Вотъ Вамъ молотъ

Глава 51

Захария Вайнрайт сидел в кресле-качалке на широкой веранде своего нового дома, неторопливо покуривая сигару и — время от времени — прихлебывая что-то явно не молочное из тяжелого стакана. Состояние его можно было охарактеризовать как "глубокое обалдение", но даже такая характеристика была бы не совсем полной. Вообще-то Зак давно дал себе зарок не удивляться поступкам некоторых соплеменников супруги, но человек слаб, а обстоятельства иногда бывают сильнее всяких зароков.

Полтора месяца назад на пороге его дома снова появился джентльмен из Филадельфии. Не тот, что почти двадцать лет назад, но визитная карточка была точно такой же. И точно так же предложенное джентльменом поразило бедного (к счастью, уже когда-то давно бедного) фермера до глубины души. Поразило, но Зак отказываться от очередной порции счастья не стал — он уже прекрасно знал, как работают русские. Тем более прекрасно, что все его дети давно уже обосновались в далекой России и письма их лишь самую малость отличались от описания жизни в раю. Просто из рая вряд ли кто будет присылать отцу ежемесячно по сотне долларов…

Если предчувствия и обманули Зака, то лишь в мелочах. Он и подумать не мог, что снести старый дом вместе со всеми постройками фермы и поставить новый, уже практически дворец, можно за месяц. И даже во сне не мог он себе представить, что газон на всей ферме можно постелить подобно ковру в комнате — а ковры (причем, похоже, очень не дешевые) тоже были постелены.

Не стал для Зака неожиданностью и приезд прежней парочки. Правда они… нет, не постарели, повзрослели, но все же изменились не очень сильно. Высокая красивая дама все так же пила галлонами молоко (за которым теперь приходилось посылать к соседям) и готова была часами трепаться с Анной, а ее муж, который, похоже, и был главным в этой филадельфийской компании, вместе с Заком объехал несколько окрестных ферм и все питейные заведения Вустера. Все приличные заведения. И это было нормально: нормальные люди, хоть и довольно богатые, приехали в гости к нормальным людям, ставшим теперь тоже далеко не бедными.

Ну а то, что с этой парочкой приехало и с дюжину слуг — тоже нормально… хотя Заку показалось, что любой из этих крепких молодых людей в одиночку набьет морды все посетителям даже в "Шляпе ковбоя". Но с другой-то стороны, не самому же джентльмену бить морды работягам.

Однако утром восьмого марта Зак понял, что в жизни удивительного гораздо больше, чем можно было предполагать. К русскому джентльмену приехали гости. Тоже джентльмены, причем все американские — вот только некоторых из них Зак знал. Не лично, но пару раз видел фотографии этих господ в газетах — и Заку стало очень страшно. Конечно, новый дом, выстроенный из каких-то очень дорогих, как сказал подрядчик, деревьев из Южной Америки и пятьдесят тысяч долларов — это гарантия счастливой жизни навсегда, но вдруг Анна проговорится? А Захария очень хорошо помнил как бы мельком произнесенное еще тем, первым джентльменом, условие: "Вы никого из гостей не знаете и ничего никому сообщить не можете".

Хотя… Анна-то газет не читает и вообще снова сидит в дальней беседке с высокой леди. А он — он тоже ничего не знает. И даже не видел, потому что очень некстати перебрал за завтраком.

И вот теперь он сидел в кресле-качалке на веранде, курил сигару и потихоньку вливал в себя второй стакан виски. А хорошие у этого джентльмена слуги: один уже поставил ведерко с водой для пепла и, усевшись рядом на скамеечку, по первому же взгляду пополнял содержимое стакана. А виски хороший, и откуда эти ребята приволокли два ящика? Надо будет у них спросить…

Да уж, ругаюсь я страшно… Привычка — вторая натура. Это у меня еще с "прошлого раза" осталось: заметил, что крестьяне русские народные выражения вполне понимают, но явно не одобряют. И, наверное, тогда же эта "привычка" дополнительно сработала в пользу "общественного мнения" по поводу моей персоны… Сейчас, кстати, тоже работала, но уже на мой карман: рабочий, заранее знающий, что его матом не покроют, больше вслушивается и вдумывается в задание — а в результате работа выполняется и быстрее, и лучше. Что обеспечивала мне большую прибыль.

А прибыли куда тратить — было. Правда, меня все больше удивляли некоторые "перекосы" бизнеса: даже совсем уже "внутрироссийские" производства все больше продукции отправляли за границу. Даже не так: продукция, которая продавалась исключительно вроде бы в России, все чаще за границей появлялась.

На этот странный феномен внимание обратила Камилла когда весной восемнадцатого года съездила в Германию, заказывая оборудование для новенького завода по производству хлоруксусной кислоты. Вернувшись, она неожиданно поинтересовалась:

— Саша, ты ведь этот трактор маленький вроде за границу не поставляешь?

— Нет, а что?

— А то, что после пересечения границы с Германией я твои трактора эти видела на каждом втором поле. А в России — не видела, хотя, честно говоря, в окно не очень-то внимательно глядела…

Хороший вышел у меня трактор, и недорогой. Рабочие моих заводов могли его (в комплекте с навесным оборудованием) купить всего за девятьсот пятьдесят рублей — за "расчетные копейки". И, как выяснилось, именно они почти весь выпуск и покупали. Я-то думал, что для родни из деревни, а оказалось, что для совершенно иных целей…

Хороший рабочий на моих заводах получал от пятидесяти до семидесяти рублей в месяц, и если в семье работали два-три человека, то накопить на трактор они могли меньше чем за год. Могли и не копить, так как "расчетные копейки" и без того практически свободно менялись на "государевы" на двадцать процентов выше номинала — но копили. Потому что на рынке в Калише, рядом с германской границей, трактор стоил минимум четыре тысячи марок. Поэтому рабочий трактор тут же продавал через своеобразный "кооператив" — за полторы тысячи рублей, и принимался копить деньги на следующий…

Я-то радовался, что "поддержу отечественного производителя", а ему — производителю этому — даже такой недорогой агрегат был не по карману. Не уверен, что он был по карману крестьянину германскому — но импортный мог довольно легко получить кредит в банке, а вот наш… Понятно, что большинство крестьян просто на эту тему и не задумывались, но ведь были среди них и люди соображающие. Однако "соображающим" тоже ничего не светило: банки кредиты на технику не выдавали совсем. Что меня удивляло: те же самые банки, но не прикрывающиеся "русским названием", в той же Британии такие кредиты выдавали легко и под очень необременительный процент. Но то — в Британии.

Впрочем, трактора были лишь наиболее заметным примером, Россия не успевала покупать и гораздо более дешевые "товары массового спроса". Товары — были, а вот спрос как-то не появлялся. Уж на что недорогими были мои часы-ходики — и те, всего-то три рубля стоящие, большей частью отправлялись за рубеж. Завод в Тотьме выпускал их триста тысяч в год, а продавать их в России больше ста двадцати тысяч как-то не получалось. Пока дома успешно продавались лишь наручные часы завода "Рубин" — но и их, по семнадцать рублей, приобретали в основном лишь мои же рабочие.

Что-то я стал плохо понимать происходящее в отечественной экономике… однако было у кого попросить происходящее объяснить, и перед Рождеством я с вопросом обратился к Станиславу Петрашкевичу.

— Но и что вам непонятно, Александр Владимирович? — Станислав Густавович поморщился, выслушав мой вопрос. — Или вы решили проверить мои знания?

— С чего вы взяли?

— Вы уж извините, но я не могу поверить, что владелец самых прибыльных предприятий не понимает, как они работают…

— Я понимаю, как работают предприятия. И понимаю, что международная конъюнктура позволяет мне продавать значительную часть товаров с прибылями выше ста процентов. Я не понимаю, почему почти весь товар приходится отправлять за границу? Ведь сейчас Россия по богатству значительно обгоняет ту же Австро-Венгрию — а австрийцы покупают больше русских!

— А, вот вы о чем. Ну что же, попробую объяснить… Видите ли, сейчас, как вы вероятно знаете, промышленной продукции выпускается — даже если наши заводы не брать в расчет — раза в два больше, чем в этой Австро-Венгрии. Вот только там почти все заводы принадлежать местным промышленникам, а у нас нашим же купцам принадлежит хорошо если четверть. Причем у наших промышленников это текстильные фабрики, лесные заводы, а из металлических, кроме ваших, России принадлежат разве что казенные заводы.

— Ну и что? Мне вон в Америке принадлежит две трети автомобильных заводов, но рабочие-то в Америке что мои, что чужие товары вполне покупают.

— В России наши рабочие тоже вполне себе покупают товары. Вот только даже при формально равных выплатах наш рабочий что-то купить вполне может, а не наш — нет.

— И почему?

Петрашкевич чуть заметно поморщился:

— Александр Владимирович, я знаю. Давайте перейдем к тому, что мне предстоит делать, и если я чего-то не пойму, я безусловно обращусь к вам…

— Станислав Густавович, я серьезно спрашиваю…

— Ну хорошо. Мы, своим социальным пакетом, обеспечили занятость всей семье рабочего, в то время как на насущные нужды семье вполне достает заработка одного человека. Вдобавок этот ваш социальный пакет дает рабочему лучшее образование, в разы повышающее производительность труда, и ваши прибыли достигаются не за счет роста эксплуатации каждого рабочего, а за счет улучшения его работы. То же мы видим и в Австро-Венгрии — но там это происходит у всех промышленников, поскольку образование предоставляется уже государством. А там, где государство вкладывает в образование денег больше — например в Германии или Америке — и результаты ещё более высокие.

— Но и в России затраты на министерство просвещения…

— Затраты возможны из доходов государства, а с принадлежащих иностранцам предприятий доходы именно государства минимальны. В Германии немец пускает свою прибыль в немецкую же экономику, а у нас тот же немец пускает прибыль в экономику отнюдь не русскую. Поэтому-то мы и видим, что рост экономики Германии, Америки, Британии, Австро-Венгрии той же идет гораздо быстрее нашего роста.

— Ладно… но ведь я-то в нашу экономику вкладываю больше миллиарда в год, а результат в масштабах страны что-то получается куда как менее заметен, чем от вложения тех же денег в Германии, например…

Петрашкевич широко улыбнулся:

— Ну наконец-то я понял, что вас так смутило. Нет, дорогой мой Александр Владимирович, вы все же большую часть средств вкладываете хоть и в России, но вкладываете их в экономику той же Америки, Германии, Британии.

— Не понял…

— Сейчас поймете. Даже не считая тех средств, что компания вкладывает непосредственно в заводы и рудники, большая часть ваших вложений в русские производства делается в расчете на поставки продукции в зарубежные страны. Что понятно: отечественный рынок не в состоянии это продукцию употребить за нехваткой денег. Посему получается, что тот же, скажем, Ярославский моторный является частью ваших же американских автомобильных заводов, а России из его доходов достается лишь заработок рабочих этого завода. Причем не весь заработок, а лишь та небольшая часть, что рабочие тратят на покупки товаров не в магазинах компании. В год это выходит примерно в три миллиона рублей, даже меньше. Но все же некоторая часть нашей продукции находит покупателей и в России, причем часть изрядная, миллионов на полтораста — а вот эти доходы вами опять перенаправляются в развитие рынков уже внешних…

Да уж, стараешься-стараешься, пыхтишь тут на благо Родины — и, оказывается, всеми силами крепишь экономику совершенно чужую. Потому что, видите ли, чтобы крепить свою, эта своя экономика должна все же существовать, а ее практически и нет! То есть все же существует она, эта экономика: та же текстильная промышленность в России почти вся именно "своя". Даже хлопок, наконец, и тот большей частью уже свой… хотя станки пока все же иностранные.

Впрочем, не зря я все же трудился, оборонная промышленность вон как поднялась! И пушек в стране больше всех, и вон автоматы. А уж по всяким танкам с бронетранспортерами с Россией долго ещё никто сравниться не сможет! Ну, по крайней мере, еще некоторое время не сможет… правда, толку-то с этого снова немного.

Германия, получив Французский Индокитай, к добыче оттуда полезных ништяков приступила более чем плотно. Все же у немцев прагматизм находится на очень высоком месте в списке национальных приоритетов, и они никогда "чужим опытом" не пренебрегали. Не пренебрегли и моим: менее чем за год там было выстроено несколько довольно немаленьких заводов. В Туране, например, поднялся завод судостроительный, спускавший на воду по тридцатипятиметровому траулеру каждые два дня, почти такой же — делающий рыболовецкие суда поменьше, метров по двадцать, но по штуке в день — появился в Сайгоне, а рядом с Сайгоном вырос и довольно большой металлургический завод. Причем руду туда они возили из Австралии.

Забота о пропитании туземцев объяснялась просто: высвобождались значительные площади под плантации кофе и гевеи. Впрочем, и самой рыбой немцы отнюдь не пренебрегали.

Когда же выяснились реальные запасы бокситов, германские промышленники сразу сообразили, что множество вьетнамских гор, по которым бесплатно текут вьетнамские реки, могут легко решить проблемы выделения из бокситов алюминия — и каскады электростанций, возводимых в далеких горах, загрузили заводы Сименса на годы вперед.

Ну а появившиеся в результате роста промышленности в метрополии деньги немцы направили в том числе и в перспективные проекты по "завоеванию мирового господства". Кроме тяжелых (до двадцати пяти тысяч тонн) сухогрузов на верфях Германии стали массово строиться и сугубо военные суда — например, подводные лодки. А на заводах машиностроительных — собираться уже техника сухопутная. Я-то знал, каким должен быть, например, "танк победы", но и у "вероятного противника" головы были набиты отнюдь не соломой. А если к умным головам добавить еще и мощную промышленность…

ДнепроГЭС изымал из моих карманов чуть более ста миллионов в год. В конце мая девятнадцатого года был запущен первый генератор, а к осени их работало уже три. Вот только изобилие электричества привело к тому, что цена на него довольно сильно упала, до семи копеек за киловатт-час, и доход со станции оказался заметно меньше ожидаемого, в районе трехсот тысяч рублей в сутки. Тоже неплохо — но и тут Станислав Густавович оказался прав. Большую часть электричества потребляли три английских завода: сталелитейный завод в Кривом Роге, завод ферросплавов в Никополе и новенький азотный завод в Александровске. А вся продукция этих заводов целиком отправлялась в Англию…

Но самым обидным (для меня, по крайней мере) было то, что и разделанная под орех Франция весьма активно наживалась на России! Французы выкупили пару десятков шахт, а затем у деревни Михайловка под Курском построили огромный рудник и обогатительный завод. Юрьевский завод вырос втрое, вдвое увеличился Царицынский завод, а на окраине Белгорода (посередине между рудником и шахтами) поднялся еще один французский металлургический комбинат. Все вместе они выпускали почти миллион тонн стали — и сталь эта, как и в случае британских заводов, уплывала из России бесследно.

Не совсем бесследно: теперь Харьковский паровозный завод паровозы строил как раз из белгородской стали, ею же "питался" и завод "Наваль". Я, откровенно говоря, все еще надеялся, что французское судостроение в России обанкротится, но оказалось, что надежды мои были напрасны: Военмор упорно заказывал военные корабли именно французам. О причинах этого упорства мне поведал Феликс Феликсович, с которым я довольно неожиданно встретился в Арзамасе, куда заехал с очередным проектом нового грузовика. А князь Юсупов туда прибыл с заказом на партию новых моторов: петербургские автолюбители усиленно готовились к ралли и в попытках форсировать моторы гробили их десятками. Я как-то сдуру намекнул Феликсу что-то насчет ралли "Париж-Дакар", и в январе планировалась первая гонка из столицы Сенегала.

Феликс попался мне на глаза как раз в цехе "модельного производства"… точнее это я ему попался, и где-то с полчаса мы беседовали о перспективах на победу русской команды. Не знаю, насколько ему по душе пришлось предложение не заниматься глупостями, а просто использовать стандартные моторы и чаще менять фильтры, но в любом случае сами двигатели взамен "убитых" он заказал. Ну а чуть позже мы и пообедали вместе, причем совсем не молча:

— Александр Владимирович, — поинтересовался молодой князь, — а почему вот уже лет десять никто не улучшает автомобили? Я не про финтифлюшки всякие спрашиваю. А вот первые ваши авто могли до полусотни верст в час разгоняться, через пару лет уже и сто верст преодолели. Ещё до японской войны сто миль стало доступно — а затем всё. Да и не в скорости дело… За последние десять лет из нового в авто разве что радио появилось, да и то вы это заранее знали, место для него оставив. Почему развитие автомобилей встало?

— Ну вы и вопросы задаете! На самом деле ответ, наверное, простым получится: никому более развитые автомобили просто не нужны. Взять, к примеру, новый "Фантом": он на хорошей дороге и до двухсот верст разогнаться может. Но выделывается их всего-то пара сотен в год, а в основном людей вполне удовлетворяют все те же "Пассаты", которые уже лет пятнадцать почти без изменений выпускаются.

— Но ведь если сделать что-то новое…

— Феликс, Феликс… "Фантом" — это новое, но никому не нужное. Да что "Фантом" — вон у меня сухогрузы типа "Гек Финн" пятнадцать лет почти строятся, а купцы покупать предпочитают старьё. Новое, но старьё — потому как мои турбоходы им обслуживать труднее. Крейсера да линкоры — и те заказываются по старым французским проектам, мне генерал Крылов жаловался, что за взятки Военмор старье только заказывает…

— Начет крейсеров вы не правы — усмехнулся Феликс, — я наверное знаю. Просто Франция тихонечко шепнула правительству нашему: если корабли будут не у них заказываться, то придется все кредиты срочно вернуть. А денег-то в казне нету!

— Так ведь чтобы заказывать, тоже деньги нужны…

— А деньги на сие французы же и дают. Только уже не в долг, а покупая земли наши, заводы да копи. И суля доходы с них немерянные…

— А вам-то какая с этого печаль? — не удержался я.

Оказалось, что печаль проистекает из того, что "подлые французишки" выкупили, среди всего прочего, и Сумский сахарный завод, на котором перерабатывалась и сахарная свекла, выращиваемая в поместье Юсуповых "Ракитное". И хотя Юсуповы были акционерами завода, их голосов не хватило для противодействия снижению закупочных цен на сырье…

— Не примите это за обиду, но вы, Феликс, просто классический представитель нашего русского дворянства. Французы вас обидели… так надобно в ответ французов вдвойне обидеть. Денег вам не занимать — так взяли бы да свой завод поставили.

— Маловато поместье для завода…

Мои колхозы давали почти все нужные народу продукты, но вот сахаром — из-за его доступности — я еще не занимался. Может, попробовать?

— Давайте так сделаем… Делами в семье, насколько я помню, Зинаида Николаевна заправляет. Так что я вас попрошу передать матери мое предложение на совместное учреждение сахарного завода в Белгороде. Поставим нормальные цены на свеклу — французы разорятся, за год разорить их постараемся. Ну а затем без них уже разбираться будем…

Отжать у французов сахарный заводик — дело, конечно, благородное. Но отжимать все заводики у всех иностранцев… Рассказы о "невидимой руке рынка" вызывали у меня лишь нервную усмешку, которой я скрывал острое желание дать рассказчику в морду. Насчет "невидимой" у меня возражений не было, а все прочее вызывало определенное сомнение. Очень определенное. Вот взять, к примеру, локомотивы.

Завод в Липецке выпускал их штук по двадцать в год — дизельных, я имею в виду. Для России двадцать, все же гонять в Австралии эшелоны с рудой дизелями оказалось много выгоднее, нежели паровозами. А в России полсотни моих локомотивов обеспечивали перевозки от Таганрога до Москвы, чуть больше — от Москвы до Ташкента. Еще дюжина обеспечивала движение по Закаспийской дороге. Завод мог бы и две сотни локомотивов делать, но их никто не заказывал. Ведь паровоз-то дешевле! К тому же больше половины паровозов выпускали иностранцы, а им в заказах отказывать было "не принято". Путиловский, Харьковский и Луганский заводы принадлежали французам — с ними ясно. Сормовский и Коломенский — немцам, а с Германией ссориться тоже не очень хотелось. И в этих условиях то, что дизельный локомотив был чуть ли не втрое дешевле в эксплуатации, никого не интересовал.

Да, сделать процветающей Россию пока не получалось, уж больно она велика. А маленький Уругвай процвёл очень даже неплохо: в последний год своего многолетнего правления Хосе Пабло Торквато Батлье-и-Ордоньес при моем активном участии окончательно выпер из страны англичан. Простым и незатейливым образом: под предлогом "роста промышленных перевозок" была проложена параллельная принадлежащей англичанам железная дорога от столицы до плотины Ринкон-дель-Бонете. Временная дорога, "рабочая" — но перевозки по "постоянной" сократились до нуля и британцам пришлось ее просто бросить, так как по договору они в любом случае должны были платить в казну довольно приличные налоги. Выкупать дорогу Восточная Республика не сочла необходимым, а англичане быстренько подсчитали, что даже снять и вывезти рельсы будет занятием убыточным…

Мне же "временная дорога" оказалась совсем не в убыток: рельсы уругвайцам я продавал за очень неплохие деньги, с ее помощью была доставлена не только большая часть стройматериалов на вторую электростанцию в Байгоррии, но и почти все нужное для постройки третьей, самой большой ГЭС в Коронел Лоренцо Латторе. И — самой для меня странной. Станция проектировалась под три девяностомегаваттных генератора — при том, что воды в реке хватало лишь полтора, но это было нормально: электричество промышленность требуется лишь днем, а населению на освещение его нужно гораздо меньше и опять же даже не на всю ночь. Но эту станцию Судриерс строил без контррегулятора, и ниже по теченью реки на ночь вода практически выключалась… Впрочем, это было уже точно не моей проблемой, тем более что правительство Восточной Республики и электростанцию строило само, за свой счет и полностью оплачивали мне и стройматериалы, и машины. А цена на электричество от верхних станций всяко определялись контрактом, действующим еще почти пятнадцать лет, так что и убытка лично мне новая станция не принесет. Серьезные же прибыли пойдут совсем от другого бизнеса…

А прибыли — ой как нужны!

После разговора с Петрашкевичем об экономике я попросил его отвлечься от забот по планированию расхода будущих моих доходов и прикинуть пути хоть сколь-нибудь заметного роста уровня жизни в стране. В нашей стране, рост этого уровня за рубежом я и так наблюдал. Станислав Густавович — человек обстоятельный, и на составление очередных грандиозных планов он потратил год. Много — но теперь я ожидал от него четкого указания на то, ем должна заниматься моя компания. И — дождался…

— Итак, Александр Владимирович, я готов представить вам некие предварительные наброски. Хотя должен предупредить, что исходил я из умеренно-оптимального состояния дел в мире — начал он. — Но мы все же должны иметь в виду и то, что Германия сейчас явно готовится к новым войнам, и полной уверенности в том, что все задуманное можно воплотить в жизнь, быть не может…

— Полной уверенности ни в чем быть не может, так что давайте перейдем к сути.

— А суть у нас проста. Вы ведь, насколько я понимаю, за "уровень благополучия" принимаете положение в наших рабочих городках?

— В общем, да… Крыша над головой, люди одеты-обуты, дети учатся в школах…

— Хорошо. Тогда в качестве начальной точки примем текущую ситуацию, когда в компании этот уровень имеют три миллиона человек — это работники с семьями. Приведенный доход работника составляет шестьсот семьдесят рублей в год — и его мы можем принять за минимально необходимый для благополучия. За пределами компании — если исключить тех, кто деньги лишь накапливает в иностранных банках, приведенный доход в благополучный год составляет сто пятьдесят рублей, в неблагополучный — около ста двадцати. Но, исходя из статистики, года через два нас ожидает очередная засуха, поэтому базовым уровнем правильнее принять сто тридцать пять — сто сорок рублей.

— Да какая разница?

— Да в общем-то никакой — на ближайшие лет десять, но далее скажется… Ладно, теперь другие факторы. Мы сейчас наблюдаем довольно быстрый рост экономики в России даже и без вашего участия, тем более что ваше на самой России пока сказывается очень незначительно. В год мы с окончания войны имеем средний прирост около четырех процентов при обороте в одиннадцать миллиардов рублей. Но это — при общем росте доходов работающих на полтора процента в год.

— Ну, хоть что-то…

— К сожалению, вы ошибаетесь, Александр Владимирович. Одновременно мы имеем рост населения около двух процентов в год с тенденцией увеличения того роста за счет улучшения медицины, и реальные доходы на душу населения падают — при общем росте капитала. Просто одно рабочее место становится все более дорогим…

— То есть все будет только хуже и решения задачи нет?

— Вы упустили один момент. Рост экономики в четыре процента при росте доходов на полтора. Это означает, что капитализация России возрастает на четверть миллиарда в год. Если же — уже с вашей помощью — довести этот рост хотя бы до полумиллиарда, то доходы населения будут расти уже быстрее роста численности этого населения. И вот тут базовый уровень дохода уже существенен, ведь переход от ста сорока до полутораста рублей при таких гипотетических темпах роста сам по себе потребует четырнадцати лет. А еще через двадцать пять лет средний доход достигнет ста семидесяти рублей — то есть уровня "жизнь без голода".

— Как-то все это очень… печально.

— Да. Но если увеличить скорость капитализации еще на двести миллионов, то "Жизнь без голода" станет достижимой уже через двадцать два года, считая с нынешнего уровня.

— Это уже интереснее… а если сразу вкладывать миллиард?

— Шесть лет. Через шесть лет в стране народ перестанет умирать с голоду. А еще лет через тридцать пять-сорок в России почти все будут жить не хуже, чем в наших городках и колхозах. Но это, конечно, при условии, что не случится никаких катаклизмов…

— Сорок лет… Ну что же, меня такой срок устраивает. По крайней мере есть существенные шансы увидеть это собственными глазами, а миллиард в год я найду.

— Вы, Александр Владимирович, не совсем поняли. Не на миллиард увеличивать капитализацию, а в четыре раза против текущего роста. Через шесть лет это будет миллиард с третью, через пятнадцать — больше двух. Вам, чтобы обеспечить такие вложения, нужно будет тем же темпом увеличивать зарубежные прибыли, а это, по минимуму считая, две трети от текущих доходов. То есть для вложения миллиарда в капитал России вам придется два вкладывать вовне — просто потому, что с российских рынков миллиард получить невозможно. Я вам подготовил все расчеты — вы посмотрите, и если что потребует пояснений, вы мне скажите. А пока, с вашего позволения, я вернусь к работе.

Расчеты у Струмилло-Петрашкевича были идеальными. Не подкопаешься… и по ним выходило, что своими силами "подтягивать" до уровня моих рабочих получится хорошо если полмиллиона человек в год. Много — но держава-то прирастает в тот же год более чем тремя миллионами людей, которые тоже хотят жить по-человечески.

С другой стороны полмиллиона — это при нынешних доходах. Но у меня есть еще один козырь в рукаве…

Когда-то давно уже то ли Камилла, то ли ещё кто — не помню уже — поинтересовался невзначай датой моего рождения. Где-то после японской войны — когда пошла мода этот день праздновать наравне с именинами. Ну я, недолго думая, объявил датой рождения восьмое марта (по европейскому календарю) — то есть день моего появления в этом мире. А что — дата не хуже других. Но сейчас эта дата оказалась очень для меня полезной.

Восьмого марта тысяча девятьсот двадцатого года на небольшой ферме в шести милях от Вустера собралась скромная "группа товарищей" на празднование этой знаменательной даты. Гостей встречал вконец обалдевший Зак Вайнрайт — хотя, похоже, он просто набрался с утра. Или не с утра — но это даже к лучшему.

Погода в марте в Масачуссетсе не очень располагает к шашлыкам на природе, так что откушав чем бог послал, все собрались в большой красивой комнате с камином, изображавшей курительную. И, как и положено мужчинам, принялись чесать языками.

— Вы соображаете, что говорите? — поинтересовался один из гостей после того, как выслушал мое вступление.

— Не горячись, Билл, Алекс дело говорит. Не зря Роджерс ему так доверял.

— Но в полтора раза поднять цены? Нас же Конгресс сожрет с потрохами!

— И за что? За то, что какой-то иностранец поставил нас в невыносимые условия? Мы-то тут при чем? Наша работа — обеспечивать предложение на рынке, и если мы несем больше затраты, то и цены тоже растут.

— Ну а наши скважины? В них нефть тоже подорожала?

— Алекс, будь любезен, повтори еще раз для этого… джентльмена.

— С удовольствием. Если ваши скважины дадут меньше нефти — хотя бы потому, что слишком быстрая выкачка выводит их из строя — то вам придется больше нефти покупать на стороне. А эта сторона, пользуясь безвыходным вашим положением, цену на треть повышает. Вы, конечно, начинаете бороться с зависимостью от столь жадного поставщика, строите новые заводы, которые вырабатывают гораздо больше бензина и керосина из меньшего объема нефти — но это долго, да и дорого. Поэтому пока — временно, конечно — цена бензина вырастает наполовину.

— Все это замечательно, но эти идиоты в Конгрессе додумаются проверять скважины.

— Безусловно — и они сами увидят, что общая добыча сокращена. Сильно сокращена, на сотню миллионов баррелей в год.

— И чем мы будем тогда удовлетворять спрос? Ведь немедленно появится куча независимых компаний, которые захватят большую часть рынка!

— Вы будете удовлетворять спрос покупая больше нефти на стороне.

— На сто миллионов баррелей? А вы, вы где их возьмете?

— Еще раз: вы по три доллара за баррель сможете купить нефти столько, сколько захотите. Дорого — но через год-два вы "придумаете" способы вернуть собственную добычу до прежнего уровня и даже ее увеличить. И бензин с керосином — которых вы уже будете получать гораздо больше — в цене упадут. С двенадцати центов до десяти и девяти десятых. Вместо нынешних семи…

— И все же я не совсем понимаю — вмешался сидящий в кресле у камина старик, — вы предлагаете нам план по удвоению наших прибылей, модернизацию заводов без вложений собственных капиталов миллионов на двести, а сами… у меня выходит, что в лучшем случае вы получите лишних миллионов пятьдесят-шестьдесят в год. Вы же этим обезьянам платите процент? А если вы просто увеличите поставки по прежней цене на сто миллионов баррелей, то получите вдвое больше безо всех этих ухищрений. В чем подвох?

— Я получу сто и так, и так. Но в предлагаемом мною варианте спрос на автомобили сократится — как раз в течение года — полутора. А мне столько и надо для строительства новых заводов. Сокращение спроса на это время — гарантия непоявления новых конкурентов, так что мне нужно именно время низкого спроса на автомобили. И вы мне можете эти полтора-два года подарить — в качестве благодарности за удвоение прибыли. При этом вы как раз ничем не рискуете — открыть вентили вы сможете в любой момент.

— Логично. Но все это имеет смысл лишь тогда, когда мы увидим обещанную вами нефть в танкерах у причалов Порт-Артура. Верно?

— Думаю, что начать закручивать вентили вы можете уже через неделю. А к сентябрю двенадцать центов будет казаться уже не очень высокой ценой…

Козырной туз открылся двадцатого марта. Именно двадцатого утром а Филадельфию пришла телеграмма, сообщающая об "открытии" нефти у Кувейте. На самом деле первая из десяти скважин дала нефть ещё шестнадцатого, а двадцатого уже шесть из них давали по семь тысяч баррелей в сутки. И одна — десять тысяч.

Чтобы перевезти хотя бы эту нефть, требовалось ставить под погрузку новый танкер каждые двое суток. А путь через Суэцкий канал до Америки занимал месяц — но тридцать танкеров у меня уже были наготове. Но для перевозки ста миллионов баррелей нужно было в шесть раз больше. Насчет Кувейта планы у меня были давние, и еще шестьдесят танкеров "имитировали бурную деятельность" на линии из Нигерии. Кому какое дело, что танкер ожидает погрузки целый месяц?

А недостающие в Керчи выстроить недолго, если поднапрячься, то к сентябрю можно успеть. Только вот поднапрягаться нуждочки нет, так как для сверления еще сорока скважин потребуется минимум год. А пока можно и из Венесуэлы нефть подвозить: там пока ее немного добывается — миллионов сорок баррелей в год, но если заслонки открутить…

Англичане осознали, насколько ловко их кинули, лишь к концу лета. "Нефтяная компания Персидского залива", осознав, что "за океаном больше дают", перенаправила и без того не очень бурный поток нефти из Аравии в "правильном направлении", и цена в самой Британии подскочили уже вдвое. Не на саму нефть, а на бензин, керосин и прочий мазут. Просто потому, что свои заводы у англичан оказались без сырья, а ближайшим источником готовых продуктов был мой завод в Кале. Понятно, что цена товара теперь контролировалась из Царицына — и островитянам это очень не понравилось. Настолько не понравилось, что давнюю договоренность об "аренде" Кувейта они решили пересмотреть, но тут уже в Персидский залив двинулся американский флот: бизнес на миллиард с лишним долларов в год — это бизнес очень серьезных людей.

Янки не совсем верно оценили мои дополнительные прибыли — ведь с моих нефтезаводов кормилась и половина Европы, и Япония, и азиатские колонии Америки и Германии, так что реально для "повышения капитализации России" получилось открыть источник примерно на четверть миллиарда долларов в год. А копеечка там, копеечка сям — глядишь, и получится через… ну ладно, через пятьдесят лет подтянуть Россию по уровню жизни к Германии. Правда, к Германии нынешней — но все равно лучше, чем ничего.

А ведь грабить-то можно не только Нигерию с Кувейтом, есть еще где в Австралии развернуться, да и о Мадагаскаре забывать не стоит. И, конечно же, о Восточной Республике…

В Уругвай я на этот раз поехал один — Камилла срочно "изобретала" консервант для пальмового масла. Впереди — очередная засуха, а ее плантации в Нигерии давали сейчас этого масла почти пятьдесят тысяч тонн в год. Было решено его "сохранить на черный день", но пока получилось хранить его лишь в трехлитровых консервных банках, что неудобно. Я бы тоже занялся чем-то более полезным, но Виктор меня специально пригласил на пуск первого агрегата "самой большой станции в Южной Америке" — и отказывать было неудобно.

Станция — самая большая, а торжества оказались довольно скромными. Ни президентов, ни восторженной публики. Даже из дипкорпуса присутствовали лишь трое — посол Аргентины (которая опять закупала электричество), посол Бразилии — с которым мне уже предстояло подписать договор на новую ГЭС, и англичанин, причем не посол, а какой-то секретарь из посольства. Я бы его даже не заметил — Виктор не нашел нужным его даже представить, но уж больно он злобно на меня поглядывал… Так и подмывало показать ему язык — но протокол все же требуется соблюдать. Поэтому, после произнесения и выслушивания всех положенных речей, я поднялся на трибуну (похоже, просто перетащенную с первой станции), нажал на кнопку пуска — и с удовольствием услышал шум воды в новой турбине. Самой мощной за пределами России..