Восхождение. часть 3

15. Визит Эйзенхауэра

— Господин президент, мой заместитель мистер Биссел вместе с нашими аналитиками проанализировали события последних нескольких лет, и пришли к очень неутешительным выводам, — мрачно произнёс Аллен Даллес. — Факты свидетельствуют, что красные активно разрабатывают тектоническое оружие.

— Гм… Мне приходила в голову такая мысль, — ответил Эйзенхауэр. — Уж очень интересные совпадения.

— Именно так, сэр. Смотрите сами. В мае 1957-го красные приглашают ведущих мировых специалистов по сейсмологии и вулканологии в совместную экспедицию в очень отдалённый район Сибири, — начал Даллес.

— Вот как? — удивился президент. — Похоже, я это пропустил.

— Это факт, сэр. У меня есть все отчёты учёных, — директор ЦРУ вытащил из папки стопку листов бумаги со схемами и графиками. — Самое интересное — в ходе экспедиции красные проводили так называемое сейсмическое зондирование. То есть рыли шурфы в определённых точках, закладывали в них достаточно мощные заряды взрывчатки и подрывали, а затем снимали данные с множества расставленных по всем окрестностям сейсмографов, получая полную картину физических полей. Причём взрывы устраивали разной мощности, некоторые были довольно сильные, по несколько десятков тонн аммонала.

— Очень интересно! Весьма дорогостоящий эксперимент. А у нас так делали? — спросил Айк.

— Конечно, сэр, и неоднократно! Получается весьма ясная картина залегания геологических пластов во всём исследуемом районе, — подтвердил Даллес. — Я специально консультировался в Геологической службе. Ясная, разумеется, для геологов, сэр. Неспециалист там ничего не поймёт.

— Это меня не удивляет, — согласился президент. — И что дальше?

— Дальше, почти тотчас же, 27 июня 1957 г, в районе работы экспедиции произошло сильнейшее землетрясение, специалисты оценили его мощность в 10 баллов! Сильнее, чем в Чили. (http://ez.chita.ru/encycl/person/?id=2867)

— А почему о нём не сообщалось в печати? — удивился Эйзенхауэр.

— Сообщалось, сэр. Но землетрясение произошло в отдалённом и ненаселённом районе, жертв не было, — пояснил Даллес. — Человеческая память, к сожалению, хорошо запоминает только кровавые уроки.

— Это точно… Говорите, это раскопал ваш Биссел? Гм… А я уже всерьёз начал считать его клиническим идиотом, неспособным сложить 2+2, — проворчал Айк.

— Сэр, идиоты у нас не работают, — демонстративно оскорбился Даллес. — Но очень трудно выполнять свой долг, когда кругом шпионы, пронизавшие своей сетью всё американское общество. Мы вынуждены тратить невероятное количество времени и денег на личные встречи в местах, где затруднено прослушивание, вместо того, чтобы просто позвонить по телефону. АНБ душит нас, в то время как оно само набито шпионами красных.

Эйзенхауэр в ответ презрительно хмыкнул. Ему было хорошо известно о жёсткой конкуренции разведывательных служб. Слова Даллеса он счёл лишь попыткой свалить вину за собственные просчёты на другое ведомство, а заодно и нагадить на конкурента.

— У вас есть доказательства, мистер Даллес? Вот когда будут — тогда и обвиняйте генерала Сэмфорда и его ведомство, а до тех пор учитесь работать лучше, — отрезал президент.

— Я добуду доказательства, сэр, и тогда вы убедитесь сами, — твёрдо ответил Даллес.

— Вернёмся к этому, когда доказательства будут у вас на руках, — президент не желал терять время в бесплодных спорах. — Так что там с землетрясениями?

— Далее, сэр, в следующем году красные взорвали свою сверхбомбу в Арктике. Бомбу такой мощности очень сложно применять в военных целях, у красных на тот момент не было для неё средств доставки…

— Это мне известно, — перебил президент.

— Но сейчас такие средства разрабатываются! Мои агенты выяснили, что красные испытывают новый космический носитель на базе их новой баллистической ракеты. Он будет иметь большую грузоподъёмность, чем их SS-6 (Р-7)

— Ещё большую?

— Да, сэр. Причём — значительно. Он уже сможет поднять несколько облегчённую и усовершенствованную версию заряда сверхбомбы. Возможно, несколько меньшей мощности, поначалу, — у Даллеса не было точных данных ни о массе «сверхбомбы» АН-602, ни о полезной нагрузке носителя «Союз-2.3», и он говорил по наитию, пытаясь создать для президента видимость эффективной работы своего ведомства.

— Плохая новость, — лицо президента стало жёстким.

— Параллельно происходит целый ряд конфликтов и революций в ключевых нефтеносных районах Центральной Азии. Взрыв «сверхбомбы» явно был предупреждением для нас. Предостережением, чтобы удержать США от вмешательства.

— В этом нет ничего нового, — заметил Эйзенхауэр.

— Если не рассматривать ситуацию в комплексе, сэр. Далее, на Санторини Хрущёв неожиданно предупреждает вас об опасности извержения вулкана в Йеллоустоуне. Причём специально устраивает встречу на вулканическом острове, по сути — в кратере аналогичного вулкана, только меньших размеров, для убедительности привозит с собой учёных.

В результате он фактически разменивает своё предупреждение о Йеллоустоуне на советское присутствие в Босфоре и Дарданеллах, фиксирует греческую оккупацию Турции и фактический выход Греции из НАТО.

— Эти земли ранее и так принадлежали Греции, — ответил Айк. — Оккупантами там несколько столетий были турки. Греки лишь отбили принадлежащее им по праву. После турецкого геноцида греческого населения и конфликта между двумя странами НАТО, при попустительстве главных его членов, смешно было ожидать, что Греция останется в составе организации.

— Верно, сэр. Нам следовало вмешаться и развести этих драчунов по углам. Но мы этого не сделали, и вместо нас это сделали красные.

— Мы должны были наказать Грецию за шашни с коммунистами, — нахмурился Эйзенхауэр.

— Вместо этого мы наказали себя за медлительность, сэр. Да ещё и позволили китайцам с индусами захватить Бирму.

— Вот это — целиком и полностью ваша вина, мистер Даллес! — рявкнул президент. — Какого чёрта вы отравили Чжоу Эньлая, да ещё во время визита в Бирму?! (АИ, см. гл. 03–10)

— Иначе его было не достать, сэр. Действие яда было рассчитано с задержкой, но кто же знал, что Чжоу внезапно продлит визит? Обычно государственные лидеры так не делают.

— Вообще не надо было его травить! Тем более, не надо было устраивать покушение на Хрущёва в Гватемале! Вы, мистер Даллес, создали прецедент, от которого будет очень много проблем.

— Покушение в Гватемале — это не мы, сэр…

— Да, конечно, так я вам и поверил!

— Сэр, так я никогда не закончу. Разрешите продолжить?

— Продолжайте, — буркнул Эйзенхауэр.

— Через 9 месяцев в Йеллоустоуне происходит мощное землетрясение, — напомнил Даллес.

— Подтверждающее важность русского предупреждения, — заметил Айк. — Или вы хотите сказать, что это красные устроили землетрясение? Но ведь в Йеллоустоуне не было ни взрывов, ни экспедиции красных, да и сверхбомба там не взрывалась. Йеллоустоун для нас — опасность реальная, находящаяся прямо в центре страны, а не у чёрта на рогах, как проливы. У меня не было другого выхода, кроме как действительно «разменять» эту информацию на совместный контроль греков и русских над проливами.

Проливы так или иначе уже были в их руках. Не согласись мы на совместный вариант, русские могли выкинуть греков из зоны проливов силой и взять их под свой единоличный контроль, а при совместном у нас ещё остаётся возможность поссорить греков с русскими. Контроль над проливами был важен для англичан и французов, которые возили нефть через Суэцкий канал. В современной ситуации для нас принадлежность проливов менее важна, учитывая, что греки с курдами оставили от Турции огрызок в треть её прежней территории.

Кстати, мистер Гертер раньше вас увидел опасность взрыва сверхбомбы в кратере Йеллоустоуна. Он предупреждал меня о такой возможности ещё на Санторини.

— Я консультировался со специалистами Геологической службы, сэр, — ответил Даллес. — Крайне маловероятно, что землетрясение в Йеллоустоуне устроили красные. Им это просто не нужно.

— То есть?

— Смотрите, сэр. Как мне объяснили в Геологической службе, обычные землетрясения происходят не где попало, а в основном на стыках плит земной коры, — начал Даллес. — Плиты трутся и цепляются друг за друга, потом резко сдвигаются, и из-за этого происходит землетрясение. Такое событие случается с разной частотой. Сильное — реже, слабое — чаще.

Йеллоустоун же работает по-другому. Это, грубо говоря, дырка в земной коре, забитая сверху всяким мусором. Эта пробка распирается внутренним давлением и подпрыгивает, как крышка на кипящей кастрюле. Подпрыгивает постоянно, когда слабее, когда сильнее. Поэтому красным не нужно было там что-то взрывать. Они просто дождались более-менее сильного землетрясения.

— А как они о нём узнали, мистер Даллес? — нахмурился Эйзенхауэр. — Мы сами до предупреждения красных и не подозревали, что Йеллоустоун так опасен. Ну, вулкан, ну, спящий, но кто мог подумать, что там такая адская бездна? И как красные узнали о землетрясении в Агадире и в Чили? Вы опять ударились в фантазии?

— О Йеллоустоуне им не обязательно было знать, сэр, они просто знали, что там рано или поздно тряхнёт. А вот Агадир и Чили… Вот это и есть главный секрет красных, сэр! — торжествующе заявил директор ЦРУ. — Я полагаю, и специалисты Геологической службы со мной согласны, что красным в 1957-м году удалось сопоставить факты и выявить какую-то незаметную закономерность, позволяющую предсказывать землетрясения, или даже провоцировать их! Геологи мне говорили, что перед землетрясениями животные и птицы ведут себя беспокойно, они чувствуют мелкие толчки, которые человек не замечает, и стремятся покинуть опасное место. Видимо, есть и другие признаки, которых мы ещё не знаем, а красным, возможно, удалось их обнаружить.

— Но ни в Йеллоустоуне, ни в Агадире, ни в Чили красные ничего не взрывали! — возразил Айк. — У них там не было постоянно действующих сейсмостанций, по данным которых можно было бы судить о приближении землетрясения. Так чёрт меня подери, Холмс, как?

— Пока мы не смогли этого выяснить, сэр, — сокрушённо признал Даллес. — У нас есть предположение, что красные своими взрывами в 1957-м году сумели вызвать землетрясение. Затем, в процессе изучения сейсмограмм, выявили какой-либо альтернативный механизм их провоцирования, и теперь могут вызывать подобные катастрофы без взрывов. Вот это я и имел в виду, говоря о тектоническом оружии Советов.

Айк задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, с сомнением глядя на Даллеса:

— Мне приходило это в голову, мистер Даллес. Но без доказательств мне нечего будет предъявить красным. Это не выстрелит. Дайте мне что-то, с железно-достоверными доказательствами, на всякий случай, чтобы мне было во что ткнуть носом красных, если Хрущёв вдруг решит на нас надавить во время переговоров на своей территории.

— У меня есть некоторые факты, — осклабился Даллес. — Думаю, сэр, они вас заинтересуют.

— Я слушаю.

— Прежде всего, сэр, красные испытали новую крылатую ракету. Данных по ней пока очень мало, известно лишь, что она имеет дальность не менее тысячи миль и может запускаться из торпедных аппаратов подводных лодок.

— Shit… Дальность не маленькая… — президент озабоченно посмотрел на карту. — А скорость, точность, тип наведения?

— Скорость явно дозвуковая…

— Уже легче.

— Да, вот с наведением и точностью пока не ясно, информации недостаточно, и она противоречива.

— Узнайте поподробнее и доложите.

— Непременно, сэр. Ещё один важный момент. Стало известно, что красные во время событий в Греции применили несколько крылатых ракет дальнего действия с крейсеров. До этого была информация, что там было лишь несколько отдельных пусков со стратегических бомбардировщиков.

— Много ракет применили? Американцы в результате пострадали?

— Нет, сэр, не пострадали. Это были именно отдельные пуски по нескольким важным целям, вроде складов горючего.

— Гм… Это лишь уточняющая деталь для общей картины. Не более. К этому не прицепишься. Это были те же ракеты, что стартуют с подводных лодок?

— Похоже, что другие, сэр. Эти, по словам очевидцев, были сверхзвуковые. Они летели группой на большой высоте, и наши радары приняли их за эскадрилью самолётов.

— То есть, они достаточно большие? — Эйзенхауэр задумался. — До сих пор мы считали, что их крейсеры оснащаются противокорабельными ракетами для поражения авианосцев. Они действительно большие и сверхзвуковые, похожие на наш «Регулус-2»

— По имеющимся у нас данным агентуры, красные сделали из одной ракеты другую, сэр. То есть, у них есть система поражения с двумя взаимозаменямыми типами ракет, ПКР и стратегическими крылатыми, сделанными на единой базе, — доложил Даллес. — Данные пока уточняются, но уже ясно, что ракета большая, летит немного быстрее звука, значительно медленнее, чем их авиационная AS-3 (Х-20, в американском обозначении AS-3, летала со скоростью М=2). Также у нас есть данные, что красные установили подобные ракеты на нескольких подводных лодках. Хорошая новость — они могут стартовать только из надводного положения.

— Понятно, мистер Даллес. Кстати! В разговоре с Хрущёвым я услышал любопытную информацию, — вспомнил президент. — Мы обсуждали ядерные вооружения, и Хрущёв то ли оговорился, то ли, скорее, проговорился, что есть способ производить ядерные взрывы небольшой мощности без образования продуктов деления.

— Наши учёные отрицают подобную возможность, — заметил Даллес.

— Не все. Я обсудил этот разговор с доктором Теллером. Он по моему заданию работает над проверкой концепции «гафниевой бомбы». (АИ, см. гл. 03–06 и 03–10). Мистер Теллер предположил, что красные могли продвинуться в разработке этого оружия дальше нас, так как начали работать в этом направлении раньше, — президент был явно обеспокоен. — С этим может получиться такое же отставание, как и с ракетами.

— Я возьму эту тематику на особый контроль, сэр, — пообещал Даллес. — Мы будем особо внимательно следить за уровнем радиации при всех мощных взрывах на советских полигонах. Если только мы заметим какое-то несоответствие, я немедленно сообщу результаты доктору Теллеру.

Айк не просто так завёл разговор о ядерных взрывах малой мощности. Накануне беседы с Даллесом ему сообщили из Геологической службы США, что сейсмометры засекли на территории Семипалатинского полигона взрыв мощностью около 5 килотонн. Однако же обычного повышения радиации при этом отмечено не было. Более того, президенту было известно, что с 1955 года все ядерные испытания в СССР проводились на полигоне Новая Земля, а в Семипалатинске взрывы прекратились, и радиационная обстановка не отличалась от нормальной. Президент счёл этот взрыв возможным испытанием пресловутой «гафниевой бомбы». Эйзенхауэр не имел понятия, что взрыв был имитирован подрывом большого облака природного газа, смешанного с дымом, и был лишь частью сложной операции по дезинформации американского руководства, в которой принимал участие и сам Первый секретарь ЦК.

— Хорошо, Аллен. В целом, вы неплохо поработали, — одобрил президент. — Но мне нужно больше. Мне нужна история, которую я, при необходимости, смогу раздуть как ответный скандал, если красные пойдут на скандал с нашим чёртовым сбитым самолётом. Пока они реагировали довольно сдержанно, не желая срывать Парижские переговоры, но теперь, если окажется, что наша личная встреча с Хрущёвым не оправдает его ожиданий, я допускаю возможность, что он попытается разыграть карту со сбитым разведчиком. Надо признать, в этой истории все козыри у него на руках.

— У нас есть такая история, сэр. Целая шпионская сеть красных в Штатах, — ухмыльнулся Даллес.

— Замечательно!

— Но есть одна загвоздка, сэр.

— То есть?

— По закону ЦРУ не имеет права проводить расследований на территории США. Кроме внутренних расследований, конечно. Борьба со шпионажем — это прерогатива ФБР. Мы вышли на русскую шпионскую сеть именно благодаря внутреннему расследованию, которое проводил отдел мистера Энглтона. (Джеймс Джизус Энглтон — глава отдела внутренней безопасности ЦРУ)

— Ну да, ну да… Ребята Гувера время от времени ловят каких-то красных шпионов, но им попадается всё больше мелкая сошка, — заметил Айк.

— Здесь другой случай, сэр, — заверил Даллес. — Большая, жирная рыба. Целый русский резидент со своими информаторами и связниками. Но, чтобы его взять, нам придётся, как бы это сказать… слегка нарушить закон.

— Значит, придётся, — пожал плечами Эйзенхауэр. — дело того стоит.

— У нас есть и ещё один прецедент, который вы сможете использовать против красных, сэр. Деревянное панно с изображением Большой Государственной печати США, которое русские дети подарили мистеру Гарриману, в бытность его послом в России, — с удовольствием заявил Даллес. — Специалисты технического отдела нашли в нём встроенный микрофон. Красные несколько лет слушали наши секреты, все переговоры в кабинете посла были им доступны.

(В реальной истории 26.05.1960 Представитель США в ООН Генри Кэбот Лодж обвинил Советский Союз в том, что в подаренную посольству США в Москве вырезанную из дерева народными умельцами Большую государственную печать США был встроен микрофон для подслушивания. Микрофон был разработан Львом Терменом.)

— И вы нашли его только сейчас? — возмутился Эйзенхауэр.

— Нет, сэр, нашли несколько раньше, и до недавнего времени пытались разобраться, как эта штука работала, — ответил Даллес. — Это очень хитрое устройство, без какого-либо источника питания. Мы даже не поняли сначала, что это вообще такое. И лишь когда навели на него сильный радиолуч, устройство заработало как передающий микрофон.

— Fuck!.. Гениально! Мы можем его повторить, чтобы использовать в наших интересах?

— Запросто. Само по себе устройство действительно очень простое. Но вот принцип его действия — его явно придумал гений. Своего источника питания у него нет, и обнаружить его было очень сложно, а работать оно могло сколько угодно долго.

— М-да…

Некоторое время Эйзенхауэр боролся с сильнейшим искушением сделать Хрущёву «ответный подарок» с таким же подслушивающим устройством. Но он знал, что советский лидер, точно так же, как и он сам, принимая протокольные подарки, сдаёт их на хранение в музеи или специальное хранилище. Гарриман, как говорится, «тупо прокололся», повесив деревянный герб на редкость искусной работы в собственном кабинете.

«Подарок» не достиг бы поставленной цели, а при обнаружении микрофона едва начавшее возникать доверие и взаимопонимание были бы разрушены.

— Хорошо. Если такая необходимость возникнет, мы это используем, — решил президент. — Всё будет зависеть от развития нашего с Хрущёвым диалога. И поймайте этих русских шпионов. Я жду результат, мистер Даллес.

Результат последовал незамедлительно. Сотрудники отдела внутренних расследований ЦРУ, сознательно нарушив свои должностные инструкции и закон о статусе ЦРУ, запрещавший организации действовать на территории США (контрразведка — прерогатива ФБР), задержали после закладки информации в тайник лаборанта компании «Мортон Тиокол», занимавшегося в составе группы разработчиков совершенствованием рецептур твёрдых смесевых ракетных топлив. На допросе выяснилось, что задержанный с 1955-го года работал на советскую разведку, передавая все доступные ему данные по новейшим топливным разработкам компании.

За тайником было установлено наблюдение. Уже на следующий день наблюдатели засекли возле тайника человека, за которым ЦРУ следило уже некоторое время, подозревая его в разведывательной деятельности. Это его Даллес имел в виду, говоря Эйзенхауэру о «резиденте-нелегале». На момент разговора доказательств у ЦРУ ещё не было, но теперь они появились.

Несколько предыдущих недель наблюдения за «объектом» выявили многие его контакты и передвижения. ЦРУшники обнаружили, что «резидент» поддерживает связь через систему тайников, и установили наблюдение в местах, где он часто бывал. Они брали под наблюдение людей, которых подозревали в выемке содержимого тайников. Также они скрытно проверяли всю корреспонденцию, приходящую на имя «резидента» по почте.

Постепенно у них накопились доказательства, по большей части косвенные, что подозреваемый действительно является нелегальным разведчиком, хотя и не обязательно — советским. Но такое уж было время, что в каждом подозрительном типе сотрудники ЦРУ видели «шпиона красных».

После появления подозреваемого у тайника, который только вчера посетил человек из компании, работающей на военных, подозрения переросли в уверенность. «Резидента» задержали с поличным — в тайнике, как и сообщил лаборант, оказались важные данные на микрофильме — рецептура нового, ещё находящегося в разработке вида смесевого твёрдого топлива, результаты фракционного анализа твёрдой фазы, стехиометрические, тепловые и другие расчёты.

У других тайников в последующие несколько дней были задержаны ещё несколько человек, с которыми «резидент» поддерживал контакт. Допросы «резидента» не давали никаких результатов. Он назвал традиционное имя «Джон Смит», соответствовавшее его американскому водительскому удостоверению. Попытки склонить его к предательству обещаниями смены имени в целях защиты, пожизненной ренты в миллион долларов в год, и виллы в Калифорнии, на задержанного не подействовали.

(Программа защиты свидетелей в США начала работать только в 1970-м, http://www.truecrime.guru/index.php?topic=466.0 но разведка использовала подобную практику и раньше)

Во время беседы с Алленом Даллесом, пожелавшим лично допросить «русского резидента», «Смит» заявил:

— Я ни при каких обстоятельствах не буду сотрудничать с правительством Соединенных Штатов и не сделаю для спасения жизни ничего, что может нанести ущерб моей стране.

Следователи из отдела внутренней безопасности ЦРУ, продолжавшие разработку дела — Даллес категорически отказался передавать материалы дела в ФБР — начали запугивать «Смита» перспективой казни на электрическом стуле, но безуспешно. Подследственный упорно не признавал своей вины и отказывался от дачи показаний. Допрос с применением химических средств — пентотала натрия — также не дал результатов. «Смит» использовал, по-видимому, некую технику психологической защиты. Ощущая потребность говорить, под действием «сыворотки правды», он охотно отвечал на вопросы следователя, рассказывая ему истории из своего детства, но не назвал ни одного имени, ни одного географического названия. После нескольких инъекций у «Смита» возник эффект привыкания к пентоталу, и наркотик перестал действовать, а повышать дозу уже было опасно для здоровья.

Следователь пришёл к выводу, что рассказы подследственного были заранее внушённой на подобный случай «ложной памятью», дополнительной «глубокой легендой», разработанной именно на случай задержания и химического допроса.

Суд должен был состояться не ранее осени, а скорее даже зимой. Следствию предстояло разобраться во множестве деталей. Это весьма устраивало президента, который не хотел огласки до окончания своего визита в СССР.

27 мая 1960 года произошёл военный переворот в Турции. После событий сентября 1958 года Турция оказалась в затяжном политическом кризисе. Территория страны сократилась примерно до половины от довоенной. На западе новая граница с новой греческой провинцией Анатолия проходила примерно там, где в 1958 были остановлены американцами греческие танки, поддерживаемые интербригадами из Румынии, Югославии и Болгарии. (АИ, см. гл. 03–11 и карту http://samlib.ru/img/s/simonow_s/05/superpower-1960.png)

Если на греко-турецкой границе спокойствие обеспечивалось самыми мощными в Европе противотанковыми заграждениями, построенными при активной помощи американцев, вбивших в эти сооружения почти миллиард долларов, то на востоке, вдоль линии соприкосновения турецких войск и курдских отрядов «пешмерга», постоянно продолжались вялотекущие боевые действия. СССР поддерживал курдские отряды боеприпасами и медикаментами, не ввязываясь в события активно, но сохраняя для себя возможность в любой момент наступить на яйца НАТО.

Обделавшееся по полной программе правительство премьера Аднана Мендереса в 1958-м удержалось у власти только за счёт американской поддержки. Штаты накачали съёжившуюся экономику Турции кредитами, поставили большое количество современного оружия, в расчёте на продолжение курдско-турецкого конфликта. На западе Мендересу было приказано держать глухую оборону, так как американцы опасались, что ещё одной войны на два фронта Турция не вынесет.

После 1955 года Мендерес ввёл строгую цензуру. Правительство подвергло проверке факты «непатриотической деятельности» Народно-республиканской партии. Турецкая экономика в период правления Мендереса активно модернизировалась. Используя хорошие связи с бизнес-кругами США и Великобритании, Аднан Мендерес с их помощью внедрил современные технологии в экономику, прежде всего — в сельское хозяйство. Со стороны Мендерес выглядел человеком Вашингтона. Никому и в голову не приходило, что его кто то посмеет сместить с поста.

В 1959 году на территории Турции американцы планировали разместить ракеты средней дальности «Юпитер». Но греко-турецкий конфликт изменил всё. В сложившейся ситуации Эйзенхауэр не рискнул ввозить в столь нестабильную страну ядерное оружие. Более того, президент отдал приказ вывезти из Турции атомные бомбы, уже имевшиеся на авиабазе Инджирлик вблизи города Адана.

«Сентябрьский позор» категорически не устраивал турецких военных. Заговор с целью свержения правительства организовал полковник Алпарслан Тюркеш, руководивший Тактическим мобилизационным советом (Seferberlik Taktik Kurulu, STK) — штабом турецкой секретной армии, аналогичной итальянской «Gladio» и Греческим диверсионным группам (ГДГ). Он привлёк на свою сторону ряд высокопоставленных военных. Уже 17 февраля 1959 года на Мендереса было совершено покушение. Самолёт с делегацией турецких политиков, летевших в Лондон, разбился. Погибло 15 человек, сам Мендерес уцелел чудом.

К маю 1960 года ситуация окончательно вышла из-под контроля ЦРУ. 27 мая 1960 года в Национальной ассамблее Турции произошёл скандал, переросший в массовую драку. Депутаты бросались друг в друга чернильницами, дрались стульями и ломали мебель.

К тому же только что успешно закончились переговоры в Париже, Эйзенхауэр собирался в Москву, и турецкие генералы, наконец, осознали, что из-за идиотизма Мендереса Стамбул и Проливы для них, похоже, окончательно потеряны.

Терпение у военных лопнуло. Генерал Кемаль Гюрсель арестовал президента Турции Махмуда Джелаля Баяра, премьер-министра Мендереса, и всех министров его правительства, после чего объявил себя президентом. Солдаты заняли государственные учреждения. Американцы не вмешивались, путчисты предупредили их заранее.

Мендерес в октябре 1960 г был отдан военными под суд. Вместе с ним судили президента Баяра, министра иностранных дел Фатина Рюстю Зорлу и министра финансов Хасана Полаткана. На них повесили всех собак, включая проигрыш в военных действиях, хотя настоящая вина Мендереса состояла в попустительстве погромам 1955 года в Смирне. Зверские расправы турецких националистов над мирным греческим населением в итоге и привели к событиям осени 1958 года. В 1961 г бывшего премьера, а также министров Зорлу и Полаткана повесили. В том же году генерал Гюрсель формально передал власть гражданской администрации, однако армия продолжала контролировать ситуацию до 1965 года, когда в стране были проведены первые после путча 1960 года выборы.

После беседы Ким Ир Сена с Хрущёвым на сессии Координационного Совета ВЭС в Индии (АИ, см. гл. 05–03), сотрудничество Северной Кореи с партнёрами по ВЭС вышло на качественно новый уровень. Корейские специалисты-судостроители приехали на стажировку в СССР, чтобы потом применить полученные знания на строящихся «с нуля» собственных верфях. Корейские военные в СССР учились использовать тактические ракетные комплексы, и обслуживать ядерные боевые части малой мощности. Студенты и учёные из КНДР учились и работали в Объединённом Институте ядерных исследований в Дубне и в других ВУЗах и научных учреждениях СССР.

Самые большие изменения начались в сельском хозяйстве КНДР. Получив от Советского Союза технологии постройки теплиц, вертикальных ферм, биореакторов для переработки органических отходов в удобрения, и технологию изготовления искусственного риса, Ким Ир Сен уже весной 1960 года начал реализацию продовольственной программы. Корейцы начали с массового строительства теплиц в сельской местности и вертикальных ферм в городах. В связи с отсутствием развитой системой канализации в городах Кореи, и природной организованностью народа, по предложению Кима был организован сбор различных органических отходов, которые загружали в простейшие биореакторы из кирпича и полиэтиленовых мешков, сбраживали и получали искусственный гумус для выращивания в нём риса. Уже к лету 1960 года в КНДР посевные площади, занятые рисом, увеличились на 5 %, а занятые разными овощами — ещё больше, за счёт теплиц и вертикальных ферм. Корейский народ очень скоро почувствовал улучшение снабжения. (АИ)

Развивая успех, Ким провозгласил программу терраформирования КНДР, поставив задачей за две пятилетки удвоить площади возделываемых земель за счёт искусственно создаваемых из биогумуса почв на открытых участках, вертикальных ферм и теплиц.

Из-за смерти Мао Цзэдуна в 1955 году маоизм как политическое течение не успел набрать силу, а образование Коминтерна в начале 1957-го дало организованный выход активности революционных масс по всему миру, особенно молодёжи. В этой ситуации многие из тех, кто в «той» истории ориентировались на Китай, сейчас были подчинены Коминтерну. Сам Ким Ир Сен оказался лишён возможности лавировать между СССР и Китаем, так как новый китайский лидер Гао Ган проводил подчёркнуто просоветскую политику. Рано скончавшийся Мао не успел наворотить много глупостей и преступлений, поэтому отношение к нему в Китае, да и в Корее тоже, было почти как к Ленину в СССР. Мао был похоронен в отдельном Мавзолее, и почти канонизирован. Аналогичное отношение было и к Чжоу Эньлаю, ставшему жертвой американского империализма (АИ).

В то же время ситуация в Южной Корее была далека от идеальной. Хотя американцы проводили большую программу восстановления страны, в том числе высадили множество деревьев, рассчитывая начать возрождение корейской экономики с сельского хозяйства, в целом экономики у страны не было. Американская помощь составляла половину доходной части бюджета, причем военные ассигнования на 70 % состояли из этой помощи. В период с 1953 по 1962 год США в порядке оказания помощи целенаправленно скупали 70 % южнокорейского импорта и обеспечивали 80 % капиталовложений. Государственный аппарат был непомерно раздут, насквозь коррумпирован и неэффективен. Из 129!!! министров лишь двое не были замазаны чудовищной коррупцией. Последний при власти Ли Сын Мана мэр Сеула брал взятки в размере от 10 до 30 % от общей суммы каждого контракта, который заключался от лица муниципалитета. (Факты и цифры по http://www.vremya.ru/print/251780.html)

В стране царила безработица, экономика кое-как держалась на сельском хозяйстве и американской помощи, народ жил в халупах без электричества и канализации, даже в Сеуле не было ни одного многоэтажного жилого дома, 90 % детей голодали. Городское население Южной Кореи на 1960 год составляло всего 7 миллионов человек, при этом армия насчитывала 500 тысяч, а кроме армии была ещё и полиция. Всего в стране было около 25 миллионов населения.

На март 1960-го года были назначены очередные «перевыборы» диктатора Ли Сын Мана. Изначально выборы планировалось провести в мае 1960 г. Однако главный противник Ли Сын Мана на выборах кандидат от Демократической партии Чо Бён Ок был вынужден отправиться на лечение в США. Выборы перенесли на два месяца вперёд и назначили на 15 марта 1960 г.

(Здесь и далее факты и даты по http://www.e-reading.club/chapter.php/1007889/160/Kurbanov_-_Istoriya_Korei_s_drevnosti_do_nachala_XXI_v..html)

Чо Бён Ок, известный участник движения за независимость, один из лидеров «Общества обновления» (Сииганхве) и студенческого антияпонского сопротивления в Кванчжу 1929 г., долгое время жил в США, и стал противником политики Ли Сын Мана с первого года Корейской войны. 15 февраля 1960 г. Чо Бён Ок скоропостижно скончался в американском военном госпитале им. Уолтера Рида в Вашингтоне, и Ли Сын Ман снова оказался единственным кандидатом на пост президента.

К этому моменту диктатору было уже 85 лет. Уверенности в победе честным путём у него не было, и он поручил Чхве Инг Ю, тогдашнему министру внутренних дел, разработать детальный план «обеспечения победы» на выборах.

План предусматривал использование таких методов, как предварительное голосование, подмена урн с избирательными бюллетенями, сообщение заведомо ложных итогов подсчета голосов, недопущение на избирательные участки наблюдателей от Демократической партии, отправка полиции в районы наибольшего влияния оппозиции, запугивание и угрозы в адрес представителей оппозиционных сил. Последнее можно было делать практически легально на основании дополнений и исправлений к «Закону об охране государства» (Кукка поанбоп), принятых еще 24 декабря 1958 г. Населению Кореи было хорошо известно обо всех способах выборной манипуляции. (Как видим, «146 %» отнюдь не «россиянское» изобретение, нарушениями в процессе выборов грешат многие, если не все «западные демократии»)

В день выборов, 15 марта 1960 г, в южном портовом городе Масан началась демонстрация учащихся и горожан в знак протеста против несправедливых выборов. Демонстранты вступили в рукопашную схватку с полицией, отправленной на разгон демонстрации, и начали забрасывать полицейских камнями. В ответ полицейские применили оружие. Погибли 7 человек, более 80 были схвачены и подвергнуты пыткам как «сторонники коммунистической партии».

Опубликованные через 2 дня, 17 марта, итоги выборов ошеломили и возмутили всех. Ненавидимый большинством корейцев, как Юга так и Севера, диктатор Ли Сын Ман официально набрал 88,7 % голосов, его вице-президент Ли Ги Бун — 80 %, хотя народ активно поддерживал кандидата от Демократической партии Чан Мёна. Всем стало ясно, что выборы нагло и беспардонно сфальсифицированы. К тому же в руки сторонников Демократической партии попала копия лисынмановского плана фальсификации выборов.

Разразился скандал, ещё более усилившийся, когда 11 апреля 1960 года в бухте порта Масан был выловлен труп одного из участников мартовской демонстрации Ким Чжу Ёля с осколком от слезоточивой гранаты в глазу. К 6 часам вечера перед зданием городской администрации и полицейского управления Масана собралось более 30 тыс. человек. Антиправительственные демонстрации в Масане продолжались три дня и всколыхнули всю страну, став началом «Апрельской революции».

Через несколько дней после начала апрельских демонстраций в Масане, волна народного возмущения перекинулась в центр страны, в Сеул. 18 апреля студенты Университета Коре — одного из трех крупнейших столичных университетов вышли к зданию Национального собрания и провели перед ним демонстрацию, выдвинув требования расследования инцидентов в Масане и запрета полиции входить на территорию учебных заведений

Площадь перед зданием Национального собрания была и остаётся до сих пор традиционным местом для проведения различных демонстраций. Поэтому 3 тысячи студентов без особых происшествий провели запланированную акцию. Но на обратном пути в университетский кампус при проходе колонны демонстрантов через центр города, на них напали около 50–60 молодчиков, вооруженных металлическими цепями, молотками, заступами, которые принялись избивать студентов. Один человек погиб, более 50 получили ранения.

Это неспровоцированное нападение возмутило всех студентов и патриотически настроенных горожан Сеула. На следующий день, 19 апреля 1960 г. начались многочисленные антиправительственные демонстрации. К часу дня 19 апреля на улицы Сеула вышло около 100 тыс. человек. Часть студентов, всё ещё веря в порядочность Ли Сын Мана, заслуженного борца за независимость страны, попытались добиться встречи с ним в президентском дворце «Кёнмудэ». Однако полиция отказалась слушать требования студентов и вступила в уличные бои с демонстрантами. Появились первые убитые и раненые.

Разгневанные демонстранты, призывая отменить результаты мартовских президентских выборов и свергнуть диктатуру Ли Сын Мана, атаковали редакцию пролисынмановской газеты «Соулъ синмун» («Сеульская газета»), штаб-квартиру Либеральной партии, дом вице-президента Ли Ги Буна. В 3 часа дня в Сеуле было объявлено чрезвычайное положение. В тот же день чрезвычайное положение было введено и в других крупнейших городах Южной Кореи — Пусане, Тэгу, Кванчжу, Тэчжоне. День 19 апреля, получил позднее название «кровавый вторник». Во время разгона антиправительственных демонстраций в стране погибло 186 человек и 6026 получили ранения. Только в Сеуле число погибших было более сотни.

После побоища 19 апреля США начали оказывать давление на Ли Сын Мана, требуя провести открытое расследование инцидентов, разрешить издание оппозиционной газеты «Кёнхян синмун», смягчить пресловутый «Закон об охране государства».

25 апреля 1960 г. на улицы Сеула вышли преподаватели 27 высших учебных заведений столицы. Они также требовали расследования кровавых событий 19 апреля, отмены результатов мартовских президентских выборов. К демонстрации преподавателей присоединились студенты и горожане. На следующий день, 26 апреля, волна демонстраций продолжилась с новой силой.

В тот же день, на экстренном заседании Национального собрания Республики Корея была принята резолюция, требовавшая отставки Ли Сын Мана и объявлявшая недействительными результаты мартовских президентских выборов. Вечером 26 апреля американский посол и командующий войсками США в Корее прошли через толпу демонстрантов, приветствовавшую их овацией, и потребовали от Ли Сын Мана уйти в отставку. В разговоре с диктатором выяснилось, что он вообще не знает, что произошло днём. Ли Сын Ман заявил послу, что против него существует заговор, в котором принимают участие коммунисты, Чан Мён, католический епископ Сеула и Госдепартамент США!! На протесты против своего правления он реагировал с искренним удивлением: «Невероятно, что патриотический корейский народ, которому я посвятил всю свою жизнь, мог вести себя так, как участники этих демонстраций».

Ли Сын Ман объявил, что волнения спровоцированы коммунистическими подстрекателями, хотя студенты вышли на улицы под лозунгом: «Даёшь демократию, долой коммунизм!». Значительное количество людей, поддержавших лидеров оппозиции, было также хорошо известно своими антикоммунистическими взглядами.

Далее Ли Сын Ман утверждал, что готов отказаться от власти, «если народ того потребует». Американцы уже были готовы сдать Ли Сын Мана, считая его «чемоданом без ручки, который нести тяжело а бросать жалко». В Госдепартаменте его уже не первый год открыто называли упрямым и неблагодарным эгоистом, говорили, что его правительство коррумпировано и не соответствует требованиям времени. После того, как в 1953 г. Ли Сын Ман категорически отказывался завершать Корейскую войну, в США уже рассматривался план его отстранения от власти и замены его на генерала Пэк Сон Ёпа из числа «молодых полковников», а термин «маразматик» употреблялся в посвящённых ему отчетах ЦРУ ещё в 1950-м. (Подробности из http://makkawity.livejournal.com/58147.html)

27 апреля министр иностранных дел Хо Чжон объявил, что берёт на себя функции главы временного переходного правительства. Ли Сын Ман фактически оказался отстранён от власти. Южнокорейская армия и полиция игнорировали его приказы, направленные на подавление народного движения.

Обстановка для правящей группировки сложилась безвыходная. К тому же, 28 апреля 1960 года, выполняя волю отца, старший сын Ли Ги Буна застрелил из пистолета родителей и младшего брата, а затем покончил с собой. Таким образом его отец хотел как бы искупить позор, связанный с его пребыванием у власти. Потеря сподвижника стала для Ли Сын Мана последней каплей. 29 апреля 1960 года он покинул страну на американском военном самолете. Остаток своих дней, вплоть до 1965 г., он провел на Гавайских островах. До августа 1960 г. исполнительная власть находилась в руках переходного кабинета министров во главе с Хо Чжоном.

Предупреждённого Хрущёвым Ким Ир Сена дополнительно проинформировали об этих событиях по каналам разведки. Южная Корея в этот период и без того была наводнена агентами северокорейских спецслужб.

Совместно с функционерами Коминтерна Ким начал осуществлять иезуитски-коварный план в отношении Южной Кореи. Он провозгласил политику «ползучего воссоединения семей». Сначала его агенты, совершенно официально, пользуясь предоставляемыми капитализмом возможностями частного бизнеса, открыли по всей стране сеть адресных агентств, под предлогом «сбора информации о родственниках, оставшихся под пятой кровавого коммунистического режима Севера». Эта сеть даже пользовалась определённой поддержкой властей, рассчитывавших на увеличение количества беженцев из Северной Кореи (АИ). Однако эффект оказался обратным.

Собранная агентствами информация о южнокорейских семьях, имевших родственников на Севере, передавалась северокорейским спецслужбам, наладившим систему адресной пропаганды — изобретение эмиссаров Коминтерна. Вскоре южнокорейской семье тайно передавали письмо с Севера, с описанием последних семейных событий, а также политических изменений в стране, где Ким под общим влиянием других стран ВЭС и Советского Союза понемногу начал демократизацию.

Далее, в зависимости от рода занятий южнокорейской семьи, в письме рассказывалось об успехах северокорейской экономики. Крестьянам описывали новые теплицы и вертикальные фермы, не раскрывая деталей их функционирования, сосредотачивались на размерах урожаев и заметной лёгкости ухода за растениями, рассказывали о государственной программе восстановления плодородия почв, о биореакторах и искусственных почвах, о программе терраформирования Северной Кореи.

Рабочим расписывали социалистические условия труда и гарантированную занятость, смотря по специальности, рассказывали о новых советских станках с программным управлением, на которых работает «дядя Ким» или «брат Ён», или новых грузовиках северокорейской постройки, тогда как в Южной Корее какой-либо серьёзной промышленности ещё не было. (На Севере, в условиях жесточайших санкций и самоизоляции уже с 1958-го года изготавливали собственные автомобили http://vestnik.kr/article/gorizonty/autoinnk.html)

Письмо обычно заканчивалось фразой-приглашением, вроде: «Мы вот тут всей семьёй подумали — и чего вам подыхать с голоду на Юге? Может, вам перебраться к нам на Север? Мы бы помогли устроиться, поддержали в начале, а там, глядишь, государственное жильё дадут.»

Имелась в виду программа обеспечения населения государственным жильём по советским технологиям скоростного панельного строительства, начатая Кимом по совету Хрущёва.

К письмам обычно прикладывали цветные фото сытых, румяных северокорейских детей в пионерской форме, новых домов, благоустроенных квартир в северокорейских городах, стеклянных ступенчатых пирамид вертикальных ферм, сборочного конвейера автозавода в Токчхоне, где с ноября 1958 года под название «Сынни-58» (Победа-58) выпускались по советской лицензии грузовики ГАЗ-51. (http://vestnik.kr/article/gorizonty/autoinnk.html)

— Народ, товарищ Ким, должен видеть своими глазами, что руководство страны заботится о благополучии граждан не только в отчётах к очередному съезду, а каждый день, — заявил Киму Никита Сергеевич в кулуарах очередной сессии Координационного Совета ВЭС. — Тогда и народная поддержка у руководства будет истинная и несомненная.

Ким Ир Сен прислушался к хорошему совету и вскоре сообщил Первому секретарю:

— Мы разработали долгосрочную программу, которая позволит постепенно перетянуть население с Юга Кореи на Север. В итоге там останутся только военные, полиция, продажные чиновники и часть крестьян, которых не удастся убедить оставить свои наделы. Все производительные классы мы постепенно переманим к себе.

В рамках осуществления этой программы и велась кампания «адресной пропаганды». Быстрее других соглашались на переезд рабочие, в отличие от крестьян не державшиеся за переданные по наследству от родителей земельные наделы.

Организацией миграции на Север занялся Коминтерн. Для доставки использовались рыбачьи лодки. Рыбаки обычно выходили в море ещё до рассвета, а то и ночью. За пределами территориальных вод в условленном месте их ждало судно, либо, чаще, подводная лодка, на которую и переходили мигранты. Южнокорейская полиция пыталась всеми силами препятствовать этой миграции, что лишь убеждало беженцев в правильности принятого решения.

Более того, Ким Ир Сен официально объявил о политике государственной поддержки мигрантов. Их бесплатно обеспечивали жильём, гарантированно трудоустраивали, дети получали бесплатное образование, о котором в Южной Корее и не слышали, а тем подросткам, кто показывал лучшие результаты, предлагали поездку в СССР для обучения в ВУЗах, согласно квотам, введённым в ВЭС. О таких «социальных лифтах», как бесплатное образование, общественная работа, гарантированное трудоустройство, корейцы с Юга у себя дома могли только мечтать. Начавшийся весной 1960 года процесс бегства населения на Север в последствии лишь нарастал. (АИ)

Чтобы предотвратить армейский переворот 1961 года, северокорейские агенты отравили будущего диктатора, генерала Пак Чон Хи. Следом за ним в мир иной отправился его ближайший соратник Ким Чон Пхиль, генерал Чан До Ён, а также ещё несколько генералов, полковников и подполковников, об участии которых в подготовке путча стало известно Коминтерну. Пользуясь неразберихой, царившей в стране после Апрельской революции, и неизбежно сказывавшейся на дисциплине в армии, северокорейские агенты организовали серию различных «несчастных случаев», основательно зачистив наиболее пассионарный офицерский состав южнокорейской армии. Эта работа проводилась постепенно и планомерно, без спешки, чтобы не вызывать лишних подозрений.

Усилия Ким Ир Сена Хрущёв оценил, но, зная, до чего довела КНДР в «той» истории «династия» Кимов, не особенно ему доверял, и поручил Серову «на всякий случай» подобрать Киму преемника, лояльно настроенного по отношению к СССР.

15 июня 1960 г. южнокорейский парламент, всё ещё в прежнем «лисынмановском» составе, принял очередные поправки к Конституции страны, согласно которым парламент становился двухпалатным, власть в стране сосредоточивалась в руках кабинета министров и премьера, учреждался конституционный суд, вводилась выборность местных органов власти. Реформы были направлены недопустимость возникновения новой диктатуры.

В соответствии с новой Конституцией в Южной Корее 29 июля 1960 г. были проведены выборы в новый двухпалатный парламент. На выборах победила Демократическая партия, получившая 175 из 233 мест в нижней палате и 31 из 58 мест в верхней палате. На этих выборах тоже не обошлось без подтасовок. В 13 избирательных округах результаты были признаны недействительными. И тем не менее выборы 29 июля были самыми свободными из всех тех, какие знала Республика Корея.

Вновь избранный парламент выдвинул 12 августа 1960 г. на ставший церемониальным пост президента страны Юн Бо Сона, являвшегося в годы колонизации Кореи членом Временного правительства Республики Корея, а после освобождения страны не раз избиравшегося в южнокорейский парламент. Премьер-министром, в руках которого сосредоточилась реальная власть, парламент назначил 18 августа лидера Демократической партии Чан Мёна.

1 октября 1960 г. была провозглашена Вторая Республика. Но ни новые конституционные реформы, ни приход к власти прежде оппозиционной Демократической партии не привели Южную Корею к периоду расцвета. Практически сразу после успешного завершения Апрельской революции Демократическая партия разделилась на две фракции — «новую», во главе с Чан Мёном, и «старую», под руководством Ким До Ёна. Он возглавил фракцию, после того как прежний лидер группировки Юн Бо Сон был выдвинут на пост президента страны.

Чтобы окончательно отмежеваться от «старой» Демократической партии, сторонники «старой группировки» объявили 18 октября 1960 г. о создании собственной «Новой демократической партии» (Синминдан). Таким образом, Демократическая партия пришла к власти ослабленной, а в южнокорейском обществе начался период разброда и хаоса.

Именно об этом предупреждал Ким Ир Сена Никита Сергеевич, предлагая продлить этот хаос на Юге как можно дольше, в то время, как на Севере ускоренными темпами шла модернизация технической базы экономики и строительство социализма, уже не «чучхе» («с опорой на собственные силы»), а с прицелом на полную интеграцию в «солидарную экономику» ВЭС. (АИ)

Северокорейские агенты, направляемые Коминтерном, активно поддерживали слабого и безвольного президента Юн Бо Сона, а так же при ведении пропаганды среди южнокорейского населения неизменно положительно оценивали премьера Чан Мёна, не забывая при этом о политике «разделяй и властвуй», всячески поощряли конкуренцию «старой» и «новой» Демократических партий (АИ).

В конце мая 1960 года, в соответствии с договорённостями, достигнутыми на Парижском совещании, США, Великобритания и Франция объявили об официальном признании Германской Демократической Республики. (АИ)

Канцлер Аденауэр в это время ещё оставался в больнице, иначе он не допустил бы ничего подобного. Для Аденауэра и поддерживавших его правых политиков ФРГ это был сильный удар. Американцы, впрочем, «бросили ему кость», предложив сделку: Аденауэр отменяет «доктрину Хальштайна» и соглашается признать ГДР в обмен на признание ФРГ со стороны Восточной Германии и одновременный приём обоих германских государств в ООН осенью 1960 г. (АИ, в реальной истории — 1972-74 гг). При этом заокеанские хозяева не преминули указать своему «цепному псу» его место, предупредив, что в случае отказа Германия вместо американской помощи получит экономические санкции. Канцлер, буквально скрежеща зубами, был вынужден согласиться. Договор о взаимном признании ГДР и ФРГ готовили советские и американские дипломаты, подписать его также планировалось осенью 1960 года (АИ)

Во время визита в сентябре 1959 года Никита Сергеевич пригласил президента посетить СССР вместе с внуками, поэтому Айк привёз всю семью. С ним прилетели первая леди Мейми Эйзенхауэр, их сын Джон, с супругой Барбарой и четверо их детей, внуки президента — 12-летний Дэвид, 11-летняя Энн, 8-летняя Сюзанн и 4-летняя Мэри, которую родители и сёстры ни минуты не оставляли без присмотра.

Программа визита предусматривала короткий предварительный обмен мнениями сразу после официальной встречи, ознакомительную поездку по стране, и итоговые переговоры в гостевой резиденции на озере Байкал. Первоначально предполагалось, что президент США прибудет 10 июня, проведет в России неделю, посетит Москву, Ленинград, Киев и Иркутск, затем поплывет на корабле вниз по Ангаре и 19 июня морем из Владивостока прибудет в Токио. (см. Уильям Таубман «Хрущёв» с. 134 https://www.litmir.info/br/?b=148734&p=134)

Эйзенхауэр сам высказал желание посетить Иркутск, в беседе с Хрущёвым в Кэмп-Дэвиде. В 1919 году, будучи молодым лейтенантом, он некоторое время служил в Иркутске, в американском посольстве при «правительстве» адмирала Колчака, заболел тифом, но был поставлен на ноги русскими врачами. (https://www.youtube.com/watch?v=nNp7mYoMjpo)

В беседе с Хрущёвым в кулуарах Парижского совещания, президент предложил скорректировать план поездки:

— Раз уж я беру с собой детей и внуков, мне бы хотелось показать им что-то более интересное, чем ваша гигантская гидроэлектростанция, тем более, что она ещё недостроена. Что бы вы сами посоветовали, господин Хрущёв?

— Я думаю, вашим внукам будет интересно побывать в городе Долгопрудный, под Москвой, где строятся наши дирижабли, — предложил Никита Сергеевич. — Ещё у нас есть пионерский лагерь «Артек» — это что-то вроде вашего лагеря скаутов, но у нас туда приезжают дети со всей страны. Американским детям будет интересно пообщаться с нашими.

— Пожалуй, — согласился президент.

— А вас я хотел бы пригласить посетить город-герой Сталинград, нашу главную космическую организацию — Главкосмос, — продолжал Хрущёв, — и наш космодром Байконур. Снимки с вашего U-2 показывают его лишь с одного ракурса, — Никита Сергеевич хотя и шутил, но не упустил возможности подпустить шпильку.

— Вы — ехидный человек! — засмеялся президент. — Но от такого приглашения невозможно отказаться. Я могу взять в Главкосмос и на космодром своих детей и внуков?

— Конечно, почему нет? — согласился Первый секретарь. — Вот только кое-кому из ваших сопровождающих лиц придётся сдать фотоаппаратуру при входе.

— Само собой, — подтвердил Айк.

По городам, выбранным для посещения, было разослано распоряжение подготовить программу для показа, причём организовать её гибко, чтобы можно было в любой момент изменить или сократить список объектов, на случай, если дети устанут. Отправляя распоряжение, Никита Сергеевич, что называется, «без задней мысли» добавил:

— Да передайте, пусть там приберутся немного, хоть газоны на месте грязи сделают, и асфальт на дорогах подправят, обочины грязные бордюрным камнем обложат, чтобы не стыдно было гостей привести.

Указание Первого секретаря было воспринято на местах как карт-бланш. Времени на подготовку отводилось около полугода. Традиции показухи и строительства «потёмкинских деревень» в России крепкие и давние, но в этом случае наведение порядка действительно требовалось. Города страны в этот период превратились в сплошную гигантскую стройку, строительство, прежде всего — жилищное, шло везде, а стройка в России, и не только здесь, обычно сопряжена с грязью и бардаком.

В Иркутске на окраинах города строились новые микрорайоны для строителей и рабочих Иркутской ГЭС, и Иркутского алюминиевого завода, но в центре ещё стояли двухэтажные деревянные дома конца 19 века, вдоль которых, утопая после дождей в грязи, петляли дощатые тротуары. (https://www.youtube.com/watch?v=nNp7mYoMjpo).

Известие о предстоящем визите президента США председатель Иркутского облисполкома Александр Васильевич Гриценко и 1-й секретарь Иркутского обкома партии Семён Николаевич Щетинин восприняли вначале как дурацкую шутку, но, на всякий случай, позвонили в ЦК. Официальное подтверждение было как удар из-за угла пыльным мешком. Отойдя от первого шока, Щетинин и Гриценко решили: «Нет таких бастионов, которые не смогли бы взять большевики». Собрали городской и областной партийно-хозяйственный актив, пригласили директоров предприятий, кооперативов, малых госпредприятий, и поставили задачу: за полгода привести город в порядок.

Кооператоры по всему Союзу уже активно производили индивидуальные сборные дома самых различных конструкций. Им был выдан большой заказ на домокомплекты, финансируемый из областного бюджета. Чтобы разместить президента, срочно расселили небольшой уютный особняк по адресу ул. Карла Маркса, д.1. Его жильцы получили новые, благоустроенные на уровне городских квартир индивидуальные геокупольные коттеджи, заметно большей площади, чем расселённые квартиры. (АИ частично, в реальной истории именно этот дом действительно расселили и отремонтировали)

В особняке сделали капремонт с перепланировкой, благоустроили придомовую территорию, отремонтировали даже ограду из стальных решёток на кирпичных колоннах. Для дипломатов из свиты президента отремонтировали гостиницу «Сибирь». Помимо дипломатов, предстояло разместить ещё и прессу. Для них под временную гостиницу переоборудовали студенческое общежитие на углу улиц Сухэ-Батора и Горького. Студентов на время ремонта переселили в дом, собранный из утеплённых контейнеров. (Также АИ частично, факты по https://www.youtube.com/watch?v=nNp7mYoMjpo)

По всему городу уложили новый асфальт, заасфальтировали тротуары, уложив вместо грязных обочин аккуратный бордюрный камень, высадили множество деревьев, и саженцев, и уже достаточно взрослых, из питомников. В сквере имени Кирова установили новенький чугунный фонтан, ставший достопримечательностью города. (http://www.i-irk.com/gallery/_id:1113/)

Байкальский тракт в 1959-м году представлял собой обычную грунтовку. Когда было принято решение проводить переговоры Хрущёва с Эйзенхауэром в резиденции на берегу Байкала, за 4 месяца был построен 65-километровый участок современного шоссе. Зная, что грунт слабый и подвержен сезонным подвижкам, асфальт не просто уложили на песок, как часто происходило. Дорогу строили по всем правилам, выложили бетонными плитами, и поверх них заасфальтировали. (В реальной истории уже через год асфальтовое покрытие пришлось перекладывать).

На берегу Байкала для переговоров построили благоустроенную по американским стандартам резиденцию, получившую с тех пор в народе название «дача Эйзенхауэра». Она представляла собой целый комплекс — два двухэтажных коттеджа и 5 деревянных корпусов для обслуживающего персонала. В коттеджах были устроены зал, гостиная, спальня, кабинет, бильярдная… Полы в санузлах с подогревом. Коттедж Эйзенхауэра был меблирован английскими гарнитурами «Даниетта» с инкрустацией, и «Рижанш» из красного дерева, установлен немецкий рояль, постелены натуральные ковры. Всё внутреннее убранство сохранилось до настоящего времени.

(Подробности по http://newsbabr.com/?IDE=9131 С 1 июня 1961 дачи были переданы в ведение СМ РСФСР для организации дома отдыха «Байкал» на 120 мест. С 1 июля 1963 дом отдыха был реорганизован в санаторий «Байкал» для лечения больных с заболеваниями сердечно-сосудистой системы и функциональными расстройствами нервной системы. http://irkipedia.ru/content/baykal_sanatoriy)

По рекомендации Ивана Александровича Серова в резиденции были проведены кое-какие доработки интерьера. То, что в гостевых комнатах некоторое время поработали сотрудники, переодетые в рабочую спецодежду, было само собой понятно. Но вот указание украсить зал переговоров лепными гипсовыми украшениями в виде розы, как в европейских христианских соборах, строителей озадачило. Однако же сказано — сделано, руководство стройки распорядилось наотливать из гипса классических розеток и развешать в зале.

Население Иркутска происходящим событиям одновременно и радовалось и посмеивалось:

— Надо к нам американских президентов почаще приглашать.

Примерно такую же реконструкцию проводили и в Сталинграде. Город был очень сильно разрушен в войну, к 1960-му году были отстроены только центральные улицы и восстановлены заводы. Рабочие районы на много километров вокруг представляли собой сплошной «шанхай» в виде различного самостроя. Его постепенно сносили, переселяя жителей в новые панельные многоэтажки. В 1960-м строились микрорайоны для рабочих Канатного и Горчичного заводов, (кварталы Канатный и Тяжстрой), но строительство было ещё далеко от завершения. Мемориал на Мамаевом кургане только-только начали строить, там, где сейчас стоит монументальная статуя «Родина-Мать», был лишь огромный бетонированный котлован.

Первый секретарь Сталинградского обкома Иван Кузьмич Жегалин и председатель облисполкома Иван Степанович Панькин были далеко не в восторге от предстоящего визита президента США, из-за которого пришлось корректировать планы по благоустройству города. Совсем другое мнение было у местных жителей. Рабочий район на берегу Волго-Донского канала, позади большого памятника Сталину, местные власти начали срочно расселять и благоустраивать.

В отличие от лесного Иркутска, где облисполком застраивал новые районы быстросборными геокупольными домами и строениями из клееных деревянных балок и панелей, в безлесном Сталинграде сделали ставку на сборные бетонные купола и малоэтажное строительство. «Шанхай» постепенно сносили, тут же прокладывая заглублённые в бетонированных траншеях инженерные сети, затем, после закрытия траншей, бетонировали и асфальтировали дороги и подъездные пути, и строили на месте снесённых халуп новые, современные дома, в которые заселяли жителей обновляемого района.

На возведение бетонного геокупола уходило полдня, на площадке работало одновременно несколько десятков бригад квалифицированных строителей. Новые улицы вырастали в один-два дня, завод ЖБИ едва справлялся с планом поставок панелей для планового строительства, и в дополнение к нему были устроены ещё несколько площадок для заливки деталей куполов.

Возле панорамных окон купольных домов в бетонные детали закладывались стальные «уши», на которые у части домов были установлены опускаемые стальные ставни. Дома со ставнями располагались вдоль главной улицы и на границах перестраиваемого района. Нарядный бетонный купол с опущенными ставнями превращался в подобие рыцарского шлема с закрытым забралом. Под домами устраивался доступ в бетонированные галереи инженерных сетей, из которых были устроены проходы в бомбоубежища.

На въезде в район, по бокам от памятника, и вдоль берега Волги, установили несколько бетонных дотов, с укреплёнными на них танковыми башнями от Т-55. Подобная башня, только от Т-34, уже стояла на Мамаевом кургане. Вновь установленные башни визуально выглядели частью мемориала, однако были полностью функциональны.

Между построенными домами население тут же устраивало огородики и палисадники, вдоль широких улиц высадили уже подросшие деревья, посеяли траву на газонах, и к лету район превратился в цветущий сад. К этому времени в глубине были построены ряды панельных домов с магазинами на первых этажах, куда переселили оставшуюся часть жителей, после чего халупы были окончательно снесены. Среди домов выделили место для детских площадок с песочницами для самых маленьких, устроили уютные скверики, оборудованы автостоянки, площадки для мусорных контейнеров — то есть, была полностью построена современная городская инфраструктура.

Заодно провели масштабную фильтрацию местного населения. В сносимом «шанхае», помимо рабочих, поселилось после освобождения из мест заключения немало людей с уголовным прошлым, и далеко не все из них занялись честным трудом. Милиция поработала качественно, жителей воровских «малин» частично пересажали, частично выселили за 101-й километр. Криминогенная обстановка в городе заметно улучшилась.

По указанию Ивана Александровича Серова на Привокзальной площади был срочно восстановлен фонтан под названием «Бармалей». Скульптурная группа из 5 детей, водящих хоровод вокруг крокодила, была создана по мотивам сказки Чуковского. В войну фонтан был повреждён, и при реконструкции площади в 1951 году его снесли. Перед приездом Эйзенхауэра фонтан восстановили, немного изменив первоначальную конструкцию, добавив по периметру фонтанчики с чистой питьевой водой, что в жарком летнем климате было крайне желательно.

В Киеве 1й секретарь компартии Украины Ольга Ильинична Иващенко и председатель облисполкома Иван Иосифович Стафийчук решали похожие задачи. Киев в те годы превратился в сплошную стройку, в городе готовились к сдаче первой очереди метрополитена, пока всего из пяти станций, назначенной на ноябрь. Ольга Ильинична очень жалела, что не сможет показать американскому президенту новенькое метро — на станциях шли отделочные работы.

Центр города был относительно благоустроен, но в новых районах, где шло активное жилищное строительство по новым технологиям, хватало и грязи и беспорядка. (фото Киева начала 60-х http://starkiev.com/время/1960-2/). В мае в Киеве открыли новый гастроном «Первомайский», но многие улицы, например, Белорусская, были перекопаны и готовились к асфальтированию, трамваи по ним ходили, но пройти было невозможно. К счастью, визит был назначен на начало лета, когда дороги и улицы уже просохли. Тем не менее, в преддверии визита была проведена большая работа по благоустройству города, во многих районах уложен новый асфальт и обрамлены бордюрным камнем обочины, устроена система ливневой канализации. Корявую гору на Андреевском спуске выровняли, облагородили, отсыпали склон чернозёмом, покрыли геосеткой и засеяли травой, превратив его к началу июня в красивый наклонный газон. (АИ)

Новонежинская улица (Отрадный проспект) хоть и была асфальтирована и засажена деревьями, но её обочины можно было после дождя преодолеть только в резиновых сапогах. Такая же или похожая картина была на Ереванской, где бордюры уже уложили, но на месте будущих газонов было перепаханное колёсами болото, на Воздвиженке и Гончарной, где не было даже нормальных ровных тротуаров, не говоря уже о бордюрах, на улице Фрунзе, и во многих других местах.

Ольга Ильинична и Иван Иосифович облетели город на вертолёте, осмотрели с воздуха фронт работ и составили план мероприятий. Они, в основном, сводились к озеленению и облагораживанию улиц, замене дорожного покрытия и уборке, так как строящееся метро во многих местах не позволяло навести настоящий порядок. К началу визита успели сделать почти всё, что наметили.

Значительно более выигрышно на фоне других городов выглядел Ленинград. Сама по себе его «столичная» архитектура, расположение на живописной системе рек и каналов, насыщенность достопримечательностями, автоматически делали город первым кандидатом для посещения «высоким гостем».

Ленинграда в современном понимании на 1960-й год ещё не было. Был «исторический центр» города, зажатый с трёх основных направлений кольцом промзон и занимавший пространство примерно в 7 раз меньшее, чем занимает город в 2012–2016 годах. С 1955 года велось современное жилищное строительство в Невском районе, на улицах Полярников и Седова, к югу от промзоны, на Большой и Малой Охте, тогда представлявших собой неблагоустроенные рабочие окраины.

К концу 50-х существовали Большеохтинский и Среднеохтинский проспекты, застроенные ещё домами старого образца. Дальнейшая застройка распространялась вдоль уходящего на восток шоссе Революции, которое должно было стать новой осью развития города в восточном направлении. По шоссе Революции и далее по Рябовскому шоссе к Ладожскому озеру в войну проходила знаменитая Дорога Жизни, по которой снабжали город во время блокады. Сразу после войны, в конце 40-х, вдоль шоссе Революции и во внутренних дворах между Большеохтинским и Среднеохтинским проспектами были построены небольшие двухэтажные жёлтые домики, их строили пленные финны. (Во дворах эти или похожие дома кое-где сохранились до настоящего времени, вдоль шоссе Революции они снесены и заменены современными 9-этажными домами).

Северных, восточных и южных районов города — Гражданки, Купчино, Весёлого посёлка, Ржевки и Пороховых ещё не существовало, их застраивали позднее. На севере началась застройка вдоль Ланского шоссе, там строились пятиэтажные дома с торговыми площадями на первом этаже. На юге строительство шло как продолжение существующего Измайловского проспекта, ставшего одной из основных осей застройки в южном направлении. Второй осью было продолжение Московского проспекта.

Первая, позже названная Кировско-Выборгской, линия метро, открытая 5 ноября 1955 года, соединяла Автово и площадь Восстания (Введена в эксплуатацию 15 ноября 1955 г). В 1958-м её продлили под Невой, до Финляндского вокзала. Одновременно строилась Московско-Петроградская линия, её участок от станции «Технологический институт» до станции «Парк Победы» планировали открыть в 1961 году, а к 1963-му году продлить на север до станции «Петроградская».

В городе быстро разрабатывались и внедрялись новые строительные технологии, партийные и советские руководители — 1й секретарь Ленинградского обкома Иван Васильевич Спиридонов, председатель облисполкома Николай Иванович Смирнов, а потом и Григорий Иванович Козлов (не путать с Фролом Романовичем Козловым) уделяли большое внимание развитию города и улучшению жилищных условий населения. В этот период основным типом застройки были пятиэтажные дома различных серий, и осваивалось скоростное строительство высотных зданий на сборном стальном каркасе. Пятиэтажные дома возводились в кратчайшие сроки, от фундамента до подведения под крышу проходило 1–2 недели, а через 3 месяца дом, отделанный под ключ, уже принимала Жилищная инспекция (АИ частично, сроки указаны реальные).

После ввода в строй первой очереди нового жилого фонда Спиридонов и Козлов планировали частичную модернизацию жилья в старой части города. Сохраняя исторически ценные здания, предполагалось сносить малоценную застройку 19-го века, находившуюся в аварийном состоянии — тот самый «жёлтый Петербург» Достоевского, заменяя откровенно убогие дома, где в коммунальных квартирах ютилось по 20–30 человек, новыми современными домами улучшенных серий, оформленными внешне под общий стиль центральных районов. (АИ) Так или иначе, городу было чем гордиться и что показать гостям.

Иван Васильевич Спиридонов очень сетовал, что в Петродворце ещё не завершены восстановительные работы. Бывшая царская резиденция очень сильно пострадала в блокаду, там ещё продолжалась реставрация. (Первые залы Большого дворца были открыты для осмотра только 17 мая 1964 года)

С 1957 года на феодосийском заводе «Море» строились теплоходы на подводных крыльях «Ракета», а с 1960 года их использование на реках и каналах страны стало уже повсеместным. На Западе СПК ещё не получили широкого распространения, в Европе их строила лишь итальянская фирма «Rodriquez» по проектам швейцарской компании «Supramar». В США до 1962 г свои СПК серийно не производились.

Для президента США в каждом из городов подготовили люксовые версии теплохода, аналогичные выпускавшимся на экспорт в качестве частных яхт. Вид любого города с воды обычно более красив и производит лучшее впечатление, поэтому решили побольше возить Айка по воде.

Для перелётов между городами президент высказал пожелание пользоваться собственным самолётом. Советской разведке было известно, что перед визитом самолёт президента оборудовали аэрофотокамерами высокого разрешения. Возник вопрос: что делать?

Андрей Антонович Гречко предложил «соломоново решение»:

— Да и х…й с ним. Пусть на своём «ероплане» летает, всё равно летать-то он будет по тем воздушным коридорам, которые ему наш диспетчер укажет. А мы его будем водить только теми маршрутами, по которым летают самолёты воздушного контроля «Открытое небо» (АИ). Там он точно ничего секретного не увидит. И эскорт истребителей дадим, чтобы не отклонился от курса, якобы «случайно».

Этот вопрос решался тяжело, американцы долго упирались. Хрущёв знал, что ЦРУ напичкало президентский самолёт разведывательной аппаратурой, и именно поэтому американская сторона так настаивала на использовании во внутренних перелётах именно своего самолёта. Лишь после того, как во время встречи на высшем уровне в Париже, по просьбе Хрущёва Андрей Антонович Гречко в кулуарах намекнул своему американскому коллеге, что советская сторона «догадывается» о наличии шпионской аппаратуры на борту президентского самолёта, и эта аппаратура может «внезапно» быть найдена во время пребывания Эйзенхауэра в СССР, что неминуемо приведёт к большому скандалу, была достигнута договорённость, что при перемещениях по СССР американский президент будет пользоваться советским самолётом, так же, как Хрущёв летал между городами США на американском «Боинге». (АИ частично, разведывательная аппаратура на борту президентского «Боинга» действительно была)

Был ещё один момент, по которому следовало принять принципиальное политическое решение. Во время визита Хрущёва в США в поездке по стране его сопровождал не сам президент, а специальный представитель администрации Генри Кэбот Лодж. Так было предусмотрено американским дипломатическим протоколом.

В СССР был принят другой порядок — во время визитов на высшем уровне Хрущёв ездил по стране вместе с гостями. Так встречали Тито, де Голля и других визитёров из зарубежных стран. При согласовании протокола встречи МИД внёс предложение назначить Эйзенхауэру специального сопровождающего в ранге заместителя министра иностранных дел. Предложили кандидатуру Валериана Александровича Зорина, только что назначенного официальным представителем СССР при ООН, аргументируя тем, что такой же ранг имел и Лодж.

Хрущёв это предложение отклонил:

— В чужой монастырь со своим уставом не ходят. У американцев свой протокол, у нас — свой. Мы вот, с Тито почти месяц по стране путешествовали, так за это время и подружились и договорились о множестве важнейших вопросов. Каждую минуту использовали для улучшения взаимопонимания. С Айком нам тем более необходимо как можно лучше познакомиться и наладить доверительные отношения, насколько это вообще возможно с англосаксами. Поэтому будем вместе с ним путешествовать. А на каком самолёте — нашем или американском, вместе или по отдельности — это вы с техническими специалистами и с американцами согласуйте.

В итоге, после обсуждения и долгих межгосударственных согласований было принято решение путешествовать по стране на советском Ту-114, оборудованном под салон люкс. (АИ)

Перед началом визита Серов попросил Никиту Сергеевича собрать руководителей страны и дипломатов, которым предстояло общаться с американской делегацией во время визита. Собрали, конечно, не всех, а лишь некоторую, наиболее доверенную часть. Иван Александрович обратился к ним с особым предупреждением:

— Товарищи, хотел бы обратить ваше внимание на один политический аспект предстоящего мероприятия. В составе американской делегации будут люди, известные своим членством в масонских ложах. Сам президент Эйзенхауэр, вполне вероятно, тоже масон. К примеру, он выступал в элитном «Богемском клубе», среди членов которого масонов полно, и в самом клубе проводятся, прямо скажем, нетрадиционные ритуалы.

Относительно масонства как такового могу сказать: мы это явление изучаем уже не один год. Вокруг масонов накручено много всякой конспирологической ерунды, это нужно знать, понимать и учитывать, — продолжил председатель КГБ. — Само по себе масонство очень разнородно, и разные ложи преследуют весьма различные цели. Сама система степеней посвящения предполагает, что рядовые члены ложи и не предполагают, чем заняты и что планируют масоны высоких степеней. Исторически масонство складывалось как закрытый круг общения образованных людей, желавших при очевидном отсутствии более доступных развлечений, вроде телевизора, развеять скуку игрой в тайные ритуалы. Однако членство в масонской ложе весьма полезно для рядового члена западного общества. Масон может общаться на собраниях с другими масонами, завести полезные знакомства и связи, ускорить свою карьеру.

Конечно, такие связи могут быть использованы и используются западными политиками для установления неформальных отношений и даже союзов, с чем и связаны конспирологические утверждения о жидомасонских заговорах, — усмехнулся Серов.

Все заулыбались, затем он продолжил:

— Заявлять, к примеру, что французская революция была организована масонами — не совсем верно. Правильнее сказать, что среди тех, кто организовал и осуществил её, было немало масонов. Сама по себе тайная природа масонства способствует как сокрытию тайной политической деятельности под видом масонских собраний, так и разрастанию конспирологических теорий вокруг них.

— Зачем я вам всё это рассказываю? — риторически вопросил Иван Александрович. — Не секрет, что западные спецслужбы предпринимают настойчивые попытки проникновения в нашу страну и вербовки наших граждан на всех уровнях, в том числе и в политическом руководстве страны. Мы, разумеется, принимаем различные контрмеры.

В масонстве широко развит символизм и существует целая система тайных знаков, по которым не знакомые между собой масоны могут опознать друг друга. Каждая ложа имеет собственную систему, но есть и общепринятые, исторически сложившиеся знаки. Я приготовил для вас кое-какие справочные материалы, где описывается, как опознать масона, — Серов раздал присутствующим по несколько листов с текстом и рисунками. — Прошу всех вас внимательно наблюдать за поведением американских гостей, за их реакцией на окружение, за возможными контактами, и докладывать обо всём замеченном сотрудникам госбезопасности, обеспечивающим встречу. Этим вы поможете нам противостоять проискам империалистических разведок, которые могут обретать самые неожиданные проявления.

— Неужели вы думаете, что ЦРУ может использовать таких, извините, клоунов, как масоны? — скептически спросил Громыко.

— У нас есть доказательства, что эти «клоуны» могут использовать в своих целях ЦРУ, — ответил Иван Александрович. — Так или иначе, прошу всех приглядывать за нашими гостями. Всё-таки отношения между СССР и США пока далеки от идеальных, и бдительность не помешает.

С Никитой Сергеевичем у Серова был также конфиденциальный разговор по этому вопросу:

— У нас после изучения различных свидетельств сложилось мнение, что Эйзенхауэр может быть масоном, причём весьма высокой степени посвящения, — объяснил свою идею Иван Александрович. — Как ты понимаешь, два масона могут договориться между собой о таких вещах, о которых обычные политики договориться не смогут.

— Ты, никак, хочешь меня за масона выдать? — засмеялся Хрущёв. — Не получится, я ж неверующий.

— Тут всё не так однозначно, — ответил Серов. — Масоны должны верить в Высшую Сущность. Но в масонских ложах официально запрещены дискуссии о политике и религии. Масона в ложе не попросят объяснить своё понимание Высшей Сущности, или того или иного политического или религиозного вопроса. Вообще, другой масон не задаст ему такой вопрос. Поэтому, упоминание Высшей Сущности будет подразумевать Троицу для масона-христианина, Аллаха для масона-мусульманина, Парабрахмана для масона-индуиста. Конечно, большинство масонов считает, что термин Высшая Сущность равнозначен Богу. Но некоторые могут иметь более сложную и философскую интерпретацию этого термина. Ты можешь считать Высшей сущностью хоть Карла Маркса.

— Я представляю, как ох…еет Айк, если я выйду к нему на переговорах в масонском фартуке и с мастерком, или с чем они там ходят, — ухмыльнулся Никита Сергеевич.

— Это не обязательно, достаточно будет двух-трёх масонских символов, вроде перстня с циркулем и наугольником, и лучезарной дельты на столе. Ну, и почитать немного предварительно, чтобы глупых ошибок не делать. Остальное можно списать на естественные различия в ритуалах ложи, долго развивающейся в изоляции от мирового масонства, — ответил Серов. — Кстати, такие ритуалы, как закладка первого камня в фундамент здания при строительстве, строго говоря, тоже отдают масонством, тем более, если провести их по определённым правилам.

В итоге, Никита Сергеевич несколько месяцев, после обычного чтения государственных документов и сводок разведки знакомился по вечерам с масонскими ритуалами. Чтобы не опозориться и не перепутать что-либо, решено было, что при необходимости ему будет помогать специалист из КГБ, хорошо разбирающийся в масонстве.

Государственный визит президента Эйзенхауэра в СССР начался, как и планировалось, 10 июня 1960 года. (АИ, эта дата фигурирует в литературе, как запланированное начало визита). Его самолёт приземлился в столичном аэропорту Внуково около полудня. Встреча была организована по высшему разряду, с приветственными речами, почётным караулом и артиллерийским салютом, так же, как встречали в США Первого секретаря.

Открылась дверь самолёта, президент показался в её проёме, окинул взглядом встречающих и общую панораму, и вдруг застыл в удивлении. Над Москвой парили дирижабли. Вначале Эйзенхауэр принял их за военные аэростаты заграждения. Но те висят неподвижно, а дирижабли над городом двигались один за другим, явно перемещаясь по определённым маршрутам. Президент начал спускаться по трапу, за ним из самолёта вышли его супруга, сын с женой и внучки. Дети тоже увидели медленно плывущие в небе сигарообразные аппараты и тут же начали показывать на них руками, оживлённо обмениваясь впечатлениями, пока Барбара не поторопила их.

Никита Сергеевич Хрущёв, и его супруга Нина Петровна, встретили президента и его семью у трапа, точно так же, как Эйзенхауэр с Мейми встречали их в сентябре 1959 года на базе Эндрюс. В 1959-м дети — и Сергей и Рада — осчастливили Никиту Сергеевича внуками, поэтому они не могли сопровождать Джона и Барбару Эйзенхауэр с внуками президента. У младшей дочери Никиты Сергеевича Елены было слабое здоровье. Поэтому сопровождать семью сына президента Никита Сергеевич попросил свою племянницу, Юлию Леонидовну и мужа Рады Алексея Ивановича Аджубея. (АИ)

Президент и Первый секретарь обменялись рукопожатием, и тут брови у Айка взлетели вверх. Хрущёв не зря три недели тренировал с консультантом из КГБ секретное масонское опознавательное рукопожатие — судя по реакции Эйзенхауэра, у него явно получилось.

В следующий момент президент овладел собой и более не подавал виду, что заметил что-то необычное. Дальнейший ритуал встречи проходил по утверждённому сценарию — гимны США и СССР, приветствия, речи, салют, обход почётного караула.

(Полное описание современного ритуала проведения государственного визита можно почитать здесь http://www.telenir.net/istorija/_povsednevnaja_zhizn_kremlja_pri_prezidentah/p12.php)

Вертолёты Як-24П в салонном варианте увеличенной вместимости доставили американскую делегацию из Внуково в Москву. Пролетая над городом, они сделали широкий круг, дав гостям возможность полюбоваться панорамой столицы.

В полёте внук и внучки президента засыпали всех вопросами о дирижаблях. Дети прилипли к иллюминаторам вертолёта, тыкали пальцами в стёкла и кричали друг другу: «Смотри, смотри, вон ещё летит!» Над городом одновременно находилось более десяти дирижаблей разных размеров. Они медленно плыли в разных направлениях, периодически останавливаясь, опуская и поднимая на борт контейнеры с грузами. Курс летящих вертолётов дирижабли не пересекали и не приближались к ним ближе, чем на 2–3 километра. Даже президент спросил у Никиты Сергеевича:

— Не думал, что у вас так много дирижаблей. Что они делают над городом? Это не опасно?

— Нет, не опасно, — ответил Хрущёв. — Дирижабли наполнены негорючей гелий-водородной смесью, водорода в ней не более 15 процентов, пассажирские вообще наполняются только чистым гелием. Над городом летают дирижабли-фруктовозы, вон, видите, один разгружается над большим универмагом. Они привозят фрукты из республик Средней Азии, Индии и Индонезии. А вот эти, что поменьше — пассажирские дирижабли пригородного сообщения. На период, пока строится железная дорога, соединяющая центр города с аэропортами, мы запустили пригородные дирижабли, в дополнение к автобусам.

Он повернулся к внукам президента и сказал:

— Сейчас вы отдохнёте, а потом, пока мы с вашим дедушкой поговорим, вы поедете смотреть, как строят дирижабли. Это недалеко.

Пережидая бурный взрыв детского восторга, Эйзенхауэр, с интересом разглядывал город:

— С 1945 года Москва полностью изменилась, тогда это была большая деревня, с Кремлём и несколькими монументальными зданиями посередине, а сейчас — современный мегаполис, даже небоскрёбы появились, — заметил президент, указывая на 7 знаменитых сталинских высоток и новые высотные дома из стекла на стальном быстросборном каркасе, начавшие появляться по всей Москве и в других городах. (АИ)

— Небоскрёбы у нас строятся пока в порядке эксперимента, для отработки технологий скоростной полуиндустриальной сборки, — ответил Никита Сергеевич. — Элементы каркаса и панели изготавливаются на заводе, а на стройплощадке их только собирают, согласно проекту.

Мы не собираемся застраивать весь город только высотными зданиями, они будут сочетаться с протяжёнными домами в 9-12-16 этажей, и сами наши «небоскрёбы» будут не такие высокие, как у вас в Штатах. У нас сейчас появляются новые градостроительные концепции, которые мы экспериментально «обкатываем», — продолжил Хрущёв. — Есть, например, предложение сносить малоценную старую застройку, на её месте устраивать обширные парковые зоны, разделённые транспортными проездами, а для жителей сносимых домов строить отдельно стоящие быстросборные здания увеличенной высотности. Такой «небоскрёб» сможет вместить жителей нескольких кварталов старой застройки, а освободившееся место можно использовать для организации комфортной городской среды.

Ещё у нас развивается строительство ведомственного жилья, и в этой части появилась ещё одна интересная концепция — располагать в одном большом здании переменной этажности, или в комплексе рядом стоящих зданий, например, научно-исследовательский институт, или административное управление, и жильё для людей, что там работают. Так у нас делали ещё в прошлом веке, к примеру, в Ленинграде, в парке Политехнического института построены жилые дома для преподавателей, или же недавняя постройка — министерство транспортного строительства, здесь, в Москве, у станции метро «Красные ворота».

Это позволяет очень заметно экономить на транспортных расходах, человек выходит из квартиры, проходит по нескольким коридорам или галереям, поднимается на лифте — и он уже на работе. В холодном климате такая застройка экономически более эффективна. Хотя ещё предстоит разработать схему быстрого обмена жилья, с учётом смены поколений или просто при перемене работы.

— Для этого нужно иметь рынок жилья, а у вас жильё не продаётся, — вставил Джон Эйзенхауэр.

— Рынок предполагает избыток предложения, у нас пока ещё обеспечены жильём далеко не все жители городов, — ответил Никита Сергеевич. — В сельской местности с этим попроще, дом на одну семью построить — не проблема, и эти дома у нас свободно продаются и покупаются.

— То есть, любой может купить загородный коттедж? — с интересом спросила Барбара.

— Конечно, хотя это не совсем коттедж в американском понимании. Это деревянный дом, из бревна или бруса, посреди относительно большого земельного участка, примерно в 2, или в 3, иногда даже в 4 раза больше, чем участки в ваших пригородах, — пояснил Хрущёв.

— Это такие дома, что показывали в прошлом году на вашей выставке в Нью-Йорке?

— Да, есть две или три классических конструкции русского бревенчатого сельского дома, а сейчас к ним добавилось множество новых вариантов, от бревенчатых срубов, до щитовых каркасно-засыпных домиков и купольных конструкций.

Вертолёты приземлились на плавающей платформе у самого Кремля, установленной на Москва-реке. Гости вышли прямо на набережную и затем — на Красную площадь. Здесь они сфотографировались на фоне Кремля. Дети устали во время перелёта, гостей на автомобилях доставили в резиденцию на Спасопесковской площади, 10 (Особняк Второва, резиденция посла США, во время «холодной войны» президенты США останавливались там, а не в Кремлёвской резиденции). После долгого перелёта и смены часовых поясов им требовался отдых и акклиматизация.

Встреча продолжилась около 15.00. Президент с семьёй прогулялись вдоль стен Кремля, до Александровского сада, где он возложил цветы к могиле Неизвестного Солдата, почтив память всех погибших во время Великой Отечественной войны. После окончания официальной церемонии президент Эйзенхауэр тоже изъявил желание осмотреть завод «Дирижаблестрой». За семьёй президента и сопровождающими лицами на Манежную площадь прилетел арендованный у «Мосгортранса» пассажирский дирижабль и пришвартовался к установленной на грузовике передвижной мачте. Встречать и сопровождать гостей по заводу прибыл заместитель главного конструктора «Дирижаблестроя» Борис Арнольдович Гарф.

Гости поднялись на борт воздушного корабля и с интересом оглядывались. Интерьер дирижабля был одновременно и похож и не похож на салоны самолётов. Это был полужёсткий дирижабль с полезной нагрузкой всего 20 тонн, (не считая топлива и веса гондолы) рассчитанный на перевозку до 120 пассажиров на небольшие расстояния. Пассажирская гондола была подвешена снизу к килевой ферме сразу позади гондолы управления. В её передней части был пассажирский салон эконом-класса, где, вблизи центра масс воздушного корабля, располагалось большинство пассажиров. Отсюда можно было подняться в килевую ферму, в которой была оборудована прогулочная галерея с окнами по обоим бортам. Ближе к хвосту в гондоле был устроен салон 1-го класса, в котором и разместились президент с семьёй, Хрущёв и наиболее близкие сопровождающие. Остальные заняли места в переднем салоне.

Подъём дирижабля был таким плавным, что его заметили только приникшие к окнам внучки президента:

— Ой, а мы уже летим! — сказала Энн, заметив, что пейзаж за окном медленно уплывает назад и вниз.

— Ваши дирижабли часто падают? — поинтересовался Джон. — В газетах как-то больше сообщается о катастрофах самолётов, а о разбившихся дирижаблях я что-то ни разу сообщений не видел. А ведь у вас их много, я слышал — уже более сотни. Наверное, всё засекречено? Ведь довоенные дирижабли все побились, даже те, что были наполнены гелием. Водородные вообще почти все погорели.

Хрущёв повернулся к Гарфу:

— Борис Арнольдович, расскажите, почему у нас дирижабли редко падают.

Гарф улыбнулся:

— Само собой. Прежде всего, лётные происшествия с дирижаблями случаются. Но — реже, чем с самолётами, и последствия почти всегда менее тяжёлые. Самый неприятный случай был в прошлом году с противолодочным дирижаблем в Тихом океане, он попал в шторм, случился большой разрыв оболочки, были повреждены сразу два газовых резервуара. Дирижабль плавно опустился на воду. При спуске никто не пострадал. Экипаж отделил гондолу от оболочки, а у противолодочных дирижаблей гондола сделана как корабль, именно на случай вынужденной посадки на воду. Оболочка улетела, а после шторма экипаж подобрал другой дирижабль. (АИ)

По сравнению с дирижаблями 30-х годов сейчас очень многое изменилось. Появились новые, более прочные и негорючие материалы, более совершенные приборы, средства связи, более надёжные двигатели. Подъёмный газ используется только негорючий. Поэтому и надёжность выше, — продолжал Гарф. — Мы строим в основном полужёсткие дирижабли, они лучше других выдерживают порывы ветра, за счёт эластичной конструкции. Газовые резервуары разделены на несколько отсеков, как морские корабли делятся водонепроницаемыми переборками. Сейчас часть из них, которые обеспечивают основную плавучесть, мы делаем в виде мелкоячеистых оболочек, как у ваших разведывательных аэростатов, — Гарф, улыбаясь, покосился на президента. — Такую оболочку можно прострелить очередью из авиационной пушки, и дирижабль всё равно не упадёт, потому что снаряды повредят только малую часть газосодержащих пузырей. До войны таких технологий не было, поэтому довоенные дирижабли при разрыве одного-двух резервуаров с газом теряли плавучесть и падали.

— Плавучесть? — переспросил Дэвид. — Они что, плавают?

— С точки зрения физики, дирижабль легче воздуха, поэтому он не летает, а плавает в атмосфере, — пояснил Гарф. — Его управление больше похоже на управление подводной лодкой.

Пространство между внешней оболочкой и газовыми объёмами заполняется воздухом под небольшим давлением. Увеличивая давление воздуха, мы заставляем гелий во внутренних оболочках сжиматься, и дирижабль опускается. Уменьшаем давление — резервуары с гелием расширяются, дирижабль поднимается. Противодавление воздуха заодно уменьшает просачивание и утечку гелия.

В сложных погодных условиях дирижабли у нас обычно не летают. Сложные условия — это порывистый ветер, туман, снегопад или проливной дождь, гроза. В остальных случаях, даже при сильном постоянном ветре, полёт дирижабля безопасен — это доказано ещё в 1930-м году эксплуатацией немецкого «Графа Цеппелина».

— И что, была только эта авария в Тихом океане? — не отставал Джон.

— Было ещё несколько происшествий. Один дирижабль ветром оторвало от причальной мачты и унесло. Его нашли через несколько дней, дрейфующим над Сибирью, зацепили тросами с другого дирижабля и привели на аэродром в Томске. (АИ)

Другой раз, у пассажирского дирижабля из-за заправки некачественным горючим в полёте засорилась топливная система и заглохли один за другим все двигатели. Корабль дрейфовал по ветру в течение 4-х часов, он летел над лесом, приземлиться было некуда. Потом экипаж совершил благополучную посадку на колхозном поле. Пассажиров забрал другой дирижабль, прилетевший на помощь, а аварийный после ремонта, замены фильтров и заливки очищенного топлива, своим ходом вернулся на аэродром базирования. (АИ)

За пять лет активной эксплуатации дирижаблей, с 1955 года, никто не погиб, и был безвозвратно потерян только один корабль — тот, в Тихом океане. Мелких происшествий было множество — по большей части из-за недисциплинированности экипажей. Более двух десятков дирижаблей получили повреждения при маневрировании у земли, на малых высотах, при погрузке и разгрузке. Вот такая статистика, — закончил Борис Арнольдович. — Кстати, за разговором мы уже и прилетели. Вот, смотрите, внизу наш завод «Дирижаблестрой». За тем забором — соседний завод. Раньше это было одно предприятие, сейчас мы растём и разделяемся.

На «соседнем заводе» делали зенитные ракеты для системы ПВО Москвы — об этом Гарф, разумеется, говорить не стал.

— Вон там, подальше — эллинги с надувным каркасом, ангары для готовых дирижаблей, они тоже изготавливаются у нас на заводе. В них хранятся дирижабли на земле, во время плохой погоды или техобслуживания, — рассказал Борис Арнольдович. — Раньше эллинг был самым дорогим сооружением, из-за этого стоимость эксплуатации дирижаблей была высокой. Сейчас, с появлением надувных эллингов, всё изменилось. Помимо эллингов, мы также делаем надувные теннисные корты, купола, ангары и оснастку для возведения бетонно-тканевых купольных конструкций.

Гости с большим интересом осматривали цеха, где изготавливались из стеклопластика или алюминия силовые фермы, швейный цех, где стрекотали сотни швейных машинок. Здесь работали женщины, они шили гигантские оболочки дирижаблей. В отдельном помещении с гудящей вытяжкой швы пропитывались герметизирующим клеем.

— Оболочки для наших первых дирижаблей шили на импортных машинках, — рассказал Гарф. — Сейчас наша промышленность выпускает всю линейку швейных машинок — от скоростных оверлоков, до маленьких переносных машинок, которыми детали оболочки сшиваются воедино. Эти машинки идут также в швейную промышленность, их покупают ателье, портновские кооперативы, и портные-индивидуалы. Переносные машинки с ручным приводом, или на батарейках, часто берут с собой туристы, для ремонта снаряжения в походе. Это очень полезная вещь, я вам, как альпинист говорю.

(Например, http://www.velen.ru/mini_shveynye_mashinki/mini_shveynaya_mashinka_s_obratnym_khodom_zimber_z/ или даже http://www.velen.ru/mini_shveynye_mashinki/mini_shveynaya_mashinka_ruchnaya_zimber_zm_10917/)

— Не может быть? — удивился Джон Эйзенхауэр. — Секретные швейные машинки, которые используются на производстве военной продукции — в свободной продаже? Я читал, что у вас всё засекречено, и за всеми следит страшный Кей-Джи-Би… (KGB)

— Вы это в газетах читали? — улыбнулся Гарф. — Мой вам совет — не читайте до обеда капиталистических газет. Это вредно для пищеварения, — он несколько переиначил Булгакова.

— Так у нас все газеты — капиталистические! — Булгакова сын Эйзенхауэра явно не читал.

— Вот никаких и не читайте! — ответил цитатой Борис Арнольдович, покосившись на трясущегося от смеха Хрущёва.

Никита Сергеевич незаметно от гостей показал Гарфу поднятый большой палец.

Самым интересным был сборочный цех, где собирали очередной «Киров». Каркас килевой фермы был уже собран, сейчас его крепили к оболочке, ещё не заполненной газом. Рядом лежала на транспортной тележке гондола управления, величиной с автобус.

— Это уже во многом не тот «Киров», что впервые полетел в 1955-м, — рассказал Гарф. — Мы постоянно модернизируем конструкцию, переоснащаем уже выпущенные ранее дирижабли новым оборудованием, для повышения безопасности полётов.

Дэвид и девочки с большим интересом осмотрели гондолу изнутри и снаружи, покрутили штурвал, подёргали за рычаги управления, с удовольствием полазили по килевой ферме, сфотографировались, стоя на узкой алюминиевой дорожке для прохода экипажа, расположенной внутри конструкции фермы. Гостей провели в «тренажёрный зал», там были установлены полётные тренажёры, на которых пилоты учились управлять дирижаблем.

После короткого инструктажа Джон и Дэвид вместе совершили недолгий имитационный «полёт», управляя тренажёром. Проекционное изображение в затемнённом зале выглядело ярко и почти реалистично, хотя это была всего лишь фотокартинка, проецируемая с телекамеры. Тренажёры разрабатывались в Ленинграде, в Экспериментальном конструкторском бюро 470, под руководством главного конструктора Павла Алексеевича Ефимова, и изготавливались в Пензе, на предприятии, которое с 1950 года стало именоваться Пензенским конструкторским бюро моделирования (ПКБМ)

(История авиационных тренажёров в СССР http://www.dinamika-avia.ru/mcenter/forum/detail.php?Id=1071 а также статья «Тренажеры в отечественной гражданской авиации: история и современность» Л. И. Карпова, Д. А. Никитин. http://cyberleninka.ru/article/n/trenazhery-v-otechestvennoy-grazhdanskoy-aviatsii-istoriya-i-sovremennost)

Дети были в полном восторге, да и Джон Эйзенхауэр, вылезая из тренажёра, сиял от удовольствия:

— Это вам не самолётом управлять! — радостно заявил сын президента. — Совершенно другие ощущения! Движется плавно, действительно, не летит, а плывёт.

На обратном пути из Долгопрудного в Москву Никита Сергеевич спросил Дэвида и девочек:

— У вас дома, как я помню, много игрушек. Хотите посмотреть, какими игрушками играют советские дети? — и, повернувшись к президенту, предложил. — Пока мы с вами беседуем, детей надо чем-то занять, да и вообще, на время визита, пусть у них будет чем поиграть вечером. Мы можем остановиться и высадить их у магазина «Детский мир», пусть погуляют с родителями, Алексеем Ивановичем и Юлей, что-нибудь купят. А мы из Кремля пришлём за ними машину.

Упоминание об игрушках вызвало у детей новый взрыв энтузиазма. Дождавшись, пока летящий впереди рейсовый дирижабль освободит место, дирижабль делегации завис над площадкой на крыше «Детского мира» и пришвартовался к причальной мачте. Президент обратил внимание, что рейсовые дирижабли при высадке и посадке пассажиров не швартуются к мачте, а удерживаясь в неподвижном положении работой двигателей, опускают и поднимают клеть подъёмника, за счёт чего посадка и высадка занимают не больше времени, чем вход в автобус.

— Ловко они маневрируют, — похвалил Айк. — Очень впечатляет.

— Господин Гарф нам рассказывал про струйные воздушные рули управления, — вспомнил Дэвид. — На всех небольших дирижаблях у русских сейчас стоят такие, спереди и сзади. С этими рулями дирижабль может сам заходить в эллинг и выходить из него, как машина из гаража. (Сопловые блоки по типу двигателей ориентации спутников, из которых выбрасывается нагнетаемый вентилятором воздух. См. Арие «Дирижабли» с. 75)

Пока президент с Первым секретарём в Кремле обсуждали повестку дня предстоящих переговоров, подготовленную дипломатами, Нина Петровна водила Мейми Эйзенхауэр по Кремлю, а Джон и Барбара с детьми, в сопровождении Алексея Ивановича и Юлии Леонидовны оказались в главном детском магазине страны.

Поначалу, на подлёте к зданию, «Детский мир» американцев не впечатлил.

— У нас есть магазины намного больше, — заметил Джон.

Однако, когда лифт опустил гостей с площадки на крыше в главный атриум, глаза разбежались и у детей, и у взрослых.

(Здесь https://stroi.mos.ru/centralnyi-detskii-magazin-na-lubyanke/istoriya-univermaga и здесь http://tass.ru/obschestvo/1652646 есть немного фотографий)

— Да это не магазин, это — музей! — сказала Барбара, оглядываясь по сторонам.

Гости были впечатлены и интерьерами магазина, где торговые галереи по обеим сторонам атриума поддерживали мраморные колонны, а посреди зала крутилась настоящая карусель, и стеклянным куполом, (известные ошибки в конструкции магазина в АИ были учтены при постройке), и огромными часами, но прежде всего — ассортиментом детских товаров. Дети зачарованно расхаживали от одного прилавка к другому. Конечно, в американских магазинах они видели множество игрушек на любой вкус, но таких, как здесь, в Штатах не было.

Дэвид с самого начала впился взглядом в трёхметровую радиоуправляемую модель дирижабля, свободно плававшую над атриумом. Она управлялась зацикленным программно-временным механизмом, и проделывала довольно сложные манёвры в воздухе.

— А такой дирижабль можно купить? — спросил Дэвид.

— Конечно, вон там они продаются, — ответил Алексей Иванович.

— Ой, смотрите, тут кукла Кэти тоже продаётся! — крикнула Сюзанн, увидев первую знакомую игрушку. — Только тут у неё платья совсем другие! И руки-ноги гнутся! Мама, я хочу такую куклу! (АИ, см. гл. 02–22 и 03–08)

Барбара тоже смотрела с удивлением, но не на самих кукол, а на ценники:

— Цена указана в долларах? — недоверчиво спросила невестка президента.

— В рублях, — ответила Юлия Леонидовна. — Откуда тут ценники в долларах?

— Но ведь доллар равен четырём рублям! У нас такая кукла стоит три доллара!

— А у нас — три рубля.

— Но почему так дёшево?

— Наверное, к нам из Индокитая везти дешевле.

— Так, покупаю, — Барбара решительно достала англо-русский разговорник, дождалась своей очереди, и завладев вниманием продавщицы, купила девочкам сразу несколько кукол, и дополнительных аксессуаров — домик, автомобиль, коллекцию платьев.

— У вас тут совершенно фантастические, низкие цены на детские товары, — пояснила она удивлённой Юлии.

— Юлия Леонидовна, здравствуйте! Здравствуйте, девочки, миссис Барбара.

Перед гостями стоял внушительный генерал с большими звёздами на погонах.

— Иван Александрович? Здравствуйте… А как вы узнали, что мы здесь?

— Работа такая, — улыбнулся Серов.

Сопровождавшие делегацию сотрудники 9-го Главного управления были обязаны докладывать руководству о любом изменении маршрута. Здание управления КГБ было рядом с универмагом.

— А вы уже пробовали здешнее мороженое? — спросил генерал. — Здесь совершенно удивительное, очень вкусное мороженое. Юлия Леонидовна, разрешите угостить вас с миссис Барбарой и девочек.

Они подошли к прилавку и Серов купил всем мороженое.

— А где же мистер Джон и Дэвид?

— Да вот они, тоже с покупками.

Подошли Джон Эйзенхауэр, Дэвид и Алексей Иванович Аджубей, нагруженные коробками. Помимо дирижабля, Дэвид выпросил у отца ещё несколько разных конструкторов и тактическую игру. Аджубей, как полагается, представил всех друг другу:

— Джон Эйзенхауэр. Дэвид Эйзенхауэр. Генерал Серов, Иван Александрович.

Джон, видимо, не знал, кто перед ним. Серов тут же угостил Дэвида мороженым, и предложил Джону. Тот вначале отказывался, но Аджубей сагитировал:

— Зря отказываетесь, здесь самое вкусное в Москве мороженое. Как мне кажется.

Мороженое действительно всем понравилось. Нагруженные покупками гости, в сопровождении Аджубея, Юлии Леонидовны и Ивана Александровича направились к выходу из магазина, где их уже ждал присланный из кремлёвского гаража автомобиль. Покупки сложили в багажник лимузина.

— Вон там, через площадь, — показал Серов, — Политехнический музей. Сегодня он уже закрыт, а завтра очень рекомендую там побывать, детям будет интересно. А сейчас, простите, вынужден вас покинуть, служба, знаете ли…

Он попрощался и пешком вернулся на работу — здание КГБ было рядом.

— Какой приятный мужчина, — сказала Барбара. — Я как-то иначе представляла себе ваших военных…

— Да, кстати, а кто он? — уточнил Джон.

— Иван Александрович? — переспросил Аджубей. — Он — председатель КГБ.

— Пред-се-да-тель Кей-Джи-Би? — по слогам переспросил Джон.

— Ну да. Вон, видите, здание рядом. Это Управление КГБ СССР, Иван Александрович там самый главный начальник.

Произошла немая сцена. Американцы и представить не могли, что руководитель «страшного Кей-Джи-Би» может вот так, запросто, прийти и угостить всех мороженым.

— Это — Кей-Джи-Би? — наконец произнёс Джон, опасливо оглядываясь на соседнее здание.

— Он самый. Комитет Государственной Безопасности СССР, — подтвердил Аджубей.

— Поедемте отсюда, — Барбара поспешно затолкала детей в машину.

Пока внуки президента с родителями бродили по «Детскому миру», Хрущёв с Ниной Петровной показали президенту и первой леди Кремль. Экскурсия затягивалась, и мужчины, предоставив дамам продолжать её, уединились в кабинете Первого секретаря. Кроме них там присутствовали только переводчики.

Взгляд президента задержался на стоявшей на столе Первого секретаря маленькой хрустальной пирамиде, внутри которой был подвешен шар, напоминающий глаз. Окинув взглядом интерьер кабинета, Айк несколько минут рассматривал многочисленные модели различной советской техники на столиках вдоль стен, но при этом постоянно косился на укреплённый между окнами барельеф с изображением циркуля и наугольника, и гипсовую розетку над дверью.

Эти украшения посоветовал повесить в кабинете Иван Александрович Серов. Президент был явно удивлён, но ничего не сказал.

В первый день Хрущёв с Эйзенхауэром успели обсудить ряд важных политических вопросов:

— К сожалению, советские предложения по ограничению ядерных испытаний наши специалисты полностью отвергли, — сообщил Никите Сергеевичу президент. — Военные заявили, что сейчас идёт важный этап разработки наших межконтинентальных баллистических ракет, и в настоящее время подписание договора об ограничении ядерных испытаний было бы не в интересах Соединённых Штатов.

— Понятно, — ответил Хрущёв. — Не могу сказать, что возлагал большие надежды на скорое подписание этого договора, но попытаться стоило. Придётся продолжить диалог по этому вопросу со следующей администрацией.

— Конечно, возможно, со следующим президентом вам повезёт больше, — согласился Эйзенхауэр. — Мы с вами и так уже успели немало. Кстати, вы, наверняка в курсе, что наши спецслужбы раскрыли вашу шпионскую сеть, и арестовали нескольких шпионов.

— Мне докладывали об этом, — спокойно подтвердил Первый секретарь. — Ничего не поделаешь, это их работа, и риск разоблачения — её часть.

— В связи с этим ещё раз хочу спросить вас, что известно о судьбе нашего лётчика со сбитого самолёта? — спросил президент.

— Его нашли, оказали ему необходимую помощь и сейчас допрашивают, — ответил Хрущёв. — Он рассказал много интересного об организации воздушного шпионажа против нашей страны. Сейчас решается вопрос — будем ли мы публиковать полученную информацию немедленно, или позднее.

— Так он жив? — президент напрягся. — И вы так спокойно говорите об этом?

— Не он первый, не он последний, — пожал плечами Никита Сергеевич. — Наши разведчики выполняли свою работу, ваши — свою. Когда мы с вами в 1955-м договорились о плане воздушного контроля, заключённый договор предусматривал прекращение всех разведывательных полётов вне рамок соглашения о контроле. Американская сторона подписала договор, но с тех пор систематически его нарушает, заявляя, что разведывательные полёты будут продолжаться и дальше. В этих условиях мы оставляем за собой право и дальше сбивать ваших разведчиков. Что вас удивляет?

— Гм… Раньше вы бы раздули скандал, будь у вас в руках доказательства, — заметил президент. — Думаю, сейчас у вас ничего нет.

— Вот фотоснимки снаряжения вашего лётчика, его полётная карта с намеченным на ней маршрутом и точками фотосъёмки, — Первый секретарь разложил на столе перед гостем больше десятка фотографий. — Обломки самолёта были выложены на всеобщее обозрение в павильоне в парке Горького, но на период визита экспозицию временно свернули, чтобы не нагнетать обстановку.

— Господин президент, — продолжал Хрущёв. — Мы понимаем что позиция политиков в США неоднородна. Существуют силы, противящиеся любому взаимопониманию между нашими народами, и есть силы, желающие такого взаимопонимания. Они осознают, насколько опасна угроза всеобщей ядерной войны.

— Да. Я принадлежу ко второй группе, — Айк уже успокоился и мог снова спокойно обсуждать события.

— Мы в Президиуме ЦК это знаем. Поэтому мы решили перед предстоящим визитом не публиковать ничего, чтобы не допустить ухудшения отношений. Если же в США начнётся пропагандистская кампания по поводу задержания «русских шпионов», поверьте, у нас есть, чем ответить. В интересах мира — не раздувать скандал и решить дело по-тихому.

— Согласен, — в голосе президента ещё чувствовалась досада, но Эйзенхауэр сознавал свою политическую ответственность.

— Сейчас наши страны обладают оружием, способным не только взаимно уничтожить СССР и США, но и весь цивилизованный мир, — сказал Никита Сергеевич — Поэтому на политиках лежит ответственность много большая, чем, к примеру, перед началом второй мировой войны. Генералы всё ещё считают, что атомная бомба — такое же оружие, как и обычное, только помощнее. Проблема ещё и в том, что относительно небольшие дозы радиации могут сказываться на здоровье не сразу, а по прошествии длительного времени, и их воздействие, как мне говорили, может выражаться в большей подверженности организма различным смертельным заболеваниям, вроде рака. Генералы этого не понимают. В 1954-м я отменил учения с реальным применением ядерного оружия.

— У нас такие учения тоже проводили, — ответил Айк. — Ещё того чище — приглашали туристов полюбоваться атомным взрывом во время испытаний. Вся защита — тёмные очки. Расписание взрывов в Лас-Вегасе печатали местные газеты.

— Идиоты, что с них взять, — покачал головой Хрущёв.

— Точно, — согласился президент. — Проблема со шпионами в том, что спецслужбы не успокоятся, пока не вытрясут из них всю информацию, а это займёт время. Иначе как ловцы шпионов докажут свою полезность?

— Видимо, да. Достаточно будет и договорённости не раздувать скандалы, как с вашей, так и с нашей стороны, — предложил Никита Сергеевич. — В политике импульсивных решений быть не должно, от них только вред один, и никакой пользы. Те, кто посылал ваш самолёт в наше воздушное пространство, на то и надеялись, что характер у меня взрывной. Считали, что я, в оскорблённых чувствах, потребую от вас официальных извинений, и тем самым сорву переговоры. Да вот, просчитались.

— Это было мудрое решение с вашей стороны, — признал президент. — А с Берлином господин Косыгин и вовсе прижал нас. Мы-то про этот документ помнили всегда, и очень удивлялись, почему вы не вытащили этот туз из рукава раньше? Договор есть договор, его пришлось бы выполнять.

— Раньше не было подходящих условий, — соврал Хрущёв. — Сначала госсекретарём был Джон Фостер Даллес. Он на мыло изошёл бы, но ГДР не признал. Потом было ухудшение отношений из-за Египта и Сирии. Тоже не вовремя. Сейчас отношения вроде бы налаживаются, появилась возможность мирного урегулирования конфронтации. Если бы господин Макмиллан не вылез со своими корытами, мы бы и сейчас этот документ не вытаскивали.

Я предлагаю вам сначала вместе поездить по нашей стране, посмотреть, как живут люди, что они строят, к чему стремятся, о чём мечтают, — продолжил Никита Сергеевич. — Вы сами увидите, что никто в СССР не стремится уничтожить американский народ и Соединённые Штаты, никто не хочет войны. А уж потом мы с вами побеседуем и наметим возможные пути и варианты развития отношений. Хочу пригласить вас на озеро Байкал, места там дикие, но красивейшие, настоящая Сибирь. Знаю, что в Сибири вы уже бывали.

— Да, интересно будет сравнить, что с тех пор изменилось, — согласился Эйзенхауэр.

Следующий день начался с посещения Главкосмоса. Сообщив Королёву и Келдышу о предстоящем визите американского президента, Никита Сергеевич спросил:

— Понимаете теперь, зачем я тогда предложил отделить руководство космическими исследованиями от военных и сделать Главкосмос чисто гражданской организацией? Зато теперь сюда можно приглашать хоть де Голля, хоть Эйзенхауэра.

Президента и его семью у входа встретили руководители Главкосмоса. Репортёры немного пощёлкали фотоаппаратами, но внутрь их не пустили, и членов президентской свиты тоже попросили сдать всю фототехнику вахтёру. Показывали президенту именно Главкосмос — о визите на завод № 88 речи не было. Однако посмотреть и без того было на что.

Сергей Павлович Королёв показал президенту, его сыну и внукам резервные образцы автоматических межпланетных станций «Луна» и «Марс», тяжёлого научного спутника (в реале — «Спутник-3»), спутники «Стрела», «Циклон» и «Молния». Для показа их специально привезли с завода в Москву. Мстислав Всеволодович Келдыш рассказал о советской программе исследования планет, не называя конкретных сроков запусков, хотя и без того было ясно, что вычислить эти сроки американцы смогут и сами — движение планет и наиболее энергетически выгодные для старта пусковые окна диктовались «небесной механикой».

Президенту показали также действующий макет стыковочного узла. Совместная с NASA работа по этой теме уже началась, хотя и находилась пока на уровне согласования технического задания.

Показали гостям и макет ракеты Р-7, стоявшей на стартовом столе.

— Ракету вы ещё увидите вживую, — пообещал Сергей Павлович. — В ближайшее время мы будем запускать очередной спутник, Никита Сергеевич предложил пригласить вас на запуск.

— Да, хотелось бы, конечно, увидеть не только плакаты и макеты, — улыбнулся Эйзенхауэр. — Этого я насмотрелся и в Штатах.

— Спутники, которые вы видели — самые настоящие, работоспособные образцы.

— Я понимаю, но было бы интересно посмотреть и на пилотируемый корабль-спутник, и на ракету-носитель, — признался Айк. — Ради такого я бы даже оставил всех помощников за дверью, если вы опасаетесь утечки секретных сведений. Полагаю, вы не станете подозревать в шпионаже моих внуков.

Королёв вопросительно взглянул на Первого секретаря.

— Ну, из Дэвида в будущем вполне мог бы получиться высококлассный разведчик, — пошутил Никита Сергеевич. — Думаю, на космодроме можно будет устроить господину президенту и детям экскурсию по МИКу.

Американцев, разумеется, более всего интересовал предстоящий полёт человека в космос. Подошли они к этому вопросу творчески. Президент передал Хрущёву, Королёву и Келдышу по экземпляру богато иллюстрированной книги-альбома, посвящённой американской программе «Меркурий» (АИ). После такого подарка гости логичным образом рассчитывали на ответную взаимность.

Гостей пригласили в кафетерий и угостили кофе с пирожными. За это время Сергей Павлович пролистал книгу. Как оказалось, технической стороне вопроса в ней было уделено минимум внимания, было лишь несколько довольно мелких фотографий первых капсул «Меркурий», снятых в 1959 году, и ракеты «Литл Джо», на которой капсулы совершали беспилотные суборбитальные подлёты. На фотографиях невозможно было разобрать каких-либо существенных деталей. Основную часть книги занимали интервью с астронавтами, их биографии и описание некоторых моментов подготовки к полёту. Большую часть фотографий в книге составляли снимки тренажёров, центрифуг и другого оборудования, а также семейная фотохроника астронавтов. (АИ)

При организации визита руководители Главкосмоса предполагали, что гости будут интересоваться пилотируемой космической программой СССР. Королёв и Келдыш сумели убедить генерала Каманина и подготовили для президента и его семьи беседу с космонавтами Первого отряда. Юрий Алексеевич Гагарин, Герман Степанович Титов, Алексей Архипович Леонов, Павел Иванович Беляев, Андриян Григорьевич Николаев, командир отряда Амет-Хан Султан (АИ) и руководитель Центра подготовки космонавтов полковник Евгений Анатольевич Карпов более двух часов отвечали на вопросы гостей — и детей и взрослых. На плакатах, моделях и с помощью учебного анимационного фильма им объяснили основные принципы космического маневрирования, отличия орбит, их назначение, разницу в затратах топлива на изменение орбиты, рассказали о перспективах дальних космических полётов на примере планов исследования планет Солнечной системы.

Заинтересовались не только дети — даже президент слушал с интересом и задавал вполне осмысленные вопросы.

— Могу сказать, — заявил Айк под конец встречи, — что после нашей с вами беседы, пусть даже через переводчиков, я стал куда лучше разбираться в сложностях и нюансах космических полётов, чем после общения с людьми из NASA. Наши яйцеголовые считают, что президент США слишком глуп, чтобы разбираться в деталях. Отчасти, они, конечно, правы, — Эйзенхауэр усмехнулся, — но не во всём. Было очень интересно пообщаться с вами, господа. Один вопрос: какими вы видите дальние перспективы освоения космоса?

— Пилотируемые полёты за пределы системы и даже к ближайшим планетам — это пока за пределами возможностей человеческой техники, — ответил академик Королёв. — Но наука и техника развиваются быстро. Никто не поручится, что через несколько лет не будет открыт какой-либо новый принцип перемещения в космосе, или даже напрямую с планеты на планету. Представьте, что можно построить установку, создающую нечто вроде туннеля в пространстве, по которому в считанные секунды можно будет перебросить материальные предметы с одной планеты на другую. И пусть для питания установки потребуется целая атомная электростанция, да хоть ресурсы всех электростанций Советского Союза — если такой туннель создаётся всего на несколько секунд или минут.

Конечно, пока это фантастика. Никто не знает, как создать этот туннель, на каких физических принципах он будет работать, и сколько энергии для него понадобится. Пока это лишь область размышлений для физиков-теоретиков. Но ещё в 30-х годах атомная энергия тоже была лишь областью теоретических исследований, а сейчас уже есть корабли с атомными силовыми установками. Кто поручится, что лет через 50-100 не будет изобретён практический способ для подобных путешествий?

— Об этом ещё рано говорить, — покачал головой академик Келдыш. — Пока же мы работаем над более традиционными способами, которыми и являются ракеты на химическом топливе и обычные космические аппараты. Самое сложное в освоении космоса — это подняться на орбиту Земли. Если вы вышли на околоземную орбиту, вы уже можете лететь куда угодно.

Королёв ввернул несколько фраз о гиперпространственном туннеле специально, чтобы запутать противника. Эта часть разговора была согласована с Иваном Александровичем Серовым и тщательно отрежиссирована. Что именно планировала советская разведка, руководители Главкосмоса, конечно, не знали, но согласились поучаствовать в мистификации. Президент вежливо выслушал его, но по его виду было непонятно, считает ли он слова Королёва заслуживающими внимания, или же воспринял их как мистификацию.

Советские космонавты — пусть пока ещё будущие — сфотографировались на память с президентом, его сыном и внуками. Пока шла беседа, фотографии проявили и отпечатали, после чего, под конец визита, вручили детям, уже с автографами.

Вместе с фотографиями в комнату принесли хорошенького пушистого рыжего котёнка. Все тут же оживились, маленькое существо одним своим появлением как будто осветило комнату. Юрий Алексеевич Гагарин взял котёнка на руки, ласково погладил, а затем сказал:

— Этот котёнок — от нашего «космического кота» Леопольда. Разрешите вручить его вашим девочкам, на добрую память и ради укрепления взаимопонимания между нашими народами.

Энн и Сьюзанн восторженно запищали, а президент строго предупредил:

— Только не затискайте его, помните, что он — живое существо, а не игрушка.

Котёнка усадили в аккуратную клетку для переноски. Энн взяла клетку и не выпускала из рук ни на минуту.

— Попробую угадать, — улыбаясь, произнёс Айк, обведя взглядом группу космонавтов, — кто из вас полетит в космос первым. В таком опасном деле, скорее всего, отдадут приоритет молодым. Наверное, это будет кто-то из вас, — он указал на Леонова, Гагарина и Титова. — Кто бы из вас ни полетел первым, я от души желаю вам всем удачи, и благополучного возвращения, — сказал президент, по очереди пожимая руки космонавтам. — Мы, конечно, постараемся вас опередить, — Эйзенхауэр улыбнулся и подмигнул Хрущёву. — Но всё, что мы с вами делаем, так или иначе в итоге пойдёт на пользу всему человечеству.

После визита в Главкосмос Джон Эйзенхауэр с Дэвидом и девочками, в сопровождении Алексея Ивановича Аджубея отправились осматривать Политехнический музей, а Никита Сергеевич с президентом продолжили переговоры в Кремле.

Нина Петровна в это время продолжала показывать первой леди и невестке президента московские музеи. Барбара пожалела, что на визит отведено так мало времени:

— Что можно увидеть в таком большом и древнем городе всего за один-два дня!

После закрытия музеев президенту с семьёй устроили небольшую экскурсию по Москве. Кортеж автомобилей объехал исторический центр города, останавливаясь в разных интересных местах. Джон и Дэвид на каждом шагу щёлкали фотоаппаратами. Президент сам не фотографировал, но часто просил Дэвида заснять то или иное приглянувшееся ему здание или открывшийся вид.

Никита Сергеевич попросил сопровождавшего его помощника по международным делам Олега Александровича Трояновского записать адреса домов, которые просил заснять Эйзенхауэр. Получившийся список потом передали для анализа Серову. Но уже по ходу экскурсии сам Хрущёв понял, что заинтересовало Айка. В объектив его внука один за другим попадали дома, украшенные барельефами в виде различных символов. Таких домов с украшениями в районе Арбата и в других местах с преобладанием застройки 19 и начала 20 века было достаточно. Президент несколько минут рассматривал дом 19 в Трубниковском переулке, украшенный изображением розы, и дом 26 напротив, где на стене был барельеф с изображением рыцаря. Никита Сергеевич сообразил, что Эйзенхауэр пытается разобраться в ситуации. (О деталях архитектурного декора некоторых домов Москвы https://www.youtube.com/watch?v=JYlFav4JS1E)

Также Айк с сыном и внуками ненадолго спустились в метро. Президент осмотрел лишь несколько станций кольцевой линии, но был весьма впечатлён:

— У вас очень красивая и очень глубокая подземка, господин Хрущёв, — заметил он. — На какой мы сейчас глубине?

— Не знаю, господин президент, — улыбнулся Никита Сергеевич. — Оставим выяснение этого вопроса разведчикам.

После экскурсии семья президента отправилась отдыхать, а сам Эйзенхауэр продолжил переговоры с Первым секретарём ЦК, в присутствии Алексея Николаевича Косыгина, министра иностранных дел Громыко и госсекретаря Гертера. Обсуждали вопросы обеспечения безопасности в Европе, в том числе коснулись и проблемы многочисленных нарушений договора по «Открытому небу».

— Я вынужден признать факты нарушений вашего воздушного пространства, — прямо заявил президент. — К сожалению, иногда подчинённые трактуют мои приказы шире, чем предполагалось. Спецслужбы конкурируют между собой, и каждая стремится доказать свою полезность. Ваши спецслужбы тоже далеко не ангелы, недавние аресты шпионов из вашей разведывательной сети это доказали. Тем не менее, я постараюсь положить конец этим нарушениям. Возможно, не сразу. Мне предстоит убедить наших генералов, а это непросто. Некоторые из них упрямее разъярённого быка.

— Вы мистера Лемэя имеете в виду? — спросил Хрущёв.

— Не только. У нас таких Лемэев половина Пентагона, к сожалению, — невесело усмехнулся Айк.

— Мы ваших воздушных границ не нарушаем, — напомнил Косыгин. — И положения договора о воздушном контроле неизменно соблюдаем до последней буквы. Однако и от вас намерены требовать того же. Вы знаете, что технические средства для обороны своего воздушного пространства у нас имеются.

Никита Сергеевич отметил перемену в настроении президента. Эйзенхауэр уже не стремился взять на себя всю ответственность за действия военных и ЦРУ, и не делал жёстких заявлений, вроде того, что полёты с нарушением границ СССР будут продолжаться и дальше. Его мотивы были понятны — в программе спутниковой разведки «Corona» у американцев наметились успехи, да и ход событий явно показывал, что переговорами от СССР можно добиться большего, чем прямым и грубым давлением. (АИ частично)

Хрущёв именно к этому и стремился, всеми усилиями подталкивая противника к выводу, что «дипломатия работает действеннее, чем пушки». Это позволяло снизить угрозу, и, в то же время, переговоры можно было затягивать годами, в тех случаях, когда время работало на нас.

Доклады технической разведки тоже подтверждали его выводы. Никита Сергеевич уже собирался ложиться спать, когда Серов прислал по телетайпу свежую расшифровку записи разговора Эйзенхауэра и Гертера, состоявшегося менее часа назад, сразу после очередного раунда переговоров:

«Эйзенхауэр: Результаты наших последних бесед с Хрущёвым показывают, что вы были правы, мистер Гертер. Переговорами мы сможем добиться от красных большего, чем угрозами.

Гертер: Оказаться правым, безусловно, приятно, господин президент. А о чём именно идёт речь?

Эйзенхауэр: Сегодня я получил важнейшую информацию. Во время посещения Главкосмоса руководитель русской космической программы, академик Королёв, проговорился относительно целей строительства Единой энергосистемы ВЭС. Русские, похоже, поставили себе невероятно амбициозную цель. Они работают над созданием гиперпространственного туннеля, позволяющего переходить с одной планеты на другую.

Гертер: И вы этому поверили, господин президент? Это же ненаучная фантастика.

Эйзенхауэр: Не то чтобы поверил… Я не верю в их скорый успех, но допускаю, что такие работы у них начаты. Вполне возможно, что они заблуждаются, или исходят из неверных начальных посылок, но работать над этой темой могут. А иначе — зачем им такая единая энергетическая сеть, охватывающая большую часть Евразии? Думаю, сейчас они в самом начале своих исследований, и сами ещё не знают, сколько времени, и главное — сколько энергии потребуется для создания такого туннеля. Поэтому закладывают возможности с большим запасом. Вполне возможно, что они ошибаются на несколько порядков, и энергии потребуется как бы не больше, чем вырабатывает Солнце. Так или иначе, работы у них, скорее всего, ведутся, но каких-либо результатов, полагаю, ещё не получено. Иначе мистер Королёв не стал бы упоминать эту тематику вообще. И ещё, мне показалось, что мистер Келдыш не то что бы прервал его, но как-то быстро свернул разговор и перевёл его на другую тему. Как будто опасался, что его коллега может сказать что-то лишнее.

Гертер: Чёрт подери… Если они сделают такой туннель…

Эйзенхауэр: Вряд ли это произойдёт в течение ближайших десятилетий, мистер Гертер. На всякий случай я уже отдал распоряжения NASA оценить возможность и сроки реализации такой разработки. Пусть наши яйцеголовые тоже почешутся. Они ответили, что не представляют, на каких физических принципах может быть создан подобный туннель. То же самое они говорили в 58-м о новом ядерном реакторе-размножителе красных. С тех пор прошло два года, но они не продвинулись ни на дюйм. И это больше всего меня беспокоит. Не понимаю, как такое возможно — Россия, страна, в общем-то отсталая в сравнении со Штатами, в некоторых областях уверенно опережает нас на голову.

Кстати, о яйцеголовых. В ходе сегодняшней экскурсии по Москве я обратил внимание на множество масонских символов на постройках в центре города. Что интересно — такие символы встречаются даже на зданиях сталинской постройки. Как вам понравится — барельеф в виде розы, в которую вписана звезда? На доме, построенном при Сталине.

Гертер: Гм… Учитывая, что звезда, она же — пентаграмма, сама по себе вполне масонский символ. Вы говорили, что в кабинете Хрущёва видели барельеф с циркулем и наугольником?

Эйзенхауэр: И буквой «G» в центре. Я пока присматриваюсь, наблюдаю, пытаюсь оценить — не провокация ли это. Сегодня я заметил у Хрущёва перстень-печатку с тем же символом, что на барельефе — циркуль, наугольник и «G» в центре. Что интересно, такой же перстень был у Косыгина и обоих академиков — руководителей Главкосмоса. Я решительно не верю, что Хрущёв, при его дремучей необразованности, мог сам додуматься стать масоном. Несмотря на его ум, он всё же слишком невежественный человек для этого. Можете представить себе моё удивление при встрече в аэропорту? То, что я вам рассказывал вчера?

Гертер: Сэр, но ведь во время предыдущих встреч ничего такого не случалось?

Эйзенхауэр: Нет, это впервые.

Гертер: Это не может быть провокация КГБ? Ну откуда в красной России возьмутся масоны?

Эйзенхауэр: Я специально запросил информацию у историка ложи. Оказывается, не только до революции, но и в 20-х и 30-х годах в красной России были и масонские ложи, и орден Розенкрейцеров, и даже современные тамплиеры. Но перед войной дядя Джо всех передавил, за связь с иностранными государствами.

(Т. н. «Дело Ордена Света» 1930-й год см. http://www.osmthrussia.ru/clauses/show17/ и http://lib.sale/istoricheskaya-literatura-uchebnik/delo-ordena-sveta-59488.html)

Гертер: М-да… В прозорливости ему не откажешь…

Эйзенхауэр: Поэтому ничего удивительного, что тайна советских масонов приоткрылась только сейчас. После смерти дяди Джо нужно было время на реабилитацию уцелевших, проникновение в правящие круги тоже требует времени. К тому же, как вы знаете, масонство неоднородно, и, как любая сетевая структура, не управляется из единого центра. Когда их начали сажать и расстреливать, другие ложи, скорее всего, объявили режим «Grand Silence» и глубоко законспирировались. Возможно, что при Сталине выловили не всех. Но они могли даже не знать о существовании друг друга. Однако, сам этот факт показывает, что демократические преобразования в России зашли куда дальше, чем мы думали. Это очень хороший знак, господин Гертер.

Гертер: Я сомневаюсь, что Хрущёв имеет высокую степень посвящения. Для этого нужно время, куда больше времени, чем у него было.

Эйзенхауэр: Согласен. Кстати, это обстоятельство хорошо объясняет, почему планы мистера Даллеса, основанные на ожидании импульсивной реакции Хрущёва, не увенчались успехом. Если Хрущёва ведут в политике люди более сведущие, чем были в окружении дядюшки Джо, у нас могут быть проблемы.

Гертер: Они у нас уже есть, сэр. Подозреваю, что ниточки, за которые сейчас дёргают кремлёвских марионеток, ведут в научные круги, в этот их Научно-технический совет. Среди членов Центрального Комитета их большевистской партии уже около трети составляют учёные и научно-технические работники. (АИ, см гл. 02–49). Боюсь, что реальную власть в красной России захватили учёные. А это куда хуже, чем правление полуграмотных комиссаров. Вопрос в том, кто эти кукловоды?

Эйзенхауэр: Я уже дал распоряжение мистеру Даллесу бросить все силы на поиск советских масонов. Необходимо выяснить, кто на самом деле стоит за Хрущёвым. Хотя, конечно, выяснить это будет сложно. После репрессий 30-х, если вообще кто-то из масонов уцелел, они законспирировались настолько, что смогли пережить послевоенную волну репрессий, или же выжили в лагерях, что маловероятно. Только в этом случае вырисовывается та картина, которую мы видим сейчас.

Гертер: Гм… С другой стороны, если внутри советской системы на её высшем уровне появились масонские ложи, то мы на верном пути. Вместо того, чтобы тратить миллионы долларов на малоэффективные тайные операции мистера Даллеса, простой беседой, мягким влиянием и установлением контактов с нужными людьми мы добьёмся большего. Разумеется, не ослабляя общего военного давления на красных.

Эйзенхауэр: Конечно. Сейчас у нас внушительное военное превосходство, как минимум 10:1 по количеству ядерных зарядов, по оценкам ЦРУ. Меня больше беспокоит, что Советы не пытаются добиться паритета по атомным зарядам, или авиации. Их экономика активно развивается, а нам пока не удаётся заставить их тратить деньги на вооружение в достаточно больших количествах. Да ещё их военная доктрина… Чёрт подери, кто бы мог подумать, что они примут доктрину, практически зеркальную к нашей доктрине «массированного возмездия». Я не очень-то верю в их возможности, скорее всего, Хрущёв изрядно привирает и преувеличивает, но внезапно возникшая уязвимость американского континента в результате создания межконтинентальных ракет связывает нас по рукам и ногам. Даже несколько уничтоженных городов и потери в несколько десятков миллионов человек для нас неприемлемы. Тогда как для красных, с их тоталитарной системой управления и площадью территории, почти втрое превосходящей нашу, даже многократно более сильный удар с нашей стороны может оказаться не смертельным.

Гертер: Я бы ещё обратил ваше внимание на другой аспект. Советская система воспитывает в народе чувство коллективизма. Русским вообще свойственно самопожертвование и невероятная сплочённость в условиях, когда их стране и народу угрожает реальная опасность. В их истории было много эпизодов, когда весь народ действовал, как единый смертоносный механизм.

Эйзенхауэр: М-да… Вы правы. События последней войны наглядно это показали. Коммунизм — это идеальная система для выживания в экстремальных условиях.

Гертер: Именно, сэр. Потому он и укоренился в России. Русским на протяжении всей истории приходилось выживать и бороться — то с жутким климатом, то с нашествиями внешних врагов. Такого противника сложно разгромить военным путём, и ещё сложнее будет привести к повиновению после разгрома. Даже нацистам на оккупированных территориях это не удалось. Я ознакомился с историей так называемого «партизанского движения». У наци земля горела под ногами даже на тех территориях, которые они захватили. Думаю, нам следует сосредоточиться на достижении экономического превосходства и действовать дипломатическими методами.

Эйзенхауэр: Да, пожалуй. Как минимум, пока не выясним, на что способна в перспективе их экономика.»

— Гы… кажется, сработало, — ухмыльнулся Никита Сергеевич, сжигая распечатку в пепельнице. — Конечно, господа, конечно. Я — дурак, полный идиот, марионетка в руках академиков. Считайте так и дальше. Пусть мистер Даллес ищет в тёмной комнате чёрную кошку, которой там нет. Удачи вам, господа.

— А ты не допускаешь мысли, что они сказали это специально, подозревая, что их будут прослушивать? — спросил Серов. — Учитывая, что твой гостиничный номер они слушали.

— Не исключено, — подумав, согласился Хрущёв. — Так же, как не исключено и то, что они тем самым решили подать нам сигнал, что готовы к переговорам на другом, более конфиденциальном, «масонском» уровне. Так или иначе, наживку мы забросили. Теперь давай подождём и посмотрим, что получится.

В последующие дни президент с семьёй, вместе с Первым секретарём ЦК и сопровождающими лицами посетили Ленинград, затем ненадолго заехали в Ригу, после этого побывали в Киеве, Сталинграде, и прибыли в Иркутск.

Госсекретарь Гертер в это время находился в Москве, вместе с министром иностранных дел Громыко он готовил к подписанию очередные межгосударственные соглашения, и других записей разговоров Айка с госсекретарём получить не удалось.

В Ленинграде Эйзенхауэр с семьёй по дороге из аэропорта проехал в автомобиле по районам новостроек. В нескольких местах он просил остановить машину, выходил из неё вместе с переводчиком, и, пока его сын с внуком фотографировали, общался с жителями. Президент даже спустился в метро и проехал пару остановок, вместе с Никитой Сергеевичем и другими сопровождающими. Затем он посетил Зимний дворец, осмотрел несколько его залов, попросив экскурсовода выбрать самые красивые, (Дворец очень большой, если смотреть весь и как следует — дня не хватит), прогулялся по историческому центру города, осмотрел Дворцовую площадь, Петропавловскую крепость, Стрелку Васильевского острова, здание Военно-Морского музея (Биржи), Кунсткамеру и Адмиралтейство, Медного Всадника, Исаакиевский и Казанский соборы, прокатился по Неве на алексеевской «Ракете» на подводных крыльях. Он то и дело просил внука сфотографировать ленинградские достопримечательности.

— У вас невероятно красивый город, господин Спиридонов, — сказал он Первому секретарю Ленинградского обкома. — Я с величайшим удовольствием побывал здесь.

В Риге президент тоже прошёлся по историческому центру, но этот город не входил в заранее намеченную программу, и здесь Эйзенхауэр пробыл недолго. Однако он успел побеседовать с жителями и осмотреть вновь построенные уже после войны районы города.

— Что-то они не слишком похожи на угнетаемых жертв бесчеловечного тоталитарного режима, — усмехнулся президент после разговора с рижанами.

В Киеве гости походили по музеям, осмотрели Киевскую крепость, полетали на прогулочном дирижабле над Змиевыми валами, побывали на заводе «Ленинская кузница», посмотрели строительство станции метро «Арсенальная», где подземную часть павильона сначала собрали на поверхности, и собирались целиком опустить в подготовленную подземную выработку (Фото http://starkiev.com/wp-content/uploads/2013/08/1960-год. — Строительство-станции-метро-Арсенальная. — Вестибюль-между-эскалаторными-туннелями-e1376146565202.jpg). Также президенту показали новый животноводческий комплекс, который очень его заинтересовал:

— Мне было очень интересно, как выращивают бычков у вас, — заявил Айк. — Мой интерес, я бы сказал, профессиональный. Должен сказать, что мне понравилось. Похоже, вы уже обгоняете нас не только в космосе.

Затем, пока президент с Никитой Сергеевичем вновь обсуждали политические вопросы, Джон и Барбара с детьми, пользуясь тёплой погодой, посетили Гидропарк. Здесь детям было где вдоволь побегать и даже искупаться.

Из Киева, уже на советском Ту-114, полетели в Сталинград. Здесь Эйзенхауэр проехал в машине по центру города, заглянул на строительство мемориала «Мамаев курган», побывал на Сталинградском тракторном заводе.

— Завод строили американцы, по своему проекту, — рассказал сопровождавший гостей Первый секретарь обкома Иван Кузьмич Жегалин. — Они построили два корпуса, потом уже мы сами добавили ещё восемнадцать.

Президенту показали цех, где собирали сельскохозяйственные трактора. Цеха, где собиралась военная продукция, показывать, разумеется, не стали.

От Тракторного завода вниз по течению Волги отправились на «Ракете». На набережной 62-й армии сделали короткую остановку, пересели на автомобили, следовавшие за судном по берегу, и доехали до Привокзальной площади. По дороге Хрущёв рассказывал президенту о боях в Сталинграде и о разгроме нацистской армии Паулюса. За разговором они подошли к недавно восстановленному фонтану посреди площади.

— Вот этот фонтан — настоящий символ Сталинграда, всю войну пережил, хотя и пострадал сильно, — рассказал Никита Сергеевич. — В 1951 году, при реконструкции площади, его снесли, но потом восстановили.

Президент с интересом рассматривал скульптурную группу из 5 детей, водящих хоровод вокруг крокодила:

— Очень необычная композиция, — заметил Айк. — Что она означает?

— Считается, что фонтан построен по мотивам детской сказки, хотя, конечно, заложенные здесь идеи и символы куда глубже, чем кажется на первый взгляд, — ответил Хрущёв, и повернулся к Жегалину. — Уф, жарко тут у вас, Иван Кузьмич, я уж и забыл, каково летом в Сталинграде.

— Хотите водички, Никита Сергеич? — предложил 1-й секретарь обкома. — Вот из этих новых фонтанчиков по краю питьевая вода подаётся, родниковая. Специально отдельные трубы тянули.

Хрущёву тут же передали стакан, классический, гранёный. Второй предложили президенту, но он отрицательно покачал головой. Никита Сергеевич набрал воды из питьевого фонтанчика, отпил полстакана, затем вдруг повернулся к центру фонтана, поклонился на глазах изумлённого Эйзенхауэра, и, пробормотав что-то, вылил оставшиеся полстакана воды в фонтан.

— Хороша водичка, и правда, как родниковая, — сказал Первый секретарь, возвращая стакан Жегалину.

Президент медленно приходил в себя. Менее всего он ожидал, что руководитель Советского Союза вот так, при всех, совершит нечто похожее на древний ритуал поклонения языческому божеству, которого символизировал расположившийся в центре скульптурной композиции крокодил.

(Культ Ящера http://www.dopotopa.com/a_komogortsev_slavjanskiy_kult_jaschera_korkodela.html)

И, судя по реакции окружающих, никто не удивился. Айк сделал естественным образом напрашивающийся вывод, что этот ритуал жертвенного возлияния был для них знаком и обычен. Мысль о том, что собравшиеся могли просто списать хрущёвский «перформанс» на природную чудаковатость Первого секретаря, даже не пришла ему в голову.

Президент, разумеется, не разбирался в языческих славянских верованиях, но понимал, что здесь может крыться что-то важное, и решил при первой возможности послать запрос специалистам.

Вернувшись на борт «Ракеты», делегация направилась дальше вниз по Волге. Пока внуки президента катались по детской железной дороге вдоль берега Волги, президент и первая леди вместе с Никитой Сергеевичем и Ниной Петровной осматривали новый жилой район и вход в Волго-Донский судоходный канал. Входной шлюз канала частично реконструировали — на берегу слева от входной арки поставили большой памятник Ленину, а по обеим сторонам арки встали фигуры Маркса и Энгельса. Их правые руки были протянуты вперёд. (Прототип http://orig05.deviantart.net/50fb/f/2008/130/a/0/presa_de_argonath_by_amdriel.jpg)

Памятник Сталину оставили на своём месте, чтобы не нарушать уже сложившийся архитектурный ансамбль. Судно на подводных крыльях пришвартовалось у временного причала, возле спуска к воде, от которого гости поднялись к основанию монумента. (http://www.etoretro.ru/data/media/343/1394212367358.jpg). Жегалин пригласил гостей подняться к подножию памятника, откуда открывался вид на недавно застроенный район.

Президент с большим интересом разглядывал открывшуюся перед ним панораму. Утопающие в зелени куполообразные дома, вместе с зелёными насаждениями между ними образовывали красивейший парковый ансамбль, напомнивший Эйзенхауэру французский Версаль — здесь были такие же живые изгороди, чёткие геометрические формы, обилие зелени, засаженные цветами клумбы самых разнообразных форм, разделённые дорожками — асфальтированными для транспорта или засыпанными красноватой гранитной крошкой — для пеших прогулок. (АИ)

По внешнему периметру район был застроен бетонными купольными домами. (Примерно так http://rodovid.me/ecoposelenia/proekt-ekoposeleniya-iz-kupolnyh-domov.html). В центре застройки из моря зелени поднимались многоэтажные здания. Сейчас большая их часть, вдалеке, ещё строилась. Там медленно шевелили стрелами несколько башенных кранов. Ближние к памятнику дома были уже заселены. Впереди стояли привычные взгляду пятиэтажки, а вот дальше… Дальше за ними высились многоэтажные жилые башни, с садами на плоских крышах.

— Когда достроим, центр района будет смотреться примерно так, — Жегалин показал Хрущёву и Эйзенхауэру цветную фотографию построенного архитекторами макета. (http://forum.domik.ua/resources/image/139087.jpg)

— Вот это да! — обомлел Никита Сергеевич. — Гм! Это же не типовой проект?

— Это — пилотный образец, — пояснил Иван Кузьмич. — Здания хоть и не типовые, но собираются на стальном каркасе из стандартных плит и блоков, вся оснастка уже на заводе ЖБИ сделана. Если всё получится — сделаем проект района типовым для всего Сталинграда.

Президент тем временем вглядывался в непривычные для него купольные дома. На набережной, по бокам от памятника Сталину он заметил четыре танковые башни. Похожая инсталляция украшала строящийся мемориал на Мамаевом кургане, но там была башня от Т-34 на высоком постаменте. Здесь вместо постаментов были площадки, с бетонными брустверами, частично прикрывающими башни, похоже, взятые от современных Т-55. Вокруг были устроены клумбы с цветами, но Эйзенхауэра, опытного генерала, было не так легко обмануть.

Поднявшись на ступени у подножия пьедестала, Айк огляделся. Такие же танковые башни на низких постаментах стояли вдоль границ нового района. Башни огорожены стальной сеткой, увитой плющом, кто попало к ним не подойдёт. Скорее всего, они ещё и охраняются, вон вдоль них по дорожке прохаживается милицейский наряд. Ближайшие купольные дома были оснащены поднимающимися, как забрало рыцарского шлема, стальными ставнями. Эти ставни закрывали на ночь или в случае необходимости большие панорамные окна домов.

— Очень необычно, — пробормотал президент.

Его что-то беспокоило, он пока не понимал, что именно. Взгляд Айка скользнул по детской площадке. С виду обычная песочница, в ней играют дети, вокруг неё, ровной шестиконечной звездой расположены площадки поменьше, с аккуратными белыми крашеными скамеечками, окружённые с наружной стороны невысокой бетонной стеной. На скамеечках сидят бабушки, кто-то присматривает за детьми, кто-то вяжет. С внешней стороны до самого верха стены насыпана земля, насыпь прикрыта дёрном, на ней устроены мини-клумбы из старых покрышек, засаженные яркими цветами, поверху — живая изгородь. Идиллическая мирная картина… Чуть в стороне автопарковка, тоже с трёх сторон обнесённая бетонной стеной, сейчас часть парковки занята несколькими легковушками, но смотрятся они на парковке как игрушечные, стена рассчитана явно на машины побольше, на грузовики с кузовом фургон. Снаружи стена обвалована наклонной насыпью, покрытой дёрном и засажена поверху живой изгородью.

«Обвалована»… Сознание опытного генерала нашло нужное слово, и тут всё встало на свои места. Детская площадка в форме шестиконечной звезды… Что-то очень-очень знакомое по фотоснимкам разведки крутится в памяти… Вот оно! В угрожаемый период, в центре, там, где сейчас песочница — встанет радиолокатор наведения «Fan Song». На месте площадок со скамеечками для бабушек вытянутся к небу стройные оперённые тела ракет, как на тех снимках, что привозили фоторазведчики. Автопарковку займут армейские грузовики-фургоны, у красных они, кажется, называются странным термином «КУНГ». Никакая это не песочница, это подготовленная и замаскированная позиция дивизиона ЗРК SA-2! (C-75) И такие позиции разбросаны по периметру всего района.

Президент ещё раз окинул опытным взглядом местность. Вот это да! Это не просто жилой район — это мощнейшая современная крепость, прикрывающая вход в судоходный канал. Конечно, те высотные дома снёсет первым же взрывом, но вот эти утопающие в зелени бетонные купола со стальными ставнями выстоят, ударная волна обогнёт их, оставив невредимыми, а ставни прикроют окна. И кто их знает, на сколько этажей под землю уходят защищённые сооружения под выступающими над землёй куполами? Под землёй здесь наверняка целая сеть заглублённых тоннелей — вон и характерная башня, такие он видел на строительстве метро в Киеве.

На самом деле башня стояла на месте, с которого была начата постройка районного сточного коллектора, но воображение уже нарисовало президенту новую «линию Сталина».

Крепость в угрожаемый период будет насыщена современными зенитными средствами, американские самолёты не смогут подлететь к шлюзу канала ближе, чем на 16 миль (30 км, примерная дальность первых вариантов ЗРК С-75)

— Чёрт подери, — пробормотал Айк. — Если эти красные строят такие укрепрайоны в глубине страны, какие же крепости у них воздвигнуты на западной границе?

И ведь с воздуха не разберёшь, одни клумбы, деревья, да живые изгороди! Только стоя рядом, можно разглядеть скрытые цветами и кустиками обваловки.

Тем временем Иван Кузьмич, отведя в сторону Первого секретаря, рассказал ему об идее «архитектурной дезинформации», заложенной в планировку района.

— Ландшафтный дизайн, значит? — ухмыльнулся Никита Сергеевич. — А что… Талантливая задумка. Поди там пойми, с воздуха, площадка это детская, или подготовленная позиция для ЗРК. Глядишь, и поостерегутся, и денег потратят всяко больше, чем детская площадка стоит. А уж если начнётся заваруха, гвоздить по городу так или иначе будут, цель стратегическая.

Эйзенхауэр подошёл к Хрущёву, и вдруг задал неожиданный вопрос:

— Господин Первый секретарь, а далеко ли отсюда до Урюпинска?

— Километров триста, а что? — ответил Никита Сергеевич, донельзя удивлённый тем, что президент США вообще знает о существовании такого города, как Урюпинск.

«Чёрт подери, где мы спалились? Может ему и про Мусохранск известно?» — мелькнула мысль в голове Первого секретаря.

— А мы можем там побывать? — спросил Айк.

— Э-э-э… Наш самолёт не сможет там приземлиться. Иван Кузьмич, там вообще хоть какая-то полоса есть? — спросил Хрущёв у Жегалина.

— Если только на грунтовку садиться, — почесал затылок 1-й секретарь обкома. — Но это надо лететь на Ли-2…

— Господин президент, если бы вы предупредили заранее. Мы бы подготовили вертолёт. На дирижабле получится слишком долго, а лететь на Ли-2 с посадкой на необорудованную полосу — опасно, — объяснил Никита Сергеевич, гадая, какого чёрта понадобилось президенту в Урюпинске.

— М-да… Жаль… К сожалению, я только сейчас вспомнил, — объяснил Айк, ничего, по сути не объяснив.

— Почему бы вам не приехать в СССР ещё раз, уже как частному лицу, скажем, в следующем году? — предложил Хрущёв. — Вы уже не будете связаны столь жёстким графиком и сможете посмотреть много больше.

— Гм! Хорошая идея! — согласился Эйзенхауэр. — Благодарю за приглашение, господин Первый секретарь.

— У нас сейчас быстро развивается туризм, — подсказал Никита Сергеевич. — Кто угодно может приехать к нам, без специального приглашения, просто по туристической визе. Хотя Урюпинск — небольшой сельскохозяйственный центр, его нечасто посещают иностранные туристы…

В Сталинграде семья президента разделилась. Эйзенхауэр с супругой, в сопровождении Хрущёва и Нины Петровны отправились в Иркутск, и затем в недавно построенную для проведения переговоров резиденцию. В Иркутске к ним присоединился Сергей Никитич Хрущёв. Его подключили в качестве переводчика на случай наиболее конфиденциальной беседы. Виктор Михайлович Суходрев, официальный переводчик Хрущёва, в число посвящённых не входил, а Сергей владел английским в достаточной степени, чтобы обеспечить взаимопонимание.

Джон и Барбара Эйзенхауэр с детьми, в сопровождении Алексея Ивановича Аджубея и Юлии Леонидовны на время переговоров отправились в пионерский лагерь «Артек». К их удивлению, он больше напоминал не лагерь скаутов, а небольшой городок. Гостей провели по территории пионерского лагеря, показали жилые корпуса, школу, краеведческий музей, парки. Вместе с пионерами гости поднялись на гору Аю-Даг, фотографировали местные достопримечательности.

Дети быстро находят общий язык между собой. Во время обеда кто-то из пионеров сказал:

— А ещё у нас собирают пионерский спутник связи. Хотите посмотреть?

— Спутник? — переспросил Дэвид. — Модель, наверное?

— Нет, настоящий, с радиопередатчиком. Вот такой большой, — дети разводили руками, показывая размеры спутника.

Гостей провели в помещение опытного пионерского конструкторского бюро. Там делегаты из нескольких пионерских коммун под руководством студентов МВТУ им. Баумана как раз заканчивали сборку «пионерского» спутника связи. Сборкой передатчика руководила очень серьёзная круглолицая девочка по имени Оксана.

Дэвида, Энн и Сьюзанн переодели в белые халаты, закрыли волосы докторскими шапочками на резинке, и только после этого допустили в зону сборки. Здесь была идеальная чистота и строгий порядок. Все участники сборки были в таких же белых халатах и шапочках.

— Сейчас мы собрали основной передатчик и установили его в корпус спутника. Там уже установлены аккумуляторы и солнечные батареи на корпусе, — рассказала Оксана. — Теперь мы будем собирать запасной передатчик. Хотите поучаствовать?

— А можно? — удивился Дэвид.

— Да, если обещаете соблюдать все правила.

Правила оказались строгие. Сборка осуществлялась по заранее разработанному техпроцессу, под руководством технолога и с проверкой мастера ОТК после каждой операции. И технолог и мастер были такими же пионерами, но свои обязанности выполняли не хуже взрослых. Дэвиду и Энн вручили отвёртки, Сьюзанн, как самая младшая, соединяла разъёмы. Технолог зачитывал по техпроцессу, что нужно сделать — например, соединить тот или иной разъём, или установить плату в корпус передатчика. Оксана показывала, что именно и с чем соединить. Форма разъёмов не позволяла состыковать их неправильно. Основные платы передатчика уже были собраны, теперь из них собирались блоки, которые устанавливали в корпус. После выполнения очередной операции мастер ОТК проверял правильность сборки, и расписывался в журнале контроля, в длинной таблице, напротив строки выполненной операции. Работа шла медленно, зато исключались ошибки.

Когда передатчик был собран, Оксана сама ещё раз проверила все соединения, и включила прибор. Засветилась лампочка. Проверка на контрольном стенде показала, что передатчик работает в соответствии с документацией. Только после нескольких проверок передатчик установили в корпус спутника и закрыли крышку. Перед закрытием Оксана, Дэвид, Сьюзанн, Энн и все пионеры, участвовавшие в сборке спутника, расписались изнутри на крышке корпуса.

— Сейчас он вылежится до завтра, — сказала Оксана. — Завтра мы его включим и ещё раз проверим, а потом повезём его на космодром, и там проверим ещё несколько раз, перед запуском.

— О! А ведь нас тоже пригласили на космодром! — ответил Дэвид. — Мистер Хрущёв обещал нашему дедушке показать нам, как запускают спутник.

— Наверное, он наш спутник и имел в виду, — догадалась Оксана. — Его должны запустить вместе с другим спутником, одной ракетой.

Вот тут уже удивились Джон и Барбара Эйзенхауэр, наблюдавшие за ходом работы с гостевых мест за барьером, обрамлявшим рабочую площадку.

— Так это не макет? — спросил Джон. — Эта штуковина по-настоящему полетит в космос?

— Конечно, — серьёзно ответила Оксана. — Мы работаем по заданию Главного конструктора товарища Королёва. Через этот спутник будет идти связь между детскими коммунами всего Советского Союза.

Джон и Барбара переглянулись.

— Я вообще думала, что это у вас игра такая, — призналась Барбара. — Ещё удивилась, надо же, как всё серьёзно и похоже на настоящую лабораторию.

— Это не игра. Здесь всё взаправду. Мы сами этот спутник проектировали, вместе со студентами из Бауманки, и сами его сделали, — рассказала Оксана. — Я участвовала в разработке передатчика, а вообще над проектом работали пионеры со всего Союза.

— А обычные игры у вас бывают? — спросил Джон.

— Конечно. Каждый день, — Оксана повернулась и посмотрела на часы. — Вот сейчас мы как раз успеем искупаться перед ужином. Пойдёмте?

Пока внуки президента в «Артеке» принимали участие в сборке «пионерского спутника», Эйзенхауэр с Хрущёвым посетили Иркутск, а затем прибыли в резиденцию на берегу Байкала, для переговоров. Здесь к Никите Сергеевичу присоединился сын Сергей, в некоторых беседах заменявший профессионального переводчика. Переговоры велись и в зале резиденции, и во время прогулок по окружающему её парку. На прогулках профессиональные переводчики шли в нескольких метрах позади. Пока разговор шёл на отвлечённые темы, Никита Сергеевич просил переводить сына, если же беседа касалась политических вопросов, он подзывал Виктора Михайловича Суходрева, а президент — своего переводчика. Сергей в этих случаях отходил и шёл сзади.

Эйзенхауэр вёл себя сверхосторожно. Впервые войдя в зал переговоров, украшенный лепными гипсовыми розами и другими масонскими символами, президент и бровью не повёл. Он уже насмотрелся на эту символику и в Москве, и в Ленинграде. Не среагировал он в момент первой встречи и на опознавательное рукопожатие Сергея, которого готовили к операции вместе с отцом. Лишь во время очередной прогулки, когда беседа зашла о посещении Ленинграда, об Исаакиевском и Казанском соборах, президент вдруг спросил:

— Господин Хрущёв, вы ведь атеист?

— Официально — да, — Никита Сергеевич тут же насторожился.

— Официально? — переспросил президент. — То есть, на самом деле…? — он умышленно не закончил фразу.

— Вы только посмотрите вокруг, — уклончиво ответил Хрущёв. — Какая красота! Кто-то ведь должен был всё это создать?

— Так вы верите в Высшую Сущность? — рискнул спросить Эйзенхауэр.

— В Великого Архитектора Вселенной? Конечно.

— А вы, молодой человек, — президент повернулся к Сергею. — Вас тоже коснулся свет знания?

— Да, но я лишь в начале долгого пути, — так же осторожно ответил Сергей, сообразив, что наконец-то начался тот разговор, ради которого его задействовали в мероприятии.

— Но почему вы, господин Хрущёв, молчали раньше, например, в прошлом году, в Кэмп-Дэвиде? — спросил Айк.

— Мы не были уверены в обоснованности такого шага, — ответил Первый секретарь. — Не было уверенности, что нас поймут правильно. Кроме того, правила братства запрещают раскрывать себя, ради безопасности, в том числе и за пределами границ страны. К примеру, очень немногие видели тот барельеф в моём кабинете. Обычно вместо него висит портрет Ленина, и лучезарную дельту я на столе постоянно не держу.

— Уф-ф… — Эйзенхауэр шумно выдохнул, как будто сбросил с плеч тяжёлый груз. — Я уже неделю гадаю, то ли это — провокация вашего Кей-Джи-Би, то ли реальная попытка контакта…

— Конечно, провокация, — ухмыльнулся Никита Сергеевич. — Агенты Кей-Джи-Би за каждой травинкой прячутся, тут вообще каждый комар в округе как минимум в звании майора…

Айк расхохотался, чувствовалось, что его отпустило сильнейшее нервное напряжение.

— Комары, говорите? — он улыбнулся. — Я перед поездкой прочитал эссе нашего писателя-фантаста, Хайнлайна, он только что вернулся из поездки по вашей стране. Не могу сказать, что я во всём с ним согласен, хотя, конечно, он видел больше меня.

Что меня особенно заинтересовало — это полярная лиса на службе полиции. Вы их как-то по-особенному натаскиваете?

— Полярная лиса? — переспросил Хрущёв. — А-а! Песец! Нет, тут, скорее, расчёт на фольклорный образ песца, известный в народе. Если пришёл песец — юлить и сопротивляться бесполезно. Поможет только явка с повинной.

— Гм… я всегда считал, что у вас в России основной фольклорный образ — это медведь? — удивился президент.

— Медведь, волк, заяц, лиса — это всё герои русских народных сказок, — улыбнулся Никита Сергеевич. — Но язык и фольклор живут и развиваются самостоятельно. Сейчас в поговорках чаще упоминаются не заяц и медведь, а жаба, песец и белочка.

Айк несколько минут помолчал, собираясь с мыслями:

— Когда мы были в Лениграде, — сказал президент, — меня поразило, как много там символов истинного знания. В Москве их тоже много, но весь центр Ленинграда как будто построен в едином стиле, понятном только для посвящённых. Лучезарная дельта на фронтоне Казанского собора, фигуры Исиды и Урании на Адмиралтействе, две колонны перед Храмом — напротив крепости (Айк имеет в виду Стрелку Васильевского острова), фигура Исиды на одной из колонн, и компас под её рукой, указующий на Восток… (см. фильм «Тайна вольных каменщиков» https://www.youtube.com/watch?v=bAILURVjCFY)

— Ничего удивительного, — пожал плечами Хрущёв. — Пётр Первый, основатель Петербурга, был посвящён и принят в члены Великой ложи Англии. Архитекторы, приглашённые им для строительства города — Тома де Томон, Монферран, Бетанкур — тоже были посвящёнными высоких степеней…

Эти имена он заучивал долго, понимая, что перепутать нельзя.

— А кстати, какая степень у вас, господин Хрущёв?

— Мастер, но это чисто номинально. Среди нас есть братья, посвящённые в куда большей степени, чем я.

— Понимаю, — кивнул президент. — Теперь мне вообще многое понятно.

— Пасьянс сошёлся? — улыбнулся Никита Сергеевич.

— Именно! Жаль только, что так поздно. Скольких жертв можно было избежать!

— Их можно было избежать и без этого. Например, строго соблюдая достигнутые договорённости, — заметил Первый секретарь.

— Но мы же считали вас варварами, мечтающими разрушить цивилизацию! Кто мог предположить, что в недрах варварского коммунизма зреет зерно истинного знания? Кстати, какова ваша настоящая цель?

— Коммунизм не большее варварство, чем капитализм, а цель наша — та же, что и у вас. Мы с вами идём к одной цели, хотя и очень разными путями, — ответил Хрущёв.

— Вы выбрали очень уж окольный путь, на мой взгляд, — произнёс президент.

Ирония судьбы заключалась в том, что каждый из них, говоря об «одной цели», вкладывал в это выражение совершенно разные, противоположные понятия.

— Иногда окольный путь приводит к цели быстрее, чем более прямой, — туманно ответил Первый секретарь. — Дорога к Храму с Севера пролегает иначе, чем с Запада.

— Пожалуй… Нужно учитывать, что ваш народ живёт в других природных условиях, много более суровых, и это оказывает определённое влияние на характеры и восприятие, — президент задумался. — Кстати, а какое пожелание вы загадали там, у фонтана в Сталинграде?

— Советский Союз всегда последовательно выступает за мирное урегулирование конфликтов, мирное сосуществование народов и различных политических систем, — ответил Никита Сергеевич. — Как коммунист, что я ещё мог пожелать, кроме мира и процветания наших народов?

— Это было бы замечательно, — согласился Айк. — Я всё думаю, сможем ли мы с вами договориться? Прийти к соглашению?

— Возможно, — Хрущёв неопределённо пожал плечами, потом сделал Сергею знак отойти и подозвал переводчиков. — Для этого каждый должен сделать шаг навстречу. Почему бы для начала каждой из сторон не накрыть пусковую кнопку колпачком и запереть её на ключ?

— Это было бы разумным решением, но это не так просто, — согласился Эйзенхауэр. — Нас очень беспокоит ваша система автоматического запуска ракет, этот ваш «Периметр». Компьютеры несовершенны, в них может произойти сбой, и тогда они дадут ошибочный приказ о пуске.

— Если произойдёт ошибка, я могу отменить запуск, — ответил Никита Сергеевич. — Если же война всё-таки случится, и ваш первый удар уничтожит нашу систему государственного и боевого управления, система «Периметр» обеспечит нанесение ответного удара, чтобы агрессор не остался безнаказанным.

— Но почему вы считаете нас агрессорами?

— А чьими базами окружён Советский Союз? Марсианскими? Чьи бомбардировщики постоянно летают с атомными бомбами вокруг наших границ? Нанайские, что ли? — буркнул Хрущёв.

— Мы лишь защищаемся от коммунистической агрессии… — начал Эйзенхауэр.

— Вот если бы ваши базы окружали вашу собственную территорию, это была бы защита, — ответил Никита Сергеевич. — Пока же они окружают нашу страну, и на защиту это как-то мало похоже.

— Но мы защищаем наших европейских союзников!

— Да на хер они нам сдались, союзники ваши? — возмутился Хрущёв. — Не будем мы вторгаться в Европу! Если, не дай бог, начнётся, мы их просто сожжём тактическими ракетами, при ударе по вашим базам, и пусть там уцелевшие от радиации дохнут, разве так трудно это понять?

Эйзенхауэр сглотнул и замолчал. Несколько минут собеседники шли рядом.

— Я полагаю, — продолжил наконец, президент, — нам пора подумать о разработке комплекса мер, которые могли бы сделать наше сосуществование более безопасным. Меня тоже беспокоит засилие военных и связанных с ними корпораций. Они сливаются всё теснее, превращаясь в единый военно-промышленный комплекс.

В этот момент президент искренне делился своими опасениями, Хрущёв знал это, и поспешил поддержать его:

— Конечно, ваши корпорации доят государственный бюджет, причём наверняка ещё и обманывают на каждом шагу, дерут втридорога за каждую мелочь, которую можно купить в обычном магазине за пару центов. Им выгодно противостояние между нашими странами, и пока возможность доить бюджет через военные заказы сохраняется, «холодная война» будет продолжаться.

Чтобы её закончить, необходимо бросить корпорациям другой кусок, такой же жирный, но менее опасный для человечества. А в перспективе даже более выгодный.

— Что вы имеете в виду? — тут же спросил Айк.

— Это могла бы быть совместная программа освоения космоса, — предложил Никита Сергеевич. — Смотрите.

Он достал блокнот, нарисовал несколько концентрических окружностей.

— Это мне наши учёные объясняли. Вот это, в середине — Солнце. Первая планета — Меркурий, она наверняка очень богата тяжёлыми металлами, ведь Солнце своими лучами выжгло там все лёгкие элементы. Дальше — Венера. На Меркурий и Венеру нам пока не сунуться, слишком жарко. Вот это — Земля и Луна. За ней — Марс. А вот за орбитой Марса лежит пояс астероидов. То ли обломки разрушенной планеты, то ли стройматериал для несформировавшейся, учёные ещё разбираются.

— Да, мне тоже говорили об этом, — вспомнил Эйзенхауэр.

— Это богатейшая кладовая, которая только и ждёт, когда человечество доберётся до неё и сможет использовать в своих интересах. Ресурсы Земли велики, но в сравнении с ресурсами всей Солнечной системы они — ничто, — пояснил Хрущёв. — Чтобы освоить богатства пояса астероидов, понадобятся столетия и гигантские затраты, но и приз в результате будет невообразимо большим.

Имея добывающую промышленность в поясе астероидов, мы смогли бы строить прямо там космические корабли для освоения спутников планет-гигантов — Юпитера, Сатурна, Урана. По предположениям некоторых специалистов, на спутнике Сатурна Титане углеводородов может быть на порядок больше чем на Земле. Представляете, вот это — достойная усилий всего человечества работа на тысячелетия вперёд, а не возня по обе стороны Атлантики, как сейчас — кто кого раньше укокошит.

— Прежде всего, — заявил Эйзенхауэр, — мы должны разработать и заключить договор о космосе, чтобы распространить на него нормы международного права. Я считаю, необходимо любыми путями избежать милитаризации космоса, размещения ядерного оружия на Луне и других небесных телах. Космос должен быть мирным, а его ресурсы — принадлежать всему человечеству. Мы могли бы взять за основу уже заключённый договор о ресурсах Антарктиды, и доработать его с учётом космических особенностей.

— Согласен, — подтвердил Никита Сергеевич. — Конечно, разработка такого договора может занять не один год, но ведь и освоение космического пространства только-только начинается. Очень важно на самом раннем этапе заложить его правовую основу. Причём сделать это надо грамотно, чтобы этим договором не отрезать важнейшие возможности для освоения космоса — я имею в виду мирное использование ядерной энергии в космическом пространстве. Другого столь мощного источника у нас не будет, полагаю, ещё долго.

— Да, начинать работу надо уже сейчас, — согласился президент. — Я дам указания Госдепартаменту, и надеюсь на понимание и сотрудничество советской стороны.

— МИД СССР будет принимать активнейшее участие в подготовке договора, — пообещал Хрущёв. — Я собираюсь в этом году посетить сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Мы с вами могли бы встретиться ещё раз, и обсудить вопросы договора и сотрудничества в космосе уже в рамках Объединённых Наций.

— Договорились, — Айк протянул руку Первому секретарю, и Никита Сергеевич пожал её, скрепляя соглашение.

Президент с супругой вновь встретились с сыном, невесткой и внуками на космодроме Байконур. Эйзенхауэр и Хрущёв прилетели на космодром из Иркутска, Джон с Барбарой и детьми — из Симферополя.

К прилёту гостей на космодроме подготовили небольшую выставку, прямо в МИКе. Здесь выложили ракеты Р-7 и «Союз-2.1», а также боевые Р-9 и ГР-1, макет космического корабля 1К «Север» — на выставку поставили его самый ранний вариант, ещё без теплозащитного покрытия на спускаемом аппарате. Сергей Павлович Королёв, рассказывая о представленной технике, так и сказал:

— Как видите, корабль находится на достаточно ранней стадии отработки, на нём ещё даже теплозащиты нет. Но работа идёт согласно плану.

Разумеется, американцы следили за советскими запусками спутников фоторазведки, но они не могли точно установить форму самих спутников или их спускаемых аппаратов. На экране радара спутник выглядел обычной точкой. Показ раннего варианта корабля был дополнительной дезинформацией, чтобы создать у противника ложное впечатление о сроках и темпах продвижения советской пилотируемой программы. Королёв, Келдыш и Хрущёв не сомневались, что по возвращении в Штаты Эйзенхауэр будет очень подробно обсуждать всё увиденное с руководителями NASA.

В качестве «вишенки на торте» выложили пустой корпус термоядерной бомбы, той самой «кузькиной матери», что рванула над Новой Землей в июле 1958-го (АИ, в реальной истории — 30 октября 1961 года)

Хрущёв рассчитывал на то, что президент не слишком хорошо разбирается в конструкциях ракет. В МИК пустили только самого Эйзенхауэра и членов его семьи, всех сопровождающих попросили пройти в летнее кафе неподалёку. Фотоаппараты тоже попросили оставить у входа.

Увидев «царь-бомбу», Эйзенхауэр остановился и пробормотал:

— Господь всемогущий, ну и чудовище… Это такая же, что вы взорвали в позапрошлом году?

— Она самая, — подтвердил Хрущёв.

Айк с величайшим почтением обошёл вокруг бомбы, а затем долго и подозрительно рассматривал лежащую на ложементах ракету ГР-1. Как и предполагал Никита Сергеевич, президент явно принял третью ступень ракеты за корпус боевой части, рассчитанной на доставку заряда «царь-бомбы». В действительности, грузоподъёмности ГР-1 не хватало, чтобы забросить заряд такой массы, но Эйзенхауэр не мог быть в этом уверен после чисто визуального осмотра. Да и никто не мешал советским учёным сделать заряд немного поменьше мощностью и массой.

— При испытании мощность бомбы уменьшили наполовину, — сообщил Первый секретарь. — Сняли какую-то там оболочку, урановую, что ли. Чтобы самим себе окна не побить.

— Я так понимаю, что эта ракета рассчитана на доставку такого же заряда, как в этой бомбе? — спросил, наконец, президент.

— Это — секретная информация, — улыбнулся Хрущёв. — Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть её.

— Fuck… Если эта штуковина прилетит, мало не покажется… О'кей, господин Первый секретарь, я думаю, мы уже подошли к краю пропасти достаточно близко, чтобы, наконец, остановиться.

— Я рад, что вы это понимаете, — ответил Никита Сергеевич. — Её ведь можно и в кобальтовую оболочку обернуть. Мощность будет поменьше, зато запомнится надолго.

Пока руководители государств осматривали экспозицию, персонал космодрома и стартовая команда заканчивала проверку носителя и обоих спутников. Внуков президента тоже позвали посмотреть, как полноправных участников сборки. Оксана деловито проверила оба передатчика и электросистему спутника, то и дело сверяясь с протоколом проверки и щёлкая тумблерами на контрольной панели стенда. Каждая операция фиксировалась записью в журнале проверки.

В этот раз предполагалось вывести на вытянутую эллиптическую орбиту одновременно очередной спутник «Молния» и «пионерский» спутник. Орбиты должны были немного отличаться, чтобы спутники не мешали друг другу. Для этого к «пионерскому» спутнику приделали дополнительный разгонный блок, позаимствовав в этом качестве блок разведения боевых частей от «лодочной» баллистической ракеты 3М23 (АИ, см. гл. 04–04)

Запуск был ответственный, поэтому Королёв сам приехал на космодром, чтобы руководить им лично. Гостей проводили в специально построенный на случай визита иностранных делегаций гостевой бункер. Уже у самого выхода из МИКа навстречу гостям вдруг выехала необычная машина, напоминающая тумбу примерно метровой высоты, на колёсиках. Сверху на тумбе стоял поднос с напитками. Не доезжая метров пять до гостей, аппарат остановился. Охрана заученно выбежала вперёд, прикрывая президента и Первого секретаря — мало ли что.

— Что это? — удивлённо спросил президент.

— Это? Уборщик автоматический, — отмахнулся Королёв. — Робот, в общем. Молодёжь наша экспериментирует, систему управления планетоходом на нём отрабатывают.

Выслушав перевод, Эйзенхауэр спросил:

— Планетоход? Робот для исследования планет?

— Да, работа на перспективу. Второе и основное применение — автоматизированная уборка больших помещений — например, вокзалов или аэропортов. Корпус и шасси у планетохода, конечно, будут отличаться, но внутренние системы, приводы, управление могут быть частично унифицированы, — рассказал Главный конструктор.

— А сейчас он что, официантом подрабатывает? — улыбнулся Хрущёв.

— Вроде того. Я смотрю, они к типовому шасси уборщика кофеварку пристроили.

Внутри робота что-то щёлкнуло, и металлический голос произнёс:

— Добро пожаловать на космодром Байконур. Рад вас приветствовать. Прошу угощаться напитками на ваш вкус.

— Йопт, оно ещё и говорит!

— У него магнитофонная система, её можно программировать на ходу, по радио, или передавать сигнал напрямую, через динамик.

Все обступили робота и несколько минут разглядывали его.

— Надоели их шуточки, — Сергей Павлович вполголоса пожаловался Хрущёву, — Представляете, на той неделе, к примеру, решил переобуться в туфли полегче. А шнурки от туфлей лежат с ними рядом, ровненькие такие, как по линейке нарисованы. И вот эта тумба железная мне с прискорбием сообщает…

Первый секретарь откровенно хрюкнул, с трудом сдерживая смех. Королёв слегка подозрительно посмотрел на него и продолжал:

— …с прискорбием сообщает, что при уборке пола шнурки из ботинок засосало в пылесос, после чего их пришлось выгребать из кучи пыли, отстирывать и гладить. Но вот манипуляторов для вдевания шнурков в ботинки ему не приделали, вследствие чего он не смог выполнить свои обязанности как полагается. О чем смиренно просит прощения и выражает надежду на расширение материальной базы технического отдела для изготовления и прикручивания таких нужных ему манипуляторов, а то ни глаз себе протереть, ни бампер почесать! Шутники, мать их…!

Айк налил себе чашечку кофе из кофеварки, повернулся к Первому секретарю и произнёс:

— Я такие штуки только в голливудских фильмах видел. (Например, https://www.kinopoisk.ru/film/82646/)

— Пока у вас роботы в кино снимаются, у нас они уже готовятся работать в народном хозяйстве, — ответил Хрущёв. — Сергей Палыч, а когда такие уборщики в серии появятся?

— Устройство системы управления довольно простое, ей можно оборудовать уже существующие уборочные машины с ручным управлением, — ответил Королёв. — Вся логика сделана на обычных реле и транзисторах. (см. схемы управления робота КИН, см. Гордин А.Б. «Занимательная кибернетика» стр. 12–18 http://radio-hobby.org/modules/news/article.php?storyid=1106) Чисто технически в серию можно будет запустить, полагаю, уже в следующем году.

Приглашённые вышли на улицу и направились к бункеру, на ходу разглядывая стоящую на стартовом столе ракету.

— Гм, а ведь это другая ракета, не SS-6, которую нам показывали, — заметил Эйзенхауэр. — Она больше на ту, боевую похожа, только с боков ещё дополнительные ступени приделаны.

— Верно, — ответил Королёв. — Два спутника имеют большую массу, поэтому и выводить их придётся более мощной ракетой. Это — «Союз-2.3», с дополнительными ступенями.

Гости спустились в бункер. Для безопасности он был полностью заглублён в землю. Никаких смотровых щелей не было, изображение с телекамер транслировалось на большой киноэкран через проекционный кинескоп. Звуки старта передавали внешние микрофоны. Команды предстартовой подготовки передавались по радио. Наконец, пошёл отсчёт времени.

Когда двигатели ракеты включились, земля под ногами, казалось, слегка вздрогнула. Ракета, слегка качнувшись на тройном столбе пламени, оторвалась от стартового стола и устремилась ввысь. Старт был мощный, совсем не похожий на виденный ранее Хрущёвым в фильмах величественный неторопливый подъём Р-7. «Союз-2.3» унаследовал динамику старта от своего военного прототипа, он стремительно рванулся вверх, словно убегая из-под удара.

Тщательная отработка и проверка носителя сделали своё дело — старт прошёл без происшествий и нештатных ситуаций. Техника отработала как часы. Оба спутника вышли на расчётные орбиты.

Дэвид Эйзенхауэр, внук президента, был доволен больше всех. Он поучаствовал в сборке настоящего спутника, побывал на космодроме, видел старт настоящей русской ракеты. Старт своих, американских ракет, он видел и раньше, во Флориде, но вот похвастать личным присутствием на старте русской ракеты из всех американских школьников мог пока что только он и его сёстры.

Визит американского президента, его поездку по стране и, совместно с Первым секретарём ЦК — на Байконур, транслировало Центральное телевидение. Часть репортажей показывали в прямом эфире, часть в записи, прямой эфир обычно повторяли вечером, сразу после 9-часовых новостей. В эту хронику попал и запуск «пионерского спутника». Вся страна с удовольствием наблюдала, как при появлении пионеров со спутником у Эйзенхауэра на несколько секунд отвисла челюсть. Чтобы не компрометировать гостя, в газетах такие фотографии не печатали, но они сохранились в архивах, и гораздо позже, лет через…дцать, «всплыли», став основой многочисленных фотомонтажей и юмористических коллажей.

Помимо телевидения, статьи и репортажи о запуске «пионерского спутника» и участии в его подготовке внуков президента появились в советской, а затем и в иностранной прессе. «Комсомольская правда» и другие детские издания опубликовали интервью с участниками разработки спутника, а также расписание его пролётов над территорией СССР, и рабочие частоты, на которых можно было общаться, используя спутник как ретранслятор.

Провожая гостей, Никита Сергеевич условился о следующей встрече с президентом, во время визита на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Первый секретарь мог гордиться итогом переговоров. Переиграв ситуацию, он сумел не допустить нового витка «холодной войны», инициировать новый этап технического сотрудничества между СССР и США, и в то же время запутать политических противников, дезинформировав их сразу по нескольким направлениям.