Война Двух Королев

ГЛАВА 32

Кастил

Я смотрел, как Поппи проводит мочалкой по моей руке, вытирая остатки мыла, и все мое внимание было приковано к ней. Одержимый.

Рубашка, которую ей дали, снова сползла вниз, обнажив кремовое плечо. Она боролась с этим рукавом с тех пор, как надела тунику, и в кои-то веки я был рад, что она проигрывает войну.

На плече была веснушка. Я никогда не замечал ее раньше. Чуть ниже хрупкой кости. Она проглядывала сквозь пряди ее волос, которые теперь были свободны от косы и рассыпались в буйном беспорядке свободных волн и полу завитых локонов.

Поппи изменилась.

Россыпь веснушек на переносице и щеках стала темнее от времени, проведенного на солнце. Волосы отросли, все еще влажные концы, оставшиеся после быстрого купания, почти достигали изгиба ее попки. Лицо немного похудело. Я не думал, что кто-то другой заметил бы это, но я заметил, и это заставило меня подумать, что она плохо ела. И это…

Я не мог думать об этом без желания разрушить стены вокруг нас. Добрые смертные, приютившие нас, не заслуживали этого, поэтому я сосредоточился на ее глазах.

Каждый раз, когда густые ресницы приподнимались, казалось, что весь дом сдвигается с места.

Ее глаза были такими, как тогда, когда мы снились друг другу — весенне-зелеными, пронизанными крупинками светящегося серебра. И они оставались такими с тех пор, как я снова обрел себя.

Но изменения в ней были не только физическими. В ней появилась тишина, которой раньше не было. Не совсем спокойствие, поскольку в ней все еще присутствовала какая-то бешеная энергия, как будто само ее присутствие влияло на воздух вокруг нее. Но что-то в ней было глубоким и спокойным. Уверенность? Пробуждение? Я не знал. Что бы это ни было, она была самым прекрасным существом, которое я когда-либо видел.

Я не отрывал от нее глаз дольше, чем требовалось, чтобы моргнуть. Как только я это делал, случалось плохое. Ощущение нереальности или панический страх, что это какая-то галлюцинация. Это случилось, когда я зашел в соседнюю купальню, чтобы облегчиться и воспользоваться бритвой и кремом, которые принесли вместе с водой. Там было темно. Электричества не было. Тусклый свет из спальни ничем не рассеивал темноту. На мгновение мне показалось, что я снова там, в камере. Я почувствовал кандалы на своих запястьях и лодыжках. Мое горло. Я сидел взаперти, держась одной рукой за раковину, а другой сжимая рукоятку бритвы.

Так Поппи нашла меня.

Она принесла в комнату лампу и поставила ее у раковины. Никто ничего не сказал. Она просто обхватила меня руками за талию, прижалась к моей спине и оставалась так до тех пор, пока панический страх не утих. Пока я не закончил сбривать зудящую отросшую щетину.

Я не мог поверить, что она здесь.

Я не мог поверить, что я здесь. Собранный по кусочкам. Почти целый. В моих воспоминаниях были пробелы. Темные пустоты, вызванные жаждой крови. Но я сидел в ванне, стоящей в углу комнаты, под картиной с изображением гор Скотос.

Пока Поппи осторожно заталкивала меня в теплую, чистую воду, настаивая на том, чтобы именно она смыла с меня всю грязь, она делилась со мной всем, что произошло. О событиях в Массене. О старухе с украденной Первородной сущностью. Что произошло в Оук-Эмблере. О странном выздоровлении Тони и о том, кем был Виктер. То, чему она была свидетелем под замком Редрок и в храме Теона. То, что Избет рассказала ей об отце. Причине, по которой Малик остался. Я знал кое-что из этого. А кое-что — нет. От многого из этого у меня болела грудь, а в нутре кипел гнев, портивший густое, сдобренное травами рагу, которое мне принесли.

Я ненавидел чувство вины, промелькнувшее на ее лице. Затянувшуюся боль. Я знал, что моя королева может стоять на ногах. Я был здесь из-за ее силы. Ее храбрости. Но я должен был быть там, чтобы взять на себя часть того груза, который, как я знал, несла она.

Но она была не одна.

Я должен был постоянно напоминать себе об этом. Это было единственное, что удерживало меня от того, чтобы впасть в другой вид жажды крови. У нее была поддержка. С ней был Киеран. Как и другие, но Киеран… да, зная, что у нее есть он, я сдерживал нарастающую ярость.

То, как я гордился ею, всем, чего она добилась, тоже помогало. Поппи была чертовски необыкновенной.

А я был всего лишь монстром, прикованным к стене, когда она пришла за мной, не способным сделать ни черта, чтобы помочь нам сбежать. В груди поселилось давление. Я был обузой. Опасным, слабым звеном.

Черт. Эту правду было трудно проглотить.

— Знаешь, — сказала Поппи, отвлекая меня от моих мыслей, когда опускала мою правую руку в воду. — Те бриджи, которые ты уничтожил? — Ее удивительно странные и красивые глаза поднялись к моим, когда она взяла мою левую руку и принялась вытирать грязь. — Это была единственная пара штанов, которая у меня была.

Некоторое напряжение в груди ослабло. Несомненно, она почувствовала спутанные эмоции, которые скрывались за моими мыслями.

— Я бы сказал, что мне жаль, но я бы солгал.

Она криво усмехнулась, проведя мочалкой по моей руке.

— Я ценю честность.

Я смотрел, как она наклонила голову. Винного оттенка пряди сползли набок, открывая взору затянувшиеся красные раны на ее горле. Их вид вызвал двойную реакцию, в результате которой моя голова и член оказались в полном противоречии друг с другом.

К этому я не совсем привык, так как они обычно были на одной волне, когда дело касалось Поппи.

— Ты когда-нибудь раньше слышал о викторах? — спросила она.

— Нет, но учитывая то, как Виктер вел себя с тобой, это имеет смысл. — Мужчина вел себя так, словно он был отцом Поппи, и я не произвел на него особого впечатления. Мне стало интересно, как много викторы знают и видят.

— Тони сказала, что он гордится мной, — прошептала она.

Я затих.

— А ты думала, что он не гордится?

— Не знаю, — призналась она, ее голос охрип. — Я надеялась на это.

— Он должен был, независимо от того, знал ли он о своем предназначении как виктора или нет, — тихо настаивал я. — Не может быть, чтобы он не знал.

Она кивнула.

Я наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Этот человек… кем бы он ни был, любил тебя так, словно ты была его собственной плотью и кровью. Он гордился тобой.

Поппи быстро моргнула и мягко улыбнулась мне.

— Сядь назад. Я еще не закончила с тобой.

— Да, моя королева. — Я сделал, как было приказано, и она придвинулась ближе, ее брови сжались от быстрого вздрагивания. У меня свело живот.

— Я причинил тебе боль?

Ее глаза снова поднялись к моим.

— Ты уже раз пять задал мне этот вопрос.

— Вообще-то, семь… — У меня были только краткие воспоминания о том, как я питался от нее… от ее запястья, а затем от ее горла. Я помнил достаточно, чтобы понять, что не был нежен. Большие, больше чем обычно, раны на ее горле были тому доказательством. — Да?

Поппи увидела, на что я уставился.

— Твой укус почти не причинил боли.

Она говорила это и раньше, и я знал, что она лжет. Я также знал, что не очень-то заботился обо всем, что последовало за этим.

— Ты поморщилась.

— Ничего такого. Просто неприятная боль в виске или челюсти. Ничего общего с тобой. Она уже прошла.

Я не был уверен, что поверил ей.

— Я был груб с тобой. Тогда и после.

Мочалка замерла прямо над моим запястьем.

— Я наслаждалась каждым моментом и даже больше.

Меня охватил прилив удовлетворения, но в нем не было самодовольства. По мере того, как мой разум продолжал собирать себя воедино, формировалось еще одно растущее беспокойство. Поппи поделилась со мной многим, но об одном она не упомянула.

— Ты когда-нибудь узнавала, нужно ли тебе питаться?

Поппи села обратно, все еще держа меня за руку, и кивнула.

— Очевидно, все боги должны питаться… предположительно, не так часто, как атлантийцы, и бог не должен питаться от другого бога или атлантийца. Подойдет любая кровь, лишь бы не кровь дракена. — Она сделала паузу, ее бровь сжалась. — Не совсем ясно, как часто мне нужно питаться. Использование моих способностей и травмы ускорят потребность.

— Тогда тебе нужно питаться. — Я начал поднимать запястье ко рту…

Поппи остановила меня, ее хватка на моей руке была теплой.

— Тебе нужна каждая капля крови, которая у тебя есть. Тебе нужно еще больше крови.

— Я взял много, Поппи.

— Сейчас я чувствую себя хорошо, — сказала она, снова наклоняясь вперед, ее взгляд не отрывался от моего. — И мне пришлось питаться пару дней назад, прямо перед тем, как мы отправились в путь между Тремя реками и Уайтбриджем. Я начала чувствовать потребность. Я… я должна была.

— Киеран, — сказал я, и мои глаза искали ее. — Ты питалась от Киерана.

Ее голова качнулась в сторону.

— Почему я не удивлена, что ты каким-то образом догадался об этом?

Осознание того, что Киеран оказал ей эту помощь, принесло только облегчение. Он бы позаботился о том, чтобы ей было комфортно и безопасно, и чтобы не было даже унции стыда. Боги, я так много ему задолжал.

— Я не мог представить, что ты пойдешь к кому-то еще. Ты близка с Делано, Вонеттой и другими, но Киеран… с ним все по-другому.

— Да, — прошептала она, наклоняясь и целуя влажную кожу моей руки. — Я также подумала, что он единственный человек, которому ты не откажешь в удовольствии питать меня.

— Мне было бы все равно, кого ты используешь, если бы у тебя была такая потребность.

Она подняла бровь.

— Правда?

— Правда.

— Итак, если бы я решила питаться от Эмиля? — предложила она, и у меня сжалась челюсть. — Или Нейла…

— Хорошо. Ты права, — признал я. Неважно, у кого она искала помощи, я бы никогда не стал на нее обижаться. Другой человек? Мысли и молитвы за их задницу, однако. — Киеран — единственный.

Поппи тихонько засмеялась.

— Я ждала так долго, как только могла, потому что не хотела делать это ни с кем, кроме тебя.

— Из-за моей эгоистичной натуры я ценю эти чувства. Но, Поппи, я бы не хотел, чтобы ты ждала. Ты ведь знаешь это, правда? — Я искал ее взгляд. — Твое благополучие превыше моей нелогичной ревности.

— Я знаю. Правда знаю. — Ее зубы провели по нижней губе. — Это было иначе, чем питаться от тебя. Я имею в виду, я могла читать воспоминания Киерана, но это было не так, как между нами.

— Это не всегда так, как между нами. — Я протянул правую руку, заправляя прядку волос за ее ухо. — Это не всегда так интенсивно. Мы можем контролировать эмоции, связанные с кормлением, до определенной степени, так же как можем сделать укус чем-то, чего человек должен бояться или жаждать.

— Мне было интересно узнать об этом, — призналась она с усмешкой. — Чувствовал ли ты себя так, когда питался от других. Ну, знаешь, в целях… познания.

— Да, в целях познания. — Улыбаясь, я провел пальцами по ее щеке.

Ее подбородок приподнялся.

— Зачем бы еще я спрашивала, если не в образовательных целях, Кас?

Я задрожал. Эту реакцию было не остановить.

— Тебе не стоит так меня называть.

Она сморщила нос.

— Почему? Тебе нравится, когда я так называю.

— В этом-то и проблема. Мне это слишком нравится, — сказал я ей, и она улыбнулась, широко и ярко. И, боги, я мог бы жить за счет таких улыбок. Процветать. — Нам еще о многом нужно поговорить.

О чертовски многом.

Улыбка Поппи чуть померкла, когда я опустил правую руку обратно на край ванны.

— Я знаю. Думаю, мы можем поговорить о том, как нам выбраться из Карсодонии, когда вернутся Киеран и твой брат.

Мой брат.

Я крепче ухватился за бортик ванны. Они с Киераном были там, пока туман еще покрывал город, и следили, чтобы никто поблизости не предупредил Корону о каких-либо подозрительных событиях.

Поппи посмотрела на дверь.

— Надеюсь, они не причинят друг другу вреда. — Она наморщила лоб. — Слишком сильно.

— Ты беспокоишься за Малика? — Я приподнял бровь. — Ты ему веришь?

— Я верю, что он сказал правду о том, почему остался. Я почувствовала его эмоции. Он любит ее. Но под этим также было много вины и мучений. Я не знаю, это вина за то, что он сделал, оставшись здесь, или что-то другое.

Во мне зародилось немного сочувствия. Но не много. Мне не было жаль его, пока я точно не знал, что он не играет с нами.

Пока я не узнаю, придется ли мне убить его или нет.

Кроме этого, я не знал, что думать. Мне хотелось верить, что Маликом руководила любовь, но осознание того, что он предпочел Восставшую своей семье и королевству, не давало мне покоя.

Как и осознание того, что я сделал бы то же самое для Поппи.

Но этот Восставшая…

Сестра Поппи.

Как она вписалась во все это?

И как, черт возьми, теперь мне рассказать о ней Поппи?

Она снова провела тканью по моей руке, вдоль золотого брачного отпечатка. Ее движения снова замерли.

— Все еще больно? — прошептала она.

Я посмотрел вниз и увидел, что она смотрит на то, что осталось от моего пальца. Инфекция исчезла. Благодаря крови Поппи, новая кожа, теперь глянцево-розовая, натянулась на некогда открытую кость и ткань.

И, возможно, помощи Малика.

Что за хрень.

— Что самое болезненное, так это осознание того, что ты знала, что это было сделано.

Поджав губы, она покачала головой, ее глаза ненадолго закрылись.

— Я должна была быть последней вещью, о которой ты беспокоился.

— Ты всегда будешь первой, о ком я буду беспокоиться.

Её трясла заметная дрожь, когда она наклонилась вперед и поцеловала костяшку пальца. Поместив мою руку обратно в воду, она перекинула ткань через бортик ванны. Затем потянулась к шее и сняла золотую цепочку с кольцом.

— Это твое. Оно принадлежит тебе. — Ее глаза поднялись к моим, яркие и завораживающие. — Ты можешь носить его на правой руке?

Я прочистил горло, но оно все еще было хриплым.

— Я могу носить его там, где ты захочешь.

— Где угодно? — поддразнила она, хотя ее пальцы дрожали, когда она работала с застежкой на цепочке.

— Где захочешь, — подтвердил я. — На любом пальце руки или ноги по твоему выбору. Я могу сделать пирсинг на соске. Или переплавить в болт и проткнуть в член… вообще-то, тебе это может понравиться.

Взгляд Поппи переместился на меня.

— В твой… член?

При этих словах член затвердел, а ее губы разошлись при упоминании этого слова. Я кивнул.

Ее щеки порозовели, когда она наклонилась вперед.

— Это возможно?

— Да.

— Не будет ли больно от такого пирсинга?

— Наверное, больно, как от огня Бездны.

Она посмотрела вниз на кольцо. Прошло мгновение.

— И… и почему я должна находить это приятным?

Боги.

Я обожал ее любопытство.

— Я слышал, что многие находят трение шарика, который удерживает болт на месте, очень приятным.

— О. — Она глубоко вздохнула. — А обладатель такого пирсинга находит это приятным?

— О, да. — Я усмехнулся, когда цвет ее щек перешел на горло.

— Интересно, — пробормотала она, ее бровь еще раз изогнулась. Я бы все отдал, чтобы узнать, о чем она думает. Но она подняла кольцо. — Думаю, тебе подойдет указательный палец на правой руке. — Появилась небольшая ухмылка. — Пока.

Я грубовато хихикнул.

— Пока.

Она поднялась на колени, и я протянул ей правую руку. У меня защемило в груди. Никогда бы не подумал, что смогу перейти от разговора о пирсинге на члене к тому, что задохнусь меньше чем за минуту, но это произошло. Задыхаясь, я смотрел, как она надевает кольцо на указательный палец моей правой руки, золотое кольцо было теплым от близости ее тела. При виде кольца меня охватило чувство полноты.

Немного возрождения.

Ее прекрасные глаза мерцали, когда она смотрела в мои.

— Ты… ты все время спрашиваешь, все ли со мной в порядке, но так ли это с тобой?

Моя грудь снова сжалась, но это ощущение было более холодным и жестоким. Через секунду я почувствовал горький панический страх от того, что меня держат в ловушке и я не могу ничего сделать, чтобы оказать достойное сопротивление.

Чтобы хоть как-то помочь Поппи.

— Кас, — прошептала она.

Я выдохнул, переплетая свои пальцы с ее.

— Думаю, мне нужно поработать над восстановлением ментальных щитов вокруг тебя.

— Я не пытаюсь читать твои эмоции. — Поппи поджала губы. — Ладно. Это ложь. Пытаюсь. Понимаю, что не должна. Просто… я не знаю, через что ты прошел, и я видела следы на твоем теле. Порезы. Их было так много.

— Они брали мою кровь, — сказал я ей, переводя взгляд с нее на наши соединенные руки. — Ежедневно в течение некоторого времени. Они собирали ее в эти пробирки. Я полагал, что ее используют для Восставших, но они перестали это делать за пару дней до твоего приезда.

— Возможно, Избет использовала её для Восставших, но я думаю, что она могла использовать её для Королевского благословения. — Она тоже уставилась на наши руки, и прошло долгое мгновение. — Она… они обращались с тобой так же, как и раньше?

Моя грудь горела, когда я поднял взгляд к ее лицу.

— Никто не трогал меня в этот раз. Не так.

Её покинул дрожащий вздох.

— Я рада это слышать, но ничего из того, что было сделано, не делает лучше. Не тогда, когда она держала тебя в этом месте. У тебя были следы укусов на ноге. Тебя морили голодом… — Прервав себя, она глубоко вдохнула. Когда поднялись ее глаза, я увидел, что серебристые нити эфира стали светиться. — Я знаю, что ты скажешь мне, что с тобой все в порядке. Что ты в порядке. И я знаю, что ты сильный. Ты самый сильный человек, которого я знаю, но они причинили тебе боль.

Она наклонилась и поцеловала костяшку пальца под кольцом. Ощущение ее губ отбило угрожающий холод.

— Однажды ты сказал мне, что я не всегда должна быть сильной, когда я с тобой. Что мне можно быть не в порядке, — сказала она, и мышцы моей шеи свело судорогой. — Ты сказал мне, что твой долг как моего мужа — убедиться, насколько я знаю, что мне не нужно притворяться. Так вот, мой долг как твоей жены — убедиться, что ты тоже это знаешь. Ты — мое убежище, Кас. Моя крыша, мои стены, мой фундамент. А я — твоя.

В горле образовался комок, и я уставился на картину окутанных туманом гор. Желание сказать ей, что со мной все в порядке, было. Именно так я поступил в последний раз, когда спрашивали родители или кто-то еще. Даже Киеран. Даже когда врать ему было бессмысленно. Я не хотел, чтобы кто-то из них волновался. Они и так потратили на это достаточно времени. И я не хотел перекладывать это на Поппи. Она и так уже достаточно натерпелась.

Но мне не нужно было притворяться с ней.

Больше нет.

С ней я был в безопасности.

— Было время, когда я боялся, что никогда не услышу, как ты произносишь мое имя, кроме как во сне. — Слова были тяжелыми и грубыми, но я заставил себя их произнести. — Я не боялся, что ты не придешь за мной. Я знал, что ты придешь. И это знание пугало меня до смерти, но все дело было во мраке камеры. Голод. Знание того, что в конце концов он настигнет меня, и я сломаюсь. Снова сломаюсь. Я даже не узнаю своего имени, чтобы понять, что это ты его произнесла. Так что, да, я не… — Я сглотнул. — Я не совсем в порядке, но скоро буду.

— Да, — прошептала она. — Будешь.

Мы оба ничего не говорили в течение нескольких долгих мгновений. Наконец, я посмотрел на нее, и все, что увидел, это преданность в ее глазах.

Получить такое? Это заставило мое чертово сердце заколотиться.

— Я не заслуживаю тебя.

— Перестань так говорить. Ты заслуживаешь.

— Правда, нет. — Я поднял наши руки, прижав поцелуй к макушке. — Но с этого момента я буду следить за тем, чтобы быть достойным.

— Тогда я позабочусь о том, чтобы ты понял, что уже достоин.

На губах мелькнула слабая ухмылка.

— Наверное, мне пора выходить из этой ванны. Киеран уже должен вернуться. — А мне нужно было кое-что ей сказать. Вещи, которые мне нужно было вспомнить.

— Вернулся. — Освободив руку, она потянулась за полотенцем, которое лежало рядом. — Он сказал мне через нотам. Всего пару минут назад. Думаю, они дают нам пространство.

— Должен признать, — схватившись за бортики ванны, я приподнялся. Вода стекала с меня, падая каплями — Я немного завидую этой штуке с нотамом.

— Да, что ж, у меня это есть, но у вас у всех есть клыки, особый слух, зрение и обоняние. — Она тоже поднялась, и мое внимание сразу же привлек подол рубашки и то, как он развевается вокруг бедер, едва прикрывая изгиб ее задницы. — Так что, думаю, будет справедливо, если у меня будет вот это.

Я перевел взгляд вверх.

— Держу пари, ты все еще разочарована тем, что не можешь ни во что переодеться.

— Действительно. — Она провела полотенцем по моим рукам, а затем по груди.

— Я и сам могу вытереться.

— Знаю, — сказала она, приглашая меня выйти из ванны. — Но сейчас я чувствую себя довольно полезной.

— Угу, — пробормотал я, наблюдая, как она проводит тряпкой по бедру и нижней части живота, где мышцы выделялись гораздо сильнее, чем следовало бы.

Мне нужно было больше этого рагу и много белка. Ее кровь поможет мне насытиться, но часть веса придется набирать по старинке.

Когда Поппи обошла вокруг меня, полотенце прошлось по моей спине, а затем ниже. И тут я перестал думать обо всех калориях, которые мне нужно потреблять.

Поппи вдруг оказалась передо мной на коленях, двигая слегка шершавым полотенцем по моей левой ноге. Ее голова… черт, она была прямо там. В дюймах от моего члена, и я никак не мог проигнорировать это. В горле пересохло. Она медленно провела полотенцем вверх, по внутренней стороне моей ноги. Она поднималась все выше и выше. Меня пронзила сильная дрожь предвкушения. Тыльная сторона ее руки коснулась моей груди, и все тело сжалось.

Она перешла на другую ногу, ее черты лица были совершенно безмятежны. Невинные. Как будто она понятия не имела, что сделало это прикосновение. Чушь. Она знала. Небольшой изгиб в уголке ее губ сказал мне об этом, когда она начала медленное, мучительное восхождение по моей ноге.

— Поппи, — предупредил я, прекрасно понимая, что если она продолжит, разговор будет последним, о чем я думаю. Черт, это уже быстро становилось таковым.

— Хм? — Она провела полотенцем по задней поверхности моего бедра.

— Я уверен, что ты не в курсе… — Я зажал челюсть, когда ее рука снова провела между моих ног.

— Не в курсе чего? — спросила она, ее дыхание ласкало плоть моего бедра.

— Того, что ты делаешь, — хрипло сказал я.

Сбросив полотенце, она положила руки по бокам обеих моих ног и посмотрела на меня сверху. Ну, не до конца. Взгляд Поппи не прошел дальше моего твердого члена. Ее взгляд. То, как разошлись ее губы. Ее раскрасневшиеся щеки. Все это не помогало мне следить за ходом моих мыслей.

— Я точно знаю, что делаю, — сказала она, проводя руками по бокам моих ног.

— И что именно ты делаешь?

— Показываю тебе, насколько ты достоин.

Я открыл рот, но она потянулась выше и прижалась губами к старому шраму на моем бедре. Клейму, которое никогда не исчезало.

Тот поцелуй.

Он разрушил меня.

И она не остановилась на этом. Эти мягкие губы провели дорожку по моему бедру. Я был твердым как камень, а она еще даже не коснулась меня. Не совсем. Такая реакция не имела ничего общего с отсутствием секса в последние несколько недель. Это было намного, намного дольше. Это пробивающее все нутро вожделение было связано только с ней.

Поппи отстранилась настолько, что я увидел румянец на ее носу и щеках, когда она обхватила пальцами основание моего члена. Задыхаясь от ее имени, я чуть не кончил прямо там.

Изумленные зелено-серебристые глаза встретились с моими, когда она провела рукой по моей длине.

— Я люблю тебя, Кас.

— Всегда? — Я выдохнул.

— И навечно. — Ее голос стал гуще, когда она медленно провела ладонью вдоль меня. — Потому что ты достоин.

Я задрожал, мои руки раскрылись и сомкнулись по бокам. На моем лбу выступили капельки пота, когда она снова провела ладонью по моей длине. Ее движения были медленными и осторожными. А ее рот… черт возьми. Ее горячее дыхание дразнило головку моего члена. Она еще даже не взяла меня в рот, но я уже чувствовал знакомое напряжение в основании позвоночника, глубокое напряжение.

— Я поверю всему, что ты сейчас скажешь.

Ее смех был легким, дразнящим головку моего члена.

— Поверь. Потому что, если бы это было не так? — Эта рука продолжала двигаться, медленно, уверенно и горячо. — Я бы не стояла перед тобой на коленях.

— Нет. Не стояла бы, — задыхался я, не в силах держать руки по бокам. Я коснулся ее щеки. Провел пальцами по ее шелковистым волосам. — Но это забавно.

— Что именно?

— Может, я и стою, но это я все еще преклоняюсь перед тобой.

Ее улыбка была широкой, а в уголках глаз появились морщинки. И, боги, эти улыбки… они были слишком редки. Слишком изысканными.

— Достоин, — прошептала она.

А потом взяла меня в рот.

Мой стон был грубым и эхом разнесся по маленькой комнате. Возможно, во всем чертовом здании. Мне было все равно. Весь мир сосредоточился на ощущении ее рта, на скольжении ее языка, когда она продолжала двигать рукой, обрабатывая меня с искусным совершенством.

Но я сохранял спокойствие. Я не дергал ее за волосы. Я не трахал ее рот. Я не…

Поппи взяла меня глубоко… глубже, чем я думал, и сосала. Мои бедра дергались. Моя рука крепко вцепилась в ее волосы. Я почти поднялся на кончики пальцев ног.

— В какой, черт возьми, главе дневника мисс Уиллы это было?

Ее смех был гулом, который едва не сломил меня, и я почувствовал, как учащается ее пульс и дыхание. Она наслаждалась этим, находя удовольствие в том, чтобы доставить удовольствие мне. И это было мощным афродизиаком. Мои бедра задвигались. Я не мог остановить себя. Моя рука опустилась на ее затылок. Голова откинулась назад, я задрожал. Ничто. Ничто по сравнению с ней. Я был близок, напряжение становилось все сильнее. Мои толчки стали менее поверхностными, менее нежными.

Застонав, я вырвался из ее рта. Ее рука на моем бедре напряглась, но я не оставил ей выбора. Я поднял ее на ноги и поднес свой рот к ее. Она почувствовала вкус фруктового напитка, который подавали вместе с тушеным мясом. Я поддержал ее, поднимая одолженную тунику.

— Ты должна гордиться мной, — сказал я, когда мы разошлись достаточно далеко, чтобы я смог стянуть рубашку через голову. — Я не порвал ее.

Ее смех был моим личным солнцем.

— Очень горжусь.

Я повел ее к кровати, представляя, как устроюсь между ее пухлыми бедрами и погружусь в нее, кружась в голове. Но Поппи положила руки мне на плечи и повернула меня.

Толкнув меня за задницу, а затем на спину, она забралась на кровать, поставив колени по обе стороны от моих бедер и усевшись на меня.

— Черт, — задыхался я, мое сердце колотилось.

Ее волосы упали вперед, скользнув по моей груди, и она потянулась между нами, нащупывая мой член. Я даже не знаю, что сказал, когда почувствовал ее влажное тепло на головке своего члена. Возможно, это была молитва. Мои руки легли на ее бедра, поддерживая ее, когда она начала опускаться, дюйм за дюймом, сладким, горячим дюймом. Я боялся, что все закончится еще до того, как она полностью сядет.

— Боги, — вздохнула она, напрягаясь, когда наши тела встретились. Ее пальцы впились в мою грудь. Мягкий женственный звук вырвался из ее уст, когда она медленно вынула член, оставив только кончик, и снова опустилась вниз.

Поппи продолжала захватывающие дух подъемы и спады, находя свой ритм и угол наклона. Ее спина изгибалась, когда она раскачивалась надо мной.

Мне нравился контроль. Я всегда был таким. Но с Поппи… наблюдать, как она находит свой путь, как она живет и любит без стыда? Ничто не было более сильным. Более сокрушительным. Я бы с радостью отказывался от контроля снова и снова ради этого — ради нее.

Но потом она начала действительно двигаться.

Быстрее. Сильнее. Я встретил ее движения, пальцы погрузились в плоть ее бедер. На ощупь она была скользкой и тугой, когда сжимала мой член. Ее вид — полная грудь, изгиб талии, складки на бедрах и вся эта раскрасневшаяся плоть, стал для меня гибельным.

Поппи обхватила мое левое запястье, притянув руку, на которой когда-то было кольцо, от бедра к груди — к сердцу. Ее пальцы сплелись с моими.

Я принадлежал ей.

Сердцем и душой.

Пока она скакала на мне все сильнее, я скользнул рукой к месту нашего соединения. Я нашел этот пучок нервов и надавил большим пальцем.

— О, боги, — вскрикнула она, и я почувствовал ее спазмы вокруг меня, когда она задрожала.

— Думаю, тебе это нравится. — Я застонал, когда она прижалась ко мне.

— Нравится, — задыхалась она. — Очень.

Ее стоны и мое рычание наполнили тускло освещенную комнату, присоединяясь к частым звукам сближения наших тел. Мои клыки пульсировали. Я хотел ее вены, но уже взял слишком много. Поэтому я сосредоточился на том, как она подходит мне, словно я был создан для нее. Как она двигалась по мне с дикой непринужденностью, всей любовью и доверием, которые она подарила мне. И всегда дарила.

Я хотел оставаться глубоко внутри нее часами — потерять себя в ней. Но она была во мне, под моей кожей, и обвилась вокруг моего сердца так же крепко, как вокруг моего члена.

Приподнявшись, она наклонилась вперед, заведя руку мне под голову. Она поднесла мой рот к своей груди. К твердому соску и двум колотым ранкам, которые я оставил ранее. Я закрыл рот над затвердевшим соском.

— Питайся, — прошептала она мне в макушку, ее бедра двигались. — Укуси. Пожалуйста.

Я не помню, какое из ее слов сломало мою сдержанность. Возможно, это было «пожалуйста». Мои губы разошлись, и я вонзил клыки в следы, которые оставил ранее. Она дернулась в моих руках, закричала, когда ее тело сжалось вокруг моего. Ее кровь попала мне на язык. Теплая. Густая. Древняя. Я жадно глотал и глубоко пил, вбирая ее в себя. Ее кровь была молнией в моих венах. Чистая сила, окутанная жасмином и кашемиром. То, как она обхватила мой член, стало моей погибелью. Приглушенное «Кас», вырвавшееся из ее губ. Ее кровь ударила в мое горло, в мое нутро. Все это вывело меня из равновесия.

По моему позвоночнику прокатилась мощная разрядка. Я сложил руки вокруг нее, прижав ее к своей груди, когда подался вверх, поднимая оба наших тела с кровати. Я высвободил свои клыки из ее плоти и нашел ее рот, целуя, пока не кончил. Разрядка уничтожила меня самым лучшим образом. Волна за волной, она казалась бесконечной, оставляя меня ошеломленным ее интенсивностью.

Всем тем, что я чувствовал к ней.

Прошло довольно много времени, прежде чем мой пульс замедлился. Я держал ее там, где хотел, на себе. В последующие тихие мгновения я кое-что понял. Мои пальцы замерли в ее волосах, когда я открыл глаза.

— Поппи?

— Да? — пробормотала она, прижавшись щекой к моей груди.

— Я не принимал эту траву, — сказал я ей, испытывая настоящий кавардак от противоречивых эмоций. — Ту, которая предотвращает беременность.

— Я так и поняла, — сказала она, зевая. — Я начала принимать меры предосторожности.

Мои брови взлетели вверх.

— Это тоже было в дневнике?

Поппи засмеялась.

— Нет. Я спросила Вонетту, — сказала она, поднимая голову. Я решил, что мне действительно нужно поблагодарить Нетту. — Она сказала мне, что нужно взять, поскольку маленький Кастил — это последнее, что нам нужно… по крайней мере, в данный момент.

Во мне забурлили эмоции, смесь холодного, жесткого ужаса и сладкого предвкушения.

— А как насчет маленькой Поппи? — Я зачесал ее волосы назад. — С темно-рыжими волосами, веснушками и серебристо-зелеными глазами?

— Мои глаза все еще такие?

— Да.

Она вздохнула.

— Я не знаю, почему они такие, но твой вопрос? Ты это серьезно?

— Всегда.

— Ты не всегда серьезен.

— Сейчас я серьезен.

— Я не знаю. То есть… да? — Она сморщила нос. — Однажды, далеко, далеко, далеко, далеко, далеко от этого момента. Да.

— Когда мы не будем в центре войны, например? — Я улыбнулся ей. — И я буду готов не быть в центре твоего внимания?

— Скорее, когда я буду уверена, что случайно не оставлю ребенка там, где не следовало бы.

Я усмехнулся, поднял голову и поцеловал ее.

— Позже.

— Позже, — согласилась она.

Опустив голову, я откинул ее волосы назад.

— Я хочу, чтобы ты питалась.

— Вероятно, тебе нужно питаться снова.

— Возможно, но я не поэтому хочу, чтобы ты питалась. Я не хочу, чтобы ты стала слабой, — сказал я ей. — Никогда, но особенно не тогда, когда мы находимся в центре Карсодонии.

Через мгновение она кивнула.

— Я посмотрю, захочет ли Киеран…

— Он захочет.

Поппи нахмурилась.

— Ты говоришь немного самоуверенно, ведь это не твоя кровь.

— Он захочет, — повторил я, думая, что она действительно не имеет ни малейшего представления о Киеране и о том, что он может или не может сделать для нее.

— Неважно, — пробормотала она, опуская подбородок мне на грудь. — Нам пора вставать. Нужно придумать план. Разобраться с Маликом. Придумать, как выбраться отсюда. Надеюсь, узнать что-нибудь о текущем состоянии Тони. Вернуться. Убить эту суку, — сказала она, и мои брови поднялись. — А потом мне нужно освободить отца. Я вроде как обещала Нектасу, что сделаю это. Ты мельком встречался с ним в форме дракена, — продолжила она с очередным зевком, и мои брови поднялись еще выше. — Мой отец должен быть в Карсодонии…

— Он в Вэйфере. — Тени, окружавшие одну из темных пустот в моем сознании, рассыпались. — Избет сказала, что он там.

Ее глаза расширились.

— Как ты…?

— После того, как ты сказала мне, что он был пещерным котом, я подговорил ее рассказать о нем. И ударил ножом в грудь. — При воспоминании я усмехнулся. — Не убил, но держу пари, было больно.

Поппи моргнула.

— Ты ударил ее ножом?

— Да, костью Жаждущего.

— Жаль, что я этого не видела. — Ее глаза снова расширились. — Я так сильно тебя люблю.

Я рассмеялся от полной неправильности этого.

— Возвращаемся к твоему отцу? Она сказала, что пещерный кот был там, где его всегда держали.

— Где его всегда держали, — пробормотала она, когда я провел большим пальцем по ее челюсти. — В покоях под Вэйфером, в главном зале. — Она внезапно наклонила голову и поцеловала меня. — Она сказала, что его нет в Вэйфере.

— Она солгала.

Поппи затрепетала.

— Спасибо.

— Не нужно меня благодарить. — Я поцеловал ее. — Ты думаешь, что сможешь найти его снова?

Подняв голову, она кивнула.

— Думаю, да, но снова попасть в Вэйфер…

— Мы разберемся, — заверил я ее. — И мы справимся с тем пугающим списком дел, о котором ты говорила. Вместе. Кроме убийства Избет. Ты хочешь этого? Она в твоем распоряжении, — сказал я, и она улыбнулась так, что должно было бы меня обеспокоить, но я только ожесточился.

— Кстати, мой список еще не закончен, — сказала она мне. — Есть еще кое-что. Вознесенные. Люди. Королевства. Твои родители.

Вспыхнул гнев. Она рассказала мне, что обо всем говорили мои мать и отец.

— Я действительно не хочу думать о них в данный момент.

Ее взгляд поднялся к моему.

— Я все еще очень зла на них, но они… они любят тебя. Они любят вас обоих. И я думаю, что именно эта любовь стала одной из причин, по которой они так и не сказали правду.

— Они облажались.

— Да, они облажались.

— По большому счету.

— Я знаю, но мы ничего не можем с этим поделать.

— Не будь логичной, — сказал я ей.

— Кто-то должен быть.

Потянувшись вниз, я сжал ее пухлую попку и был немедленно очарован тем, как серебристые искорки в ее глазах засветились в ответ.

— Это было немного грубо.

— Ты это переживешь.

— Возможно, — сказал я, обожая маленькую улыбку, которая появлялась, когда мы дразнили друг друга — нормальная ситуация. Боги, я бы никогда не принял это как должное. Мне не хотелось все разрушать. Но пришлось.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Если это о том, что твой член — подменыш, то я знаю, — сухо сказала она. — Я чувствую это.

Из меня вырвался удивленный смех.

— Веришь или нет, но это не так.

— Я потрясена. — Она снова зевнула, прижимаясь к моей груди. — В чем дело?

Я открыл рот, наблюдая за ней. Когда она моргнула, ее глаза медленно открылись и быстро закрылись. Она устала, и я сомневался, что она спала намного больше, чем я за последние несколько недель. Мало того, я взял много крови. Она должна была быть измотана.

Я взглянул на маленькое окно. За ним было темно. Даже если бы туман все еще был густым, мы бы никуда сегодня не поехали. Только не с Жаждущими на Вале. Время еще было.

Должно было быть.

Поппи нужно было поспать, а потом питаться. Это были две самые важные вещи. Даже важнее, чем рассказать ей о Миллисенте. И дело не в том, что я избегал рассказывать ей о Прислужнице. Я больше никогда не буду хранить от нее секреты, как бы сильно мне этого ни хотелось. Потому что я знал, что это может испортить ей жизнь, и поэтому ей нужно было отдохнуть и подкрепиться. Сила. Никому не нужно было узнавать такие новости полусонным и ослабленным.

— Что? — спросила Поппи, ее голос был едва выше шепота. — Что ты хотел мне сказать?

Я провел рукой по ее спине и по густым прядям ее волос. Я обхватил ее затылок, прижимая ее щеку к своей груди.

— Только то, что я люблю тебя, — сказал я, приподнявшись настолько, чтобы поцеловать ее в макушку. — Всем сердцем и душой, сегодня и завтра. Мне никогда не будет достаточно тебя.

— Ты говоришь это сейчас…

— Не через сто лет. — Я посмотрел на нее сверху вниз и увидел намек на мягкую улыбку. Прекрасную. Я мог бы питаться ее улыбками. Они были настолько драгоценны. Каждая из них — чертов подарок. Я мог бы существовать на ее смехе. Этот звук был настолько важен. Это меняет жизнь. — Ни через тысячу лет. Никогда. Хватит.

Она крепко обняла меня, а затем начала поднимать голову.

Я остановил ее.

— Я знаю. Нам нужно вставать, но просто… дай мне немного подержать тебя. Хорошо? Еще несколько мгновений.

Поппи сразу же расслабилась, как я и знал, что она расслабится после этой просьбы. И, как я и предполагал, когда ее глаза снова закрылись, больше они не открывались. Она заснула, а я… я смотрел на ее нос, на ее губы, гладил рукой ее волосы, когда из пустоты вырвались слова Миллисенты.

Она умрет в твоих объятиях.