Вотъ Вамъ молотъ

Глава 5

Семен Филимонович Феофанов, сын писаря и сам писарь, спокойно себе жил в Москве и чувствовал себя счастливым. Работа — в архиве Московского университета — была необременительной, хотя и жалование в двадцать четыре рубля роскошной жизни не очень способствовало. Но время от времени господам студентам вдруг срочно требовалось что-то написать красиво, а потому иногда Семен Филимонович мог себя и побаловать желудочно. На большее не хватало ни денег, ни времени: все же квартирку приходилось снимать почти в двух часах ходу от Университета.

Так бы и прожил Семен Филимонович свою одинокую жизнь столь же незаметно, сколь и первые пять лет в этом архиве, но судьба решила пошутить и тетка, которую он никогда и не видел, оставила ему в наследство небольшой домик на окраине Царицына. Дело было в середине апреля — уже ближе к летним вакациям, у начальства писарь был на хорошем счету, все знали, как долго порой идут наследственные дела — и Феофанова отпустили в Царицын до осени. Сам Семен Филимонович имел в виду домик продать, а вырученные с того деньги…

Но по приезде на Волгу Феофанов увидал на грядках в небольшом огородике густо посаженый лук — и это его сгубило. Он пироги с луком почитал за лучшее лакомство — а тут этого лука было столько! Поначалу Семен Филимонович решил только испечь один пирог (ну, не пропадать же луку!) и затем уже заняться продажей дома и всеми прочими нужными делами: пироги эти он давно уже пек сам и почитал себя неплохим пирожником. Но когда пирог был испечен и опробован, жизненный путь московского писаря свернул в совершенно новую сторону: лук, только что сорванный с грядки, показал Феофанову, что настоящего пирога с луком тот и не ел никогда.

Теперь, уже по прошествии пятнадцати лет, Семен Филимонович так и жил одиноко в доставшемся по наследству домике, выращивая лук для пирогов. Только сейчас уже половина города знала, что для пирогов лука лучше, чем у этого странного чудака и не сыскать. Да, в первый год своего огородничества он чуть не помер с голоду, но теперь огород его и кормил, и одевал, и даже позволял постоянно пополнять уже довольно приличных размеров библиотеку. Да и много ли одинокому не первой молодости мужчине надо? Пяток мешков картошки, мешок морковки, капусты десяток кочанов. И лук — многие пуды репчатого лука на связках по всему дому и фунты зеленого — летом. А если царицынские хозяйки радостно меняют фунт зеленого лука на пару фунтов муки — так это же прекрасно!

Вот только зима каждый год навевала на Семена Филимоновича тоску. Нет, зимой он тоже выращивал лук — на подоконниках в цветочных горшках. Но разве могли сравниться эти чахлые побеги с буйством зелени на огороде?

Однако нынешняя зима обещала стать совсем не тоскливой: совершенно неожиданно один молодой человек сделал ему, в общем-то почти никому не нужному огороднику-любителю, удивительное предложение. Настолько необычное, что Феофанов сам не понял, как согласился. И теперь он стоял на большом поле, где ему ничто не мешало посадить столько лука, сколько душа пожелает! Почти ничто, но с остальным дети, похоже, сами справятся…

Когда есть много-много сухого камыша и цемента, строительство небольших сельских домиков превращается в забаву. При условии, конечно, что есть деньги для оплаты строителей. Но третий "Драккар" уже трудился у Саратова и ежедневная выручка с паромов составляла рублей семьдесят. Поэтому возведение стекольной мастерской для Машки и отдельной лаборатории для Камиллы много времени не заняло. Машка начала катать оконные стекла еще во время моей поездки в Воронеж — для чего у Барро был заказан раскаточный станок — так что лаборатория оказалось очень светлой и жене понравилась.

Мы с Камиллой провели довольно много времени в интересных беседах: я называл "страшные химические слова" вроде "дивинил", "хлорацетафенон" (ну как же без него-то), "сульфаниламид". В прошлый раз "легенда" о сумасшедшем соседе — химике-любителе прокатила, так почему бы и в этот раз ей не сработать? Сработала и сказка о том, что я практически случайно все эти слова запомнил. В основном старался давать пояснения, что из себя представляет химикат и зачем он вообще нужен — но вот про одно слово, вдруг всплывшее в памяти, пояснения я дать не смог:

— Честно говоря, я просто не знаю, что должно получиться, но почему-то мне кажется, что метилметакрилат — штука очень полезная. Но все же ты сначала постарайся лекарства сделать, ладно?

Когда тетрадка, куда Камилла эти слова записывала, была почти полностью заполнена, Камилла приступила к воплощению замыслов: первого июля наконец "приехала" Камиллина лаборатория. Не сама приехала, ее тесть привез — и я до глубины души осознал величие своей жены. Григорий Игнатьевич на нескромный вопрос о стоимости перевозки ответил очень философски:

— Да я с мыла дочкиного кажен Божий день больше сотни сверх прежнего получаю, так что она тут в своем праве…

Уточнять я не стал: мне хватило того, что для перевозки тесть полностью арендовал почтовый вагон, а оставшееся заняло ещё два купе в пассажирском. В свежевозведенной лаборатории все привезенное даже разместить не получилось, так что Семенов, крякнув, предложил "пока" переместить оборудование в только что построенный цех. Выбора не было — но вот использовать сложенное в этом же цехе было нельзя — Валентин Павлович выстроил его по собственному проекту.

Технология была простой: земля плотно набивалась в деревянную опалубку, трамбовалась слоями, слои пересыпались известью-пушонкой — и получалась довольно прочная стена. Семенов говорил, что при Павле Первом таким манером даже замок какой-то построили, который до сих пор стоит — ну и цеха простоят не меньше, тем более он их после постройки собирался оштукатурить цементным раствором. Но самым важным было то, что для такого строительства можно было нанимать любых мужиков: никаких специальных навыков не требуется.

Хорошая технология, но земляные стены легко впитывали всякую химическую гадость, так что пока Камиллины "эксперименты" приходилось ограничивать. Впрочем большая часть из привезенного все равно лежала у Синицыных в погребе да в сарае, так что даже сейчас ее возможности по сравнению с "домашними" расширились изрядно. И мои — тоже.

Каким образом Чаев переделывал сверлильные станки Бромлеев на хонинговальные, я представлял очень слабо — да и не было у меня пока этих станков. Станков не было, а Оля Миронова — была. Я когда-то читал, что Майбах на своих первых моторах цилиндры вообще не хонинговал, и даже не шлифовал. Читал — и сразу вспоминал доктора Хауса: "Все врут". Тем не менее, у Оли цилиндр после расточки хонами можно было разве что испортить. А вот с головками цилиндров и с картером было хуже: требовался строгальный и плоскошлифовальный станки, а самые дешевые из подходящих стоили почти четыре тысячи и две с половиной.

Моторы же были очень нужны, и не только для барж. Женжурист закончил проектирование водопровода от Волги до моих прудов в Ерзовке — и теперь все упиралось в насосы. Точнее, в моторы, которые будут эти насосы вращать.

Сам водопровод был выстроен буквально за неделю: две версты труб сварили из того же лопатного листа, еще версту "водопровода" провели открытым каналом. Подъем воды на полста саженей шел в пять ступеней, и на каждом промежуточном бассейне требовался как минимум один мотор.

Трубы для водопровода я варил уже не один: на строительстве "Драккаров" у меня трудились уже с дюжину рабочих, и четверых из них (парней лет шестнадцати) я обучил этому нехитрому делу. Правда, сварочных аппаратов у меня было только два, но пока согнутый лист один устанавливал в тиски, чтобы совместить края, другой варил уже "заправленную" заготовку. В результате получалось довольно быстро, поскольку о качество сварки речи не шло.

Двадцатого июня "водопровод" заработал, выплевывая в верхний пруд сто литров воды в секунду. Вовремя — нижний почти пересох, так как огородов на этот раз было больше засажено. Но этот водопровод сожрал всю прибыль от "Драккаров" за прошедший месяц — а "корыт" по Волге бегало уже шесть: новые "паромы-плевательницы" появились у Камышина, Саратова, Самары и Сызрани.

Сотня в день — это неплохо. Один процент от того, что "планировалось" на зиму — и почему-то эта пропорция вызывала у меня смех. До зимы оставалось еще целых сто пятьдесят дней, так что какие могут быть сомнения в успехе? Ведь для "Драккаров" банально не было на Волге новых окупаемых "линий"…

Тем не менее, на стапеле собирался новый корабль, просто вне нашего "дружного коллектива" об этом пока никто не знал. Рудаков же, прикинув потенциал плоскодонок — и ознакомившись с текущими перевозками по реке — приступил к строительству еще двух стапелей.

А я — занялся наймом рабочей силы. Умелых рабочих было очень немного, но все же они были — и многие сейчас сидели без дела: кризис. В Царицыне Вася мне порекомендовал троих рабочих (правда, их все же пришлось именно сманивать с железной дороги), а еще человек двадцать он привез из других городов, где ему доводилось поработать. Правда его критерии "профессионализма" от моих сильно отличались, но все же людей я на работу взял: деньги пока были.

Ферри Рудаков выстроил всего за пять недель. Десятого июля "Царица Волги" (чего уж стесняться-то!) пробежалась (с загрузкой всякой дрянью) до Камышина и обратно. И с двумя десятками "уважаемых купцов" на борту. Четырнадцать узлов хода (по сообщению капитана, пересевшего на "Царицу" с "Драккара" — правда, вниз по течению) гостей впечатлили — как впечатлила и способность самоходки практически "выбрасываться на берег" чуть ли не в любом месте. Двенадцатого баржа отправилась в первый коммерческий рейс до Ярославля, загруженная чуть ли не с верхом. И хотя тариф был весьма скромный, четыре тысячи дохода позволяли надеяться на резкое улучшение финансовой обстановки. Конкурентов у "Царицы" выше Нижнего не было, поскольку местами глубина "фарватера" (если уместно это слово) не превышала полутора футов. Да и вообще чисто грузовых судов, плавающих в полном грузе со скоростью в восемнадцать километров (десять узлов, как меня все время одергивали "деды"), на Волге не водилось от слова "вообще", а пассажирские пароходы много груза не брали.

А про то, что на обратном пути в "тестовом" рейсе один мотор сломался, мы никому не сказали.

В августе Яков Евгеньевич хоте спустить на воду ещё один корпус для "амазонского парома", но к нему не было машин. Оля свою часть работы делала быстро, а вот те же свечи получались где-то на девяносто процентов бракованные. И не только они — но все же работа потихоньку продвигалась, на запуск в этом году второй ферри шансы оставались.

Все это стоило, конечно, немаленьких денег — но вот с деньгами как раз у меня было все в порядке. Дед, как оказалось, купил (на своего денщика) свидетельство купца второй гильдии: самому-то дворянину в торговлю подаваться "невместно". Цемент, оконное стекло и прочие мелочи приносили неплохой доход, так что на жизнь хватало.

И не только на жизнь: на Канавинском заводе я разместил заказ на семьсот шестеренок для коробок передач, купил еще станков — и занялся производством "ледовых тракторов". Правда, не таких, как изначально задумывал: моторы, из-за "узких мест в производстве", на них ставились одноцилиндровые.

В августе я приступил к строительству нормального зимнего жилого дома. В августе же и закончил — три десятка мужиков при наличии материалов и некривых рук оказались в состоянии поднять двухэтажную (хотя и "камышебетонную") коробку двадцать на шестнадцать метров. "Дедов" правда смутили торцевые двери здания, и даже не сам факт их наличия, а то, что парочка дверей была вообще на втором этаже — но в целом дом им понравился.

— Честное слово, я бы в таком доме сам пожить не отказался бы! — заметил Семенов на новоселье, которое мы решили отметить двадцать девятого августа. — С таким ретирадником небось и Император жить не отказался бы!

Туалеты я и в самом деле поставил очень неплохие. Правда унитазы купил уже готовые, английские.

— Ну так и живите — улыбнулся я. — Зачем вам в столицу возвращаться, где даже посидеть с комфортом не на чем? Комнат достаточно уже свободных, выбирайте и оставайтесь. И вам веселее будет, и нам.

— Точно, оставайтесь, — поддержал меня дед. — Строить зимой конечно нечего, ну так внук на заводах всякое делать затеет — а мы ему и поможем. Сам-то он без нас всяко не справится…

Старики по этому поводу посмеялись — и решили остаться. В самом деле, ну что им в Петербурге-то зимой делать? А теперь, поскольку в новый дом удалось и Дарью снова пригласить, жизнь будет еще и очень вкусной. Мне же старики помогли изрядно за лето, так что сделать им жизнь поприятнее было правильно. Да и насчет "строить зимой нечего" дед тоже немного ошибся…

Через неделю, захватив с собой Димку и Павлу, я отправился в путешествие. Димку и Павлу я перед этим оженил: Димка был не против — все же время пришло, а Павлу я просто "выкупил" у пьяницы-шорника, и девочка тоже была этому рада. Тем более и братишку ее я пока пристроил Евдокии. Ну а именно женить мне пришлось их потому, что отправлялись они надолго, до весны, в Ленкорань выращивать новый урожай зерна и овощей. Насколько я помнил, еще пара зим там будет вообще без морозов, а Ленкорань — все же ближе, чем Уругвай, и там семенная станция обойдется куда как дешевле.

"Старшим" к этой парочке был назначен Царицынский "городской сумасшедший" Семен Феофанов. Психом он не был, а был, напротив, очень грамотным огородником — на небольшом участке у дома (в городе!) он выращивал овощей (главным образом — лука) достаточно, чтобы прокормиться, одеться и обуться. Луку у него росло с десяток разных сортов, и царицынские хозяйки твердо знали, что для пирогов лучшего зеленого лука, чем в Феофанова, не бывает. Но так как лук рос в основном летом, и зимой Феофанову делать было нечего, на предложение "поогородничать в теплом климате" он согласился.

Арендовав три десятины земли, я оставил Семену пятьсот рублей на всякие "срочные расходы" и двадцатого сентября вернулся в Царицын. Как раз к отплытию третьей "амазонской" ферри, "Королевы Волги". "Царица" и "Княгиня" усердно притаскивали по три — три с половиной тысячи в неделю, а недокрашенной "Королеве" предстояло притащить до ледостава еще семь: у бакинского купца "срочный груз" застрял у Ракушинской мели на входе в Волгу на целых две недели, и доставить его в срок до Твери железной дорогой он не мог.

Уверенность в том, что деньги заработать получится, мне дали испытания нового мотора. Все же некривые руки Оли очень способствовали качеству продукции: если первые (сделанные в основном мною) моторы периодически клинили на тысяче восьмистах оборотах, то одноцилиндровик не рассыпался и при двух тысячах шестистах. Цилиндры были "узким местом" в производстве — даже после того, как нужные станки все же были куплены. Их могла делать только Оля Миронова — и не больше одного в день. Но когда оказалось, что и одноцилиндровый мотор выдает почти шестнадцать "лошадок", жизнь заиграла новыми красками.

Я даже спорить не буду, конечно же одноцилиндровый высокоскоростной движок на тысячу двести кубиков с воздушным охлаждением — извращение. Вдвойне извращение, если движок еще и короткоходовой, потому как раскаленный утюг по сравнению с таким мотором навевает мысли о свежести и прохладе. Но зимой он вполне себе работать будет, причем неплохо — ведь полные обороты ему понадобятся разве что при трогании с места.

Производством теперь управляли два бывших мичмана-моториста: дед в очень доступной форме донес до меня, что сам я все намечаемое не сделаю. Подготовить производство (хотя бы на уровне чертежей и технологии) — дело "изобретателя", а вот производить — тут нужны иные навыки. Мичманы же владеют важнейшим из умений: раздавать указания и следить за их исполнением.

Первый трактор с коммерческим грузом отправился из Царицына тридцатого ноября. Примитивнейший аппарат: железные колеса (с шипами, чтобы по льду не скользил) с одноцилиндровым мотором и трехскоростной коробкой передач; реечный руль и деревянная кабина (с печкой, дровяной). К трактору цеплялись сани, стальные, сварные, на дубовых (и еще проваренных в парафине) полозьях.

Но этот примитивный трактор по волжскому льду с полностью груженными под три тонны санями катился со скоростью до семидесяти километров в час. Причем и днем, и ночью: в продаже были "ветрозащищенные" калильные керосиновые лампы, и в темноте трактор (две фары на морде и две на крыше) сверкал как новогодняя елка — если можно представить себе елку, мчащуюся по темному льду. Приносящую за один рейс до Саратова сорок рублей. Или — с учетом обратных грузов — семьдесят рублей в сутки.

Перевозка "срочных" грузов получалась в полтора раза дешевле, чем по железной дороге — и втрое быстрее, если между приволжскими городами. Или — придонскими. Поэтому уже первого декабря все сорок шесть тракторов были в работе. Хорошо, что лигроином я не просто запасся, а успел и в нескольких городах по Волге хранилища поставить, так что простоев не было. И каждый день на трассу выходил новый "добыватель денег".

Деньги — это хорошо. Потому что я понял главное: добывать деньги — это единственное, на что я пока способен. Добывать — но вот даже потратить их с толком я не умею. Без толку я их уже тратил, причем миллиардами, но есть люди, которые помогут потратить их с пользой. Только чтобы эти люди занялись делом, нужно сначала обеспечить им то, что они будут тратить — и выходящий с завода каждый день новый трактор приближал момент моего общения с этими людьми.

А с нового года новые трактора пойдут на добычу денег уже по три в сутки: в моторном цехе налаживались два новых станка. Альпиновских.

Станки мне "подарила" Машка. Еще летом я притащил каталог "Мюр и Мерилиз" и велел выбрать "приличную одежду". Однако Таня — младшая из сестер — "выбрала" елочный шарик. Понятно, девочке шесть лет, а шарик красивый. А двадцать рублей — это для шестилетнего ребенка ничего не говорящая закорючка. Ну я и попросил Машку самой такой сделать:

— Это же как колба от лампочки, только серебреная изнутри.

— А как изнутри серебрить ее?

— У Камиллы спроси, реакция серебряного зеркала называется. Заодно сделай не один шарик, а несколько, на Рождество елку украсим. И еще можно вот тут так вдавить, раскрасить цветным лаком — получится шарик-фонарик. Или сделать шарик из цветного стекла, красный или зеленый — тогда он еще красивее будет.

Машка — спросила. А поскольку именно тогда приступила к "массовому" изготовлению ламп, она "учеников" — дюжину рязановских парней — на таких шариках обучать и стала. Колбы-то у них слишком неодинаковыми выходили, а шарик — он и побольше может быть, и поменьше. Заодно — опять при активном участии моей жены — Машка начала и с цветными стеклышками возиться…

В общем, когда я решил посмотреть, что же из лаборатории так сильно потягивает аммиаком, шариков было сделано немногим больше двенадцати тысяч. А еще — звезды на макушку, бусы елочные — это я, чтобы объяснить чем "самодельные игрушки лучше покупных", Машке рассказал и даже нарисовал… Решив, что в доме елку, способную вместить все украшения, поставить не получится, я с образцами Машкиных творений съездил в Москву. Через пять дней — вернулся с двумя очень серьезными господами из того самого магазина "Мюр и Мерилиз", а на следующий день разбогател на семьдесят с лишним тысяч. Немецкие шарики-то (а только такие и были пока в продаже) стоили в магазинах от десяти рублей до двадцати пяти — и были просто серебряными шарами. А Машка и фонариков наделала, и шариков красных, зеленых, синих, желтых — просто жалко отдавать было такую красоту! Но отдал — и Оля, взглянув на восемнадцатитысячное токарное чудо, пообещала делать по цилиндру в час.

Миллион стал гораздо ощутимее, тем более что и с трактористами проблем особых не возникло. "Деды", через свои "военно-морские контакты" они пригласили в Царицын почти сотню отставных матросов с "машинным" опытом — а за зиму число их должно было увеличиться вчетверо. У меня-то сейчас не было "в загашнике" пары сотен мальчишек с годовым обучением в моей же профессионально-технической школе — а "Зимняя тракторо-транспортная компания Н. В. Волкова" под руководством знакомого с методами управления матросами деда заработала куда как эффективнее моего прошлого "детского сада". И давала возможность начать "снова" нанимать на работу нужных инженеров: список "нужных" и последовательность их найма у меня давно уже был подготовлен. Сейчас, благодаря помощи "дедов", работы выполнялись со значительным опережением графика и кое-кто был еще не готов к применению — ну так имея три с половиной тысячи дохода в день и замену подыскать несложно.

А хорошо, когда такие суммы относятся не к области несбыточных мечт! И вообще хорошо, когда нужные суммы в нужный момент оказываются в кармане: невосполняемые нервные клетки не тратятся понапрасну. В "прошлое пришествие" первые три года у меня проскочили как один непрерывный, только очень длинный и очень загруженный, день.

А у людей есть, кроме работы, еще и чувства. Поэтому с Рождества и до Нового года ни я, ни Камилла работой не занимались.