее сообщение сразу распечатывалось на бумаге — оперативная и долговременная память ЭВМ пока ещё не позволяла хранить большие архивы сообщений. Хотя умельцы в НИИ и КБ уже начали приделывать к системе накопители на магнитной ленте. Так, в ходе создания системы ПВО страны, скромно и незаметно, поначалу ещё не для всех, а лишь для допущенных лиц, родилась советская информационная сеть, в скором времени объединившая половину мира. В ней ещё не было сайтов с веб-страницами, до этого было пока далеко. (АИ. К сожалению)

Проводные линии связи в системе «Электрон» сочетались с беспроводными радиорелейными линиями. Система создавалась с трёхкратным резервированием проводных участков. Часть каналов связи для быстроты прокладывалась вдоль строящихся линий электропередачи Единой энергосистемы ВЭС, другие, более защищённые каналы прокладывались под землёй, через недоступные территории — тайгу и горы — связь устанавливали при помощи радиорелейных линий. В ближайшем будущем к системе должен был прибавиться и космический эшелон.

Преимуществами новой системы связи решило воспользоваться и армейское командование, начав с системы ПВО сухопутных войск. Министр обороны Андрей Антонович Гречко ознакомился в ИАЦ со многими информационными материалами, когда же ему показали новый оперативный центр ПВО страны в Кубинке, министр и вовсе потерял покой (АИ). В компьютерах Гречко не разбирался, однако же он неоднократно участвовал в командно-штабных учениях Генерального штаба, проводившихся на электронном тактическом симуляторе (АИ, см. гл. 02–04), бывал им безжалостно бит, и потому очень хорошо представлял себе возможности электронного управления войсковыми операциями.

Более того, в ИТМиВТ ему однажды показали на телевизоре нечто, от которого уже пожилой, но всё ещё бодрый и активный маршал впал в состояние акцептуации. На экране по нарисованной карте с реками и городами двигались квадратики-символы воинских частей, они вступали в бой друг с другом, переходили к обороне, наступали, отступали, несли потери — и всё это отображалось на экране, пусть и в походовом режиме. Это очень напоминало электронный симулятор Генштаба, но с отображением обстановки не на тактическом планшете (ящике с песком, где моделируется местность для проведения учений), а полностью в электронном виде, на экране телевизора. Его удивление оказалось ещё больше, когда он узнал, что это — компьютерная игра, называемая «Цивилизация» (freeciv). Она была запущена на полученной из 2012 года ЭВМ — ни одна из «местных» машин с подобными программами пока ещё работать не могла.

С этого момента маршал Гречко стал убеждённым сторонником внедрения мобильных ЭВМ в Вооружённых силах. Его мечтой стало внедрение в войсках системы электронного управления, подобной более поздней АСУВ «Маневр». Гречко пристал к Сергею Алексеевичу Лебедеву с требованием сделать комплексную АСУ для управления войсками. Лебедев, крайне загруженный работой сразу по нескольким темам — новые ЭВМ, ОГАС, ПРО, зенитные комплексы — объяснил маршалу, что надо лет 30 подождать, но обещал подумать, что можно сделать. Тем более, что Лебедев уже разрабатывал мобильный вариант ЭВМ для зенитно-ракетного комплекса «Даль» (АИ).

Результатом его раздумий стала цифровая модернизация командного поста системы «Воздух-1П» (передвижной). Аппаратуру разработки начала 50-х заменила новая цифровая система, основанная на последних технических наработках — в том числе, тонкоплёночной памяти и новейших малогабаритных ЭВМ — ZR-24 конструкции Конрада Цузе, большого мастера строить компьютеры из г. на и палок. ZR-24 производились в ГДР на комбинате VEB «Robotron», их производство готовились освоить и в СССР (АИ, см. гл. 04–20). В военной версии ЭВМ память и АЛУ выполнялись не на хрупких стеклянных пластинах, а на печатных платах, протравленных на фольгированном гетинаксе. Дополнительным преимуществом немецкой разработки была меньшая чувствительность машины, построенной на ферритной тонкоплёночной памяти и таком же ферритном АЛУ, к электромагнитному импульсу ядерного взрыва.

В передающей аппаратуре АСПД-1 системы «Воздух-1» с самого начала использовался двоичный код, что позволило без особых хлопот перевести систему с электронно-вакуумной элементной базы на полупроводниковую.

(Структура сигнала системы «Воздух-1» см. http://rtv-pvo-gsvg.ucoz.ru/doc/Wozduch_1-2.djvu стр. 12)

ЭВМ и боевые посты монтировались в стандартных 6-метровых контейнерах. Военные, конечно, потребовали установить аппаратуру внутри шасси бронированной машины. На что Лебедев прямо ответил начальнику 4-го Главного управления Министерства обороны, прославленному полярному лётчику Георгию Филипповичу Байдукову, являвшемуся главным в стране «представителем заказчика» по системам ПВО:

— Давайте машину, установлю. Есть у вас подходящая машина, Георгий Филиппович?

Подходящей машины в стране ещё не было. Тогда Лебедев сам прошерстил «электронную энциклопедию» и выяснил, что в недалёком будущем подобные системы будут устанавливаться на шасси гусеничного тягача МТ-ЛБ, которого ещё не существовало. Сергей Алексеевич поехал на Харьковский тракторный завод, побеседовал с директором, Павлом Ефимовичем Саблевым. Директор направил его в заводское КБ, где академик обсудил задачу с конструкторами, в том числе с Анатолием Фёдоровичем Белоусовым. Вскоре после этого визита появился и эскизный проект.

Всё было бы хорошо, и страна получила бы МТ-ЛБ на 5 лет раньше, но при обсуждении проекта вмешалось Главное Автобронетанковое управление, выставив ряд своих требований. Лебедев понял, что работа над гусеничным тягачом затянется. Снова покопавшись в энциклопедии, он предложил Байдукову сделать универсальное гусеничное шасси на базе уже существующего ПТ-76. (универсальное гусеничное шасси http://www1.fips.ru/fips_servl/fips_servlet?DB=RUPAT&DocNumber=2399856&TypeFile=html)

— Пока ГАБТУ все свои хотелки с ХТЗ согласует, я вам уже готовый образец сделаю, — пояснил генералу Лебедев. — Только протолкните разработку как народно-хозяйственную, тогда её быстрее получится запустить в серию. А потом мы с вами её «мобилизуем».

Георгий Филиппович Байдуков, понимая, что академик предлагает простой и быстрый выход из ситуации, сам поехал в Сталинград, а затем протолкнул через министра обороны заказ на «военно-гражданскую модификацию гусеничного вездехода на базе агрегатов ПТ-76».

На СТЗ долго не заморачивались, взяли без изменений нижнюю часть корпуса танка, присобачили к нему лёгкую двухместную кабину с выходом в стороны и назад, а позади кабины решили сделать грузовую платформу, с креплениями для стандартного контейнера. В ходе проектирования выяснилось, что длина машины для размещения контейнера недостаточна. Тогда корпус танка удлинили, установив два дополнительных катка. Машина вышла длинная, не особо маневренная, зато на неё без проблем, чуть выступая назад, устанавливался стандартный 6-метровый контейнер с электронной аппаратурой и рабочими местами операторов.

В итоговой версии получились три машины, внешне похожие друг на друга — командно-штабная машина (КШМ), пункт боевого управления — ПБУ, где располагалась аппаратура связи и рабочие места операторов, и мобильная счётно-координатная станция (МСКС), где, собственно, и находилась ЭВМ. Эта машина, согласно своей аббревиатуре, получила в войсках шутливое наименование «моск». На четвёртой машине располагалась передвижная дизель-электростанция, обеспечивавшая аппаратный комплекс питанием.

Эти машины обеспечивали обнаружение и опознавание воздушных целей на малых и средних высотах на месте и в движении; автоматический прием и отображение на индикаторе кругового обзора (ИКО) сведений о воздушной обстановке, полученных по телекодовому каналу связи от пункта управления начальника ПВО дивизии или от радиолокационной станции разведки целей (СРЦ) дивизии; логическое решение задачи целераспределения, полуавтоматический съём с ИКО координат целей и передачу на пункт управления начальника ПВО дивизии по телекодовому каналу донесений о состоянии и результатах боевых действий подразделений ПВО полка; непрерывную выработку навигационных данных о своем положении на местности в движении и ввод их в аппаратуру передачи данных.

(Более поздний функциональный аналог — http://www.arms-expo.ru/armament/samples/1091/59254/)

Министр обороны Гречко, увидев предложенный электронщиками из ИТМиВТ «эрзац», сразу понял, что предлагаемая система может стать первым шагом к появлению в войсках всеобъемлющей автоматизированной системы управления боем. Несмотря на возражения военных, требовавших размещения аппаратуры на бронированном тягаче, вооружённом пулемётом, министр лично убедился, что система работает, и решительно пресёк все попытки затянуть её принятие на вооружение:

— Вам на этих машинах в атаку не ходить! — заявил Андрей Антонович. — Так какая, нафиг, разница, есть у неё броня или нет? Зато машины с контейнерами можно начинать делать и передавать в войска уже сейчас, а свой бронированный тягач вы ещё лет пять ждать будете! Машины и аппаратуру надо запускать в производство немедленно, а вам, Сергей Алексеич, от меня — коньяк.

Так народное хозяйство получило удобное гусеничное шасси с несколькими вариантами длины и грузоподъёмности, ПВО сухопутных войск — современный передвижной командный пункт, а Сергей Алексеевич Лебедев — бутылку хорошего армянского коньяка. (АИ)

Как ни хороша была информационная сеть, но её «оконечными устройствами», без которых для военных она теряла смысл, были многочисленные зенитно-ракетные комплексы. К этому времени на вооружении ПВО страны уже стоял и неоднократно применялся по воздушному противнику ЗРК средней дальности С-75. В дополнение к нему Пётр Дмитриевич Грушин разрабатывал комплекс малой дальности С-125, для работы по маловысотным целям.

Ракету к этому комплексу первоначально предполагалось поручить КБ завода № 82. Оба проекта — их и грушинский — были основаны на сходных технических решениях. Обе ракеты были двухступенчатые, твердотопливные, с радиокомандным наведением. Председатель ВПК Устинов предложил обоим разработчикам объединить усилия.

Опытный образец станции наведения ракет СНР-125 для проведения наладочных работ и определения диаграммы направленности антенн весной 1958 г. был развернут на площадке КБ-1 в подмосковном ЛИИ. Летом экспериментальный образец системы в составе станции наведения ракет — кабины УНК и антенного поста УНВ, двухбалочных пусковых установок СМ-78 и средств энергообеспечения для проведения испытаний с ракетами В-625 вывезли на полигон Капустин Яр. Первые же пуски показали, что у изделия завода № 82 много проблем, и грушинская ракета, хотя и будет готова позже, имеет больше шансов на успех.

Первый пуск ракеты Грушина В-601, пока ещё в разомкнутом контуре управления, состоялся 17 июня 1959 года, 30 июня и 2 июля были произведены ещё два успешных пуска. 4 июля 1959 г. руководством страны было принято Постановление № 735–338, в соответствии с которым в качестве зенитной для системы С-125 была принята ракета типа В-600. Сухопутная её версия получила наименование В-600П, а вот использование морской версии для комплекса М-1 вскоре уже оказалось под вопросом, так как моряки отдали предпочтение более подходящей для них ракете 9М38Р конструкции Люльева. (АИ, см. гл. 04–17) Тем не менее, уже с 10 июля 1959 года начались пуски ракеты В-600П в замкнутом контуре управления, т. е. под управлением штатных средств наведения комплекса С-125.

Параллельно КБ-1 постоянно совершенствовало уже находящиеся в войсках комплексы С-75. К ним разрабатывались новые типы ракет, более совершенная, помехозащищённая аппаратура обнаружения и наведения, в том числе и оптические, а также электронно-оптические пассивные каналы.

Для ПВО сухопутных войск разрабатывались собственные ЗРК 2К12 «Куб» и 2К11 «Круг» (см. гл. 03–14). И тут дорогу Грушину снова перебежал Лев Вениаминович Люльев (АИ).

Его ракета 9М38Р также была твердотопливной, но при этом ещё и могла стартовать вертикально из транспортно-пусковых контейнеров. По аппаратуре она была совместима с зенитно-ракетным комплексом М-1 ВМФ, также первоначально проектировавшимся под грушинскую ракету В-600. Люльев, не долго раздумывая, установил 4 ячейки, аналогичных морской УВП, на шасси ПТ-76, получив опытный образец подвижной пусковой установки. Стрелять с ходу она не могла, но время развёртывания из походного положения в боевое составляло не более двух минут, тогда как грушинский С-125 был «перевозимым», и нормативы на его свёртывание и развёртывание были существенно более длительными.

Когда «представители заказчика» увидели, как люльевская пусковая установка за считанные минуты растопырила лапы и подняла контейнеры в положение готовности к стрельбе, Георгий Филиппович Байдуков коротко ткнул карандашом в машину и сказал:

— Берём эту.

Однако, как только дело дошло до реальной стрельбы на полигоне по низколетящим целям, выявились преимущества наклонного старта грушинской В-600. Стартующая под небольшим углом к земле ракета сразу влетала в луч станции наведения ракет (СНР) и после минимальной коррекции шла на цель, тогда как ракете Люльева приходилось, вылетая из контейнера, совершать сложный манёвр поворота почти на 90 градусов на очень небольшой высоте. При старте с корабля антенна СНР обычно находилась достаточно высоко над палубой, а тут антенна располагалась на автоприцепе, то есть заметно ниже.

Посмотрев на мучения специалистов ОКБ-8, пытавшихся заставить ракету разворачиваться на малой высоте, Пётр Дмитриевич с демоническим смехом заявил:

— Ни хера у вас, товарищи, не получится. Это вам не в кораблики играть.

Конкуренция между разработчиками в советской военной промышленности была жестокая. Пришлось Льву Вениаминовичу «временно отступить», забрав свою машину и ракету на доработку.

С-125 был комплексом малой дальности. Чтобы отодвинуть рубеж поражения целей на расстояние 150–160 километров, в СССР разрабатывался дальнобойный зенитно-ракетный комплекс «Даль». Но для партнёров по ВЭС «Даль» оказалась слишком дорогой. По просьбе европейских союзников и Китая, согласно постановлению ЦК и Совета министров от июня 1958 года КБ-1 выполнило аванпроект ЗРК дальнего действия, получившего впоследствии название С-200. Это был первый случай, когда зарубежные партнёры оплатили всю разработку системы оружия, а не просто покупали готовый комплекс, при том, что никаких препятствий для его использования в СССР также не было. (АИ)

Новая система должна была обеспечивать перехват стратегических бомбардировщиков до сброса ими тактических и противорадиолокационных ракет «воздух-земля», а также сбрасываемых ими стратегических крылатых ракет «воздух-земля» (типов «Хаунд Дог» и «Блю Стил»). Перехват целей с ЭПР, соответствующей самолету Ил-28, летящих со скоростью до 3500 км/час на высотах от 5 до 35 км, должен был обеспечиваться на удалении до 150 км, а высокоскоростных целей с ЭПР, соответствующих самолету МиГ-19 (аналог «Хаунд Дога» и «Блю Стила») — на удалении до 80–100 км.

Были определены головные организации: по системе в целом и наземным радиотехническим средствам — КБ-1, по ракете — ОКБ-2, по наземному оборудованию стартовой и технической позиций — ЦКБ 34, а также разработчики средств системы и их основных элементов. Генеральным конструктором системы назначили А.А. Расплетина, генеральным конструктором ракеты — П.Д. Грушина. Опытный образец системы должен был быть предъявлен на совместные испытания в 3-м квартале 1961 г.

Аванпроект был представлен на рассмотрение в конце 1958 года. От «Дали» он отличался полуактивным самонаведением при подсвете цели непрерывным радиосигналом специального высокопотенциального радиолокатора подсвета цели — РПЦ. При этом захват цели головкой самонаведения должен был происходить непосредственно на пусковой установке до пуска ракеты. Многоканальность системы обеспечивалась включением в её состав пяти одинаковых каналов — одноканальных по цели комплексов, состоявших из РПЦ и до шести пусковых установок с одной ракетой на каждой, управляемых с командного пункта, который информационно сопрягался с вышестоящим КП тактического соединения.

(Сравнение ЗРК «Даль» и С-200 по основным параметрам http://www.vko.ru/oruzhie/dal-protiv-s-200)

В июле 1959 г. вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР, уточняющее упомянутое выше постановление от июня 1958 г. только в части построения системы и изменения ее характеристик. Согласно уточнённому техзаданию, скоростные цели с ЭПР самолета Ил-28 должны перехватываться уже на дальностях до 90–100 км, с ЭПР самолета МиГ-17 — на дальностях до 60–65 км, а с ЭПР, равной 1/3 ЭПР МиГ-17, т. е. крылатые ракеты — на дальностях до 40–50 км.

В январе 1960 г. был выпущен эскизный проект новой С-200. Первоначально в её состав входил огневой комплекс, состоявший из командного пункта, радиолокатора уточнения обстановки (РЛО), цифровой вычислительной машины, пяти стрельбовых каналов и системы электроснабжения. Каждый канал включал радиолокатор подсвета цели (РПЦ) и стартовую позицию с шестью пусковыми установками, 12 заряжающими машинами и кабиной подготовки старта.

В качестве основного оружия комплекса была принята двухступенчатая ракета с ЖРД на второй ступени и четырьмя боковыми твердотопливными двигателями первой ступени. Предусматривалась техническая позиция, служащая для сборки ракет, их подготовки к пуску и хранения.

Радиоэлектронная аппаратура системы уже строилась на полупроводниковых схемах. Предусматривалось широкое использование цифровой техники.

(АИ частично, в реальной истории — на ламповых и полупроводниковых)

ЗРК С-200 создавался уже в соответствии с новыми тенденциями. Собственных автономных средств целеуказания огневой комплекс не имел и должен был получать целеуказание от автоматизированных систем управления (АСУ). Для сопряжения КП огневого комплекса с КП вышестоящих АСУ предусматривалась специальная цифровая линия. По ней на КП комплекса должны поступать целеуказание по пяти целям и командная информация, а с КП комплекса на КП АСУ — информация о состоянии и боевых действиях огневого комплекса.

Первые автономные испытания наземных радиотехнических средств комплекса С-200 начались в мае 1961 года.

Для ускорения доводки радиотехнических средств комплекса и принятия его на вооружение, во время обсуждения на НТС СССР Хрущёв предложил Грушину:

— Пётр Дмитрич, я вот тут подумал… Не удивляйтесь, со мной это тоже случается, иногда… — пошутил Первый секретарь. — Отработка новой ракеты может затянуться. А что, если не ждать, и начать отработку радиотехнических средств комплекса, используя уже имеющиеся, хорошо отработанные ракеты, например, ваши В750 и прямоточные В758?

Никита Сергеевич имел в виду аналог Talos, сделанный Грушиным для флота (АИ).

— Ведь в таком случае работа пойдёт быстрее, а в случае с использованием В758 ПВО страны и союзники получат комплекс «промежуточной дальности» значительно быстрее, чем если будут ждать, пока вы доведёте основную ракету. И для «супостата» представляете, какой сюрприз будет, если они успеют привыкнуть, что новый ЗРК достаёт на 100–120 километров, а, отработав в итоге основную ракету, вы внезапно увеличите дальность до 150–160 километров. Сюрприз!

Предложение Первого секретаря тут же поддержал и Расплетин:

— Для меня это было бы очень полезно, действительно, можно было бы существенно ускорить доводку радиотехнической части комплекса. Вообще, практику включения в состав комплекса нескольких типов ракет с разными характеристиками стоило бы узаконить, ведь мы такие эксперименты на 75-й системе проводим, и в эскизном проекте С-200 у нас именно две ракеты вначале предусматривались, да ещё и с разными типами наведения, а тут наведение будет одинаковое, это даже проще. (источник http://pvo.guns.ru/s200/index.htm)

Мне, кстати, в рассылках ВИМИ попадалось описание концепции ЗРК, обозначенного индексом «300», с подвижными контейнерными пусковыми вертикального пуска, с двумя типами твердотопливных ракет, на среднюю и большую дальность. Мне бы хотелось сделать такой комплекс. Если нам удастся побыстрее довести радиотехническую часть С-200, я смогу пораньше приступить к проработкам по теме «300».

— Можно попробовать, — несколько озадаченно согласился Грушин.

Его смущало, что обычно за разработку нового комплекса его создатели получали, как минимум, Государственные премии, а тут, если получится, что комплекс создаётся как бы «по частям», ещё неизвестно, получат ли что-либо разработчики ракеты, если комплекс уже будет стоять на боевом дежурстве с ракетой меньшей дальности?

Как будто прочитав его мысли, Хрущёв добавил:

— Что, о премиях задумались, Пётр Дмитрич? Так не волнуйтесь, заслуги каждого будут учтены в своё время. Александр Андреич свою премию за радиотехническую аппаратуру получит чуть пораньше, вы получите свою премию за разработку новой дальнобойной ракеты, а страна и союзники раньше получат новый перспективный комплекс, соответственно, союзники тоже в долгу не останутся, я им намекну, что разработчиков надо поощрить…

В итоге было принято решение делать С-200 сначала с ракетами В758, параллельно разрабатывая основную ракету В-860, получившую впоследствии индекс ГРАУ 5В21.

После получения осенью 1958 года образца американской ракеты AIM-9 «Сайдвиндер» разработчики наших аналогичных систем Матус Рувимович Бисноват и Давид Моисеевич Хорол продемонстрировали Хрущёву, что они, благодаря творческому осмыслению данных из информационных рассылок ИАЦ и ВИМИ, уже фактически обогнали американцев в разработке ракет «воздух-воздух» с инфракрасными ГСН. Весной 1959 года были произведены первые испытательные пуски ракеты К-13 с усовершенствованной охлаждаемой головкой самонаведения на основе чувствительного элемента из антимонида индия. (АИ, см. гл. 03–10). Главным конструктором ракеты был Иван Иванович Торопов.

Ракета, в отличие от американского «Сайдвиндера», уже была всеракурсной, то есть чувствительность её головки самонаведения позволяла атаковать цель с передней полусферы, наводясь на нагретые от трения о воздух элементы конструкции планера цели, например, передние кромки крыльев. (АИ)

К концу 1959 года лётно-конструкторские испытания были завершены, к этому времени ракета уже производилась серийно. С 1960-го она начала поступать в войска, лётный и технический состав начал осваивать её применение и обслуживание, а с 1962 года изделие было официально принято на вооружение под серийным индексом Р-3.

Параллельно разработке авиационной ракеты было выдвинуто техническое предложение о создании переносного зенитно-ракетного комплекса, оснащённого малогабаритной ракетой с инфракрасной головкой самонаведения. Постановление ЦК и Совета министров, поставившее задачу разработки ПЗРК, вышло в августе 1959 года (АИ, в реальной истории — 25 августа 1960 г). За разработку носимого зенитного-ракетного комплекса взялся руководитель СКБ-4 Борис Иванович Шавырин, с 1965 г, после смерти Шавырина, работу над ПЗРК продолжил его заместитель и преемник Сергей Павлович Непобедимый. Головку самонаведения поручили разрабатывать ОКБ-357, позднее вошедшему в состава объединения ЛОМО. К работе над проектом подключилось и ЦКБ «Геофизика» под руководством Давида Моисеевича Хорола. Там был разработан гироскоп, позволяющий наводить ракету методом пропорциональной навигации без больших поперечных нагрузок.

(http://ruskline.ru/monitoring_smi/2006/02/03/razyawie_strely/)

Постановлением Правительства был определен срок представления предложений по дальнейшим работам в 3-м квартале 1962 г. Фактически к этому времени удалось провести пуски экспериментальных и программных ракет, а также провести стендовую и лабораторную отработку тепловой ГСН.

Было известно, что AIM-9 «Сайдвиндер» сделана на основе твердотопливного двигателя неуправляемой ракеты «Зуни». Диаметр корпуса ракет AIM-9 и Р-3 составлял 127 мм, в этот габарит головка самонаведения вписывалась нормально. Но для пуска с плеча диаметр и массу ракеты нужно было уменьшить до приемлемой при переноске одним человеком — ведь Р-3 весила 83 килограмма.

Основной неуправляемой ракетой малого калибра в этот период была 57-миллиметровая НАР С-5. 57 миллиметров было слишком мало для размещения ГСН, а 127 — слишком много, чтобы носить на руках и запускать с плеча. Задача оказалась отнюдь не простой — всю электронику нужно было вписать в куда более компактные габариты.

В конце 50-х по американскому телевидению была показана стрельба ракетой по воздушной цели из пусковой трубы с плеча стрелка. Этот факт свидетельствовал о реальной возможности создания носимого зенитного ракетного оружия. Сюжет привлёк внимание сотрудников советских спецслужб, работающих в США под дипломатическим прикрытием. Они раздобыли видеозапись фрагмента телепередачи и переправили её в Москву.

Конструирование переносного ЗРК началось с «мозговой атаки»: Б.И. Шавырин и группа специалистов на две недели отключились от текущих дел и в ходе обмена идеями сформировали облик будущего комплекса «Стрела-2», а также разработали предложения по проекту ТТТ к комплексу.

В процессе анализа возможных решений возникло предложение разработать авиационную неуправляемую ракету калибра, большего, чем у С-5, и уже на базе её двигателя сделать управляемую ракету. Остановились на калибре 80 мм, при этом масса ракеты выходила приемлемой — около 12 килограммов. (У реальной «Стрелы-2» 1965-66 г калибр 72 мм и масса 9,5–9,8 кг)

Требовалось сделать твердотопливный двигатель с продолжительным временем работы. Время горения заряда РДТТ и тяга двигателя зависят от площади горения — чем больше эта площадь, тем сильнее тяга, и тем меньше время работы двигателя. Топливный заряд с центральным каналом горел слишком быстро, а заряд с горением по торцу — слишком медленно. Выход был найден в использовании заряда т. н. «кратерной» формы — с углублением на торце, увеличивавшем поверхность горения до требуемой площади. Для лучшего прогрева и воспламенения заряда в него при отливке заделывались металлические проволочки. Чтобы стрелок не был травмирован реактивной струёй двигателя, ракета выбрасывалась из пусковой трубы вышибным зарядом, полностью сгорающим в трубе, а включение двигателя происходило на расстоянии нескольких метров от точки пуска. (Источник http://pvo.guns.ru/pzrk/strela.htm)

Таким образом, разработчикам приходилось решать много достаточно сложных технических задач. Хотя в рассылках ВИМИ были «подсказки» по многим техническим решениям, их предстояло проверять опытным путём, подбирая конкретные параметры. Поэтому информационная рассылка хотя и ускоряла работу, позволяя сразу выбрать наиболее перспективные решения, но не настолько, чтобы сделать совершенно новое изделие за год-полтора.

В 1963 году дополнительными пусками телеметрических и программных ракет были подтверждены принятые аэродинамические и баллистические характеристики принятой конструкции ракеты, но работа над малогабаритной головкой самонаведения ещё продолжалась.

Самой дорогой и амбициозной разработкой для ПВО страны была «Даль», создаваемая в ОКБ-301 Семёна Алексеевича Лавочкина. Судьбоносные решения, принятые на совещании НТС СССР по системе ПВО Ленинграда в январе 1957 года, превратившемся в программное мероприятие, определившее пути развития ПВО страны на десятилетия вперёд (АИ, см. гл. 02–23), сэкономили Лавочкину почти год работы над ракетой. Первые бросковые пуски с габаритно-весовым макетом второй ступени были проведены уже в декабре 1957 года (АИ, в реальной истории — в декабре 1958). Теперь вторая ступень ракеты была сделана с ампулизированной топливной системой, что исключало необходимость её заправки топливными компонентами и сжатым воздухом на технической позиции. Это значительно удешевило комплекс в целом — теперь на каждой позиции уже не требовалось возводить полноценный завод с десятком цехов.

(первоначальный вариант технической позиции комплекса «Даль» http://www.vko.ru/sites/default/files/images/1508/31-01.jpg)

В течение 1958 года Лавочкин тщательно отработал ракету, получившую заводское обозначение «изделие 400» и индекс ГРАУ 5В11. Параллельно он выдвинул предложение увеличить дальность действия комплекса путём введения дополнительной твердотопливной разгонной ступени. 4 РДТТ длительного действия, конструкции И.И. Картукова, подвешивались к маршевой ступени ракеты между крестообразными крыльями, что увеличило её дальность полёта до 400 километров. Трёхступенчатая версия получила заводской индекс «изделие 420». (Было реально, но попозже)

Затем работа замедлилась до 1959 года, когда начала «созревать» многочисленная радиоэлектронная аппаратура. Схема управления «Дали» была новаторской и потребовала длительной отработки. Однако на январском, 1957 года совещании НТС были приняты решения, позволившие коренным образом изменить организацию работ.

Генеральным конструктором, председателем Совета Главных конструкторов системы «Даль», был назначен Семён Алексеевич Лавочкин. Главным конструктором радиотехнических средств системы «Даль» назначили высококлассного опытного специалиста, начальника отдела КБ-1 Валентина Петровича Шишова, имевшего опыт разработки счетно-решающего устройства станции наведения ракет Б-20 °Cистемы-25 — блока выработки команд управления ракетой. Главным конструктором ракеты Лавочкин назначил своего заместителя Михаила Михайловича Пашинина.

Решением Хрущёва разработку от МРП курировал лично министр радиопромышленности Валерий Дмитриевич Калмыков, первоначально бывший главным «толкачом» — лоббистом «Дали» в Совете министров.

К тому же к 1959-му году промышленность уже неплохо освоила новую, полупроводниковую элементную базу. Доля электровакуумных приборов в новых разработках неуклонно сокращалась. В составе «Дали» они применялись, в основном как мощные лампы в составе излучающей аппаратуры РЛС. Вся слаботочная электроника комплекса уже была выполнена на полупроводниках. Это очень улучшило надёжность аппаратуры (АИ).

Главным решением, в дальнейшем обеспечившим успех, стала унификация по управляющей ЭВМ ЗРК «Даль» с создаваемой параллельно противоракетной системой «А» конструкции Григория Васильевича Кисунько (АИ). Хрущёв решительно отстранил от разработки «Дали» Главного конструктора СКБ-245 Базилевского, не посмотрев на его заслуги в виде звания Героя Социалистического Труда, и убедил всех, что в составе комплекса следует использовать ЭВМ конструкции Сергея Алексеевича Лебедева. (АИ, см. гл. 02–23)

Полной унификации достичь не получилось — всё же ЗРК и ПРО системы хотя и близкие, но различающиеся. Однако на базе уже разрабатываемой М-40 Лебедев сумел сделать мобильную версию, обслуживающую большее количество каналов наведения и размещаемую в нескольких контейнерах на шасси грузовика ЗиС-157. Работать на ходу ЭВМ, разумеется, не могла, но после остановки связь между контейнерами и остальными радиотехническими средствами комплекса устанавливалась в течение нескольких минут.

Новая ЭВМ, а также снижение требований заказчика по скорострельности, в связи с переходом Стратегического Авиационного Командования США от прорыва в составе компактных многочисленных групп самолётов к прорыву ПВО одиночными бомбардировщиками на широком фронте, определили новый, мобильный облик создаваемого комплекса.

Исходя из принятой изменённой модели применения, комплекс «Даль» теперь состоял из управляющей ЭВМ М-40М (АИ), двух станций системы активного запроса-ответа (САЗО), станции передачи команд (СПК), объединённых в единый блок САЗО-СПК, ракет 5В11 с активной радиолокационной головкой самонаведения на заключительном участке траектории, мобильных пусковых установок на шасси МАЗ-543 (АИ), а также многочисленных машин обслуживания, в т. ч. транспортно-зарядных, передвижных командных постов боевого управления, бытовых блоков, и т. п. Большая часть из них была построена на базе стандартных контейнеров и перемещалась на шасси ЗиС-157 с полуприцепами. (АИ)

Антенные посты САЗО-СПК в первоначальном стационарном варианте должны были монтироваться на бетонном основании, в мобильном они получили более компактные щелевые антенны и теперь также размещались на шасси ЗиС-157 с полуприцепом.

Мобильный вариант комплекса получался заметно дешевле, так как сокращался объём капитального строительства. Вместо целого завода теперь строилась одна тыловая ракетная база, обслуживавшая несколько комплексов единовременно, причём вместо нескольких цехов в её составе был теперь только цех стыковки и диагностики, так как ракеты приходили с завода заправленными. Разумеется, для персонала и членов семей требовался жилой городок, а также гаражи и ремонтная база для всей колёсной техники, но это всё равно выходило дешевле первого стационарного варианта.

Основным препятствием для создания мобильной версии комплекса стала радиолокационная станция П-90 «Памир», разрабатывавшаяся коллективом ВНИИРТ под руководством Главного конструктора Бориса Петровича Лебедева. Способная обнаруживать цели с эффективной площадью рассеяния, сравнимой с ЭПР бомбардировщика Ту-16 на расстоянии около 500 километров, станция имела передающие антенны размером 13х7 метра, установленные над принимающими антеннами в виде сферического сегмента размером 15х18 метров. Две пары антенн вращались со скоростью 1 оборот в 5,4 секунды. Масса вращающейся части достигала 130 тонн, антенны монтировались на бетонной башне высотой 25 метров. Понятно, что сделать такую РЛС мобильной было невозможно в принципе.

В ходе создания РЛС были применены новаторские идеи и технические решения. В результате был освоен дециметровый диапазон волн — ранее создававшиеся радары обзора работали в основном в метровом диапазоне; применен двухчастотный метод защиты от пассивных помех; созданы средства защиты от активных помех противника и несинхронных помех от соседних РЛС; впервые реализован парциальный метод кругового обзора пространства, обеспечивающий одновременное определение всех трёх координат воздушных целей.

Ранее создававшиеся РЛС были двухкоординатными, то есть, определяли только азимут и дальность, но не высоту цели. Для определения высоты в состав комплекса РЛС обычно вводился радиовысотомер, легко узнаваемый на фотографиях 50-х — вытянутая в вертикальной плоскости антенна, напоминающая по форме шкурку от дольки апельсина.

(вот такой http://www.vko.ru/oruzhie/luchshiy-iz-podvizhnyh-radiolokacionnyh-vysotomerov)

«Памир» стал первой РЛС, определявшей одновременно все три координаты цели, причём — на проходе, не переходя от вращения к излучению в одном направлении, то есть, наблюдение за воздушным пространством велось постоянно, не прерываясь. Большая дальность обнаружения целей позволяла ставить РЛС П-90 на значительном удалении одной от другой, порядка 350–400 км, при этом обеспечивалась степень перекрытия зон обнаружения, достаточная для создания сплошного радиолокационного поля.

(Подробнее об РЛС П-90 «Памир» http://www.vko.ru/oruzhie/dal-nachinalas-s-pamira и http://www.vko.ru/oruzhie/gigant-radiolokacii)

Принятый способ управления ракетой при её выводе на дистанцию 15–20 километров до цели, где производился захват активной головкой самонаведения, предусматривал передачу команд на борт ракеты с антенного поста САЗО-СПК, а ответный сигнал ракеты, значительно более слабый, должна была принимать огромная полусферическая антенна радара П-90. Чтобы сократить интервал между сигналами, в составе комплекса предполагалось использовать по два радара П-90 на полк, вращавшихся синхронно, но развёрнутых под углом 90 градусов друг к другу.

Поначалу разработчики комплекса встали в тупик. Получалось, что даже мобильная версия комплекса обречена маневрировать в нескольких километрах или десятках километров от пары стационарных радаров полка.

Решение подсказали разработчики космической техники. Они предложили использовать для приёма ответных сигналов ракеты … надувную оболочку из металлизированной плёнки, на внутренней поверхности которой была вытравлена гибкая фрактальная антенна. Когда оболочка заполнялась воздухом, она приобретала требуемую форму сегмента сферы. Чтобы антенна могла принимать сигналы сразу нескольких ракет, выпущенных в разных направлениях, оболочка крепилась к вращающейся мачте, установленной на грузовике или гусеничном шасси. Это позволило полностью «отвязаться» от полковых РЛС П-90 в части управления ракетой и использовать их только в качестве обзорных радаров. То есть, «Памир» продолжал сопровождать цель и ракету при стрельбе и выдавать информацию, но теперь РЛС не участвовала в приёме ответных сигналов ракеты 5В11 по линии САЗО, а лишь передавала информацию в общую электронную сеть. (АИ)

Таким образом, информация каждой РЛС в стране становилась доступна каждому ЗРК, подключенному к системе. Приёмные посты системы САЗО-СПК также подключались к каналам связи системы «Электрон», это позволяло вынести их на большое удаление от стрельбовых средств комплекса и тем самым значительно увеличить возможную дальность сопровождения ракеты. (АИ)

Бросковые пуски и часть автономных испытаний ракеты 5В11 проводились на полигоне Владимировка в Астраханской области. Пуски в замкнутом контуре решено было проводить на строящемся полигоне Сары-Шаган, но Хрущёв настрого запретил Лавочкину самому ездить на оба полигона в жаркое время года. На полигонах Лавочкина представлял Главный конструктор ракеты Михаил Михайлович Пашинин. (АИ)

К моменту начала автономных пусков ракеты радиоэлектронная часть комплекса была ещё далеко не готова. Тогда специалистами ОКБ-301 был найден очень необычный выход из ситуации. Ввиду отсутствия штатных радиолокационных средств, сопровождение цели и ЗУР, вывод ракеты в район цели после пуска осуществлялся с помощью кинотеодолитов, предназначенных для траекторных измерений в ходе проведения испытаний. После сопряжения теодолитов, оснащённых электромеханической системой регистрации пространственного положения оптической оси, с нештатным контуром управления ракетой, удалось использовать теодолиты для сопровождения ракеты и цели.

В условиях практически идеальной прозрачности воздуха над Сары-Шаганом и неограниченной видимости, оказалось возможно уверенно удерживать в центре поля зрения одного кинотеодолита обстреливаемую цель, а другого — наводимую ракету. По данным, вырабатываемым приборными комплексами теодолитов, штатные устройства радиокомандного наведения системы «Даль» определяли текущие угловые координаты цели и ракеты, выдавая радиокоманды управления для вывода ЗУР в зону захвата цели головкой самонаведения. Во время одного из таких пусков цель была захвачена ГСН и успешно перехвачена в режиме самонаведения. (реальная история)

Успешное сопровождение ракеты и цели оптическими средствами побудило Петра Дмитриевича Грушина, внимательно следившего за работой конкурентов, активизировать разработку дополнительного оптического канала наведения для комплексов С-75 и С-125, которая до этого велась по остаточному принципу. Он привлёк к сотрудничеству разработчика инфракрасных ГСН Давида Моисеевича Хорола, совместно с которым и была разработана электронно-оптическая система автоматического сопровождения цели и наведения ракеты.

Помимо технической подготовки, проводилась и организационная. Изучая по документам в ИАЦ ситуацию в системе ПВО Средней Азии, Иван Александрович Серов не мог не отметить царивший там невероятный бардак. А ведь вторжение в советское воздушное пространство ожидалось именно с южного направления.

Напрямую ткнуть маршала Бирюзова в секретные информационные сводки 20 Главного управления Серов не мог, потому был вынужден действовать окольным путём. Он отправил три проверяющих комиссии на Семипалатинский полигон, космодром Байконур (он же Тюратам), и 10-й полигон ПВО в Сары-Шагане, западнее озера Балхаш.

Комиссия выяснила, что в организации ПВО имеются недопустимые недостатки. Для посадки самолётов на аэродроме Семипалатинского полигона требовалось специальное разрешение, а лётчики истребителей-перехватчиков такого разрешения не имели. На 10-м ГНИИП в Сары-Шагане были установлены зенитно-ракетные комплексы С-75, но ракеты к ним хранились на технической позиции, расположенной … в 100 километров от огневой позиции ЗРК. И подобных фактов выявился не один и не два.

Серов подготовил подробную докладную записку, пошёл с ней к Хрущёву, и получил краткую резолюцию Первого секретаря: «Что за п…здец?! Бирюзову разАбраЦА и устрОнить».

Серов отправился в штаб ПВО, нашёл маршала Бирюзова, довёл до его сведения результаты проверки, а также предупредил, что «по агентурным данным», весной 1960 г следует ожидать полётов американских самолётов-разведчиков с территории Пакистана. Маршал понял, что дело пахнет керосином и срочно занялся искоренением бардака в своём хозяйстве.

В ходе устранения недостатков были срочно приняты меры по укреплению ПВО в Среднеазиатском регионе. Дислоцирующийся в Туркменистане отдельный корпус ПВО и 73-я воздушная армия были дополнены личным составом и получили новую технику — более 100 ЗРК «Десна» С-75, значительное количество новых РЛС, в том числе 12 станций П-14. В дополнение к двум имевшимся в корпусе авиаполкам перехватчиков прибыло еще четыре. Так был создан 30-й отдельный корпус ПВО. В мае 1963 г. соединение было развернуто в 12-ю отдельную армию ПВО. В состав ее входила 17-я ИАД в составе трех авиаполков, вооруженных истребителями-перехватчиками. (АИ частично, в реальной истории описанные мероприятия были проведены в 1960-61 гг уже после полёта Пауэрса)

Перед поездкой Первого секретаря в Индонезию маршал Бирюзов с гордостью отрапортовал о проведённых мероприятиях.

— Вообще-то гордиться тут нечем, Сергей Семёныч, — окоротил его энтузиазм Хрущёв. — Это всего лишь наведение элементарного порядка, мероприятия, которые следовало провести уже давно. А то мы на весь мир кричим, что у нас «граница на замке», а на поверку выходит, что забор сгнил и завалился, а калитка на ржавый гвоздь закрыта.

5 февраля первого из ожидаемых полёта U-2 не было. Он состоялся позже, 12 февраля, когда Хрущёв уже был в Дели. Позже выяснилось, что в этом полёте самолёт должен был пилотировать британский лётчик (Flt. Lt. John MacArthur), но из-за политических разногласий между США и Великобританией, возникших после неудавшегося покушения на Хрущёва в конце сентября 1959 года программа участия англичан в разведывательных полётах U-2 была свёрнута (АИ). Поэтому самолёт 12 февраля вёл американский лётчик Боб Эриксон. (Bob Ericson).

(АИ, в реальной истории 5 февраля самолёт вёл англичанин John MacArthur, 9 апреля за штурвалом U-2 был Bob Ericson http://www.spyflight.co.uk/u2.htm)

Для Серова это был сигнал, что история начала меняться, а значит, следует ожидать сюрпризов. Иван Александрович по роду занятий сюрпризов не любил, он предпочитал устраивать сюрпризы противнику сам. Вскоре после возвращения Хрущёва из поездки в Индонезию, Индию и Афганистан, Серов и Ивашутин явились к Первому секретарю с совместным докладом.

После посещения Хрущёвым Читрала, в горы Памира было заброшено специальное подразделение разведки, оснащённое высотными привязными аэростатами (АИ). Они дежурили на больших высотах в воздухе в районе американского аэродрома в Пешаваре, ведя наблюдение за базой, откуда производились полёты U-2. Аэростаты были сделаны из радиопрозрачных материалов, потому радарами обнаруживались с трудом, только на относительно малых расстояниях. К тому же американцы оказались весьма беспечны и не ожидали, что на территории Пакистана за ними могут наблюдать с больших высот. Передача данных в Союз осуществлялась направленной антенной через цепочку аэростатов-ретрансляторов.

Также в Пакистан были направлены боевые группы спецназа ГРУ, установившие контакт с местными пуштунскими бандами. В их задачу входила организация прямых действий по американским объектам в Пакистане. В отличие от американских ВВС, официально авиационного подразделения ЦРУ с самолётами U-2 в Пакистане не было, и в случае удара «местных партизан» по месту их базирования Госдепартаменту пришлось бы проглотить пилюлю.

Никита Сергеевич оценил предусмотрительность разведки, но предостерёг от слишком поспешных и решительных действий:

— Будьте осторожны, чтобы не перестараться. Возможно, перед Парижской встречей имеет смысл ограничиться только наблюдением за базой, чтобы не отбить у американцев охоту договариваться. Я в принципе не против немного сбить с них спесь, но надо действовать очень осторожно, чтобы ни одна падла не нашла прямых улик нашего участия в атаке. Возможно, имеет смысл сначала спровоцировать какой-нибудь инцидент с американцами в городе, скажем, конфликт на бытовой или религиозной почве, чтобы можно было потом свалить всё на «диких пуштунских исламистов». Подумайте в этом направлении.

— Так точно, товарищ Первый секретарь, что-нибудь этакое подготовим, — заверил Ивашутин.

В районе Семипалатинского полигона были развёрнуты несколько ЗРК С-75, на аэродром полигона на постоянной основе посадили эскадрилью перехватчиков МиГ-19, поставили пару обзорных РЛС П-12. На полигоне ПВО Сары-Шаган срочно оборудовали промежуточные технические позиции рядом с уже развёрнутыми ранее ЗРК С-75, чтобы не возить заправленные ракеты за 100 километров.

Маршал Бирюзов, предупреждённый Серовым, весь апрель мотался на самолёте между Москвой и полигоном, лично участвуя в наведении порядка и организации работ. Полигон и вся среднеазиатская система ПВО стояли на ушах, не понимая, чем вызван переполох, и кроя начальство почём зря. Плановые запуски новейших разрабатываемых изделий — ракет ПВО В-600, 5В11, и противоракеты В-1000 продолжались согласно рабочим планам. В деятельность разработчиков военные не вмешивались.

Одновременно на полигоне ещё продолжались строительные работы. Приближалась летняя жара, поэтому на объект завезли новую, невиданную ещё технику — контейнеры-бытовки и ЗиСы-157, оборудованные кунгами с кондиционерами. Сами кондиционеры были простейшими — водяной волокнистый испаритель, через который вентилятором прокачивался воздух. В среднеазиатской жаре выяснилось, что этого недостаточно, поэтому был предусмотрен абсорбционный охладитель воздуха. Дополнительным преимуществом оказалось, что внутренний объём кондиционера позволял разместить в нём чайник со спиртом или пару бутылок уже разведённого «продукта», при этом всегда остававшегося холодным.(вот такой кондиционер http://stirlitz2008.livejournal.com/41393.html)

9-е апреля прошло без каких-либо происшествий. То же повторилось и 10 апреля. C 11-го Хрущёв уехал в отпуск, в Крым. Там он, как обычно, намеревался спокойно поработать над новой Конституцией и Программой КПСС, возможно — провести пару-другую важных совещаний.

(В реальной истории в апреле 1960 г Н.С. Хрущёв проводил совещание с Челомеем, Дементьевым Бутомой и В.И. Кузнецовым)

Боевые расчёты ПВО напряжённо ждали «гостя». Ждать пришлось долго — 10 дней.

Летчик Фрэнсис Гарри Пауэрс, которому суждено было совершить роковой для всей программы У-2 полёт, был одним из наиболее опытных пилотов отряда «10–10», сформированного по приказу Ричарда Биссела. Он летал на У-2 с 1956 года. Теперь для выполнения очередного боевого задания он прибыл в Пешавар из Турции.

На исходе ночи с 18 на 19 апреля Пауэрс поднялся по лёгкой алюминиевой лесенке в кабину. В этот день он не должен был лететь. Согласно ранее утверждённому графику, в полёт полагалось отправиться Бобу Эриксону. Но в октябре 1959-го в разведывательном сообществе НАТО разразился незаметный тихий скандал из-за покушения на участников встречи Хрущёва с главами латиноамериканских государств в Гватемале. (см. гл. 04–18) По итогам этого скандала англичане вышли из программы полётов U-2, график перетряхнули, и теперь на долю Пауэрса выпал более ранний полёт. (АИ)

Вылет неоднократно переносили, высокое начальство никак не могло договориться относительно даты полёта. Синоптики предупреждали, что оттягивать полёт до конца апреля нельзя — в конце месяца они прогнозировали ухудшение погоды в районе Семипалатинска и озера Балхаш, на несколько дней. Наконец, вечером 18 апреля, из Лэнгли пришло разрешение и утверждённый маршрут. Пауэрсу предстояло заснять Семипалатинский ядерный полигон, объекты на новом русском полигоне ПВО около озера Балхаш, и русский космодром в районе станции Тюратам.

U-2 пробежался по полосе аэродрома в Пешаваре и взлетел. Высоту он набирал медленно, внизу плыли вершины гор. Наконец чёрная длиннокрылая тень забралась на рабочую высоту 68000 футов и поплыла на север. Аэростаты наблюдения вокруг Пешавара засекли старт U-2 оптическими средствами, по факелу двигателя, но затем самолёт был потерян над Афганистаном, где не было сплошного радиолокационного поля.

В 4 часа 47 минут на центральном КП ПВО был получен первый доклад о высотной воздушной цели, следующей с южного направления. Она находилась в воздушном пространстве СССР в 430 километрах южнее города Андижана, на расстоянии 250 километров от советско-афганской границы. Нарушитель шёл на высоте около 21 километра, на скорости 760–780 километров в час, в сторону Семипалатинска. Наши обзорные РЛС устойчиво сопровождали цель. Самолёт засекли сразу, как только он прошёл над Читралом и вынырнул из-за зубчатой снежной стены Гиндукуша.

Дежурный генерал на КП немедленно доложил о нарушении Главнокомандующему Войсками ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову, его первому заместителю Маршалу артиллерии Н. Д. Яковлеву, начальнику Главного штаба ПВО генералу П. К. Демидову, командующим истребительной авиацией генералу Е. Я. Савицкому и зенитными ракетными войсками генералу К. П. Казакову.

Впервые в реальной боевой обстановке информация передавалась по каналам связи системы «Электрон» на центральный КП войск ПВО в Кубинке, а также на все обзорные радиолокаторы, командные пункты истребительной авиации, позиции зенитно-ракетных комплексов и истребители, находившиеся в воздухе, или на земле в готовности к взлёту.

Аппаратура U-2 сигнализировала пилоту, что его видят и «ведут» советские радары. Но по их частотам Пауэрс видел, что его самолёт облучают «безвредные» для него РЛС обзора, а не станции наведения ракет. Понимая, что сейчас его будут пытаться достать перехватчики, он полез ещё выше. Лётчик то и дело поглядывал в перископ нижнего обзора, пытаясь увидеть в нём приближающуюся угрозу. Повторить судьбу Кармине Вито и Юджина Иденса ему вовсе не улыбалось.

На подходе к Семипалатинскому полигону внизу под самолётом появились истребители. Сначала это были МиГ-19, вооружённые устаревшими ракетами К-5 с радиолокационным наведением. Для применения этих ракет перехватчик должен был подняться на высоту цели, но МиГ-19 не поднимался так высоко, как U-2. Пауэрс увидел, что один из МиГов выпустил ракету, но она прошла много ниже его самолёта.

Затем на приборной доске вспыхнула и замигала тревожная красная лампочка — U-2 попал в луч станции наведения ракет. Пауэрс тут же развернул самолёт, отвернув с курса. Пока U-2 неторопливо разворачивался, аппаратура определила расстояние до облучающего радара. Лётчик отметил его на карте и мысленно представил себе зону поражения ЗРК как незримый купол вокруг этой отметки. На большой высоте границы этого купола сокращались, но Пауэрс не рисковал и облетел опасный район по широкой дуге.

Во время манёвра аппаратура почувствовала излучение ещё одного радиолокатора наведения. Пауэрс обошёл и его. Расчёты советских ЗРК внизу были в бешенстве от собственного бессилия. Американец ни разу не вошёл в зону уверенного поражения, он словно видел советские радары, хотя с такой высоты это было маловероятно. Длиннокрылая чёрная тень словно танцевала в небе, едва касаясь краёв зон поражения, и тут же отворачивая в сторону.

Небо на большой высоте не голубое. Голубым светится лишь узкая полоса атмосферы вдоль горизонта, выше неё цвет неба переходит в тёмно-синий, а дальше — в чёрный. (Примерно так это выглядит http://www.zapilili.ru/pics/2/2/cm_20121130_02094_005.jpg) Если же посмотреть прямо вверх, прикрыв глаза от отражённого света Земли, даже днём можно увидеть звёзды. Но сейчас Пауэрсу было не до окружающих красот. Он внимательно вглядывался вниз, в объекты на земле.

U-2 облетал вокруг Семипалатинского полигона, ища лазейку в радиолокационных полях ЗРК. Пауэрс покрутил настройку радио. В эфире стоял гвалт, кто-то на русском, громким, начальственным голосом выговаривал подчинённым, кто-то докладывал, вся эта какофония то и дело перемежалась экспрессивным русским матом.

Присмотревшись к земле, Пауэрс вдруг увидел далеко впереди длинные тени русских ракет, освещённых с востока косыми лучами поднимающегося над горизонтом солнца. Самих ракет с такой высоты было не разглядеть, но их чёткие чёрные тени были видны. Лётчик решил, что болтаться над местом, столь насыщенным новейшими зенитными средствами, слишком опасно, и повернул к следующему пункту маршрута. В конце концов, он только в январе перезаключил контракт с ЦРУ, на следующие два года, и твёрдо решил, что этот раз — последний. К окончанию срока контракта у него хватит денег, чтобы осуществить свою мечту — купить станцию техобслуживания и бензоколонку, и гори синим пламенем ЦРУ, международная политика и весь этот идиотизм.

Он и не подозревал, что это решение, возможно, спасло ему жизнь. На аэродроме Семипалатинского полигона, помимо МиГов, находилась пара новейших перехватчиков Як-27 (АИ, по схеме — очень приблизительный аналог F-106 «Дельта Дарт», см. фанфик Александра http://samlib.ru/s/simonow_s/proda_2014_05_21.shtml), перегнанных сюда с аэродрома Дорохово под Бежецком, в Калининской области, специально ради него. Однако после длительного перелёта в новых, ещё не доведённых электронных системах перехватчиков обнаружились неполадки. У одного отказал радиолокатор, у другого не проходили сигналы по линии связи «Лазурь-М». Сейчас техники лихорадочно пытались их устранить, ругаясь на непривычную новую технику:

— Б…я, ну до чего ж проще было с лампами! Увидел, какая лампа не горит, выдернул, поменял, заработало. А эти диоды, б…дь, транзисторы — поди, б…дь, пойми, работает он, или нет…

Обычно при ремонтах меняли блок целиком, отправляя неисправный на завод-изготовитель, но сейчас требуемых запасных блоков под рукой не оказалось, и техники, яростно матерясь, тыкали в плату щупами тестеров, пытаясь понять, что в этой хитровывернутой схеме отказало.

Самолёт был совсем новый, оснащённый сложным, непривычным оборудованием, и только недавно начал поступать в части. Из строевых лётчиков его в достаточной мере освоили пока лишь считанные единицы, поэтому в Казахстан удалось перегнать лишь два истребителя.

(В реальной истории похожая ситуация была на тот момент с перехватчиком Т-3, он же Су-9)

Чёрный самолёт с каждой минутой удалялся всё дальше от полигона, и вскоре даже сверхзвуковые Як-27 уже не смогли бы его догнать и затем вернуться на аэродром. Отчаянно ругаясь, маршал Бирюзов отменил взлёт перехватчиков и начал названивать по ВЧ на Сары-Шаганский ГНИИП-10.

U-2 приближался к полигону. На объекте уже шла обычная испытательская работа, на пусковых установках стояли, готовясь к пускам, новые изделия. Зенитчики, уже предупреждённые с КП ПВО Туркестанского военного округа, бдили, готовые в любой момент принять целеуказание и сбить «супостата».

Маршал Бирюзов мерил шагами зал управления, пытаясь понять причину неожиданной осторожности американца:

— Что ж он, сука, на полигон-то не полез? Неужели перехватчики спугнули? Так они ж в трёх километрах под ним барахтались? — в сильном напряжении маршал и не заметил, что думал вслух, перемежая мысли лёгким матерком, исключительно для стройности размышлений. — «Яки», бл…дь, подвели! Вот тебе и новейшая техника…

Вновь, который уже раз, залился трелью гербовый телефон ВЧ — звонил министр обороны Гречко?

— Ну что, б…я, сбили? Докладывай, Сергей Семёныч! — министр обращался не по званию, не по должности, не по фамилии, а по имени-отчеству, значит, пока ещё не всё совсем плохо.

— Х. й там! Этот сучий выродок покрутился вокруг полигона, а в зону поражения не полез! Как будто видел наши ЗРК…

— А перехватчики?

— Да, б…дь!!!!! — крик души Бирюзова, казалось, достиг стратосферы. — МиГи не достали, а у пары Яков после долгого перелёта электроника сдохла!!

— Да …б же твою мать! — напряжение Бирюзова передалось и министру. — А может, он и правда ЗРК видел?

— С двадцати-то тыщ метров? У него телескоп в жопу встроен, что ли? Мы даже над радарами и СНР маскировочные сетки натянули, все кунги укрыли!

— СНР закрыли, а ракеты? Ракету сквозь сетку не запустишь! Расчехлили, наверное, заранее, чтоб не бегать перед пуском?

— Дык она ж тонкая, поди её разгляди с такой высоты! Хотя… кто его, бл…дь, знает? Может, у него аппаратура какая хитрая на борту имеется? Типа, излучение СНР засекает?

— А они что, всё время в эфир работали? Не на эквивалент антенны? — Гречко, предупреждённый Серовым, в преддверии полёта нарушителя почитал кое-что об устройстве ЗРК, и теперь задавал вполне грамотные вопросы.

— Да поди теперь разберись! Клянутся, что на эквивалент, а на самом деле — кто их знает?

— Сергей Семёныч! Ты меня не подводи! — рявнул Гречко! — Что я буду Первому секретарю докладывать? Он мне уже звонил! Знаешь, что сказал? «Позор! Страна обеспечила ПВО всем необходимым, а вы дозвуковой самолет сбить не можете…». Если не собьёшь, я те жопу на британский флаг порву, ты ж меня знаешь!

— Товарищ министр обороны! Если бы я мог стать ракетой, то сам полетел бы и сбил этого проклятого нарушителя… Вы же знаете! — ответил Бирюзов. — Люди делают всё возможное. Техника новая, сложная, это ж не зенитная пушка! Там куча всяких нюансов.

Гречко, разумеется, понимал, что существуют десятки случайностей, мешающих сбить нарушителя то на одном, то на другом участке пути. То ракетный дивизион, зону которого он задевает, в этот день не на боевом дежурстве, или небоеготов по техническим причинам — отказы техники, особенно новой — далеко не редкость, чего греха таить.

Бывает, маршрут проходит вне пределов зоны обстрела, или в тот краткий миг, когда цель входит в зону поражения, она находится в таком створе, когда пуск ракеты невозможен — например, на пути стартующей ракеты оказалась кабина СНР или соседняя пусковая — в этих случаях хитрая автоматика комплекса сама запрещает старт, а ракета на пусковой, открытой для стрельбы, может оказаться небоеготова.

Истребители могут нарушителя вообще не достать, и не обязательно по высоте — по дальности тоже. Перехватчик в погоне за нарушителем набирает высоту и догоняет цель на форсаже, тоннами сжигая керосин. Лишнее горючее — это ещё и лишняя масса, минус к скороподъёмности и скорости. Топлива остаётся обычно в обрез, на одну атаку и возвращение. Висящие под крыльями ракеты создают дополнительное сопротивление, снижая скорость и увеличивая расход «горючки». Стоит промедлить — и цель выйдет из радиуса досягаемости.

Но министр обороны понимал и другое. Первый секретарь разъяснил ему важность выполнения поставленной задачи, объяснил, почему важно сбить именно этот самолёт, именно в этот день. Рассказал, какая тонкая политическая игра строится на сегодняшних событиях, сколько всего поставлено сейчас на карту. Поэтому никаких объяснений он и слушать не желал:

— Ты, Сергей Семёныч, мне зубы не заговаривай! — рявкнул Гречко — Нюансы у него!

— Товарищ министр обороны! Все необходимые средства радиолокации и радиоразведки включены. Расчёты комплексов к немедленной стрельбе готовы. Но самолет молчит. По-видимому, он не использует дальней радиосвязи, — чётко доложил Бирюзов. — В связи с подъемом в воздух нескольких пар истребителей и необходимостью расчистить небо от других летательных аппаратов, дан сигнал для посадки на ближайшие аэродромы всех самолётов, не задействованных в борьбе с нарушителем.

— Хорошо. Мужик ты умный, службу знаешь, — одобрил Гречко. — Но ты и меня пойми. Ты, родной, знаешь, какая у меня должность. Знаешь, что будет, если не собьёшь. Как говорится, у меня х…й в жопе, и у тебя х…й в жопе, но есть нюансы!

В трубке послышались короткие гудки, маршал Бирюзов с облегчением положил её на рычаг:

— Где, бл…дь, эта падла?!

— Подходит к 10-му полигону, товарищ маршал! Двести пятьдесят километров до позиции ближайшего ЗРК.

— Дайте мне полигон, живо!

— На проводе, товарищ маршал!

— Это Бирюзов! Всем СНР до входа цели в зону уверенного поражения работать только на эквивалент антенны! Вести цель радарами обзора воздушной обстановки и оптическими средствами полигона! До входа в зону чтоб ни одна сволочь в эфире не вякала! Если спугнёте мерзавца — глаз на жопу натяну! Все новые изделия зачехлить, укрыть маскировочными сетями, над испытательными площадками поставить дымовую завесу.

Маршал отдал трубку телефона оператору-связисту и вновь уставился на экран, сверля взглядом ненавистную отметку цели.

На полигоне Сары-Шаган шла работа на испытательной площадке противоракеты В-1000, на «лавочкинской» площадке готовились к очередному пробному автономному пуску ракеты 5В11 комплекса «Даль» по воздушной мишени. Но сейчас привычная работа была прервана. Уже вывезенную на пусковую позицию ракету срочно укрыли маскировочной сетью, поставив вокруг пусковой деревянные козлы, чтобы исказить силуэт установки с ракетой.

Информация с обзорных РЛС полигона продолжала исправно поступать на индикаторы в бункере управления на пусковой площадке. Михаил Михайлович Пашинин, главный конструктор ракеты, с неудовольствием смотрел на отметку цели, срывающей ему график работы.

— Разлетались тут… работать мешают. У нас план, график жёсткий, едва укладываемся, а тут какой-то «янки дудль», откуда ни возьмись…

Нарушитель был ещё далеко, и все в бункере столпились вокруг проекционного тактического планшета системы «Воздух-1», подключенного к каналу связи сети «Электрон», на котором отображалась информация от нескольких обзорных РЛС, которые вели цель, передавая её друг другу.

— Михаил Михалыч, а может — жахнем? — вдруг предложил оператор кинотеодолита наведения ракеты — молодой лейтенант, недавно выпустившийся из училища.

Кому-либо из старших офицеров он предлагать такое поостерёгся бы, но Пашинин был штатским, и с персоналом полигона держался очень корректно и доступно.

— Ты что? Нам потом так жахнут, если спугнём мерзавца… Вышибут с «волчьим билетом», потом тебя даже в ассенизаторы не возьмут. И меня тоже.

— Так это — если промажем. А если попадём — Героя дадут, — лейтенант попался заводной, с юмором, он лихо подмигнул Пашинину. — Это если ГСН не подкачает. А то хрена ли этот шпион тут над головой маячит? Весь трудовой настрой сорвал нафиг.

— Сиди уж, герой, — Пашинин усмехнулся. — Далеко до цели? Интересно посмотреть, что там за сверхвысотный аппарат янкесы придумали?

— Двести пятьдесят, — доложил оператор. — Через 8 минут цель будет в зоне поражения. Высота 21 тысяча 650 метров, курс 240, скорость 780.

— Далековато. Подождём, пока поближе подберётся.

Он несколько минут раздумывал над словами лейтенанта, затем повернулся к конструктору головки самонаведения Слепушкину, показывая на экран:

— Как думаешь, Андрей Борисыч, зацепит твоя ГСН этого проходимца?

— А чего бы и не зацепить, если точно выведем? — Слепушкин повернулся к оператору второго теодолита, с помощью которого осуществлялось слежение за целью, такому же молодому лейтенанту, только недавно выпустившемуся из училища. — Сумеешь цель удержать?

— А чё тут уметь-то? Идёт ровненько, что твоя мишень, — откликнулся оператор, указав на тактический планшет. — Если Николай не облажается с изделием, выведет в конус захвата, так снимем этого стрекозла в лучшем виде. Ил-двадцать восьмой на прошлой неделе укатали же? И этого укатаем.

(В реальной истории первый перехват цели ракетой 5В11 в автономном режиме состоялся 8 июня 1960 г. В АИ работа над ракетой шла несколько быстрее, за счёт сокращения поискового этапа работы)

Лейтенант презрительно пожал плечами.

— Это я-то облажаюсь? — задорно парировал Николай. — За своим пультом смотри, салага…

Пашинин повернулся к старшему стартовой команды:

— Включить кинотеодолиты и СПК! Расчехлить изделие! Расстояние до цели?

— Двести. Курс, высота, скорость — без изменений.

— Просто потренируемся, — произнёс себе под нос Пашинин.

Стартовая команда сноровисто расчехлила пусковую машину с ракетой, командир расчёта включил последовательность предстартовой проверки.

Оператор системы «Воздух-1», глядя на экран тактического планшета, размеренно отсчитывал дистанцию до цели:

— Сто девяносто… Сто восемьдесят…

— Цель изменила курс. Идёт к соседям, — доложил оператор. — Курс …, скорость 760, высота 21 тысяча 600 метров.

По изменению курса цели Пашинин понял, что американец собрался сфотографировать грушинскую площадку, где проходила испытания противоракета В-1000.

Трель телефона ВЧ хлестнула по нервам.

— Михаил Михалыч, вас.

«Кто-то уже настучал», — подумал главный конструктор, поднося трубку к уху:

— Пашинин.

Из трубки раздался начальственный рык такой силы, что Михаил Михайлович отодвинул её подальше:

— Вы что там затеяли, засранцы?!!! Спугнуть нарушителя хотите?

— Товарищ маршал, спугнуть нарушителя мы не можем, все радиоизлучающие средства площадки выключены, — ответил Пашинин. — Можем сопровождать цель кинотеодолитами. Пока ещё мы его не видим, надо несколько минут подождать.

Маршал Бирюзов был полностью в курсе того, что радиолокационная часть комплекса «Даль» ещё не вполне боеготова, и испытательные пуски на Сары-Шагане проводятся при помощи нештатной линии управления, соединяющей систему передачи команд ракеты (СПК) с двумя кинотеодолитами, один из которых следил за целью, а другой — за ракетой.

— Понял. Я на связи, жду доклада о визуальном наблюдении цели, — ответил маршал и замолчал, обдумывая ситуацию.

— Сто пятьдесят… Сто сорок… — отсчитывал оператор.

Оба кинотеодолита, с помощью которых нештатно наводили ракету на мишени во время испытательных пусков, были включены, телевизионная картинка с них выведена на индикаторы внутри бункера.

— Ну-ка, наведи объектив на этого гада, — попросил оператора Михаил Михайлович. — Хоть посмотрим на него.

С расстояния более 100 километров самолёт-нарушитель выглядел на экране как еле заметная чёрточка. Николай повертел верньеры, чёрточка приблизилась и превратилась в крестик. Пашинин впервые видел U-2 живьём, да ещё и в полёте.

— Надо же, прямо как планер… Аэродинамическое качество, наверное, высочайшее, — пробормотал главный конструктор.

— Пашинин, ты его видишь? — рявкнул из телефонной трубки Бирюзов.

— Так точно, товарищ маршал, цель вижу, сопровождаю, — по-военному чётко ответил главный конструктор, зная, что командующий привык к кратким и чётким докладам.

— Уе…ать можешь?

— Так точно. Могу.

— А если промажешь? Спугнём ведь?

— Никак нет. Изделие уйдёт на самоликвидацию, подрыв будет далеко позади нарушителя и ниже. С вероятностью 99 процентов пилот его не увидит. С нашей стороны излучения нет.

— Зах. ячь его, Михал Михалыч! — теперь уже маршал не рычал, он говорил едва ли не просительно. — Эта сука все семьдесят пятые комплексы стороной обходит, похоже, излучение СНР чувствует. Летуны опять обосрались! На тебя вся надежда. Если собьём — для тебя и ребят твоих Золотые звёзды у Никиты Сергеича на коленях выпрошу! Не подведи, родной!!!

— Вас понял, — коротко ответил главный конструктор. — Будьте на связи.

Подготовка ракеты к старту была полностью автоматизирована. Через несколько секунд стрела пусковой установки поднялась на 45 градусов и теперь медленно поворачивалась по азимуту, чутко следуя за целью.

— Изделие к стрельбе готово! — доложил командир расчёта.

— Операторам приготовиться к стрельбе! Ждать команды.

Пашинин решил подпустить нарушителя на 100 километров, чтобы иметь запас по дальности, на случай его неожиданного манёвра.

Дистанция до цели быстро сокращалась.

— Сто тридцать! — выкрикивал в сгустившейся тишине оператор. — Сто двадцать! Сто десять! Сто!

— Цель уничтожить! — скомандовал Пашинин.

— Пуск! — Командир пускового расчёта вдавил кнопку.

Наверху, за обваловкой бункера, раздался короткий могучий рёв. Земля вздрогнула. Ракета 5В11, величиной с хорошее дерево, 16 метров длиной и почти 9 тонн весом, сошла со стрелы пусковой установки и уверенно рванулась к цели.

— Николай, видишь изделие?

— Так точно, изделие вижу, сопровождаю. Есть отделение ускорителя!

— Полная тишина!

Все притихли. В наступившей тишине два молодых лейтенанта, сосредоточенно сопя, вели кинотеодолитами цель и ракету.

— СПК работает устойчиво!

Пашинин судорожно вцепился пальцами в край пульта. Опытное изделие, ещё не испытанное толком, не поддержанное даже половиной полагающихся по конструкторской документации комплекса наземных систем, всего неделю назад впервые перехватившее самолёт-мишень Ил-28, захватив его головкой самонаведения, приняло свой первый бой. Рядом с Пашининым стоял главный разработчик ГСН Андрей Борисович Слепушкин, из НИИ-17. Сейчас всё зависело от устойчивой работы головки самонаведения и сноровки двух лейтенантов, управляющих кинотеодолитами, совсем ещё пацанов.

— Восемьдесят! Семьдесят! Шестьдесят! Полста! — оператор отсчитывал расстояние между ракетой и целью. — Сорок! Тридцать!

Слепушкин напрягся. 17 километров — рубеж захвата цели активной радиолокационной головкой самонаведения. Сработает или нет?

— Двадцать!…

Короткая, томительная пауза. Пашинин услышал, как тяжело колотится сердце.

— Есть захват!

Отлегло…

На приборной доске U-2 вдруг замигала красная лампочка. Аппаратура почувствовала облучение радаром, но это была не СНР С-75, работающая на 10-сантиметровой волне, не РЛС перехватчика, а что-то новое, совсем незнакомое. Пауэрс ткнул в кнопку отстрела пассивных помех. Позади U-2 сверкающим серпантином разлетелись ленты алюминиевой фольги. Но ракета, которую лётчик не видел, приближалась спереди — слева — снизу. Облако помех быстро отстало от самолёта, головка самонаведения уверенно держала цель.

— Десять!

— Пять! Цель поставила помехи!

Пауэрс судорожно вертел головой, пытаясь увидеть приближающуюся угрозу.

— Fuck!!!

Ему показалось, что в него летит целая ёлка, разматывающая за собой длинный дымный след. Такой здоровенной бандуры он ещё ни разу не видел. Лётчик попытался сманеврировать, но неповоротливый U-2 не был приспособлен к выполнению резких манёвров уклонения.

За остеклением фонаря кабины полыхнуло оранжевое сияние. Самолёт вздрогнул от мощного удара и накренился, послышался глухой взрыв и жуткий треск дюраля. Пауэрса мощно толкнуло вперёд вместе с креслом, колени оказались задвинуты далеко под приборную доску. Педали под ногами, только что упруго отзывавшиеся на каждое движение, вдруг провалились, управление обмякло, лётчик почувствовал, что самолёт не слушается рулей. Внезапно исчезла привычная тяжесть, и наступила невесомость. Он понял, что крылья и хвост самолёта, скорее всего, отломились, а фюзеляж находится в свободном падении.

Катапультироваться при зажатых под приборной доской ногах означало — остаться без ног. Пауэрс открыл фонарь кабины, переключил кран кислородного снабжения на автономный баллон скафандра, отсоединил кислородный шланг от штуцера, отстегнул ремни, и осторожно, с трудом, выбрался вверх из кабины, опираясь руками на её борта. Падающий фюзеляж хаотично вертелся, и лётчика выбросило из кабины. Парашют открылся автоматически.

— Есть подрыв! — доложил оператор. — Цель разделилась. Наблюдаю… — он прервался, пытаясь разобраться в месиве отметок, заполонивших индикатор обзорной РЛС. — Наблюдаю облако пассивных помех… и несколько падающих обломков! Крупных!

Николай, как человек военный, дисциплинированный, доложил официально:

— Цель уничтожена, расход — одна. Наблюдаю дымные следы и падение обломков, — а затем, не выдержав, выбросил вверх правую руку, сжатую в кулак, и завопил:

— Ур-ра!!!

Его крик тут же подхватили остальные. Обоих лейтенантов выдернули из-за пультов и потащили на улицу — качать.

— Да вы чего! — отбивался Николай. — Уроните, черти! Поставьте, где взяли!

Связист подбежал к Пашинину:

— Михаил Михалыч, ответьте маршалу.

Бирюзов уже услышал в трубке торжествующий гвалт:

— Ну что, никак сбили?

— Так точно, товарищ маршал, цель поражена. Расход — одна.

— Одна? — изумился Бирюзов. — Неужто первой ракетой?

— Так всего одна готовая и была. На пусковой. По мишени работать собирались.

— Да вы реально герои, мужики! — восхитился маршал. — Так держать! Молодцы! Буду хлопотать за вас перед руководством. Список отличившихся подготовьте сейчас же, перешлите мне фототелеграфом. Связь кончаю!

В трубке раздались короткие гудки. Бирюзову ещё нужно было отдать массу распоряжений, организовать поиски пилота и обломков, доложить министру обороны и высшему руководству страны.

Все службы 10-го полигона в этот день были «на взводе». Вертолёты с поисковыми группами поднялись в воздух ещё до того, как обломки самолёта упали в степи. Парашютиста заметили с вертолётов в воздухе, во время снижения, и приняли «как родного», вежливо, но твёрдо положив носом в землю. При нём во время обыска нашли и изъяли пистолет с глушителем, в кобуре, финский нож, советские деньги в сумме 7500 рублей, 48 золотых монет, двое наручных золотых часов, шесть золотых колец, компас, четыре двусторонние матерчатые карты СССР, продукты питания, флягу с водой, средства для разведения костров, белье, рыболовные принадлежности — крючки, лески, различные химические препараты, медикаменты и другие вещи. Задержанного сразу же переодели в другую одежду, а его вещи отправили на тщательный осмотр.

Также при себе у Пауэрса было обращение на 13 языках — арабском, немецком, французском, чешском, словацком, английском, греческом, болгарском, русском, литовском, венгерском, турецком и румынском, в русском экземпляре которого говорилось:

«Я американец и не говорю по-русски. Мне нужны пища, убежище и помощь. Я не сделаю вам вреда. У меня нет злых намерений против вашего народа. Если вы мне поможете, то вас вознаградят за это».

Обращение было выдано Пауэрсу на тот случай посадки на территории других государств. Деньги и ценности, как позднее рассказал на допросе Пауэрс, он мог использовать для подкупа людей, чтобы скрыться от властей.

В тот же день Пауэрса допросили в 1-м отделе полигона прилетевшие из Москвы сотрудники госбезопасности, а затем отправили самолётом в Москву.

На первом допросе, когда Пауэрс пришел в чувство и отдохнул, он был насторожен, на вопросы отвечал неохотно, очень коротко и неубедительно, на некоторые вопросы он совсем отказался отвечать. Лётчик сказал, что летел из Пакистана в Турцию, занимаясь исследованием верхних слоев атмосферы, и сбился с пути. Такова была официальная легенда для объяснения причин нарушения чужого воздушного пространства на случай задержания пилотов U-2. Но вещественные доказательства, изъятые у Пауэрса и найденные на месте происшествия, свидетельствовали о том, что он вторгся в воздушное пространство СССР с шпионскими целями. Пауэрс быстро понял, что слишком наивно так объяснять свое пребывание в глубине территории Советского Союза. Поэтому лётчик признал, что в Советский Союз он направлен со специальным заданием.

При вторичном обыске в кармане брюк Пауэрса работники госбезопасности обнаружили булавку, вложенную в медальон в виде серебряного доллара. На вопрос, что это такое, Пауэрс ответил, что это обыкновенная булавка. Он солгал, надеясь, что булавку оставят при нем, но, когда понял, что ее намерены изъять, Пауэрс предупредил следователя, что булавка отравлена сильнодействующим ядом и была выдана ему для самоубийства.

— Не самое умное укрытие для такой булавки, — заметил следователь, подбрасывая на руке монету. — Деньги и ценности у задержанных изымают сразу же, такой порядок.

Американские организаторы шпионского полёта в случае неудачи были намерены любыми путями замести следы преступления. Они установили в самолет два взрывных устройства, чтобы взорвать машину и не оставить никаких вещественных доказательств. В случае если Пауэрсу удастся спастись, то при задержании он должен был сделать себе укол булавкой. Его хозяева опасались, что он станет живым свидетелем их преступной авантюры, поэтому ему вдалбливали мысль о том, что на допросах в советских органах госбезопасности его подвергнут жутким пыткам и избиениям. Но инстинкт самосохранения оказался сильнее страха перед пытками.

На первом же допросе его заверили, что применять к нему пытки и другие меры физического воздействия никто не собирается. Пауэрс повеселел и начал отвечать на вопросы. Когда же ему показали неиспользованное им катапультное кресло, и заложенный в нём заряд взрывчатки, лётчик и вовсе впечатлился вероломством работодателей. После этого беседа пошла и вовсе свободно.

Служба безопасности полигона организовала прочёсывание местности, чтобы обнаружить и собрать части и снаряжение самолета. К этой работе были привлечены вспомогательные воинские подразделения, расквартированные на полигоне и переброшены солдаты из ближайших воинских частей. Впрочем, «ближайших» — это очень условно, полигон специально располагался в отдалённой безлюдной местности, и «ближайшие» части дислоцировались за сотни километров.

Обломки самолёта, падавшие с 20-километровой высоты, оказались разбросаны на площади в несколько квадратных километров. При осмотре остатков сбитого самолета, были найдены бумажник с личными документами Пауэрса, иностранные деньги и различные фотографии. Кроме того, нашли обрывки военной топографической карты на английском языке с разными пометками, несколько таблиц и другие печатные издания на английском языке, магнитофонные ленты, фотопленку и большое количество деталей различной аппаратуры, находившейся на самолете.

Командующий авиацией ПВО генерал-полковник Евгений Яковлевич Савицкий был в бешенстве. Его подчинённые вновь, который уже раз, облажались. Савицкий валил всю вину за очередную неудачу на промышленность, заявляя, что с заводов в части поставляют негодные, недоведённые самолёты.

Командующий зенитно-реактивными войсками и зенитной артиллерией (так они именовались в период 1958-60 гг), генерал-полковник Константин Петрович Казаков, напротив, чувствовал себя именинником и «ходил гоголем» — ведь нарушителя сбили относящейся к его епархии зенитной ракетой. Командующие едва не переругались — настолько обидно было Савицкому видеть неприкрытое торжество Казакова.

Сергей Семёнович Бирюзов, однако же, окоротил обоих:

— Вам, Евгений Яковлевич, не на промышленность бочку катить надо, а на армейских снабженцев. Вы прекрасно осведомлены, что техника новая, сложная, ломается пока ещё часто. Посылая самолёты на аэродром передового базирования, следовало отправить следом за ними полный комплект запасных частей к бортовой аппаратуре. Тем более, вы сами часто летаете, общаетесь с лётчиками и техниками, и знаете, какие приборы и узлы на новых машинах чаще всего выходят из строя. Часто вопрос не в плохом качестве техники, а в плохом уходе за ней, — заключил маршал. — Заметьте, самолёт сбили ракетой, но какой ракетой? Недоведённым опытным образцом, не то что не принятым на вооружение, но даже не прошедшим полный цикл лётных испытаний!

Крыть Савицкому было нечем. Казакова же Бирюзов тоже осадил, чтобы не радовался на ровном месте:

— Вам, Константин Петрович, тоже праздновать пока преждевременно. Если бы цель сбили ваши подчинённые, серийной, находящейся на вооружении ракетой, например, 75-й Системы, я бы первым вас поздравил. Но самолёт сбит не ими, а испытательной командой полигона и представителями промышленности! Сбит опытным изделием, даже не испытанным в полном объёме! Поэтому радоваться и вам пока нечему. Лучше подумайте, как объяснить руководству страны, почему серийные ЗРК оказались бессильны, когда американец кружил у границ важнейшего ядерного объекта страны, а ракетчики ничего не могли сделать.

Впрочем, загадка необычайной осторожности Пауэрса раскрылась в тот же день. На первом же допросе его спросили, почему он не вошёл в воздушное пространство над Семипалатинским полигоном. Пауэрс в ответ рассказал, что на самолёте была установлена система, реагирующая на излучение станции наведения ракет комплекса С-75, позволявшая вычислить расстояние до неё, а также ставить пассивные и активные помехи. Его рассказ вскоре был подтверждён фактами — при анализе обломков самолёта были найдены блоки этой системы, хотя и повреждённые, но по их устройству легко было установить назначение.

Хрущёв в это время находился на отдыхе, и выслушал доклад маршала по телефону ВЧ. Он сразу же начал задавать вопросы и уточнять подробности:

— Сбили? Молодцы! Благодарю за службу! А кто сбил, и чем? Ракетой?

— Так точно, товарищ Первый секретарь! Служу Советскому Союзу! Нарушитель сбит ракетой над 10-м полигоном ПВО в Сары-Шагане, — ответил Бирюзов. — Пилот задержан охраной полигона и сдан компетентным органам для допроса.

— Живьём взяли? Да неужто? Ну, молодцы, ракетчики! Опять отличились! — Никита Сергеевич был отчаянно рад за новую советскую технику, но то, что он услышал дальше, вызвало у его едва ли не экстаз:

— Товарищ Первый секретарь, нарушитель сбит не войсковыми ЗРК, — честно доложил Бирюзов.

— Как это? А кем же тогда?

— Комплексной бригадой ОКБ-301 товарища Лавочкина и специалистами полигона.

— … не понял… Поясните! — Хрущёв искренне не понимал, при чём тут комплексная бригада ОКБ-301. — Расскажите подробнее!

— Он подошёл к Семипалатинскому полигону, но на сам полигон не полез — на самолёте была аппаратура, чувствующая излучение СНР 75-го комплекса, — рассказал Бирюзов. — Нарушитель покрутился у южной границы зоны поражения ЗРК, потом отвернул и пошёл к Балхашу. У нас уже тогда возникло подозрение насчёт наличия на самолёте спецаппаратуры, обнаруживающей излучение радаров. Как раз в это время на «лавочкинской» площадке готовили опытное изделие к очередной стрельбе по мишени. На прошлой неделе они уже сбили самолёт-мишень Ил-28. А тут этот U-2… Главный конструктор товарищ Пашинин доложил о готовности к перехвату, я разрешил. Ну… они и х…йнули… виноват, сбили нарушителя, товарищ Первый секретарь!

Пользуясь случаем, ходатайствую о присвоении товарищу Пашинину и ещё троим непосредственным участникам перехвата званий Героя Советского Союза и награждении их «Золотыми звёздами». Остальных членов комплексной бригады предлагаю наградить орденами Красного Знамени и Красной Звезды.

— Пишите представление, я подпишу! — тут же, на радостях, согласился Никита Сергеевич. — Нет, вы серьёзно? Заводская бригада сбила U-2? «Далью»? Но ведь комплекс ещё не боеготов, Калмыков мне докладывал, что там с радиотехнической аппаратурой задержка…

— Так они аппаратурой комплекса и не пользовались, они оптикой, кинотеодолитами ракету наводили, — Бирюзов коротко рассказал, как производилось оптическое наведение на цель. — Дальность, конечно, считай, на треть меньше, стрельба возможна только в идеальных метеоусловиях, к счастью, на Балхаше оказались как раз такие…

— Невероятно! — Хрущёв был в восторге. — Комплекса, по сути, ещё не существует, летает одна только ракета, да и та — опытная, и вдруг ею сбивают самолёт, из-за которого вся ПВО Советского Союза уже пятый год стоит на ушах!! Вы Лавочкину звонили?

— Никак нет, сразу доложил Вам, сейчас буду докладывать министру обороны! Думаю, Семёну Алексеичу уже свои доложили…

— Наверное. Сейчас я ему сам позвоню, — решил Никита Сергеевич. — Ещё раз спасибо вам за добрую весть, Сергей Семёныч. Готовьте совместно с Лавочкиным представление к Золотым звёздам на виновников торжества.

Лавочкина, разумеется, уже вовсю поздравляли, когда зазвонил «кремлёвский» телефон.

— Товарищ Лавочкин? — в голосе Первого секретаря слышалось торжество. — Поздравляю вас, Семён Алексеич, с первой боевой победой «Дали»! Бирюзов будет представление на вашу бригаду писать, на государственные награды, я уже дал согласие, вы там поучаствуйте, чтобы никого не пропустить и не обидеть! Спасибо вам за замечательную технику!

— Спасибо, спасибо, Никита Сергеич, служим Советскому Союзу! — Лавочкин, уже успевший чуть-чуть принять по случаю торжества, был в приподнятом настроении — вполне заслуженно. — Представление напишем, обязательно.

Дождь «Золотых звёзд» и других наград, пролившихся на персонал полигона и бригаду специалистов ОКБ-301, был впечатляющим, но заслуженным. Главный конструктор ракеты Михаил Михайлович Пашинин, лейтенанты Николай Петров и Василий Синицын, оператор системы «Воздух-1» Андрей Чистяков (АИ), непосредственно участвовавшие в наведении ракеты при перехвате нарушителя, получили звания Героев Советского Союза, остальные члены полигонного расчёта и комплексной бригады ОКБ-301, готовившие ракету, были награждены орденами меньшего достоинства, но Лавочкин и Бирюзов не забыли никого из находившихся в тот день на испытательной площадке. Сам Лавочкин, под общим руководством которого создавался комплекс, получил Звезду Героя Социалистического Труда.

Руководители конкурирующего КБ-1, Александр Андреевич Расплетин и Пётр Дмитриевич Грушин, внимательно следившие за работой Лавочкина, тоже обратили внимание, что цель была поражена при помощи оптической системы наведения. В КБ-1 уже пробовали пристроить оптический канал наведения к комплексу С-75, но пока работа шла ни шатко, ни валко.

— Смотрите-ка, Александр Андреич, — заметил Грушин, изучая докладную записку своего сотрудника. — Как у Лавочкина ребята лихо по оптическому каналу работают. На прошлой неделе Ил-28 завалили, сегодня — американца. Надо нам эту тему ускорить.

— Такие фокусы, Пётр Дмитрич, только на 10-м полигоне проходят, — скептически отозвался Расплетин. — Там, сами знаете, небо чистое, безоблачное, видимость — миллион на миллион, а над той же Среднерусской равниной, к примеру, сегодня, сами видите, какая муть.

— Так и дальность у нашей системы — не сто километров, зато скрытность сопровождения — не сравнить с радаром. Плюсов больше выходит, а удорожание небольшое. Надо и к 125-му комплексу оптический канал сделать, — предложил Грушин.

— Так я же не возражаю, Пётр Дмитрич, давайте сделаем.

Хрущёв же распорядился и впредь оснащать все зенитные системы средней и малой дальности с радиокомандным наведением дополнительным оптическим каналом.

Поздравив Лавочкина, Никита Сергеевич связался с Кремлём и министерством иностранных дел. Прежде всего, он настрого предупредил Громыко, что необходимо держать в полной тайне факт пленения американского лётчика.

— Особенно Малику ничего не говорите! Хорошо бы его вообще услать на ближайшие дни в отпуск или куда подальше, в Африку, от греха…

— А почему именно Малику, Никита Сергеич? — подозрительно спросил Громыко. — Вы что-то знаете, чего я не знаю?

Хрущёв сообразил, что так напрямую рубить не стоило, но вывернулся:

— Да я тут слышал, что товарищ Малик иногда позволяет себе хлебнуть лишнего на дипломатических приёмах, и после этого плохо следит за языком.

— Понял, товарищ Первый секретарь, прослежу, — заверил Громыко.

— Я сейчас стенографистке текст послания президенту надиктую, вы проверьте, переведите, и как можно скорее передайте по прямой линии, — продолжил Никита Сергеевич.

Он посмотрел на часы. Шёл девятый час утра. В Вашингтоне ещё глубокая ночь, есть часа два-три, чтобы подготовиться, но порадовать президента придётся прямо с утра.

— Я вылетаю в Москву, — сказал он охраннику. — передайте, чтобы подготовили самолёт.

Президент Эйзенхауэр едва успел подняться, когда позвонили из Пентагона, где был установлен телетайп прямой линии с Кремлём (АИ, в реальной истории такая линия появилась только после Карибского кризиса, в АИ Хрущёв озаботился связью ещё в 1955-м см. гл. 01–32).

— Господин президент! Только что получено строго конфиденциальное послание от советского Первого секретаря Хрущёва! Сейчас передам его вам по факсу.

— Послание на русском?

— На английском, сэр.

— Передавайте, — ответил Айк. — Линия защищена. Никому ни слова.

Телеграмма Хрущёва привела президента в замешательство:

«Господин президент!

Сегодня в 4.47 утра радиолокаторы советской системы ПВО обнаружили самолёт-нарушитель, идущий на территорию СССР с юга, от границы Афганистана, курсом на город Семипалатинск Казахской ССР. В 7.36, после длительного маневрирования в глубине советской территории, нарушитель был перехвачен при попытке проникновения в зону, закрытую для воздушного контроля по программе «Открытое небо», и сбит средствами ПВО СССР. Обломки самолёта рассеялись по большой площади, в настоящее время ведётся их сбор и поиски тела пилота. Осмотр уже обнаруженных обломков выявил их принадлежность американскому самолёту типа U-2, бортовой номер 56-6693. Среди обломков обнаружены детали аппаратуры разведывательного характера, в частности — длиннофокусного фотоаппарата модели «73-В», и частично отснятая плёнка. В настоящее время производится её проявка.

Господин президент. Во время моего визита в Соединённые Штаты у меня неоднократно была возможность убедиться в Вашей порядочности и искреннем желании снизить накал международной напряжённости, отойти от курса противостояния между нашими странами, найти точки соприкосновения интересов. В то же самое время у меня неоднократно были случаи убедиться, что далеко не все политики и чиновники в Соединённых Штатах разделяют вашу позицию и миролюбивый настрой.

В преддверии Парижского саммита я не могу не предположить, что сегодняшняя недружественная акция была предпринята без Вашей прямой санкции или непосредственного указания. Вероятнее всего, решение принималось с политической подоплёкой, явно с провокационными целями, в надежде на последующий срыв совещания глав четырёх держав в Париже. Я лично убедился, что в вашей стране достаточно тех, кто стремится не допустить даже малейшего потепления международной обстановки и улучшения отношений между нашими странами. Вполне вероятно, что сегодняшний полёт самолёта-разведчика был инспирирован не столько с целью получения информации о закрытых объектах СССР, а чтобы бросить тень на действующую администрацию США, и не допустить подписания в Париже итоговых документов по тем соглашениям, которые готовились дипломатами наших стран в последние полгода.

Поэтому я, в духе доверительных отношений, сложившихся между нами в Кэмп-Дэвиде и Вашингтоне, решил предупредить Вас напрямую, без посредников в виде МИД и Госдепартамента, чтобы не допустить ни малейших искажений и недопонимания. Мне не хотелось бы делать резких заявлений накануне столь важных переговоров, но соображения престижа государства и сопутствующие обстоятельства могут вынудить меня изменить решение.

Я прерываю свой отпуск и вылетаю в Москву, буду доступен по прямой линии.

С уважением. Н. С. Хрущёв.»

Никита Сергеевич специально сформулировал текст в доверительном стиле. Конечно, итоговый вариант правил Громыко — диктовка Хрущёва была далеко не такой гладкой. Тем не менее, доверительный тон, упоминание «тела пилота» и прямое акцентирование возможности провокации были ключевыми моментами его с Серовым замысла.

— Уж если Айк и этого не поймёт, то он безнадёжен, — пояснил он Серову, прочтя ему по телефону ВЧ предварительный текст послания.

Первый секретарь, разумеется, знал, что «тело пилота» уже даёт показания на Лубянке, но решил до поры до времени не сообщать этого президенту.

Президент ещё раз перечитал послание Хрущёва, затем тяжело опустился в кресло. Аллен Даллес его подставил. Подставил нагло, явно рассчитывая сорвать парижские переговоры, а то и визит в Россию. Внутри поднялась волна гнева, Эйзенхауэр потянулся было к телефону, но тут вошла Мейми с дымящейся чашкой кофе.

— Что случилось, дорогой? Куда ты пропал? Неприятности?

Обычно Айк не обсуждал с супругой государственные дела, тем более — настолько конфиденциальные, а она никогда не лезла в политику. Но Мейми была умной женщиной, и сейчас ему инстинктивно хотелось её поддержки. Он молча протянул ей телеграмму и взял чашку с кофе, глотнул. Бодрящее тепло побежало по телу.

Мейми пробежала глазами текст:

— Боже… Кто бы мог подумать? Этот мерзкий Даллес… Но каков Хрущёв! Он сразу показался мне очень приличным и милым джентльменом. Я рада, что не ошиблась.

— Да, Первый секретарь повёл себя на редкость достойно для коммуниста, — констатировал Эйзенхауэр.

— Что ты будешь делать, дорогой?

— Для начала оторву этому засранцу Даллесу яйца. Сначала левое, потом правое. Медленно… — лицо президента начало наливаться кровью.

— Дорогой, успокойся, тебе нельзя волноваться! — Мейми обняла его и мягко, успокаивающе прижала к креслу. — Ну, подумай минутку спокойно. У тебя заканчивается второй президентский срок. Да и чёрт с ним, с Даллесом. Если ты его отстранишь, он начнёт делать тебе гадости, раздует какую-нибудь лживую историю, а газетчики подхватят. Зачем тебе это? Посмотри, как умно поступил Хрущёв — не стал поднимать скандал, а связался с тобой напрямую, честно и доверительно. Так сделай вид, что ничего не произошло, и продолжай делать своё дело. Сейчас важно не наказать Даллеса, а не упустить удачный момент для переговоров. Пусть с этим негодяем разбирается Никсон или Джек Кеннеди — смотря кто из них победит на выборах.

— Хрущёв явно не хочет скандала накануне переговоров, иначе он прислал бы не личную телеграмму, а ноту протеста, как обычно делают Советы, — продолжала Мейми. — Этим шансом надо воспользоваться. Ты можешь войти в историю, как президент, который закончил «холодную войну» — разве это не прекрасный финал карьеры?

Вызови Гертера, обсуди с ним ситуацию, и поблагодари господина Хрущёва за своевременное предупреждение, он это оценит.

Президент несколько минут обдумывал её слова, молча допивая кофе.

— Пожалуй, ты права, дорогая. Позвоню Гертеру.

Он снял трубку и набрал номер:

— Мистер Гертер. Я еду в Пентагон. Вы нужны мне там. Срочно. Получено важное сообщение от красных, по прямой линии.

Айк положил трубку и решительно поднялся.

— Дорогой, а как же завтрак?

— Позавтракаю в Пентагоне. Не волнуйся, дорогая. Всё могло быть куда хуже.

Госсекретарь, ознакомившись с телеграммой Хрущёва, был изумлён не меньше президента:

— Крайне неожиданно, сэр. Не знаю, что и сказать… Не похоже на обычное поведение русских в подобных ситуациях. Раньше они использовали каждый такой инцидент для пропаганды, старались нас унизить… а сейчас — совершенно другая линия поведения. Необычно. Я полагаю, это — хороший признак. Думаю, Хрущёв готов договариваться. Мы можем дать сообщение, как бы от имени NASA, что наш самолёт заблудился над горами…

— Вот это как раз было бы нежелательно, — покачал головой президент. — Хрущёв проявил к нам доверие, впервые за эти годы. Если мы начнём лгать и изворачиваться, это будет воспринято очень негативно, и может повредить на парижских переговорах. Нет. Настал момент говорить правду, и только правду.

— Но Хрущёв может потребовать официальных извинений! Что тогда? Великие державы не извиняются за свои действия.

— Тогда я отправлю Хрущёву голову и яйца мистера Даллеса дипломатической почтой! В разных посылках! — яростно прорычал Айк, но затем сбавил тон. — Записывайте, мистер Гертер.

Ответ президента немало удивил Хрущёва:

«Господин Первый секретарь!

Я сожалею, что приходится писать Вам при столь неприятных обстоятельствах. Заверяю Вас, что вы поняли ситуацию абсолютно правильно. Администрация Соединённых Штатов и я лично не санкционировали этого полёта. С этим мне ещё предстоит разобраться. Самолёты U-2 используются нами для высотных полётов по всей территории Евразии. Я не утверждаю определённо, но допускаю, что могла произойти ошибка пилота. Хотя ваше предположение о провокации с целью срыва переговоров и мне представляется более вероятным.

Не стану отрицать очевидного, спецслужбы Соединённых Штатов добывают информацию по всему миру, в том числе и с помощью воздушной разведки, так же, как и спецслужбы Советского Союза занимаются подобным сбором информации. Однако, согласен с Вами — момент был выбран явно не подходящий. Тем более ценно для меня лично Ваше послание.

Я благодарен Вам, господин Первый секретарь, что вы не поддались искушению получить на этой неприятной истории сомнительные политические дивиденды, и предпочли сначала обсудить ситуацию конфиденциально и миролюбиво, как подобает джентльменам и партнёрам. Это, безусловно, не может не внушать надежду на благоприятное дальнейшее развитие наших двусторонних отношений.

Разумеется, вы понимаете, что дальнейшие мои и Ваши действия во многом будут продиктованы сиюминутной политической ситуацией, и не в наших с Вами интересах её осложнять. Прошу Вас держать меня в курсе событий по прямой линии, а также, до выяснения всех деталей происшествия, по возможности не делать политических заявлений в прессе, и не предпринимать по дипломатическим каналам решительных действий, которые могли бы осложнить наши будущие переговоры. Со своей стороны, заверяю Вас, что приложу все усилия к выяснению истины.

Предлагаю Вам отложить разрешение этой конфликтной ситуации до нашей встречи в Париже, где мы могли бы обсудить её конфиденциально, возможно, до начала или сразу после первого раунда официальных переговоров, и вместе найти пути её урегулирования. Если советская сторона понесла материальный ущерб в результате наших действий, я готов обсудить величину компенсации, но прошу Вас проявить благоразумие и не требовать невозможного.

Искренне Ваш, Д. Эйзенхауэр»

— Что скажете, Андрей Андреич? — спросил Хрущёв, прочитав ответ президента.

— Айк впечатлился вашей телеграммой, — ответил Громыко. — Он явно не ожидал от нас такой реакции. Тем более он не ожидал такой подлянки от Даллеса. Не удивлюсь, если через некоторое время последуют кадровые перестановки. Хотя, с другой стороны… Ему осталось сидеть в Овальном кабинете примерно девять месяцев, поэтому он может ограничиться обычной выволочкой, а новый президент так или иначе приведёт с собой свою команду.

Думаю, сейчас Эйзенхауэра больше беспокоит исход парижской встречи. Наши и американские дипломаты провели за эти полгода большую работу, подготовили несколько беспрецедентных по значению соглашений, ну, вы в курсе, конечно. Было бы обидно потерять плоды всех трудов из-за провокации Даллеса, и президент тоже так считает.

Обратите внимание ещё на последнюю фразу. Президент готов выплатить компенсацию, но извиняться за инцидент не станет. Думаю, он именно это имел в виду под «невозможным».

— Пожалуй… М-да, как бы ни хотелось окунуть мерзавцев в дерьмо, но Айк прав, стоит сначала обсудить ситуацию с ним в Париже, наедине, — согласился Никита Сергеевич.

— Что будем делать с пилотом?

— Эйзенхауэру пока ответим, что ищем тело, нашли катапультное кресло с зарядом взрывчатки. Сейчас важно сообщить президенту, что мы его поняли и принимаем его предложение встретиться в Париже конфиденциально. Пишите, Андрей Андреич.

Ответ Хрущёва Эйзенхауэра одновременно и порадовал и огорчил:

«Господин президент!

Я рад, что мы с Вами поняли друг друга. Менее всего мне хотелось бы сейчас разрушить то хрупкое взаимопонимание, что сложилось между нами в Кэмп-Дэвиде.

Я согласен с Вашим предложением отложить выяснение обстоятельств инцидента до нашего конфиденциального разговора в Париже. Разумеется, мы проведём наше расследование, так же, как Вы проведёте своё. При встрече мы сможем обменяться информацией и попытаться найти взаимоприемлемое решение, не отражающееся на престиже вашей и нашей страны. Полагаю, будет желательно избежать лишней огласки и шумихи в прессе. Возможно, стоит дать короткое сообщение о пропавшем над горами Пакистана самолёте с научной аппаратурой? Для нас это будет знаком Вашей приверженности заявленным в предыдущем послании намерениям.

Информирую Вас, что на данный момент обнаружено катапультное кресло пилота упавшего самолёта. В кресле был заложен мощный заряд взрывчатки. К счастью, никто из поисковой команды не пострадал, но пришлось вызвать сапёров. Интересная подробность, особенно для «научного самолёта», не правда ли?

Поиск и сбор обломков продолжался до темноты и будет продолжен. Самолёт распался на множество частей, на очень большой высоте, обломки разлетелись по большой площади, поиск затруднён. Если будут какие-либо новости, я сообщу Вам дополнительно.

С уважением, Н.С. Хрущёв.»

Президент внимательно прочитал телеграмму:

— Бог мой, эти негодяи заминировали катапульту у самолёта-разведчика! — он передал бланк телеграммы Гертеру.

— Но сэр, вы же сами требовали установить самоликвидаторы в самолёте? — удивился госсекретарь.

— Я имел в виду разведывательную аппаратуру, фотоаппараты, планшеты с картами! Но минировать кресло пилота?

— Так если пилот попадёт в руки красных живым, они так или иначе вытрясут из него всю информацию, — Гертер пожал плечами. — У нас бы вытрясли. Вы считаете, у красных будет иначе?

— Конечно, нет… Но всё-таки, взрывать пилота — это как-то неправильно, вы не находите?

— Я часто нахожу, что многое из того, что мы делаем — неправильно, — философски ответил госсекретарь. — Но мы продолжаем это делать.

— Поблагодарите Первого секретаря от моего имени, — распорядился президент. — И продолжайте подготовку к саммиту в Париже.

В последующие дни Хрущёв ещё несколько раз информировал президента о ходе поисков обломков. Обсудив ситуацию с Серовым, они сообщили, что в степи обнаружены отдельные обломки кабины пилота, на некоторых из них остались следы крови.

Это была малая дезинформация, по сравнению с большой ложью ЦРУ и Госдепартамента.

Аллен Даллес и Ричард Биссел поняли, что с самолётом что-то случилось, сразу после того, как по времени у него закончилось топливо. Теоретически, конечно, длинные крылья U-2 позволяли, периодически отключая двигатель, продлить полёт на полчаса-час, а то и больше, планируя на восходящих воздушных потоках. Практически же не было гарантии, что выключенный в полёте двигатель удастся запустить снова, поэтому пилот едва ли стал бы рисковать.

Подождав ещё часа три, руководители ЦРУ сочли самолет погибшим. Удивляло молчание Москвы — никакой информации, ни по телевидению, ни по радио, ни в газетах не появлялось. Ни 19 апреля, ни на следующий день, ни 21-го, ни позже.

— Не понимаю, — произнёс Биссел, когда они с Даллесом в очередной раз обсуждали ситуацию. — Если красные сбили самолёт — почему молчат? Почему не вопят на весь мир об «американских шпионах»? Если не сбили — тогда где он?

— Может, он грохнулся где-то в горах Гиндукуша? — предположил Даллес. — В смысле, сам грохнулся, без помощи русских?

— Нет, мы же слушали эфир! Он крутился возле Семипалатинска, красные пытались его сбить, не могли, и жутко ругались из-за этого, а потом вдруг — тишина.

— Может, повредили, он стал уходить обратно, но не дотянул до Пешавара или Аданы? Упал где-то в горах?

— Вот это вернее. Думаю, можно принять это за рабочую гипотезу и поискать в горных районах Пакистана и Афганистана, с воздуха. В Адану он с повреждениями, полученными под Семипалатинском, не полетел бы, — Биссел сосредоточенно изучал карту. — Лететь надо над Каспием, иранской или иракской территорией, а там красные сейчас летают свободно. Одно дело, проскользнуть на рассвете, когда ПВО красных ещё спит, и другое дело — возвращаться днём, когда всё ПВО взбудоражено и находится в полной готовности. Поищем в Афганистане и Пакистане. Надо бы через Госдепартамент сделать заявление о пропаже исследовательского самолёта.

(В реальной истории такое заявление было опубликовано 3 мая, с тайного одобрения президента)

— Для этого нужна санкция президента, — Даллес задумался. — Попробую подойти к Гертеру с просьбой. Но придётся соврать, что самолёт не долетел до СССР.

Госсекретарь, как и ожидал Даллес, поначалу не проявил особого энтузиазма:

— Пропал 19 апреля, говорите? Вскоре после взлёта из Пешавара? А что же вы четыре дня ждали?

— Искали в горах, своими силами, — соврал Даллес.

— Не уверен, что могу опубликовать такое сообщение без санкции президента…

— Пожалуйста, мистер Гертер, вы нас очень выручите, — попросил Даллес.

Гертер, в действительности, уже получил инструкции от президента, как раз на подобный случай.

— Гм… Ну, о'кей, если вы утверждаете, что самолёт не пересекал советскую границу…

— Он мог заблудиться, и залететь через границу, но, полагаю, упал раньше.

Гертер понимающе посмотрел на Даллеса, но текст заявления взял.

В сообщении, опубликованном Госдепартаментом, говорилось, что с 1956 года по программе изучения метеоусловий верхних слоев атмосферы NASA использует самолеты фирмы «Локхид» — U-2. Один из таких самолетов, выполнявший задание 19 апреля 1960 года в воздушном пространстве Турции, говорилось далее в сообщении, пропал без вести около 9 часов утра — возможно, потерпел катастрофу в районе озера Ван. Пилот, вылетевший с аэродрома Адана, находясь в районе Восточной Турции, докладывал о неисправности кислородного оборудования.

«Восточной Турцией» Госдепартамент после событий 1958 года, именовал официально непризнанную США Народную Республику Курдистан. (АИ)

Сообщение появилось в газетах 23 апреля, (АИ, реально — 4 мая), но на него мало кто обратил внимание. В пропаже самолёта над горами сенсации не было. Руководство ЦРУ напряженно ждало, какова будет реакция СССР на сообщение, но Москва по-прежнему молчала. В Вашингтоне прошла пресс-конференция, но представители NASA не дали сколько-нибудь информативных ответов на вопросы журналистов — за прикрытие делишек ЦРУ им не доплачивали.

В тот же день представитель госдепартамента США сделал заявление для прессы, в котором повторялась версия NASA. В заявлении была высказана «осторожная догадка», что самолет, выполнявший исследовательский полет по программе NASA, по всей вероятности, мог случайно пересечь советско-турецкую границу и оказаться над советской территорией.

Примерно через час после заявления госдепартамента ещё раз выступил руководитель отдела информации NASA. Он уточнил, точнее, впервые в текущих событиях, признал, что У-2 имел фотокамеры, якобы, «для фотографирования облачности», но заявил, что это невооруженный гражданский самолет. В заявлении он также обратился к советской стороне с просьбой проинформировать США, если об этом самолете что-либо известно в СССР, чтобы не продлевать поиски.

Хрущёв дал распоряжение Громыко ничего не отвечать. Он знал, что в «той» истории, сдвинутой на начало мая, на этом этапе Яков Малик проболтался на дипломатическом приёме, и Даллес обо всём узнал. Но сейчас Малика, от греха подальше, «зарядили» в командировку в Монголию (АИ)

— Пусть там перебродившим кумысом хоть обопьётся, — заметил Никита Сергеевич, — зато языком трепать не станет.

После очередного совещания у президента, Даллес поделился с Бисселом своими соображениями:

— Что-то тут не так… Сегодня я был у президента, ожидал вопросов по U-2, но он лишь спросил, не нашли ли мы самолёт, и больше не задал ни одного вопроса…

— Полагаю, президент знает лишь то, что мы сказали в официальной версии, — предположил Биссел. — Тем более, Советы молчат, то есть, президент думает, что самолёт действительно не долетел до советской границы…

— Странно всё это, — Даллес задумался. — Обычно он живо интересуется результатами полётов, а тут его как будто не интересует тема пропавшего самолёта, вообще… Мог бы хотя бы спросить… И ещё, во время совещания я заметил, что президент смотрит на меня как-то необычно.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Я совершенно случайно поймал его взгляд, обращённый на меня. Президент никогда на меня так не смотрел…

— Как — «так», сэр?

— Как-то нехорошо… Как бы оценивающе… — медленно произнёс Даллес. — Не нравится мне это…

Он полез в верхний ящик стола, и тут ему на глаза попалась завалявшаяся там с 1956-го года под бумагами плоская зелёная жестяная баночка с русской надписью «Вазелин» (АИ, см. гл. 02–09)

«Ох, не к добру это…», — подумал Даллес.

Вскоре после инцидента Анастас Иванович Микоян отправился в зарубежную поездку. Он посетил Ирак, Иран, Курдистан, Афганистан и Читрал, где договорился с властями о размещении в горах советских радиолокаторов и зенитно-ракетных комплексов. Техника перебрасывалась дирижаблями и вертолётами Ми-6. Размещение началось уже в мае 1960 г. Это позволило сформировать передовой южный пояс ПВО, частично закрывший СССР от проникновения самолётов противника с южного направления. (АИ)

Никита Сергеевич вернулся в Крым уже 20-го апреля, а 21-го пригласил на совещание ракетчиков и авиаторов, поговорить о перспективных проектах.

(В реальной истории подобное совещание состоялось 12 апреля 1960 г, обсуждали «истребитель спутников» и другие проекты Челомея.)

Перед совещанием он пригласил для беседы в узком кругу Устинова, Келдыша, Бартини, Микулина, Дементьева и Микояна.

— Значица, так, товарищи, — традиционно обратился Хрущёв к соратникам. — Мы тут, между делом, очередного американского воздушного шпиёна уконтрапупили. Сами понимаете, долго такая лафа продолжаться не может. У американцев активно идёт работа над разведывательными спутниками по программе «Корона» (Corona http://space.skyrocket.de/doc_sdat/kh-2.htm). Весь прошлый год их преследовали неудачи, но янки — ребята упорные и не дураки. Думаю, в этом году им повезёт. Надо нам подумать над средствами противодействия.

Вторая опасность, о которой меня предупредил товарищ Серов — на фирме «Локхид», с 1958 года Келли Джонсон, создатель нынешнего виновника торжества — самолёта U-2 — работает над проектом сверхзвукового высотного разведчика А-12. Машина вырисовывается уникальная, с крейсерской скоростью более трёх тысяч километров в час, а максимальная и вовсе 3300. Дальность и потолок — тоже под стать — 5200 километров по дальности и почти 26 тысяч метров по высоте. Проект пока ещё в начальной стадии, но пора думать о том, как ему противостоять.

Сами понимаете, теоретически зенитной ракетой достать его можно, но ЗРК стоит на месте и не может гоняться за таким самолётом по всему северу РСФСР, к примеру. А с ростом скорости и высоты шансы, что он зайдёт в зону поражения и пробудет в ней достаточно долго для результативного перехвата, стремятся к нулю, так, вроде, математики говорят? — он взглянул на Келдыша.

— Именно так, — кивнул Мстислав Всеволодович. — Что касается спутников, тут следует учитывать, что они летают по более-менее постоянным и предсказуемым орбитам. То есть, достаточно составить расписание прохода спутников над той или иной точкой нашей территории, и соответственно, спланировать график работ так, чтобы не попадать во вражеские объективы.

— Это годится, пока спутников немного, — возразил Устинов. — Когда их станет больше, они работать не дадут. Фиг спрячешься. Опять же, в авиации бывает, что надо лететь далеко и долго. Тут не под один, так под другой спутник так или иначе подставишься. Для стационарных объектов применим маскировку — например, будем маскировать производственные корпуса под жилые здания, накрывать заводские дворы маскировочными сетями. Пусть враг знает, что здесь что-то есть, но не знает, что именно.

Но аэродром, скажем, сетью не закроешь. Можно, конечно, бетон краской разрисовать, но так или иначе, на аэродроме присутствует характерного вида техника, всё не спрячешь. В отдельные, особо важные моменты можно, скажем, дымогенераторы использовать, но опять же, постоянно дымить не получится, дым может сдуть ветром, да мало ли…

— А можно ли спутник на орбите, скажем, временно ослепить, чем-нибудь вроде оптического квантового генератора? — спросил Хрущёв. — Не сбить, а именно вывести из строя оптику, или ещё какие внутренние системы?

— Можно, — ответил Келдыш. — Такие прикидки мы делали. Но это — отдельная большая тема для исследований. Тут необходимо понимать, что сделать ОКГ, способный сбивать ракеты или спутники, чисто теоретически можно, но добиться, чтобы он стрелял с частотой пулемёта — маловероятно. Потратим гигантские деньги, и ничего не получится. С этой точки зрения один раз выстрелить лучом, чтобы ослепить спутник получится быстрее, чем сделать ОКГ, способный сбивать, скажем, подлетающие к кораблю ракеты, тем более, способный сбивать боеголовки МБР.

Мы, разумеется, не сомневались, что у руководства страны интерес к таким системам рано или поздно возникнет. Поэтому предварительные исследования по этой теме у нас ведутся, и уже не первый год. Экспериментируем и с газовыми ОКГ, и с твердотельными, и со сведением лучей нескольких ОКГ при помощи системы зеркал.

Тут важно правильно распределить средства и силы, поставить правильные задачи. Оптика на поле боя используется широко, начиная от обычных биноклей и прицелов снайперов. Создание недорогих лучевых систем, способных ослеплять противника на поле боя, в сумме обойдётся дешевле ОКГ, способного сбить спутник, и, тем более, сбить боеголовку баллистической ракеты, а пользы от них на поле боя будет не в пример больше, причём везде, от Европы до Африки.

Устинов задумался, потом произнёс:

— Мстислав Всеволодович дело говорит. Я ещё с сыном посоветуюсь, он у меня в этих делах разбирается. Но насчёт ослепляющих ОКГ — это дело. Можно ведь ослепить, например, и тепловую головку самонаведения ракеты, если самолёт оснастить такой системой. Сложно, конечно, но теоретически можно. А уж снайперов и наблюдателей слепить — милое дело.

— Мстислав Всеволодович, прикиньте смету и пишите проект постановления по этой теме, — распорядился Хрущёв. — Вещь полезная, делать надо. А что насчёт американского сверхзвукового разведчика? — он посмотрел на Бартини, Микулина, Микояна и Дементьева.

— Информация об этом самолёте у нас имеется, — ответил Бартини. — У них не только пилотируемый разведчик, а ещё и такой же скоростной и высотный беспилотный разведчик D-21 разрабатывается, с одним двигателем. Там почти всё упирается в уникальный комбинированный двигатель, думаю, Сан Саныч лучше расскажет.

— Да, верно, — подтвердил Микулин. — Основа конструкции локхидовского скоростного разведчика — комбинированный двигатель, который сами американцы называют «turboramjet». То есть, это аналог двухконтурного турбореактивного двигателя, у которого второй контур работает как прямоточный. Степень двухконтурности при этом может достигать 4:1, то есть, 80 процентов тяги создаёт второй контур.

Двигатель разрабатывает компания Pratt&Whitney, с 1956-го года. Мотор очень непростой, хотя, казалось бы, чего там, обычный двигатель, засунутый в трубу. Но там присутствуют 6 труб для перепуска потока… к сожалению, я не ожидал, что о нём пойдёт разговор, не взял никаких иллюстраций. Мы с Прокофием Филлиповичем Зубцом внимательно изучали информационные материалы, в том числе — учебный фильм на английском, который предоставил товарищ Серов. (https://www.youtube.com/watch?v=F3ao5SCedIk) Там в виде мультипликации показаны все фазы работы двигателя и перераспределение потоков. Прокофий Филиппович очень заинтересовался, насколько я знаю, в его ОКБ-16 уже ведутся эксперименты по этой теме.

— Так-так, а мы можем сделать такой двигатель? — немедленно спросил Хрущёв.

— Сделать можем, но не сейчас. Если пытаться сделать точно такой же, с такими же характеристиками, то лет 7–8 на эту работу уйдёт, может, даже десять, — ответил Микулин. — Мы с Прокофием Филипповичем прикинули, можно попробовать его двигатель М16-17 засунуть внутрь второго прямоточного контура. Это ускорит работу, но всё равно лет 5–6 провозимся. Собственно, товарищ Зубец в этом направлении сейчас и работает. Там требуется довольно сложная электронная система управления положением носового конуса в зависимости от режима полёта. Если её сможем сделать, то двигатель работать будет. Пусть даже на керосине. У американцев используется специальное топливо, довольно сложного состава.

— Я в расчёте на установку такого двигателя прорабатываю вариант своего А-57 с установкой двигателей в крыле, — добавил Бартини. — Там будут сложности, при старте с воды придётся выдвигать защитный щиток, чтобы брызги в двигатель не засасывало, но в целом сделать можно. Пока двигателя нет, полетаем на другом, попроще, чтобы понять, как ведёт себя машина в воздухе.

— Понятно. А на перехватчик такой двигатель можно будет поставить? — спросил Никита Сергеевич.

— Это будет очень специфический перехватчик, — ответил Микоян. — В сущности, один из вариантов американского А-12 и представляет собой перехватчик. Но мы с товарищами Бартини и Микулиным внимательно изучили информацию, предоставленную компетентными органами. Сам по себе А-12 — это летающий геморрой, очень дорогой и сложный в обслуживании. Много таких самолётов не построишь.

Сейчас мы работаем над экспериментальными одномоторными перехватчиками Е-150 и Е-152, с двигателями Р-15-300. На них идёт отработка технических решений. Двигатель у нас уже есть. Его ещё нужно довести в части ресурса, но эта работа ведётся.

Но уже ясно, что нужен несколько другой самолёт. Я предлагаю сделать машину попроще, чем А-12. Полностью из нержавеющей стали, с двумя двигателями Р-15-300, и максимальной скоростью 3000 километров в час. А недостаток скорости носителя компенсировать скоростью ракеты. Работы товарища Бартини по нержавеющей стали нам очень помогут.

Эскизный проект самолёта мы уже начали прорабатывать, — Микоян достал лист бумаги и развернул. (АИ, в реальной истории разработка началась в 1961 году)

На нём был изображён очень необычный для тех лет угловатый самолёт, двухкилевой, с огромными ковшовыми воздухозаборниками и трапециевидным высокорасположенным крылом.

— Вот наш Е-155, — сказал Микоян. — Он будет прожорливый, неэкономичный, но значительно более дешёвый, чем А-12, и их можно будет построить много. Его будет относительно просто обслуживать, и он будет летать выше и быстрее, чем большинство истребителей в мире. По сути, только А-12 и сможет с ним соперничать.

Хрущёв с восхищением смотрел на крылатое чудовище, изображённое на плакате Микояна:

— Мощная машина. Делайте. Только вот что… Предусмотрите чуть побольше места, чтобы можно было экипаж из двух человек посадить. Пилота и оператора вооружения. С расчётом на долгую, многоэтапную модернизацию, чтобы можно было менять двигатели, электронику, приборы. Надо уже сейчас начинать разработку РЛС и ракет, под стать этому самолёту. И давайте сразу дадим ему имя. Какой у вас там индекс следующий, Артём Иваныч?

— МиГ-25, Никита Сергеич, — ответил Микоян.

— Вот так и запишите в постановление, — распорядился Первый секретарь.

— Так точно, сделаем.

— Товарищ Хрущёв, есть ещё одна работа, по которой ваше решение требуется, — подсказал Дементьев. — В 1957-м ОКБ-156 товарища Туполева приступило к исследовательским работам по теме гиперзвукового самолёта. Два года велись исследования и эксперименты, а с 1959-го началось проектирование опытного самолёта. В этом году будет готов опытный образец. Самолёт небольшой, длина — 8,8 метра, размах крыла — 2,8 метра и высота — 2,2 метра, масса около двух тонн. Конструкция планера из нержавеющей стали, носовая часть фюзеляжа и передние кромки крыла и килей выполнялись из графита, из-за аэродинамического нагрева.

(подробнее http://airspot.ru/catalogue/item/tupolev-tu-130-dp)

Самолёт будет стартовать вертикально, на баллистической ракете Р-12, и после отделения от носителя, лететь в стратосфере со скоростью 10 Махов на расстояние около 4-х тысяч километров. Приземление — на парашюте большой площади.

— Ого! — изумился Никита Сергеевич. — У Р-12 дальность всего две тысячи! А какой двигатель у него?

— Никакого. Он будет планировать в стратосфере на гиперзвуковой скорости. Также разрабатывается модификация «ДП», оснащённая мощным термоядерным зарядом.

В опытном производстве заложена серия из пяти экспериментальных самолетов Ту-130, предназначенных для проведения различных испытаний. Скоро будет готов первый опытный образец, сейчас проводится модификация ракеты Р-12 для стыковки с ней ракетоплана Ту-130.

— Однако! — Хрущёв задумался. — У нас ведь Челомей подобную систему разрабатывает.

— Подобную, но не совсем. Его система состоит из 4-х гиперзвуковых боевых блоков значительно меньшего размера, но складывающихся друг с другом в боевую часть двухметрового диаметра, и будет стартовать с подводных лодок, — напомнил Дементьев. — На Р-12 или Р-5 их поставить будет сложно. Система товарища Туполева одиночная, больше размером, зато годится для оснащения устаревающих ракет Р-5 и действующих Р-12. На её базе можно сделать противокорабельные ракеты дальнего действия, или же скоростной высотный разведчик.

— Никита Сергеич, эта работа для нас весьма важна, так как в ней можно наработать информацию, необходимую для будущего аэрокосмического самолёта, — добавил Бартини. — Тут важно, что гиперзвуковой самолёт летит по плохо предсказуемой траектории, значительно ниже, чем обычные боеголовки МБР, соответственно, противоракетные системы, которые затачиваются под перехват боеголовок, такой гиперзвуковой аппарат, скорее всего, не перехватят, а ракеты обычных ЗРК его просто не догонят.

Хрущёв задумался.

— Давайте так, — решил Первый секретарь. — Челомей уже и так кучу новаторских работ набрал, а сделал пока что только одну ПКР. Дай бог ему хотя бы орбитальную станцию сделать, и транспортный корабль снабжения. Я уж не говорю про атомно-импульсную ракету, там вообще всё сложно. Пусть Туполев работу продолжает, с помощью таких вот боевых блоков мы можем увеличить дальность наших устаревающих ракет средней дальности первого поколения. Тем более, можно и на двухступенчатую 63С1 такой аппарат приделать, так ведь?

— Да, тогда дальность ещё на 2–3 тысячи километров увеличится, — согласился Бартини.

— Во-от! — плотоядно ухмыльнулся Никита Сергеевич. — Вот вы, Пётр Васильевич, и передайте Туполеву, чтобы вторым этапом прикручивал свой Ту-130 к 63С1, тогда мы с Чукотки не только до Вашингтона, но и до Флориды достанем относительно недорогой ракетой, уже освоенной в производстве.

(АИ, в реальной истории, несмотря на явные успехи ОКБ-156, все работы по теме «ДП» и, соответственно, по самолету «130» были постепенно прекращены на основании Постановления Совета Министров СССР от 5 февраля 1960 года за № 138-48. Построенные планеры самолетов «130» частично были утилизированы, а несколько из них были переданы в КБ В.Н.Челомея. http://airspot.ru/catalogue/item/tupolev-tu-130-dp Работы по проекту «ДП» и самолету «130» были использованы в следующей, близкой по назначению работе КБ — ракетоплане «136», он же «Звезда» http://www.dogswar.ru/oryjeinaia-ekzotika/aviaciia/6011-opytnyi-vks-l136r-.html)

Хрущёв продолжал беспокоиться, как бы Даллес не послал ещё один самолёт, 1 мая. В конце апреля Семипалатинск и Сары-Шаган накрыла редкая в этих краях непогода, но к Первомаю синоптики обещали улучшение. Вернувшись в Москву, Первый секретарь послал ещё одно сообщение Эйзенхауэру:

«Господин президент!

Меня несколько беспокоит, что известные вам лица, в отсутствие каких-либо сообщений в прессе, могут попытаться повторить свою попытку. Безусловно, это может крайне негативно отразиться на перспективах предстоящих переговоров.

Я предлагаю следующий план. Завтра мы даём сообщение в газетах, оно будет написано в сдержанно-осуждающем тоне, без каких-либо требований и ультиматумов. Опираясь на него, вы сможете принять те меры, какие сочтёте необходимыми.

Получив ваш прямой приказ, указанные лица, полагаю, поостерегутся устраивать повторную провокацию. Если вы согласны с моим предложением, прошу подтвердить.

С уважением, Н.С. Хрущёв.»

Получив его сообщение, президент обсудил ситуацию с госсекретарём Гертером.

— М-да… Удивительный расклад, сэр. Кто бы мог подумать, что президент Соединённых Штатов вместе с лидером Советского Союза вынуждены вести совместную игру, чтобы не дать сорвать мирные переговоры, — заметил госсекретарь.

— Пути господни неисповедимы, мистер Гертер, — усмехнулся Айк. — Я очень не люблю, когда кто-то пытается сорвать мои планы.

— И что вы собираетесь делать с Даллесом, сэр? Выпнете его пинком под зад?

— Я немного подожду, мистер Гертер. Посмотрю, как он трепыхается. Знаете, как кошка играет с мышью? То выпустит коготки, то уберёт, — ухмыльнулся президент.

Подтверждение от Эйзенхауэра пришло в тот же день.

28 апреля в советской прессе было опубликовано сообщение о сбитом 19 числа американском самолёте-разведчике типа U-2. Сообщение было кратким, чисто информационным. О судьбе пилота не сообщалось ничего.

Для верности министр иностранных дел Громыко пригласил в МИД посла США Луэллина Томпсона, и вручил ему даже не ноту, а личное письмо Никиты Сергеевича президенту США, в котором советский лидер уже официально предлагал президенту накануне встречи в Париже воздержаться от любых действий, которые могли бы спровоцировать осложнения в двусторонних отношениях.

Шило прокололо мешок.

Президент вызвал Аллена Даллеса. Директор ЦРУ уже прочёл сообщения в газетах, и ехал в Белый Дом с ощущением, что поднимается на эшафот. Он взял с собой заявление об отставке и был готов положить его на стол президента.

— Итак, мистер Даллес, вы потеряли ещё один U-2 над Россией? — холодным тоном произнёс президент.

— Да, сэр.

— Вы послали его в полёт без согласования со мной?

— Сэр, это был плановый полёт. Он проводился по плану, который вы ранее подписали.

— Но я же приостановил полёты?

— Да, сэр, но «Локхид» оснастил самолёт новой системой предупреждения об облучении радиолокаторами, и её необходимо было проверить…

— И что, эта ваша система помогла?

— Похоже, что нет, сэр…

— Мистер Даллес, посылая самолёт, вы понимали, что меньше, чем через месяц в Париже состоятся важнейшие переговоры, которые могут изменить судьбу мира?

— Да, сэр.

— Вы заигрались в политику, мистер Даллес, и забыли, что государственному служащему вмешиваться в планы президента Соединённых Штатов — опасно. Я временно отстраняю вас от руководства ЦРУ, пока — до окончания переговоров в Париже, а там — посмотрим. Если красные из-за вашей авантюры откажутся от переговоров или выдвинут невыполнимые условия, я передам ваше дело сенатской комиссии, которая выпотрошит вас, как цыплёнка, — предупредил президент. — Сейчас ваши шары держит в своих руках господин Хрущёв. Если он решит сжать пальцы, я не стану ему мешать. Теперь убирайтесь.