Вотъ Вамъ молотъ

Глава 30

Алексей Николаевич не мог поверить своим глазам. Причём знания и опыт подсказывали ему, что всё увиденное — вполне реально, но реальность эта выглядела настолько сказочно…

— Сколько, вы говорите? — переспросил он у Сергея Сергеевича Березина.

— Восемнадцать. То есть будет восемнадцать, готовы лишь одиннадцать, даже, можно сказать, уже двенадцать стапелей. Правда, пока суда строятся лишь на половине: людей не хватает. Но Волков обещает, что уже к следующему году люди будут.

— И на всех стапелях вы собираетесь строить такие же суда?

— Исключительно такие. На самом деле весь смысл завода в том, что он строится только под один тип судов. Благодаря этому скорость строительства увеличивается почти втрое, а время, потребное на каждое судно, вдвое снижается. Вы видели нашу Ростовскую верфь?

— Нет, не имел удовольствия…

— Там, правда, стапелей поменьше, как раз дюжина, и на всех строятся суда тоже совершенно одинаковые. Поэтому одинаковые работы на каждом стапеле выполняет одна и та же бригада, просто переходя по мере ее завершения на следующий. Люди делают одну и ту же работу, и им нет необходимости даже думать, как выполнить ту или иную операцию: они её уже десятки раз делали. Поэтому судно — правда, гораздо меньше этого — с момента закладки до спуска на воду занимает стапель двадцать четыре недели, но верфь выпускает по два судна в месяц силами всего лишь полутора тысяч человек. Правда, на заводе еще чуть больше двух тысяч народу, но ведь и суда спускаются уже полностью достроенные: прямо с завода их отправляют в порт на погрузку.

— Не лучше ли было держать судно на стапеле меньше? Ведь достраивать можно и на плаву…

— Можно, но это будет дороже и займет больше времени. Простой пример: на стапеле вся надстройка ставится за неделю, просто потому, что всё необходимое для этого доставляется машинами: к ним имеется и рельсовый путь от завода, и краны подъемные, чтобы готовые части на борт поднять. Если же достраивать на воде, то собирать готовую рубку на заводе просто нельзя: её будет невозможно на борт поднять целиком. А ведь на заводе под рубки тоже стапель выстроен — и там её так же за неделю собирают. На плаву же её придется и везти по частям, и собирать без должной оснастки, а в результате получится дольше, дороже и хуже. Я уже не говорю про судовые машины: на стапеле для установки турбины требуется три часа…

— Очень интересно! Однако, как я понял, завод ваш заказ Военмора исполнить не сможет…

— Этот завод — точно нет. В Ростове, правда, есть два так называемых "пробных" стапеля, для постройки судов несерийных или опытовых. Но насчет того, примут ли там ваш заказ, уверенности у меня нет: сварщиков с должными умениями там вряд ли найти можно. Сварщики есть в Царицыне — но ведь и корабли эти в Царицыне и делались — так что лучше уж вы сами с Волковым поговорите. Но сначала я посоветую судно осмотреть: боюсь, что после осмотра Вы своё мнение о нём измените.

— Признаться, временем на поездку в Порт-Артур я как-то не располагаю…

— И не надо: у нас тут такой же кораблик есть. Сегодня он в Ростове, профилактику машины делает, а завтра с утра уже будет тут. А сегодня… Вы как относитесь к опере? У нас на этой неделе гастроль Мариинского театра.

— С удовольствием! А когда Александр Владимирович, Вы говорите, приедет?

— Тоже завтра. А пока не желаете ли отобедать?

Видать, никуда мне от Крыма не деться. Ростов — это, конечно, для судостроения хорошо, но на реке можно построить морское судно грузоподъемностью тысячи в три тонн, а мне хотелось большего. Сильно большего, так что пришлось строить еще один завод. Хорошо, что Генри существенно помог со строительством. Не деньгами, конечно, а поставками станков: сильно подозреваю, что без его протекции большую часть станков мне просто не продали бы, а так мои заказы шли практически вне очереди. И тут очень хорошо то, что сам Генри был очень большим специалистом в бизнесе, но вот инженером он был вообще никаким — иначе я и с его помощью половины делаемого не получил бы…

Керчь в качестве места расположения завода "выбралась" сама. В городе уже стоял небольшой металлургический завод, причем последние два года он именно стоял: две холодные полуразваленные домны и пяток разнообразных не менее полуразваленных вспомогательных строений. Желающих завод запустить снова кроме меня не оказалось, и всего за сто пятьдесят тысяч рублей промышленный гигант (вместе с двумя неработающими рудниками) попал в мои загребущие ручки.

Восстанавливать домны смысла особого не имело, поскольку, несмотря на относительную новизну (всего пять лет как поставлены) были они морально устаревшими, да и простой не способствовал их физическим кондициям. Поэтому за зиму домны просто снесли, а в начале марта на их месте началось возведение четырёх новых, причем строительством занимались два знакомых мне по прошлой жизни Джона Смита. В Штатах сейчас жизнь практически наладилась, от безработицы там почти не страдали — но предложенная сумма вознаграждения и обрисованные перспективы дальнейшего "творческого роста" принудили их переместиться на мою сторону Атлантики. Тем более, что еще в процессе к переезду они заработали себе на безбедную старость: узнав о том, что за каждого реферала тысяча долларов попадает в карман вообще без дальнейших хлопот, они с собой прихватили пятерых специалистов и составили список еще из двух десятков мастеров. Которым предстояло поставить мартены, два прокатных стана (листовой и балочный) а заодно уж и обогатительный завод.

Это удовольствие по предварительным прикидкам должно было обойтись в пять с лишним миллионов долларов, но деваться было некуда: сталь была нужна. Спроектированный Березиным новый балкер на восемнадцать тысяч тонн груза сам по себе весил без малого семь тысяч тонн, а в год я собирался их строить штук по пятьдесят. Потому что без них ни нефть не привезти из Нигерии, ни руду из Австралии. Генри бы мне с радостью сталь для судов продал в любом количестве, но самому её делать — вдвое дешевле выйдет. Так что буду с ним на отечественном рынке потихонечку конкурировать…

Только чтобы эту сталь получить, нужно руду привезти. Её, впрочем, и рядом накопать можно, затем обогатительная фабрика и поднималась. Но ещё нужно было привезти уголь — именно из-за отсутствия топлива завод и прежних владельцев и остановился. Однако чтобы уголь привезли, его нужно было где-то взять — а вот где? В принципе, я знал где: про Кузбасс в России (моей старой будущей России) не слышал разве что глухой — да и тот о нём читал. Только пока нормальной дороги — способной перевезти угля столько, сколько мне нужно, туда не было. А то, что мне самому удавалось накопать в своих шахтах, полностью уходило папаше Мюллеру, на Воронежский завод и многочисленные электростанции. Оставалось возить с Сахалина или той же Австралии — но для этого нужны корабли, эти самые будущие трампы. Для постройки которых нет стали…

Все это я высказал за обедом, когда Камилла поинтересовалась, почему я третий день не могу ответить на её простой вопрос.

— Какой вопрос? Ты извини, сама видишь — мозги себе ломаю в попытке придумать выход из положения.

— Да простой вопрос — мне можно взять три миллиона долларов? А то мне срочно нужно почти шесть миллионов рублей, а Мария Иннокентьевна говорит, что денег на счетах нет совсем. У тебя же в Америке, я знаю, деньги есть — и они мне нужны. Можно их мне получить?

— Можно, а тебе зачем? И когда тебе деньги потребуются?

— Мне вообще не к спеху, можно даже в конце следующей недели. Помнишь, ты говорил, что можно сделать мыльный порошок из нефти, так у меня получилось. Только не из нефти, а из коксового газа, буроугольного, с Епифаньского завода. Но из нефти действительно проще получится, и дешевле. Саша Антоневич проект завода составил, но там половину оборудования придется в Германии заказывать. А я как раз собралась в Германию ехать, так что если ты мне денег дашь, то я его и закажу сразу.

— И большой завод собираешься строить?

— Большой. Даже два: один в Саратове, рядом с нефтезаводом, а второй — как раз в Епифани. То есть в Епифани первый и будет — там сейчас опытная установка уже работает, люди грамотные есть. А что из угля дороже чем из нефти выйдет, так это не страшно, все равно дешевле мыла хозяйственного втрое получается, а стирает куда как лучше. Заводы будут оба мощностью по сто тонн в сутки. Потом и в Кивде, наверное, нужно будет такой же строить, но уже действительно потом.

— Два миллиона я обещаю сразу: я их берегу для совместного дела с Генри, но он пока не придумал, как его оформить. А миллион ещё — ты договорись на отсрочку платежа на месяц, я с заводов Форда как раз вытащу. Вилли задумал два новых завода ставить, но пока заметного роста продаж автомобилей в Америке нет, с этим он подождет… Правда Роджерса нужно будет предупредить о том, что до лета я пай внести не смогу. И придётся это делать лично…

— Ты к нему сейчас же и поедешь? А возьми меня с собой, попроси его — пусть он меня с Марком Твеном познакомит!

— А в Германию успеешь?

— Попрошу Ольгу Александровну съездить, там больше по её вопросам… Тут все равно особо важных дел нет. Кстати, насчёт угля. Я спросить хотела: а разве уголь с Сахалина или из Австралии возить выгодно? Может, у англичан купить дешевле выйдет?

— Смотри сама: сейчас уголь купить можно копеек по четырнадцать-пятнадцать за пуд, это рублей по девять за тонну. Ну, десять для простоты. Трамп везет восемнадцать тысяч тонн, и на перевозку уходит угля не больше пятисот тонн, то есть пять тысяч рублей. Получается… вот, двадцать семь копеек за тонну, или четыре десятых за пуд. Это — если считать, что уголь мы покупаем для судна в портах. А у нас уголь на Сахалине получается по три копейки за пуд, австралийский пойдет по той же цене — так что если в топке тоже свой уголь жечь, то в Ростове сахалинский или австралийский уголь встанет не дороже четырех копеек. Все просто…

— А если возить на трехтысячнике — он же меньше топлива сжигает?

— Да, тонн двести за рейс. И по цене получается всяко около четырех копеек. Вот только Керченский завод строится на три четверти миллиона тонн стали, а это считай столько же угля нужно завезти, а еще нужен уголь для электростанции, зимой — город отапливать. То есть каждый день только в Керчи один трехтысячник будет нужен, а рейс туда-обратно занимает месяца четыре. И где я возьму сто двадцать угольщиков?

— Жалко…

— Что жалко?

— Я подумала, что если уголь водить дёшево, то будет хорошо с Кивды уголь возить — из него много хорошего получается. А не получается…

— Да ладно, денежек изыщем и у американцев пока сталь закупим. Привезу я тебе угля с Кивды. А теперь, раз ты уже доела, пойдем-ка вместе на почту, отправим Генри телеграмму: пусть к встрече готовится.

— "Жена очень просит познакомить её с мистером Клеменсом, выезжаем завтра утром" — зачитал мою телеграмму Генри Роджерс. — Сэм, как ты и просил, у меня в гостях, ждет. Ну а что же случилось?

— Ничего срочного, Генри, просто жене вдруг понадобились деньги, и я пока отдал ей свою заначку, отложенную на нигерийский проект. Так что я просто решил сообщить: раньше чем через месяц я буду не готов внести свою долю.

— Ну, то что ты поспешил сообщить это, мне льстит. Но я пока еще не придумал, как уговорить англичан. Несколько раз пускал пробные шары, но желаемой реакции не увидел. Однако время еще есть, инженеры обещают подготовить буровую установку только к июню, а то и к июлю. Скажу честно: твоя идея насчет разборной стальной вышки их сначала сильно позабавила, а потом они посчитали выгоды… в общем, как ты и просил, вторую установку получишь тоже этим летом. Надеюсь, твоя супруга уже попудрила носик? Пойдем, представь ее Сэму…

— Добрый день, мистер Клеменс, позвольте представить мою жену Камиллу.

— Очень приятно, миссис, причем вдвойне приятно познакомиться с женщиной, придумавшей столь замечательные чернила. Я теперь пишу исключительно вашей фиолетовой "Радугой".

— Очень приятно познакомиться, мистер Клеменс, я рада что мое изобретение помогает вам в творчестве.

— Чернила — это пустяк, Сэм, — усмехаясь, добавил Генри, — эта прекрасная леди придумала и шины, на которых ездит твой автомобиль, и добавки к бензину, который горит в моторе, и масло, которое его смазывает. А еще — кучу лекарств и прочих вещей, без которых жизнь становится пресной.

— Ну что вы говорите, мистер Роджерс, это все Александр придумывает. А я лишь придумываю, как сделать то, что придумал он…

Камилла и пожилой писатель вскоре закончили обмен комплиментами и переключились на "производственные" вопросы: Марка Твена всерьез заинтересовало, как из обычного топлива вроде угля или дров можно изготовить фигову тучу всякого разного кой-чего. От отравы для тараканов и вшей до косметики, лекарств и продуктов. Причем больше всего его заинтересовал вопрос, а зачем вообще делать продукты из несъедобной природы и насколько это получается вкусно.

— Нет мистер Клеменс, вкусной ту же дрожжевую кашу назвать невозможно. Но когда есть просто нечего, уж лучше такая еда, чем голодная смерть.

— Так не проще ли вырастить обычные продукты? Ведь эта химия наверняка обойдется дороже?

— Что вы! Намного дешевле. Вот сейчас я делаю специальный порошок для стирки, вместо мыла. Простое мыло, хозяйственное, стоит около десяти центов за фунт. А если делать этот порошок, который к тому же лучше отстирывает грязь, то производство обходится чуть больше двух центов за фунт. Вдобавок, нет необходимости тратить животный жир, который даже если в пищу не годится, можно использовать для других целей.

— То есть скоро даже руки мыть мы будем углём и нефтью?

— Нет, за это можете быть спокойны. С материи грязь отстирывается лучше, но такие порошки очень сушат кожу. Так что для рук остаётся обычное мыло… — оба так увлеклись разговором, что уже перешли "на ты" (в "англоязычном" смысле, то есть обращались друг к другу просто по имени).

— Я гляжу, они нашли друг друга, — обратился ко мне Генри. — Так что, пока они заняты, я тебе расскажу, как идут дела в Африке. Сейчас в Англии больше шестидесяти тысяч автомобилей, и они уже поняли, что бензин — это будущее. Поэтому сам я в британскую Африку не лезу, чтобы не засветить свои интересы — но приятели из Госдепартамента некоторые справки навели. Продавать колонии островитяне не будут — по внутриполитическим мотивам, однако территорию, сравнимую — взято как бы для примера — с протекторатом побережья Нигера они в принципе готовы сдать в концессию какой-либо американской компании. Если не считать мелких подаяний чиновникам Форин Офиса, за миллион-другой долларов в год. Сейчас понятно окончательно, что возврата японских долгов в ближайшие лет десять-двадцать не приходится — спасибо вашему Игнатьеву, предложившего платить контрибуцию в рассрочку. А миллиард долларов невозвращаемых кредитов — это для Сити очень много, и их правительство ищет любые пути снижения недовольства банкиров.

— Всё это хорошо, но что может привлечь какого-нибудь промышленника в середине Африки?

— Саша, Вы что, собираетесь покупать землю уже в Африке? — вдруг заинтересовалась Камилла.

— Думаем над этим…

— Надеюсь, что вы не всю землю займете и сможете выделить участочек мне.

— Тебе-то зачем?

— Там пальмы растут? Буду делать мыло из пальмового масла. И ещё много чего. Я бы и сейчас делала, но англичане за него просят очень много, мне дешевле даже куриный жир использовать. А если будете концессию устраивать, то сразу договаривайтесь лет на пятьдесят: пальма сначала растет лет семь, а потом до пятидесяти как раз орехи и дает. Если вам всё равно, где покупать — покупайте на Ойл Ривер… — Генри вздрогнул.

— Это где?

— Ойл Ривер… где река Нигер, точнее, дельта. Её как раз так назвали, потому что в тех местах очень много пальмового масла добывалось. Для Африки много, так-то британцы пальмовое масло из Малайзии везут — но мне много не надо.

— Александр, у тебя жена гениальна не только в области химии. Камилла, а сколько там сейчас масла добывается? Я спрашиваю, чтобы прикинуть возможную цену на концессию.

— Не знаю, тысяч пять тонн. Это по всей провинции. Но если разбить плантации, то через лет десять можно получать масла до тонны с десятины… хотя, скорее, всё же полтонны…

— Четыреста фунтов с акра, — быстренько пересчитал в уме я. Мысль Генри до меня тоже дошла.

— Если получится, то считай, что твоя жена сейчас заработала тебе два миллиона долларов.

— Джентльмены, Камилла — о чём это вы сейчас говорите? Мне тоже хочется научиться зарабатывать два миллиона за пару минут, — поинтересовался мистер Клеменс. Но было видно, что он шутил. На самом деле ему просто интересно присутствовать при благополучном (как он понял) решении какой-то сложной проблемы.

— Генри, я думаю, что просьбу столь знаменитого писателя мы просто обязаны удовлетворить, — мне в голову пришла интересная идея. Похоже, Роджерс сообразил, о чем я говорю, но ему мысль чем-то не понравилась:

— Безусловно, молодой человек, безусловно вы правы. Но не за обедом же, тем более что сейчас подадут десерт…

Ну а после обеда, оставив Камиллу и Марка Твена в библиотеке, где они продолжили обсуждение "химической революции", Генри прояснил свое мнение:

— Марк — известный, в том числе и в Британии, писатель. Но не бизнесмен, так что если он будет участвовать в предприятии в любой форме, то это лишь вызовет подозрения. Да и сам Сэм такому предложению не обрадуется. У тебя совсем нет наличных?

— Сколько-то есть. В принципе, автомобилей и прочего у меня тут продается тысяч на двести в день, а деньги тратятся не сразу… Сколько надо?

— Думаю, миллиона хватит. Именно наличными: за неделю мои люди незаметно перекупят с пяток нужных нам компаний — но важно, чтобы даже банки не знали о смене их владельцев. А я столько сразу снять с счетов незаметно не смогу, так что готовь купюры… Кстати, насчет заработка твоей жены я не шутил, и этот миллион будет внутренним займом в нашей корпорации.

— Лучше платой за корабельный лист и стальные балки. А Сэму, я думаю, лишние пару центов не помешают — я всё равно хотел с ним договориться о новом издании его книг в России. И сейчас я уговариваю тебя помочь мне в этом начинании, потому что сам стесняюсь…

Дорога домой для меня оказалась сильно продолжительнее ожидаемого, пришлось мне — отправив Камиллу дальше в Ростов — высадиться в Керчи: Сергей Березин ждал меня там с нетерпением и каким-то бородатым мужиком в генеральском мундире. Оказалось, что генерала звали Алексей Николаевич Крылов и приехал он для "инспекции возможности приобретения Флотом миноносок Рудакова". Визуально я его не узнал, но имя было знакомо: когда-то читал его книжку. Правда, из книжки я помнил лишь про какого-то помещика, ведшего "правильный образ жизни" путем выпивания стакана водки каждые пару часов…

— Я, откровенно говоря, нахожусь в сильном сомнении, — высказался Крылов после того, как мы осмотрели "первенца" серии, сейчас занятого "охраной" строящегося завода. — Вы говорите, что на Дальнем Востоке использовались точно такие же… мониторы. И я знаю, что они каким-то образом стали основой победы в войне — но я вообще не могу понять, как они даже по морю плыть-то способны. Никакого силового набора — а ведь на волне нагрузки на корпус должны его просто сломать! Господин Березин сообщил, что расчёты к проекту капитана Рудакова делали Вы, но я не совсем понимаю, какие использовались формулы, а без этого рассчитать возможность установки торпедных аппаратов затруднительно…

— Алексей Николаевич, боюсь Вас разочаровать. Никаких специальных методик расчета судов у меня нет. Что же до силового набора — у топора его тоже нет, но топор сломать трудновато. А тут корпус по сути тот же топор. Если Вы обратили внимание на внутренние перегородки, то с ними сечение корпуса представляет набор треугольников, очень жёстких фигур. Учитывая же, что стороны треугольников представляют собой полудюймовые листы легированной брони — то есть выдерживают нагрузки на порядок больше возможных при самых плохих условиях — то единственное, о чем надо было заботиться, так это качество сварки этих листов.

— Оригинальный подход к проектированию, — усмехнулся Крылов. — А как Вы решали вопросы живучести судна, остойчивости… и я не заметил навигационного оборудования, кроме этого странного компаса…

— Никак, — прервал его я. — Изначально монитор проектировался как "мобилизационный" корабль, дешёвый одноразовый корабль-смертник. И использовались эти мониторы в соответствии с реальными возможностями, против слабовооруженных небронированных транспортов и невооруженных шхун. Ну а то, что японские миноносцы оказались еще более "слабовооруженными" да еще и небронированными против этих мониторов, так британцы или германцы в этом смысле посерьёзнее будут. Что же до навигации — в Японском или Жёлтом море достаточно пользоваться счислением.

— …вдобавок очень оригинальный взгляд на войну в море. Однако назвать турбинное судно дешёвым… кроме того, есть и другие моря, кроме Японского.

— Я вам больше скажу: если бы не удалось подловить японцев на Йессо, то весной в море вышли бы уже совсем одноразовые кораблики. С такой же турбиной — но без брони и с пятью тоннами тола на борту. Эдакая суперторпеда для японских броненосцев: они-то сильно дороже такого катера, даже с учетом турбины. А "Пионеры" строились не просто для войны в Японском море, а для именно этой, прошедшей войны — и ни для чего больше они не годятся.

— Иными словами, счесть нужными Флоту ваши мониторы будет неправильно, я Вас верно понял?

— Сейчас "Пионеры" работу себе нашли: следят, чтобы японцы не выходили из разрешенных зон рыбной ловли. Больше они ни на что не годны, даже для охраны портов. Ну а лет через пять "Пионеры" будут годны только в металлолом. Вы поймите, я не ставил себе задачу обеспечить Россию мощным военным флотом. Я вообще не кораблестроитель…

Крылов рассмеялся в голос:

— Вот уж не ожидал такого признания от человека, который строит как бы не три четверти грузового водоизмещения России! — и, указывая пальцем в окно, продолжил. — А этот завод на двенадцать стапелей просто для декорации ставится?

— На восемнадцать, но кораблестроитель — это Сергей Сергеевич Березин. Я же — всего лишь заказчик.

— А Сергей Сергеевич мне давеча сказал, что "Богини" ваши — именно ваши, и насчет бульба носового вы ему подсказали. Да и этот новый ваш проект… Двадцать пять тысяч тонн!!

— Восемнадцать. Трамп, точнее балкер на восемнадцать тысяч тонн груза.

— Вот теперь я вижу, что не кораблестроитель, я же о водоизмещении говорил — улыбнулся Алексей Николаевич. — А кто Вам его рассчитывал? Мне было бы очень интересно побеседовать с таким инженером.

— Березин и рассчитывал. Только расчёты далеко не закончены. Если бы Вы — раз уж мы встретились — посоветовали кого-нибудь, кто мог бы помочь с этим делом…

— Вы позволите взглянуть на чертежи?

Следующие три дня генерал, как мальчишка, бегал по строящейся верфи, восхищался слипами стапелей, уходящими метров на сто в море для удобства спуска судов на воду, бурно обсуждал с Березиным чертежи… А перед отъездом, зайдя в контору, подвел итог "инспекции":

— Александр Владимирович, я в восхищении увиденным. Но осталось мне непонятно одно: у вас же и завод встает вдвое дороже возможного, да и суда, что вы готовитесь строить, только по металлу на миллион подорожают. Каков смысл затеянного?

— Смысл? Каждый стапель будет спускать на воду три, а то и четыре судна в год. Сталь у меня хоть и легированная, но своя — так что по сравнению с судном из дешёвой стали мое подорожает, но меньше чем на полмиллиона рублей. А один рейс балкера мне даст доход в четверть от этого удорожания, так что за год, думаю, любые "избыточные" затраты окупятся.

— Восемнадцать стапелей, три-четыре судна в год… а кто ж купит-то более полуста таких судов?

Кто купит, кто купит… самому нужны. А с другой стороны ведь Крылов прав: только строительство этого флота будет отъедать от моего скромного бюджета по полтораста миллионов в год, если не по двести. И денежки эти нужно будет где-то доставать — что сделать будет непросто. Автомобили, конечно, дело прибыльное: монополия неприбыльной не бывает. Сейчас шесть автозаводов делают их почти полторы тысячи штук в сутки, что дает триста тысяч долларов прибыли. Дофига — но в год это всего лишь сто двадцать миллионов, а больше автомобилей продавать некому.

Ольга Александровна временно переехала на Кубу: в свете последних событий можно заняться и добычей никеля — и даже нужно, поскольку сталь требуется легированная. С марганцем проблем нет, с хромом — тоже. Оказывается, османы, хоть и "исторические враги" России, но русские деньги вполне себе уважают. Про одно месторождения я помнил точно, рядом с городом Фетхие: там тётка отдыхала в "первой жизни" и привезла в подарок "местных сувениров", включая карту окрестностей. От известного мне карьера до моря километров пятнадцать, руду можно хоть на ослах возить. Однако сколько там этой руды, я, естественно, не помнил. Но помнил, что и месторождений в Турции вообще, и в тех краях конкретно, чуть ли не десятки. Так что самым сложным было найти "единоверца" из отечественных горных инженеров — а уж азербайджанцу договориться с турками было просто. Если этот азербайджанец сжимает в потном кулачке миллион рублей, то он турецкому паше вообще почти что брат родной, и пятидесятилетняя концессия на это месторождение (плюс четыре, которые будут — если получится — найдены в радиусе пятидесяти верст) надолго обеспечат хромом мои сталеплавильные заводы.

В июне Генри (точнее, мебельно-фармацевтическая корпорация "Palm River") получила пятидесятилетнюю концессию "на выращивание и добычу всего" в бывшем протекторате Побережья Нигера, и уже в середине июля началось бурение скважины. Еще в июле (с опозданием года на полтора) началось производство "артиллерийских тягачей", правда теперь он выглядел как шестиколесный бронетранспортер — даже пулемёт в башенке стоял. Пока — "хочкисс", но и это было уже вундервафлей, так что артуправление выдало заказ на шесть тысяч штук. Завод мог делать в год только полторы тысячи тягачей — но артуправление это устраивало, как и цена в двадцать тысяч рублей, так что в год мне это давало лишних три миллиона прибыли.

И, как я надеялся, будет давать в полтора раза больше после замены пулемёта дюймовой пушкой Дальберга: Ульф решил, что "винтовка-переросток" — слишком уж незатейливо, и разработал автоматическую пушку. Получился, правда, совсем не "Эрликон" какой-нибудь или "Бофорс" — это фактически был увеличенный пулемёт Хочкисса. Точнее, уже совсем не Хочкисса — а Игоря Калинникова, инженера из Орла, возглавившего тамошний "пулеметный завод".

Игорь Калинников, инженер из орловских дворян, ценил больше "собственный комфорт" нежели высокую зарплату или интересную работу. И комфорт я ему "создал", причем самым незатейливым образом: раз уж он не пожелал переехать в другой город для работы на моих заводах, то мой завод "переехал" к нему в Орёл. Сделать это было очень просто, поскольку до "переезда" завода просто не существовало.

Раньше не существовало, а теперь, буквально в двухстах метрах от вокзала, уже третий год как стояли цеха "Орловского Механического завода И. Калинникова". Вообще-то по замыслу завод должен был производить пулемёты по лицензии Хочкисса, но до войны с японцами они не производились. Игорь объяснял задержку тем, что рабочих с должной квалификацией нет — и он, к сожалению, был прав: ну не индустриальный город Орёл ни разу. Только в середине сентября завод смог изготовить работающий пулемёт. Один. Причём тому, что тот работал, удивлялись все — и Игорь, и я, и даже сами рабочие. Второго работающего пулемёта сделать тогда не удалось.

Зато завод успешно начал производить пулемётные стволы, чем занимались сам Игорь и человек двадцать рабочих (из тех двухсот, что пока "готовились к производству"). Хочкисс — штука хорошая, но вот ствол выдерживал порядка сотни выстрелов при непрерывной стрельбе, а потом его надо было менять — или выкидывать через следующую сотню.

Игорь для начала придумал вместо металлической ленточной обоймы на двадцать семь патронов ставить ленту из трехпатронных звеньев. Теоретически длина ленты могла быть любой, а практически в коробку укладывалась лента на триста патронов — и это оказалось неудобным: если всю ленту отстрелять без перерыва, то как раз и ствол сразу выкидывать нужно было. Менять же ствол при заправленной ленте было нельзя, а это Игоря не устраивало — и он занялся доработкой "слабого места".

В детали технологии я не вникал: там как-то заготовка ствола хитро ковалась, закалялась-отпускалась, еще чего-то… Да, радиатор на стволе поменялся: стал раза в три длиннее и "зубастый", напоминая теперь радиатор из компьютера, а не отопительный чугунный из-под окна. Главное, что ствол теперь выдерживал без перегрева полную трёхсотпатронную ленту и стоил при этом даже чуть дешевле французского. Ну и стволов к началу той войны Игорь понаделал много, штук по пять на каждый из имеющихся пулемётов.

Кроме стволов и лент завод выпускал и станки, причём принципиально от "родных" отличающиеся: теперь стволом можно было ворочать не только вправо-влево, но и вверх-вниз. Причем ворочать вместе с коробкой с лентой, так что при стрельбе проблем с подачей патронов не возникало. А ещё на станок можно было поставить довольно большой бронещиток, так что и пулемётчик от пуль врагов защищался. Разве что в "полном комплекте" пулемёт со станком и щитком весил теперь под сотню килограммов.

Но самым интересным — с инженерной точки зрения — был механизм заряжания лент. В один бункер машинки засыпались звенья, в другой — патроны, а на выходе выползала "бесконечная" уже снаряжённая лента. На мерном столе от нее отстёгивали трёхсотпатронный кусок, пристегивали заправочный конец — и готовая лента укладывалась в коробку. Последние три операции делались вручную, но все равно скорость снаряжения лент мало уступала скорости ее отстреливания.

И чтобы все это изобрести, а потом и воплотить в металле, Игорь проводил на заводе часов по двенадцать в сутки. Кончилось все тем, что он разработал фактически новый пулемёт — с поворотным затвором вместо сложного в изготовлении рычажного запирания — который его рабочие могли успешно производить. Выпуск же начался только после окончания войны. Однако мне нужно было обеспечить еще охрану разных концессий, так что завод не простаивал. Вообще интересно, кем бы мог стать Игорь Калинников для России без моего участия?

При условии, конечно, что он не упал бы пять лет назад с лошади и не стал бы инвалидом с парализованными ногами…